Алессандро д’авения белая как молоко, красная как кровь

Алессандро Д’Авения Белая как молоко, красная как кровь

Сканирование — Х

«Белая как молоко, красная как кровь»:

РИПОЛ классик; М.; 2011; ISBN 978-5-386-02691-2

Перевод: И. Г. Константинова

Аннотация

Ему всего семнадцать. И он обожает её – собственную Беатриче. Её – красного как кровь, её – белую как молоко. Он грезит о том, что они постоянно будут совместно.

Он желает подарить ей вечность.

Он желает забрать её у вечности. Но всевышний, в которого он не верит, решает в противном случае…

Роман Алессандро Д’Авения – узкая, полная надежды и горечи, яркая и романтичная история о первой любви.

Алессандро Д’Авения Белая как молоко, красная как кровь

Моим родителям, каковые обучили меня наблюдать на небо, прочно стоя на ногах

Моим ученикам, каковые ежедневно учат меня оживать

Королевский наследник за обедом нечаянно порезал ножом палец, и кровь капнула в тарелку с творогом.

Наследник сообщил матери:

– Мама, мне хотелось бы встретить даму, белую как молоко и красную как кровь.

– Эх, сын мой, в случае если белая, то не красная, а вдруг красная, так не белая. Но поищи, может, и отыщешь.Алессандро д'авения белая как молоко, красная как кровь

«Любовь к трём апельсинам». Сборник «Итальянские сказки» под редакцией Итало Кальвино

У всякой вещи собственный цвет. У каждого эмоции также. Тишина – белого цвета.

Вот его-то и не выношу: у него нет границ.

Мы, итальянцы, время от времени говорим «совершил белую ночь», значит, бессонную, либо же – «выкинул белый флаг», и всем ясно: сдался; мы именуем белой обстановку, в то время, когда не удаётся заинтересовать дамы, либо же «даём белый лист», другими словами предоставляем полную свободу действий – карт-бланш.

Сообщу больше: белый цвет – это ничто, такое же ничто, как тишина. Без слов, без музыки жизнь безлюдна. Пребывать в тишине – то же самое, что пребывать в пустоте.

Я совсем не выношу одиночества и тишины, для меня тут нет отличия.

Начинает болеть где-то над желудком либо в нём самом, так и не разобрался, и боль эта вынуждает меня срочно оседлать мой «полтинник», мопед, целый помятый уже и без тормозов (в то время, когда наконец соберусь отремонтировать его?), и кружить по городу, заглядывая девчонкам в глаза, хотя убедиться, что не одинок. взглянуть на меня кто-нибудь, значит, я жив.

В действительности, отчего я таковой? Не совсем осознаю, что со мной творится. Мне весьма не хорошо, в то время, когда я один.

Мне необходимо… Ах, знал бы я, что мне необходимо. Вот досада! Но у меня имеется айпод.

Ну да, по причине того, что в то время, когда выходишь из дома и знаешь, что в школе тебя ожидает тоскливый, как пыльный асфальт, сутки, после этого неинтересный туннель из домашних заданий, собаки и родителей, а позже снова всё по кругу до конца жизни, – вот тогда лишь музыка и выручает тебя. Цепляешь на голову наушники и входишь в второе измерение. В обычного цвета эмоции. Желаешь влюбиться – вот он, мелодичный рок.

Необходимо подзарядиться – твёрдый, чистый металл.

А вздумал мастурбировать, включаешь рэп и различную другую жесть, по большей части ругательства. Вот так я и не остаюсь один, другими словами в белом цвете – в пустоте. Кое-кто однако образовывает мне компанию и раскрашивает мои дни.

Не то дабы я скучаю. Нет, я могу насочинить тысячи замыслов, придумать десять тысяч жажд, миллион планов, каковые хочется осуществить, могу нафантазировать миллиард различных идей. Но ничего не могу начать – ничего, по причине того, что ничто из всего этого никому не весьма интересно.

И тогда я говорю себе: Лео, кто, блин, заставляет тебя делать это? Кинь, радуйся тому, что у тебя имеется.

Жизнь у нас лишь одна, и в то время, когда она делается белой, мой компьютер – лучший метод её раскрасить. Я постоянно нахожу кого-нибудь, с кем возможно поболтать в чате (мой ник – Пират, как у Джонни Деппа). По причине того, что уж это-то я могу – слушать вторых.

Мне сходу прекрасно делается. Либо же беру собственный «полтинник» без тормозов и еду куда-нибудь просто так, без всякой цели. А вдруг с целью, то к Нику; и тогда он поёт своим низким голосом, а я сопровождаю на электрогитаре.

Когда-нибудь мы прославимся, у нас будет собственная несколько, и мы назовём её «Ватага». Ник говорит, что мне также следовало бы петь, по причине того, что у меня прекрасный голос, – но я не решаюсь. В то время, когда играешься на гитаре, поют пальцы, а они ни при каких обстоятельствах не краснеют. Никто не освистывает гитариста, певцу же, не редкость, достаётся…

В случае если Ник занят, вижусь с другими ребятами на остановке. Остановка – автобусная, та, что около школы, та, где любой влюблённый юноша информирует миру о собственной любви. В том месте неизменно кого-нибудь отыщешь, и девушки бывают.

Время от времени кроме того Беатриче приходит, и на эту остановку около школы я хожу из-за неё.

Необычное дело: утром в классе так тоскливо, а по окончании уроков с радостью видишься со всеми на остановке. Возможно, вследствие того что в том месте нет вампиров, другими словами преподавателей – этих кровопийц, каковые уходят к себе и запираются в собственных саркофагах в ожидании новых жертв, даже в том случае, если, в отличие от вампиров, орудуют днём.

Но в случае если на остановке у школы вижу Беатриче, то совсем другое дело. Глаза у неё зелёные, а взмахнёт ресницами, кажутся глубокими. Волосы огненно-рыжие, а распустит, и как будто бы заря перед тобой занимается. Мало сообщил, но правильно.

В кино таковой жанр ещё необходимо изобрести.

А вдруг сказать об запахах, то это запах песка в начале утра на пляже, в то время, когда он ещё безлюден и в собственности лишь морю. Цвет? Беатриче – огненно-красная. Как и любовь – красная.

Буря. Ураган, что уносит неизвестно куда. Землетрясение, которое крушит всё.

Вот что происходит со мной всегда, в то время, когда наблюдаю на Беатриче. Она про это ещё не знает, но пару дней назад сообщу ей.

Да, пару дней назад сообщу, что она – человек, созданный специально для меня, а я создан для неё. В этот самый момент уж некуда не убежишь. И в то время, когда она это осознает, всё будет превосходно, как в кино.

Необходимо лишь выбрать моменти привести в порядок волосы. По причине того, что дело в основном в них, я думаю. Разве лишь сама Беатриче попросит, постригусь.

А что если позже потеряю силу, как тот исторический персонаж? Нет, Пират неимеетвозможности постричься.

Лев без гривы – не лев. Не просто так же меня так кличут.

в один раз я видел документальный фильм о львах. Из чащи выходит таковой с огромной гривой, и проникновенный голос поясняет: «У владыки леса собственная корона». Вот и у меня такие же волосы – долгие и лохматые.

Так комфортно, в то время, когда они развеваются, как будто бы грива у льва. Так прекрасно, в то время, когда по большому счету возможно не причёсывать их, и они легко разлетаются во все стороны, словно бы мысли, что рождаются в твоей голове: то и дело взлетают и улетают. Я собственные мысли дарю всем, они как пузырьки в только что открытой банке кока-колы, каковые так превосходно шипят!

С волосами я большое количество чего могу надумать. Это правильно.

Как правильно да и то, что я сообщил.

Все определят меня по волосам. Другими словами, по крайней мере, другие юноши из школы, из отечественной ватаги, другие Пираты: Губка, Штанга, Чуб. Отец в этом смысле в далеком прошлом уже махнул на меня рукой.

Мама лишь совершает, что осуждает.

Бабушка, в то время, когда видит меня, чуть не умирает от сердечного приступа (но в то время, когда тебе девяносто, это самое малое, что может произойти).

Лишь отчего же им так тяжело принять мои волосы? Сперва тебе говорят: ты должен быть личностью, обязан самовыражаться, должен быть самим собой! Позже, в то время, когда пробуешь продемонстрировать им, что ты из себя воображаешь, твердят: у тебя нет индивидуальности, ты ведёшь себя, как все остальные.

Ну, что это за беседы, в действительности? Эх, кто их разберёт: либо будь самим собой, либо будь как все.

Тем более что их всё равняется нет ничего, что устраивает. А правда в том, что они питают зависть к, в особенности плешивые. В случае если облысею, наложу на себя руки.

Во всяком случае, если Беатриче не нравится, нужно будет постричься, действительно, ещё стоит поразмыслить. По причине того, что в этом может таиться и преимущество. Беатриче, либо ты обожаешь меня таким, какой я имеется, с этими долгими волосами, либо ничего не сделаешь, по причине того, что если не можем договориться о аналогичных мелочах, то как же будем жить совместно?

Любой должен быть самим собой и принимать другого таким, каков он имеется – так всё время говорят по телевидению, – в противном случае какая же это любовь?

Ну же, Беатриче, как ты не можешь этого осознать? Вот меня в тебе всё устраивает, так что у тебя сначала имеется фора. Всегда девушки в первых рядах.

И как это им удаётся – постоянно побеждать?

Если ты хороша, всю землю у твоих ног, выбирай кого желаешь, делай что желаешь, надевай что желаешь… не имеет значение, по причине того, что все около всё равняется восхищаются тобой. Везёт же людям!

А я вот, не редкость, сидел бы дома целыми днями и носа никуда не высовывал. Мне думается, я так некрасив, что забаррикадировался бы в помещении и не наблюдал бы в зеркало. Белый. Лицо белое.

Бесцветное.

Легко пытка. Но бывают дни, в то время, когда я также красного цвета. Ну, где тогда отыщешь ещё для того чтобы парня, как я? Надеваю подходящую футболку, приглаживаю джинсы с ширинкой ниже колен, и я – всевышний!

Зак Эфрон[1] лишь в секретари мне годится.

Иду по улице и могу первой же встречной девушке сообщить: «Послушай, красивая женщина, отправимся сейчас совместно, и тебе здорово повезёт. Будешь довольна, по причине того, что рядом со мной все начнут смотреть на тебя и сказать: и как это она, блин, сумела закадрить для того чтобы парня?! А подруги твои так от зависти».

Ах, какой же я всевышний! И какая у меня броская судьба. Ни на 60 секунд не останавливаюсь.

Не ходил бы в школу, точно уже стал бы кем-нибудь.

Быть может, не ходил бы я в школу, был бы спокойнее, прекраснее и известнее. Моя школа носит имя Горация[2] – персонажа из комикса «Мышонок». Классы нечистые, стенки обшарпанные, доски скорее серые, чем тёмные, а страны и континенты на географической карте в далеком прошлом выцвели и дрейфуют… Краска на стенах белая и коричневая, как будто бы трубочка с мороженым.

Что и сказать, в школе нет ничего приятного, разве что звонок по окончании уроков, что словно бы кричит: «Ты утратил ещё полдня в этих двухцветных стенках. Дуй скорее из этого!»

От школы в неспециализированном-то мало проку: лишь в уныние в том месте прихожу и погибаю от белых мыслей. Все думаю, куда иду, что делаю, сотворю ли в будущем что-нибудь хорошее, в случае если… Но, к счастью, школа – это парк развлечений, в котором полно людей совершенно верно в таком же положении, как и я. Мы с ребятами говорим обо всём на свете в этот самый момент же забываем, о чём говорили, по причине того, что всё равняется эти беседы ни к чему не приводят, и белые мысли ни к чему не ведут, белые мысли необходимо гнать.

В «Макдоналдсе», пахнущем «Макдоналдсом», уплетаю тёплые чипсы, а Ник помешивает соломкой колу в громадном стакане.

– Прекрати думать о белом.

Ник всё время это мне повторяет. Ник всегда прав. Не просто так он мой лучший приятель.

Он как Уилл Тёрнер[3] для Джека Воробья.

Мы попеременно выручаем друг другу жизнь как минимум раз в тридцать дней, по причине того, что для этого и необходимы приятели. Я сам выбираю собственных друзей. Да и то, что сам выбираешь их, – самое превосходное в дружбе, и тебе прекрасно, по причине того, что выбираешь как раз того, кого желаешь.

А вот друзей не выбирают.

Тут уж как будет необходимо, и довольно часто получается одна морока.

Ник получает образование классе «В» (а я – в классе «Д»), мы с ним играем в отечественной школьной футбольной команде – в «Пиратах». Два феномена. Ну, а в классе сталкиваешься другой раз с данной психопаткой – Электрой. Одно имя чего стоит.

Кое-какие люди собственных детей, давая им те либо иные имена. Меня кличут Лео, и моё имя мне идёт.

Повезло: по причине того, что оно заставляет думать о прекрасном, сильном человеке, что выходит из чащи, как будто бы царь, со своей гривой. Рычит. Либо по крайней мере пробует… Имя человека определяет его судьбу, к сожалению.

Например, ту же Электру – ну что это такое, в действительности?

Ни разрешить ни взять – силовой кабель! От одного имени уже током бьёт. Поэтому-то она и нервная такая.

А данный патентованный зануда – Джакомо по прозвищу Вонючка. Вот ещё одно имя, которое сулит неудачу! По причине того, что Леопарди[4] так как также так кликали, а он был горбун, не имел друзей да к тому же поэт.

Никто из нас не говорит с Джакомо.

От него воняет. И никто не решается сообщить ему про это. Я же с того времени, как влюбился в Беатриче, ежедневно принимаю душ и бреюсь раз в тридцать дней.

Так или иначе, в случае если Джакомо не моется, это его неприятности. Но мать-то должна была бы сообщить ему, что необходимо. Ну хорошо, я-то тут при чём?

Я же не могу спасти мир. С этим справится Человек-паук.

Отрыжка Ника возвращает меня на землю, и я смеюсь:

– Ты прав. Не нужно думать о белом…

Ник рукоплещет меня по плечу:

– на следующий день ты мне нужен с допингом! направляться поставить на место этих несчастных!

Сияю от восхищения: чего бы стоила школа, не будь в том месте футбольных состязаний?

«Не знаю, из-за чего я это сделал; не знаю, из-за чего мне понравилось это делать; и не знаю, из-за чего опять буду это делать» – моя жизненная философия сконцентрирована в этих броских словах Бэрта Симпсона[5], моего гида и единственного учителя. К примеру, сейчас учила философии и истории больна. Ну и что!

Придёт какая-нибудь вторая учила вместо неё – так называемая заменяющая.

И окажется простой неудачницей.

Ты не должен использовать это слово!

Грозно звучит требование мамы, но я однако употребляю это слово. В то время, когда хочется, не могу удержаться! А уж заменяющая учила – это по большому счету воплощение космического невезения.

Во-первых, по причине того, что она неудачница в квадрате, поскольку заменяет училу, которая сама по себе уже неудачница.

Во-вторых, по причине того, что трудится заменяющей. Ну, в действительности, что это за судьбу такая – всегда заменять заболевшего?

Выходит, ты не только сама неудачница, но ещё и вторым приносишь несчастье. Неудачница в кубе. Неудача фиолетового цвета, по причине того, что фиолетовый – цвет покойников.

Вот мы и ожидали, что на данный момент на пороге покажется заменяющая учила, некрасивая, как смерть, в собственном неизменном фиолетовом костюме, и планировали закидать её намоченными слюной бумажными шариками, которыми с убийственной меткостью стреляем из стержней от шариковых ручек.

Но в класс вошёл юный человек. рубашка и Пиджак. Спокойный. Глаза через чур тёмные, на мой взор. И очки на чересчур долгом носу также чёрные.

И портфель набит книгами.

Довольно часто повторяет, что обожает тех, кто обучается. Ну вот, лишь этого нам не хватало – человека, что верит в нас. Это самые нехорошие училы! Имени его не помню. Он назвал себя, но я сейчас говорил с Сильвией.

Сильвия – одна из тех, с кем говоришь обо всём на свете.

Я очень расположен к ней и часто приобнимаю. Но делаю это лишь вследствие того что ей приятно, и мне также. Но Сильвия – не мой тип.

Другими словами она девчонка что нужно: с ней можешь сказать о чём угодно, и она может слушать и рекомендовать. Но ей не достаточно одной подробности – волшебства, очарования. Того, что отличает Беатриче.

У неё не огненно-рыжие, как у Беатриче, волосы.

Беатриче лишь взглянет, и уже начинаешь грезить. Беатриче красного цвета. Сильвия – голубого, как все настоящие приятели.

А заменяющий учила – всего лишь тёмная точечка в этом непоправимо белом дне.

Вот так как не везёт, так не везёт! Легко жуть какая-то!

У него тёмные волосы. Тёмные очки. Тёмная куртка. Меньше, похож на Чёрного Лорда из «Звёздных войн».

Недостаёт лишь убийственного дыхания, дабы умертвлять коллег и учеников.

Он не знает, что делать, по причине того, что ему ничего не растолковали, а мобильник училы Арджентьери отключён. Арджентьери кроме того обращаться с ним не может. Телефон ей подарили дети.

Он кроме того фотографирует. Но она ничего не осознаёт. И звонит по нему лишь мужу. Да, по причине того, что супруг Арджентьери весьма болен. У него, бедняги, опухоль! Как же большое количество народу подхватывает эту заболевание. В случае если опухла печень, то это, вычисляй, финиш.

Легко беда.

И супруг её подхватил как раз опухоль печени.

Арджентьери ни при каких обстоятельствах нам про это не сказала. Мы определили о болезни её мужа от Николози, училы физкультуры. Линия забери, как же не повезло Арджентьери!

До смерти неинтересная и педантичная, она зациклилась на одной фразе, которую без финиша твердит нам: в одну реку нельзя войти два раза, – а по мне это и без того светло, как божий сутки… Но мне жаль её, в то время, когда она посматривает на мобильник: не звонил ли супруг.

Так или иначе, заменяющий учила пробует совершить урок, но, как и всем заменяющим, ему это не удаётся, по причине того, что никто, очевидно, не собирается его слушать. Более того, это хороший случай пошутить и посмеяться за спиной над взрослым, к тому же неудачником. В какой-то момент поднимаю руку и на полном серьёзе задаю вопросы:

– Из-за чего выбрали эту профессию…

Делаю паузу и тихо додаю:

–…неудачника?

Все смеются. Он не смущается:

– Из-за моего дедушки.

Это уже что-то новенькое.

– В то время, когда мне было десять лет, дед поведал мне одну сказку из «Тысячи и одной ночи».

Класс затихает.

– Ну а сейчас поболтаем о расцвете Каролингов.

Класс наблюдает на меня. Я начал, мне и продолжать. Они правы. Я – их храбрец.

– Преподаватель, простите, но сказка из «Тысячи и…», меньше, что это за сказка?

Кое-кто смеётся. Наступает тишина. Напряжённая, как в вестерне. Учила внимательно наблюдает мне в глаза.

– Я думал, тебе неинтересно, как становятся неудачниками…

Тишина. очевидно проигрываю дуэль. Не знаю, что сообщить.

– И правда – нам не весьма интересно.

А в действительности мне весьма интересно. Желаю осознать, из-за чего внезапно человек грезит стать неудачником, а позже ещё и осуществляет собственную мечту и, наверное, очень доволен. Парни наблюдают на меня косо.

Кроме того Сильвия не поддерживает.

– Поведайте, преподаватель, – говорит она, – нам весьма интересно. Покинутый кроме того Сильвией, тону в белом цвете, а учила тем временем, глядя на меня как будто бы зачарованный, начинает:

– Бедняк Мохаммед Аль Магреби жил в Каире, в домике с маленьким садом, где около фонтана росло фиговое дерево. в один раз он уснул, и приснился ему сон: какой-то мокрый, хромой человек добывает изо рта золотую монету и говорит ему: «Твоя успех в Персии, в Исфахане… В том месте отыщешь сокровище… Иди!» Мохаммед проснулся и сходу отправился в путь. Преодолев тысячу опасностей, смертельно усталый, добрался он до Исфахана, и в том месте, в то время, когда искал себе еды, его приняли за вора.

Избили до полусмерти бамбуковыми палками, а позже основной страж внезапно задаёт вопросы его: «Кто ты таковой, откуда пришёл и что тебе тут нужно?» Мухаммед сообщил ему правду: «Мне приснился хромоногий человек, что приказал прийти ко мне, по причине того, что тут я отыщу сокровище. Ничего себе сокровище – палочные побои!» Основной страж засмеялся и сообщил: «Дурак ты! Веришь таким снам?

Я вот трижды видел одинаковый сон: маленькой домик в Каире, рядом сад, фонтан и фиговое дерево, а под ним зарыто огромное сокровище! Но и не поразмыслил отправиться в том направлении! Иди из этого, наивная душа!» Мохаммед возвратился к себе и, покопав под фонтаном в собственном саду, отыскал сокровище!

Он поведал это ясно, с должными паузами, как актёр. В классе стояла тишина, зрачки у ребят расширились, как у Чуба, в то время, когда тот курит марихуану: нехорошей показатель. Нам ещё лишь сказочника заменяющего не хватало. В то время, когда он закончил, я засмеялся:

– И всё?

Заменяющий учила поднимается, молчит некое время и усаживается на кафедру.

– И всё. Мой дед в тот сутки растолковал мне, чем мы отличаемся от животных. Они делают лишь то, что им велит природа. Мы же, наоборот, свободны.

Это самый громадный дар, что у нас имеется.

Благодаря свободе мы можем изменяться, становиться вторыми, а не оставаться такими, какие конкретно имеется. Свобода разрешает нам грезить, а грезы – кровеносная совокупность судьбы, даже в том случае, если часто приходится проделывать продолжительный путь и терпеть палочные удары. «Ни при каких обстоятельствах не отказывайся от своих мечтаний! – так сообщил мне мой дед. – Не опасайся грезить, даже в том случае, если другие будут смеяться над тобой. В противном случае не сумеешь стать самим собой».

И я до сих пор не забываю, как горели его глаза, в то время, когда он произносил эти слова.

Все молчат, с восторгом глядя на него, – а меня злит, что данный тип внезапно был в центре внимания: так как это я должен быть главным на уроках, каковые ведут заменяющие училы.

– Какое это имеет отношение к философии и преподаванию истории, преподаватель?

Он наблюдает на меня пристально.

– История – это громадный котёл, в котором умещается всё, что совершили люди, ставшие великими, по причине того, что нашли мужество осуществить собственные грезы, а философия – это тишина, в которой такие грезы рождаются. Кроме того в случае если время от времени, к сожалению, мечтания эти выясняются кошмарами, в особенности для тех, кто поплатился за них. В случае если грезы рождаются не от тишины, то преобразовываются в кошмары.

История вместе с философией, мастерством, музыкой, литературой – лучший метод выяснить, что собой воображает человек.

Александр Великий, Август, Данте, Микеланджело… все, кто ставил на карту собственную свободу и, поменяв самих себя, поменял историю. В этом классе, быть может, обучаются будущий Данте либо Микеланджело… Таким человеком в полной мере можешь быть и ты!

Глаза училы сверкают, в то время, когда он говорит о подвигах обычных людей, ставших великими благодаря своим мечтам, собственной свободе, – и это потрясает меня. Но ещё больше поражает, что я слушаю этого дурака.

– Лишь в то время, когда человек верит в то, что существует что-то за пределами его возможностей – а это и имеется мечта, – человечество делает ход вперёд, и это разрешает ему верить в себя.

Хорошо сообщено, но мне думается, такие слова обожают сказать все юные училы-мечтатели. Желал бы я взглянуть, что станет с ним и его мечтами через год! Вот из-за чего я и прозвал его Мечтателем.

Замечательно грезить, замечательно верить в мечты.

– Преподаватель, мне всё это думается безлюдной болтовнёй.

Я желал осознать, говорит ли он всерьёз либо лишь придумал себе некоторый особенный мир, дабы скрыть собственную неудачную судьбу. Мечтатель взглянул мне в глаза и, помолчав мало, задал вопрос:

– Чего ты опасаешься?

В этот самый момент звонок прервал мои мысли, ставшие неожиданно негромкими и белыми.

Я ничего не опасаюсь. Получаю образование третьем классе лицея. Классического[6]. Так захотели родители. Я о нём и не думал.

Мама окончила хороший. Отец окончил хороший. Бабушка – по большому счету сама классика.

В том месте не обучался лишь отечественный пёс.

Хороший лицей раскрепощает твой ум, открывает перед тобой горизонты, учит мыслить, делает тебя эластичным…

И морочит тебе голову с утра до ночи.

Как раз так. Нет ни мельчайшего смысла получать образование таковой школе. По крайней мере, училы ни разу не растолковывали мне, для чего это необходимо.

Первый сутки занятий в лицее: представляемся, входим в строение и знакомимся с училами. Собственного рода прогулка по зоопарку: училы – некоторый защищаемый вид, что, возможно, в итоге вымрет совсем…

Позже нам предлагают пара начальных вступительных тестов, дабы выяснить уровень отечественной подготовки. И по окончании для того чтобы тёплого приёма… выясняешься в аду, где от тебя остаются только пыль и тень. Задания, объяснения, опросы, каких я ни при каких обстоятельствах и не знал.

В школея занимался самое большее полчаса в сутки, а позже игрался в футбол везде, где лишь возможно вообразить футбольное поле, – от коридора в доме до парковки около него.

И на худой конец оставался футбол на игровой приставке.

В лицее всё выяснилось в противном случае. Если ты желал перейти в следующий класс, следовало трудиться. Но я всё равняется мало занимался, по причине того, что так как по-настоящему что-то делаешь, лишь в то время, когда желаешь это делать.

И ни разу ни один учила не убедил меня, что стоит обучаться.

И в случае если этого неимеетвозможности сделать человек, отдающий обучению всю жизнь, – так с какой стати я обязан стараться?

Я открыл блог Мечтателя. Да, у философии и преподавателя истории, у этого заменяющего училы имеется блог, и мне стало любопытно, что же такое он пишет в том месте. Училы так как не живут настоящей судьбой вне школы.

Вне школы они просто не существуют. Исходя из этого мне захотелось взглянуть, что же говорит человек, что неимеетвозможности сказать ни о чём. И он сказал о фильме «Ускользающая красота»[7], что взглянул всевышний знает какое количество раз.

Сказал, что, как и киногерой, также весьма обожает преподавание.

Сказал, что данный фильм открыл ему его назначение на данной Почва. А позже продолжал такими таинственными, но прекрасными словами: «Искать красоту везде, где лишь возможно отыскать, и дарить её тем, кто рядом с тобой. Для этого и живу на свете».

Необходимо признать, что учила Мечтатель из тех, кто может сказать. Уже по этим двум фразам видно, что он осознал суть собственной жизни. Само собой разумеется, ему тридцать лет, чего же тут удивляться, что осознал.

Но не всегда люди смогут сообщить об этом так светло. В моём возрасте у него появилась мечта.

Он заметил цель и достиг её.

Мне шестнадцать лет, и у меня нет особенных мечтаний, не считая ночных мечт, каковые наутро уже ни при каких обстоятельствах и не помню. Эрика-которая-пишется-через-Каппу[8] уверен в том, что сны зависят от реинкарнации, от того, кем мы были в прошедшей судьбе. Наподобие того футболиста, что говорит, что в прошлой судьбе был уткой и это, быть может, помогло ему в его футбольной карьере.

Эрика-которая-пишется-через-Каппу уверяет, словно бы была жасмином. Вот из-за чего она неизменно так благоухает. Мне нравятся духи Эрики-которая-пишется-через-Каппу.

Я не верю в реинкарнацию, не верю, что был кем-то в какой-то второй жизни. Но если бы мне предстояло выбрать, я предпочёл бы появляться не растением, а животным – львом, тигром, скорпионом… Само собой разумеется, реинкарнация это неприятность, но через чур сложная, дабы на данный момент думать о ней, – и позже, я не припоминаю себя львом, хоть у меня и осталась грива, а львиную мощь я легко весьма кроме того прекрасно чувствую всем своим существом.

Вот из-за чего, возможно, я однако был львом, и исходя из этого меня кличут Лео, что по-латыни значит «лев». Leo Rugens: «лев рычащий».

Так или иначе, на данный момент я в третьем классе хорошего лицея. Без особенных осложнений сдал экзамены за первый и второй, действительно, в первом у меня была переэкзаменовка по греческому и математике, а во втором лишь по греческому. Данный язык – такая школьная хрень. Неприятная и нужная только для работы желудка, другими словами заниматься ею возможно лишь в сутки опроса…

Но виновата была Массарони. Самая дотошная и бессердечная учила в школе. Носит шубу из собачьей шкуры – всегда лишь в ней ходит.

У неё два метода наряжаться: шуба на собачьем меху зимний период, в осеннюю пору и весной, а летом – шуба на летнем собачьем меху.

И когда Массарони может так жить? Возможно, была собакой в прошедшей судьбе? Мне нравится придумывать прошлые судьбы людям, это оказывает помощь осознать их темперамент.

Беатриче, к примеру, была в собственной прошедшей жизни звездой. Да, по причине того, что звёзды ослепительно сияют, в то время, когда наблюдаешь на них издали, с расстояния в миллионы световых лет. Звезда – это сгусток раскалённой и яркой красной материи.

И Беатриче как раз такая.

Наблюдаешь на неё с расстояния сто метров, и она так и сияет собственными огненными волосами. Кто знает, смогу ли я когда-нибудь поцеловать её. Кстати, не так долго осталось ждать её сутки рождения.

Может, пригласит на праздник? Сейчас по окончании школы отправлюсь на остановку у школы и замечу Беатриче. Она подобна красному вину – опьяняет.

Я обожаю Беатриче.

В то время, когда по окончании уроков у тебя игра, больше ни на что времени не остаётся. Необходимо в мыслях готовиться к грядущему состязанию и нормально пережить это беспокойство. на данный момент принципиально важно каждое перемещение, и каждое перемещение должно быть правильным.

Больше всего обожаю надевать гетры, каковые хорошо облегают ногу и похожи на древние доспехи, на ножные латы средневековых рыцарей.

Сейчас отечественный соперник – второй «В». Папенькины сынки. Мы должны сделать их. Пираты против замухрышек.

Финал понятен, но число павших пока не известно. Мы уложим как возможно больше. С подлинным удовольствием чувствую всем своим телом синтетическую траву на поле третьего поколения.

И вот мы блистаем этим осенним, но ещё тёплым днём в отечественных красных футболках с черепом на груди и надписью «Пираты». Мы тут все: Ник, Чуб, Губка и Штанга; последний не просто вратарь, а настоящая бронированная дверь. Мы держимся превосходно. А те – прыщавые парни, и на парней-то не походят, легко недотёпы какие-то.

Они кроме того осознать опоздали, с кем имеют дело, как мы уже забили им два гола.

Первый мяч послал в ворота Ник, а второй – я. Мы с ним настоящие пираты штрафной площадки. Любой из нас кроме того с закрытыми глазами постоянно знает, где находится второй, всё ощущает спиной к пояснице, как брат брата. Ликуя по окончании собственного успешного удара, подмечаю Сильвию, которая сидит на краю поля вместе с подругами. Тут Эрика-которая-пишется-через-Каппу, Электра, Штанга, Эли, Барби и Франческа. Все о чём-то болтают.

Как неизменно. Игра нисколько не интересует девчонок.

Лишь Сильвия хлопает в ладоши моему голу. И я шлю ей воздушный поцелуй, как делают великие футболисты, в то время, когда благодарят публику. Когда-нибудь Беатриче отправит мне с трибуны таковой поцелуй.

Я посвящу ей мой самый прекрасный гол и подбегу к зрителям, дабы все заметили мою футболку с надписью I belong to Beatrice[9].

Погиб супруг Арджентьери. Мы её больше не заметим: она решила преждевременно покинуть школу. Арджентьери убита.

Само собой разумеется, рядом дети, но супруг оставался смыслом её жизни, по причине того, что его в далеком прошлом уже прекратили составлять философия и история.

Сейчас с нами будет Мечтатель. Замещающие преподаватели определённо накликают беду… только бы взять работу, вынуждают умирать мужей несчастных преподавательниц.

Не смотря ни на что, мы должны пойти на похороны мужа Арджентьери, а я понятия не имею, как всё это происходит. Не знаю, как одеться. Сильвия, единственная дама, которой я доверяю в вопросах стиля, говорит, что мне направляться надеть что-нибудь чёрное, наподобие синей футболки либо рубахи.

И джинсы подойдут, потому, что штанов у меня нет. В церкви полно школьного народа.

Сажусь на последнюю скамейку, по причине того, что не знаю кроме того, в то время, когда необходимо находиться, а в то время, когда сидеть. И позже – что делать, в случае если встречу училу? Что говорят в таких случаях?

Слово соболезнование – так произносится? – думается мне каким-то неотёсанным. Лучше остаться в тени, смешиваюсь с толпой: невидимый и незаметный.

Панихиду помогает священник, он же мой учила религии: Гэндальф, худой, низенький. Из-за миллиона небольших, подвижных морщинок на лице все в школе кличут его Гэндальфом, как колдуна из «Властелина колец».

На первой скамейке сидит учила Арджентьери, тёмная снаружи, белая в. Утирает платочком слёзы, рядом её дети. Мужчина лет женщина и сорока мало моложе, весьма кроме того ничего.

Дети училы – это вечная тайная, по причине того, что ни при каких обстоятельствах так как не знаешь, обычные ли у учил дети: их же обучают с утра до вечера! Должно быть, это легко несчастье…

Но Арджентьери плачет, и это мне не нравится. Под конец – и не специально же – вижусь с ней взором; она наблюдает, и мне думается, чего-то ожидает. Я радуюсь ей.

Это единственное, что приходит мне в голову. Она опускает глаза и выходит следом за древесным гробом. Я в действительности какой-то пират.

Могу только радоваться, стоя перед дамой, у которой скончался супруг. Ощущаю себя виноватым. Возможно, я должен был что-то сообщить.

Но разве я виноват, что в некоторых случаях не знаю, как себя вести?

Возвратившись к себе, ни за что не могу взяться. Хочется побыть одному, но не выношу белого цвета. Включаю музыку и выхожу в Интернет.

Говорим с Ником о похоронах.

Где-то на данный момент супруг Арджентьери.

Уже случилась реинкарнация?

Остался лишь прах?

Страдает?

Надеюсь, что нет, по причине того, что столько уже настрадался. Ник этого не знает. Он считает, что по окончании смерти что-то имеется.

Но вовсе не желал бы превратиться в муху. Весьма интересно, а из-за чего как раз в муху? Он растолковывает: оттого, что дома ему все всегда твердят, что он надоел, как муха.

Кстати, другими словами, само собой разумеется, не совсем кстати, в общем, необходимо не забыть о дне рождения Беатриче. Вот и отправлю ей на данный момент эсэмэску: «Здравствуй, Беатриче, это я, Лео, ну, из первого „Д, с долгими волосами. Не так долго осталось ждать твой сутки рождения. Что думаешь делать? До скорого, Лео §:-)».

Не отвечает. Я расстроился. Вот снова был в дураках.

И что сейчас думает Беатриче? Всё тот же недоумок, что опять шлёт сообщение? Это её молчание действует на меня, как появление маляра, что желает окрасить стенки в белый цвет, замазав имя Беатриче густым слоем краски. Мучительная боль, одиночество и страх исходят из моего немого мобильника, клещами разрывая у меня всё в…

Сперва похороны, позже молчание Беатриче. Две белые ставни закрываются, и к тому же на этом убийственном белом фоне написано: «Парковка запрещена». Закрываются, и ты обязан отойти.

И думать нечего. Но как это сделать?

Звоню Сильвии. Говорим два часа. Она осознаёт, что мне весьма нужен кто-то рядом, и говорит об этом. Она с полуслова осознаёт меня, кроме того в то время, когда говорю совсем о втором.

Сильвия, возможно, была ангелом в прошлой судьбе.

Всё хватает на лету, и похоже, ангелы как раз такие, в противном случае у них не было бы крыльев. По крайней мере, так говорит Монашка (также из отечественного класса, Анна, ревностная католичка): «У каждого человека неизменно рядом его ангел-хранитель. Поведай ему, что с тобой происходит, и он всё осознает».

Не верю в это.

Но верю, что Сильвия – мой ангел-хранитель. Мне делается легче. Она раскрыла обе ставни.

Мы хотим друг другу спокойной ночи, и я мирно засыпаю, по причине того, что постоянно могу поболтать с ней. Надеюсь, Сильвия будет неизменно, кроме того в то время, когда мы станем взрослыми. Но обожаю я Беатриче.

Перед тем как уснуть, наблюдаю на мобильник. Сообщение! Возможно, ответ Беатриче: я спасён. «Не можешь уснуть, звони.

С.». Как бы мне хотелось, дабы вместо С. в конце стояло Б…

Дайте мне мопед, хотя бы «полтинник», и я переверну мир. Ну да, по причине того, что в случае если приходишь на остановку у школы и видишь в том месте Беатриче с приятелями, то уже ничего лучшего на свете быть неимеетвозможности. У меня не достаточно смелости остановиться, внезапно она сообщит при всех, что не желает больше приобретать мои дурные сообщения.

Исходя из этого я лишь прохожу мимо со собственными выбивающимися из-под шлема волосами и, как будто бы стрелу Купидона, мечу в неё взор, что подмечает лишь она.

Этого достаточно, дабы я взял неординарный заряд. Да, по причине того, что без этого заряда я в итоге оказываюсь на порносайтах и мастурбирую. А позже ощущаю себя совсем подавленным, и приходится звонить Сильвии.

Ну, а потому, что сообщить ей правду не могу, приходится сказать о втором.

Но разве возможно по большому счету с кем-нибудь поболтать об этом?

Прекрасно ещё, что звезда с золотистыми лучами обернулась и взглянуть на меня. Она знает, что это я отправил ей записку, и своим взором подтверждает тот факт, что моё существование на свете имеет какой-то суть. Я спасён!

И потому лечу на своём мопеде по забитым автомобилями улицам так, как будто бы они безлюдны. Целый воздушное пространство на свете ласкает моё лицо, и я вдыхаю его, как вдыхают воздушное пространство свободы. Пою «О тебе моя первая идея, чуть утро разбудит меня», и, в то время, когда в действительности просыпаюсь, выясняется, что уже стемнело.

Я зря блуждал на своём ковре-самолёте, совсем позабыв о времени. В то время, когда человек влюблён, время должно прекратить собственное существование. Но существует моя мать, она не влюблена в Беатриче и в бешенстве от того, что не знала, куда я подевался. Ну что я тут могу сделать?

Это любовь.

Таковы эти броские мгновения судьбы: у них нет часов. Но возможно выяснить, что думает твоя голова? Взрослые не помнят, каково это – души не.

Какой суть растолковывать кому-либо то, что он уже позабыл?

Какой суть обрисовывать цвет слепому? Мама не осознаёт к тому же желает, дабы я ежедневно выводил Терминатора писать.

Терминатор – это отечественная старая такса. Ест, волочит собственный полутораметровый пузо и производит из себя миллионы литров жидкости. Вывожу её писать, лишь если не хочется делать уроки, и тогда разрешаю ей писать два часа, а сам тем временем гуляю, разглядывая девушек и витрины. Кто знает, для чего люди берут псов?

Возможно, дабы обеспечить рабочими местами прислугу – приезжающих с Филиппин девушек, которым приходится выводить их писать.

В парке полно собак и филиппинок. Но в случае если в доме нет прислуги-филиппинки, то отдуваюсь, очевидно, я. Так или иначе, животные всего лишь статисты. Терминатор, не считая как писать, больше ничего не может: собачья судьба.

Не могу уснуть. Я влюблён, а в то время, когда влюблён, это самое малое, что может произойти с тобой. Кроме того самая тёмная ночь делается яркой и красочной.

В голове теснится такое множество всяких мыслей, и тебе хочется обдумать всё сходу, и сердце никак неимеетвозможности утихомириться.

И вот ещё что необычно: всё около внезапно представляется красивым. Живёшь себе как в большинстве случаев, как неизменно, в окружении всё тех же вещей и той же скуки. А в то время, когда влюбляешься, эта же самая жизнь делается огромной и как будто бы преображается.

Только поразмыслишь, что живёшь на одной почва с Беатриче, как уж не имеет никакого значения ни твой нехороший ответ на уроке, ни проколотое колесо мопеда, ни захотевший писать Терминатор, ни зонт, которого не выяснилось, в то время, когда отправился ливень. Нет ничего, что имеет никакого значения, по причине того, что осознаёшь: всё это пройдёт, а любовь – нет. Твоя красная звезда всё время горит.

Существует Беатриче, и огромная любовь в твоей душе заставляет тебя грезить, и никто не в силах забрать её у тебя, по причине того, что любовь находится в том месте, куда никто неимеетвозможности пробраться. Не знаю, как обрисовать любовь: надеюсь, она ни при каких обстоятельствах не пройдёт.

Так я и уснул, благодаря данной надежде в сердце. В то время, когда имеется Беатриче, жизнь ежедневно предстаёт обновлённой. Это любовь делает её таковой. Как правильно всё, что я сообщил: прекрасно бы запомнить. В противном случае так как забываю уйму серьёзных вещей, каковые открываю для себя. Другими словами осознаю, что они смогут мне понадобиться в будущем, но забываю, как и взрослые. И в этом обстоятельство как минимум половины всех несчастий в мире.

В моё время аналогичных неприятностей по большому счету не существовало.

Вот как раз. В твоё время!

Может, в случае если запишу где-нибудь то, что открываю для себя, не забуду и не повторю тех же неточностей. У меня нехорошая память. Виноваты родители: у них бракованная ДНК.

Имеется лишь одна вещь, о которой не забываю: на следующий день у нас игра.

Это неверно. Имеется ещё кое-что, о чём я не забыл: Беатриче не ответила на моё послание. И у меня нет никакой надежды.

Накройте меня белой простынёй, как мумию.

Гэндальф – не человек, а ветер; думается, в любую 60 секунд может улететь, как воздушный шарик, и нечайно задаёшься вопросом, как ему удаётся держать в узде орды лицейских дикарей. Он, но, постоянно улыбается. Его ухмылками устланы мраморные полы во всей школе.

Встречаешь его, и он радуется, кроме того в то время, когда входит в школу, в отличие от вторых учил. Думается время от времени, словно бы эта ухмылка не его личная.

Входит в класс, радуется и молчит. Позже пишет на доске какую-нибудь фразу, и мы все ожидаем этого момента. Сейчас, начав урок, он написал: «В том месте, где таится твоё сокровище, окажется и твоё сердце»

Начинается простая игра.

– Иованотти!

– Отсутствует.

– Макс Пеццали?

– Отсутствует.

– Элиза?

– Отсутствует. Уже давно…

– Баттисти?

– Отсутствует.

– Я тут!

Раскинув руки и предвкушая успех, с задней парты кричу:

– Дядюшка Гусь!

Класс смеётся.

Гэндальф также радуется. Наблюдает на нас, позже говорит:

– Христос.

– Тут всегда какой-то обман, – говорю я. – Вы никак не имеете возможность обойтись без Христа.

– Ты думаешь, я носил бы эту одежду, если бы имел возможность обойтись без Него?

– Но что свидетельствует эта фраза?

Радуется.

– А вы как думаете?

– Так сердце Голлума в собственности «сокровищу»: он неизменно о нём говорит и ни о чём втором больше не думает, – отвечает Монашка. В большинстве случаев она немногословна, но в случае если открывает рот, то изрекает только весьма глубокие мысли.

– Не знаю, кто таковой данный Голлум, но, раз это говоришь ты, верю.

Гэндальф не знает, кто таковой Голлум[10]; это думается немыслимым, но это так. Позже продолжает:

– Это указывает, что в то время, когда нам представляется, словно бы мы ни о чём не думаем, в действительности думаем о том, что нам ближе всего, что у нас на сердце. Любовь – это собственного рода сила гравитации, такая же невидимая и общая, как и физическая. Отечественное сердце, отечественные глаза, отечественные слова, притом что кроме того не подмечаем этого, неизбежно оказываются в итоге в том месте, где находится то, что любим.

Оно попадает в том направлении совершенно верно так же, как яблоко, которое падает с дерева, благодаря силе гравитации.

– А вдруг мы ничего не любим?

– Это исключено. Можешь себе представить Почву без силы гравитации? Либо космическое пространство без силы гравитации?

Тогда всё на свете без конца сталкивалось бы, как машинки в луна-парке. Кроме того тот, кто думает, словно бы ничего не обожает, в действительности что-нибудь да обожает.

И его мысли сами собой, кроме того без его ведома, направлены к тому, что он обожает. Дело не в том, любим мы либо нет, а в том, ЧТО любим. Люди неизменно что-нибудь обожают – красоту, ум, деньги, здоровье, всевышнего…

– Как возможно обожать всевышнего, к которому кроме того не притронешься?

– К всевышнему возможно притронуться.

– Где?

– К Его телу, на протяжении причастия.

– Но, преподаватель, это так как лишь так говорится… Образное выражение…

– А вы думаете, словно бы я стану рисковать судьбой для образного выражения? Вот ты, Лео, что обожаешь, о чём думаешь, в то время, когда ни о чём не думаешь?

Молчу, по причине того, что стесняюсь ответить вслух. Сильвия наблюдает на меня, как человек, ожидающий верного ответа на протяжении опроса либо готовый его посоветовать. Я знаю ответ, мне хотелось бы прокричать его всему миру: Беатриче, она – моя сила притяжения, моя гравитация, моя кровь, мой красный цвет.

– Думаю о красном цвете.

Кое-кто смеётся, притворившись, словно бы оценил шутку, не смотря на то, что я и не шутил.

Гэндальф это осознал.

– А как выглядит красный цвет?

– Похож на ваши огненно-рыжие волосы…

Парни наблюдают на меня с удивлением, как будто бы я накурился марихуаны перед тем, как войти в класс. Осознаёт меня лишь Сильвия, уж она совершенно верно на моей стороне.

Гэндальф внимательнее всматривается мне в глаза. Радуется:

– Мне он также таким думается…

– Каким?

– Как Его кровь.

Сейчас уже мы наблюдаем на него как на человека, что накурился марихуаны.

Он идёт к доске и без звучно пишет:

«Моя любовь белая и красная».

И опять начинается игра.

Вот так ведёт уроки Гэндальф – выстраивает их с ходу, и думается, словно бы у него неизменно наготове фраза, которую он извлекает из собственной чудесной книги…

Эту фразу только бог ведает, и в то время, когда Гэндальф информирует нам, что она забрана из Библии, никто не верит, и без того мы попадаемся на удочку домашнего задания по религии: прочесть «Песнь песней».

Всё равняется задания по религии никто не делает.

В жизни нужно лишь то, за что тебе ставят оценку.

Что возможно лучше замысла, что придумал Ник.

Лёгкий обед в «Маке» и гонки на мопеде.

Расслабляющий бой на игровой приставке у него дома: два часа за компьютерной игрой. По крайней мере, электропилой мы нарезали на кусочки как минимум пятнадцать полицейских. Таковой приобретаешь адреналин, что позже легко нужно разрядить его в схватке с командой соперников: у них не остаётся ни мельчайшей надежды.

Готовимся к матчу посредством домашнего допинга – бананового мусса, секрет которого знает лишь мама Ника. Мама Ника – отечественная страстная болельщица, потому и поставляет нам банановый допинг.

И вот наконец игра. Сейчас мы выступаем против «Фантакальчо»[11]. Эти знают собственное дело: команда третьего класса. Мы победили их в прошедшем сезоне, но как раз исходя из этого они настроены по-боевому и желают отыграться.

Это светло уже по тому, как держится Вандал, их капитан. Так и буравит меня взором.

Он не представляет, что его ожидает.

Никто не болеет за нас сейчас. Возможно, вследствие того что на следующий день необходимо сдать домашнюю работу по биологии. Я предусмотрительно решил заблаговременно: не буду её делать.

Разогреваем заржавевшие руки Губки прямыми ударами по низу. Чуб, наверное, сейчас не в тонусе. Значит, попытаемся мы с Ником, подкреплённые банановым муссом и взбодрённые накопившимся по окончании компьютерной игры адреналином.

Трава лишь и ожидает, дабы по ней прошлись отечественные бутсы.

В первом тайме никак не удаётся открыть счёт. Вандал неотступно преследует Ника, всё время опекает. Набраться воздуха не даёт.

Необходимо что-то поменять, но не знаю что.

Вижу лишь, что, в то время, когда Вандал опять наседает на Ника, налетая на него, как будто бы неаполитанский мастино, не оставляя времени ни поразмыслить, ни ударить, адреналин по окончании GTA[12] выплёскивается, и Ник спешит за сумевшим забрать у него мяч Вандалом и бьёт его по пятке. Вандал кувыркается с отчаянным криком. Легко чудо, что не сломал ногу. Он корчится, как будто бы Голлум, укушенный тарантулом.

Все толпятся около него.

Не успеваю подбежать, как чей-то кулак впечатывается Нику в шнобель; Ник складывается пополам, и руки у него залиты кровью. Недолго думая кидаюсь за юношей, что ударил Ника.

– Ты что, блин, делаешь? Недоумок!

Юноша не просто взглянул на меня, в его глазах вспыхивает дьявольская злоба, и он, как будто бы разжатая пружина, кидается на меня. От его удара взлетаю метра на два прежде, чем приземлиться на задницу практически мёртвым.

– Как ты меня назвал?

Чувствую его мерзкое дыхание у самого носа. У меня не достаточно решимости ответить. Он убьёт меня.

В этот самый момент, к счастью, вмешивается судья, что удаляет с поля и Ника, и эту безумного горячую голову.

Без Ника игра идёт вяло. Вандал приходит в себя и с нескончаемой гневом забивает мяч в отечественные ворота.

Один-ноль в пользу «Фантакальчо».

В то время, когда прихожу в раздевалку, Ника уже нет.

Вандал ожидает меня у выхода со собственными варварами. Это не хорошо кончится.

– Сейчас твоему другу ещё повезло. В следующий раз он не уйдёт с поля живым… Иди, утешь его… Козел!

Команда «Пират» всей собственной ватагой уныло м

Мельницы моей души — Поль Мориа


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: