Аттила, аэций и фазы этногенеза

История европейских гуннов уже написана, и куда подробнее, чем это возможно сделать в .одном разделе одной главы. Но никто из историков не ставил себе задачи продемонстрировать неповторимое соотношение старца, юноши, мужа в расцвете сил и пожилого многоопытного человека. А в это ужасное двадцатилетие, в то время, когда решались судьбы этносов Европы а также дорог развития культур, обстановка был как раз такова.

Переведем образ на отвлечённую терминологию. В V в. римский суперэтнос пребывал в фазе обскурации: он практически прекратил существовать. Но Восточная римская империя была сильна, потому что многие жители Малой Азии, Сирии пребывали в акматической фазе этногенеза.

В том месте прошла ось пассионарного толчка, и христианские, гностические и манихейские общины всосали в себя тех юных пассионариев, которым была неприятна самовлюбленная древняя пошлость. Они спорили между собой, проповедовали собственные учения всем хотевшим слушать, интриговали и защищали стенки собственных городов, что в далеком прошлом разучились делать те, кто оставался в полузабытом язычестве. И в отличие от их ровесников — германцев, у них была этническая доминанта, философема, переданная им неоплатониками.

Эта философема не существовала в глубокой древности, ни в греческой, ни в иудейской, ни в египетской. Первым неоплатоником был Христос.

pОднако этим энергичным пассионариям страшно мешали субпассионарии, расплодившиеся за три века изобилия и имперского благополучия. Они отнюдь не были низами общества. Многие из них пролезали на высокие посты и на средние должности.

Но где бы они не пребывали, они бессердечно разъедали тело римской цивилизации, не хотя думать о завтрашнем дне, а тем более — о неизбежном финише.

Не будем ограничиваться собственными мыслями, а послушаем беспристрастного современника событий. В 448 г. Приск Панийский в ставке Аттилы, где он был в составе консульства, встретил грека, богато одетого в скифские одежды; разговорились, и Приск записал слова этого грека.

Бедствия, претерпеваемые римлянами на протяжении смутное, тягостнее тех, каковые они терпят от войны… потому что закон не для всех имеет равную силу. В случае если нарушающий закон весьма богат, то несправедливые его поступки смогут остаться без наказания, а кто беден и не может вести дела, тот обязан понести налагаемое законом наказание. Приск возразил, что законы римлян добрее и рабы имеют большое количество способов взять свободу. Грек ответил:

Законы хороши и общество замечательно устроено, но властители портят его, поступая не так, как поступили древние [+219].

Грек отметил вариабельность стереотипа поведения, как основной -фактор, дающий людям жить. Культура — дело рук людских — стабильна, а римский суперэтнос уже вступил в последнюю фазу: мечтатели оплакивали уходящую культуру, а другие ее проедали. И до тех пор пока готы не разредили древнего населения в Македонии, Фракии и Элладе так, что подготовили безлюдные места для славян, т.е. до IV в., Византия была заключена в городских стенках, а Гесперия [+220], где эти стенки пали, по большому счету провалилась сквозь землю с карты мира.

Германцы, ровесники византийцев, не имели таковой культурной традиции, талантливой объединить их в суперэтническую целостность. Напротив, пассионарный толчок, не будучи направлен, порвал кроме того те связи, каковые у них были в первые века н.э. Дабы объединиться, им было необходимо руководство; и они нашли его в гуннах.

Гунны, как и их соперники — аланы, и хунны в Северном Китае переживали ужасную фазу надлома, либо неуклонного понижения пассионарного напряжения этнической совокупности. На этом фоне преимущества отдельных личностей меркли. Лишенные собственной экологической ниши, они были вынуждены приобретать нужные им продукты либо как дань, либо как военную добычу.

На чужой почва они превратились в хищников, каковые вынуждены охотиться на соседей, дабы не умереть, и пользоваться одолжениями этносов, на них непохожих и им неприятных, но очень нужных.

Пассионарность их была разжижена из-за включения в их среду бессчётных угро-финнов, за счет коих они пополняли утраты в битвах. Угро-финны были весьма храбры, выносливы и энергичны, в полной мере лояльны гуннским вождям, но сердце их билось в другом ритме, их собственном, благодаря чего они образовали гунно-угорскую химеру. До V в. их сочетание не носило для того чтобы характера, потому что они жили в различных экологических нишах: в степи и в лесу, а в то время, когда их задвинула в окруженную горами равнину Дуная историческая будущее, к тому же добавила к ним кельтов — бастарнов, дакийцев — карпов, сарматов — язигов и кое-какие роды славян, то все изменилось, и отнюдь не к лучшему.

В инерционной фазе пребывали лишь персы. Сасанидский Иран — это альянс алтаря и трона, потомков эламитов и потомков парфян из города Аншана, с добавкой потомков саков и арамеев, мидян и бактрийцев. Это была стройная совокупность, напоминавшая империю Августа, Траяна и Марка Аврелия.

Кошмары обскурации были для персов еще будущим, не смотря на то, что уже недалеким.

Вот на каком фоне развернулись события, которые связаны с деятельностью двух упомянутых в заглавии персон.

Аттила был низок, широкоплеч, с плоским носом и тёмными волосами. Борода у него была редкая. Узкие глаза его наблюдали так пронзительно, что все доходившие к нему дрожали, видя осознанную силу.

Ужасный в бешенстве и безжалостный к неприятелям, он был милостив к своим соратникам.

Гунны верили в его таланты и отвагу, исходя из этого под его властью объединились все племена от Волги до Рейна. Под его знаменем сражались, не считая гуннов, остроготы, гепиды, тюринги, гурулы, турклинги, руги, булгары и акациры, и большое количество римлян и греков, предпочитавших справедливость дикого гуннского царя корысти и произволу цивилизованных римских государственныхы служащих.

Сперва Аттила дробил власть со своим братом Бледой, но в 445 г. убил его и сосредоточил власть в собственных руках. При совместном их правлении гунны, а правильнее — присоединившиеся к ним племена, совершили набег на Балканский полуостров и дошли до стенку Константинополя. Они сожгли 70 городов, от Сирмия до Наиса.

Но добыча их была меньше ожидаемой, поскольку на полуострове уже два раза похозяйничали визиготы. В 447 г. Феодосии II заключил в Аттилой унизительный мир, обязался платить ежегодную дань и уступил южный берег Дуная от Сингидуна до Наиса, но поменявший Феодосия Маркиан расторг данный контракт в 450 г., объявив, что его подарки — для друзей, а для наглых неприятелей у него имеется оружие. Аттила был не только обидчивый азиат, но и дипломат.

Он вычислил, что на западе достигнет громадных удач, и решил двинуть собственные войска в Галлию.

У него для похода был предлог — просьба принцессы Гонории обручиться с нею и, что ответственнее — союзники: один из франкийских князей, изгнанный из собственного отечества, и король вандалов -Гензерих, забравший столицу провинции Африки — Карфаген. Римлян возможно было не опасаться, но прекрасно продуманный поход дал неожиданный итог. У Аттилы был соперник, хороший его и по личным качествам и по уровню пассионарности, — Аэций.

Аэций (род. около 390 г.), римлянки и сын германца, был представителем нового поколения, новой породы пассионариев, которое подняло раннюю Византию. Прекрасный, сильный мужчина, он не имел равного в верховой езде, стрельбе из лука; метании дротика. властолюбие и Честолюбие было лейтмотивом его бурной биографии.

На его глазах мятежные легионеры убили отца; он два раза был у гуннов: то как заложник, то как изгнанник.

Он вольно сказал на германских и гуннском языках, что располагало к нему легионеров, среди которых уже не было уроженцев Италии. Карьеру он сделал скоро, но ревность к власти и славе породила в нем неприязнь к наместнику провинции Африки — Бонифацию, честному, хорошему и талантливому последнему римлянину, как позже назвал его историк Прокопий [+221]. Аэций оклеветал Бонифация и стал причиной его на мятеж.

Бонифаций в 429 г. пригласил на помощь вандалов из Испании, но те, как водится, захватили эту провинцию для себя. Бонифаций возвратился в Рим и оправдался, потому что вправду утрата Африки была позвана интригами Аэция. Тогда Аэций, руководивший армиями в Галлии, отправился походом на Рим.

Бонифаций, руководя правительственными армиями, разбил Аэция, но раненный копьем, не так долго осталось ждать погиб (432 г.). Аэций бежал к гуннам, где его принял царь Ругала, но по окончании его смерти, случившейся в 433 г., возвратился и в 437 г. был вторично назначен консулом. Третий раз он взял эту должность в 446 г. До тех пор многократно консулами бывали лишь императоры [+222].

Но так как лишь Аэций умел вынудить дикарей сражаться за ненавистный им Рим.

В случае если вдуматься в историческую обстановку середины V в., то между Аэцией и Аттилой отмечается некий параллелизм. Оба находились во главе военно-политических коалиций (отнюдь не племенных альянсов), население которых было чуждо своим правителям и по крови и по религии, да и по всему этническому виду. Во главе восточной коалиции германо-славяно-угорских племен стоял гунн, потомок старейших тюрков; во главе западной — германо-кельтско-аланской — римлянин, потомок рабовладельцев и захватчиков.

Все варвары, вторгшиеся в начале V в. в Галлию, визиготы, бургунды, аланы, армориканцы (кельты из Валлиса, переселившиеся на материк в V в., по окончании чего полуостров был назван Бретань), франки и частично алеманны, — были усмирены Аэцием, что мобилизовал их друг против друга. А местные обитатели сражались против него: это было перемещение багаудов. Аэций подавил его посредством гуннских отрядов, отправленных ему Аттилой.

И Аттиле было нужно подавлять сопротивление собственных подданных акациров — старшего. войска [+223], подстрекаемого византийскими шпионами, один из старейшин, обиженный тем, что грек вручил ему презент второму, а не первому, как следовало, обиделся и донес Аттиле о заговоре. Тем и кончилось: карательная экспедиция, отрубленные головы, принятие покорности от сохранившихся… [+224] все как в большинстве случаев и как везде.

Аттила и Аэций были друзьями в юные годы. Ссориться им было незачем. Но правители зависят от весов не меньше, чем те от них.

А в фазе пассионарного подъема массы не смогут и не желают жить в покое.

В Византии рост пассионарности породил борьбу церковных направлений, а в среде дикарей — войну, в которую были втянуты Рим и гунны, не смотря на то, что вести войну, по большей части, германцы. Война началась в 450 г.

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: