Автор, повествователь и герой

Разнообразие вошедших в роман повестей с необходимостью ставит проблему повествовательного единства романа. Соединение повестей в единую повествовательную структуру – характерная изюминка становления русской реалистической прозы на ее ранних стадиях.

Так, Пушкин формирует из различных повестей цикл «Повести Белкина», Лермонтов из повестей формирует роман, объединенный, с одной стороны, рассказчиком либо повествователем?путешественником («Максим» и «Бэла Максимыч»), а с другой, в «Издании Печорина» – храбрецом?повествователем Печориным, чья личность раскрывается в собственноручных дневниковых записях о себе и собственных приключениях. Но и тогда, в то время, когда о Печорине говорит второе, постороннее ему лицо, и в то время, когда он говорит о себе сам, он везде выступает главным действующим лицом романа.

Значит, все повести объединены одним сквозным храбрецом – Печориным, участвующим в каждой из них. Он владеет целым рядом душевных признаков и отличительных духовных, восходящих к тревожившему Лермонтова демоническому образу. Спущенный с надземных высот на безнравственную почву, Демон стал «светским демоном», сохранив многие черты падшего ангела и практически тот же строй эмоций.Автор, повествователь и герой

Купив пара необычный физический вид и значительно дополнив внутренний мир новыми, среди них и не характерными Демону качествами, он начал собственную литературную судьбу в другом, чем Демон, социальном и бытовом окружении под именем Григория Александровича Печорина.

Основное из этих новых качеств – свойство очень сильно, глубоко и тонко ощущать, соединенная со свойством к самопознанию. С данной точки зрения Печорин – самая таинственная, самая загадочная личность в романе, но не в смысле мистическом, не благодаря непознаваемости либо художественно вычисленной недосказанности, туманности и неясности, а в смысле неосуществимости ее постичь из?за внутренней бездонности, духа и неисчерпаемости души.

В этом отношении Печорин противостоит всем действующим лицам, как бы ни превосходили они его в отдельных собственных качествах. Если сравнивать с многомерным Печориным душевный мир остальных персонажей односторонен, в полной мере исчерпаем, в то время как внутренняя судьба центрального персонажа принципиально до конца непостижима. Любая повесть что?то приоткрывает в Печорине, но не открывает его в целом.

Совершенно верно так же и целый роман: обозначая темперамент, оставляет несоответствия в характере храбреца неразрешенными, неразрешимыми, непознанными и окруженными тайной. Обстоятельство для того чтобы освещения храбреца заключена, по крайней мере, в трех событиях.

Во?первых, современный Лермонтову дворянский интеллигент, психология и характер которого отражены в Печорине, – феномен переходный. Мыслящий человек того времени усомнился в прошлых сокровищах и не получил новые, остановившись на распутье; его отношение к действительности вылилось в тотальное сомнение, ставшее для него могучим инструментом самопознания и познания и страданием, проклятием, орудием разрушения, но никак не созидания. В это же время лермонтовский человек неизменно устремлен к познанию смысла жизни, смысла бытия, к отысканию хороших сокровищ, каковые осветили бы ему мир духовным лучом прозрения, открыв тем самым цель действий и упований.

Во?вторых, храбрец двойствен. С одной стороны, Печорин – «храбрец отечественного времени». Он вправду интеллектуально и духовно самая большая, самая большая личность в романе и самая нравственная: смеясь над вторыми и ставя собственные, иногда весьма ожесточённые опыты, он неимеетвозможности не осуждать себя, неимеетвозможности не раскаиваться, подчас сам не осознавая, из-за чего будущее столь несправедлива к нему.

Наименование «храбрец отечественного времени» не иронично, в нем нет затаенного отрицающего его смысла.

Печорин – вправду храбрец времени, лучший из молодого поколения аристократов. Тут осуждение очевидно переносится с храбреца на «отечественное время». Иначе, Печорин – «портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего отечественного поколения, в полном их развитии».

Следовательно, Печорин – «антигерой», в случае если разглядывать его как литературный образ и сравнивать с образами настоящих романных храбрецов.

Но Печорин включен кроме этого в другой, жизненный последовательность и являет собой портрет поколения, которое антигероично и из которого не смогут выходить храбрецы. Печорин – антигерой как персонаж литературного произведения, но подлинный храбрец негероического отечественного времени и негероического поколения.

В?третьих, Печорин приближен к автору и по собственной принадлежности к одному поколению, и по духовной организации. Но оценка храбреца доверена не автору, а самому храбрецу. Исходя из этого нет осуждения храбреца со стороны автора, а имеется самоосуждение храбреца, ироничного по отношению к себе.

Авторская ирония в применении к Печорину снята, а место ее заняла автоирония[91]. Подобно тому, как в лирике Лермонтов создал психологически индивидуализированный образ лирического «я», лирического храбреца и интонационно точные формы его художественной чёрта, – в «Храбрец отечественного времени» он перевоплотил Печорина в одно из перевоплощений автора.

Но характерная для творчества Лермонтова «внутренняя неотрывность автора от храбреца» не свидетельствует, что автор нарисовал собственный портрет. Сочинитель быстро возражает против того, дабы вычислять образ Печорина портретом автора либо кого?или из его привычных.

Художественные упрочнения направлены на то, дабы создать индивидуализированных храбрецов и индивидуализированный образ автора. Это произошло на первых этапах становления русской реалистической прозы. Эра классицизма не знала индивидуализированного образа автора, потому, что темперамент самовыражения автора полностью зависел от жанра и закрепленных за ним средств стилистической выразительности[92].

В противном случае говоря, образ автора – жанровый образ. Он получает условную внеличную и надличную роль. В романтизме и сентиментализме функция образа автора быстро изменяется: она делается центральной в повествовании.

Это связано с совершенствами писателя, для которого личная личность, как и личность центрального персонажа, – прообраз совершенной обобщенной личности.

Автор формирует на базе собственных совершенных мечтаний и стремлений духовный «портрет» совершенной личности. Наряду с этим образ автора остается внеличным и условным. При с классицизмом образ автора страдает совершенной абстрактностью, при с романтизмом и сентиментализмом – литературной «портретной» односторонностью.

Первые писатели?реалисты, преодолевая классицистическую поэтику, выходя за пределы романтической поэтики и вступая на реалистическую дорогу, сосредоточили свои силы на создании индивидуализированного образа автора и психологически индивидуализированных характеров, получавших черты конкретных личностей.

загадка бытия и История души, судьбы требуют создания условий для их постижения. Чтобы выяснить суть поступков людей и собственных собственных, Печорин обязан знать мотивировки и внутренние побуждения персонажей их поведения. Довольно часто он не знает обстоятельств кроме того собственных эмоций, действий и душевных движений («И для чего, – задаёт вопросы он в «Тамани», – было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?»), не говоря уже о вторых действующих лицах.

С целью этого он, как будто бы ученый?испытатель, ставит опыт, опыт, создавая ситуации, основанные на приключениях, на время развеивающих скуку. Приключение предполагает равенство участвующих в нем. Печорин заботится о том, дабы в начале опыта именно он не взял бы какого именно?или преимущества, в противном случае опыт утратит собственную чистоту.

Белла, Казбич, Печорин и Азамат – равные фигуры в истории с дикаркой, так же как Грушницкий, Мери и Печорин в «Княжне Мери».

Грушницкий в «Княжне Мери» приобретает кроме того больше преимуществ, чем Печорин, в дуэли с Грушницким риск храбреца выше, чем его антагониста. Для того чтобы рода равенство увеличено до предела в «Фаталисте». На протяжении опыта равенство теряется, – храбрец довольно часто выходит победителем.

Приключенческие испытания в собственной совокупности образуют сюжетно?событийный последовательность, что подвергается, как и вызывающие и сопровождающие его мотивы поступков и переживаний участников приключений, психотерапевтическому анализу. Опыт, проводимый над собой и над людьми, носит двойственный темперамент: с одной стороны, это путь к постижению и раскрытию внутреннего мира персонажей и собственного собственного, с другой – опробование судьбы. Личная психотерапевтическая задача совмещается с общей, метафизической, философской.

Супер Ласик — индивидуализированная лазерная коррекция


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: