Чацкий как комическое и трагическое лицо. пушкин о комедии и о чацком

В лице Чацкого Грибоедов подверг критике просветительские иллюзии, через чур безмятежное приятие судьбы, беспочвенные мечтания «романтического» свойства. Ни в жизни, ни в литературе создатель «Горя от ума» не жаловал романтизм. Но само течение жизни и работа над комедией вынудили Грибоедова пара поменять собственный отношение к романтизму, пересмотреть прошлые взоры.

Грибоедов поставил Чацкого в обстановку, которая смотрелась в полной мере жизненной, но была «романтической»: одинокий, всеми отвергнутый храбрец, что чужд обществу и которого враждебно настроенное общество не осознаёт и выталкивает из собственной среды. То, что романтик Чацкий для отрицателя романтизма Грибоедова должен быть забавным, конечно. Но то, что юный человек новой морали окажется в «романтической» обстановке, порожденной самой судьбой, быть может, было новостью для самого автора.

Получалось, что вопреки публичным убеждениям и литературно-эстетическим взорам Грибоедова романтизм не что-то наносное, привнесенное извне, «актуальное» и через чур «мечтательное», а самое что ни на имеется злободневно-жизненное. Финал комедии воображает нам другого Чацкого – возмужавшего, повзрослевшего и поумневшего. Пережитое храбрецами наложило на него неизгладимый отпечаток.

Из храбреца, попадающего в комические положения, что порою выглядит забавным, Чацкий вырастает в храбреца ужасного, осознающего, что в этом обществе ему нет места, что оно выталкивает его, бессердечно выбрасывает, не оставляя никакой надежды. Чацкий неимеетвозможности отыскать удовлетворения ни в работе, ни в светском кругу, ни в любви, ни в семье. В начале комедии мы видим уверенного в себе Чацкого, сознающего, что он выше столичного светского общества.

Финал комедии демонстрирует, что Чацкий не только не вышел победителем из конфликта с барской Москвой, но и должен спасаться от нее, дабы сохранить себя как личность, как человека. В противном случае не уберечься ему от сумасшествия, не метафорического, а настоящего.

Самое же основное пребывает в том, что в душе Чацкого не преодолено столкновение между настоящим и прошлым. Коллизия прошлое – настоящее, принимающая форму «ум с сердцем не в ладу», опрокинута во внутренний мир Чацкого. Ум храбреца связан с настоящим, сердце – с прошлым.

Катастрофа Чацкого в его отношениях с Софьей обусловлена в большой степени этим раздвоением. Сердце Чацкого живет прошлым – он вспоминает о прошлой Софье, о детских играх с ней, об неспециализированных увлечениях, сердце хранит надежду на взаимность. Ум Чацкого это сокровенное с его сладкими соблазнительными надеждами и мечтами опровергает на каждом шагу.

Из этого – «мильон терзаний». Чацкий до самого последнего действия мечется между безнадёжным настоящим и счастливым прошлым.

Он уходит со сцены, утратив надежду на личное счастье, полный сомнений в собственной исторической победе.

Трагедийность Чацкого выражается в ситуации «бегства» из привычной среды, «отчуждения» от нее. В отличие от храбрецов романтических поэм Чацкий бежит в никуда, сохраняя надежду хоть где-то найти «уголок», дабы утешить «обиженное чувство».

Он обречен странствовать и выясняется неприкаянным странником, всегда неудовлетворенным и разочарованным искателем счастья. Эта позиция разочарованного странника весьма близка храбрецу романтиков, романтизму по большому счету. Скептически настроенный к романтизму Грибоедов финалом собственной комедии должен признать, что романтический жест Чацкого, его «бегство» – следствие жизненных событий, углубляющих разочарование в обществе.

Оно, перерастая в непримиримый конфликт, изгоняет храбреца из среды, к которой он принадлежал по воспитанию и рождению. Значит, сама жизнь порождает романтизм и романтических скитальцев, аналогичных Чацкому. Храбрец делается романтическим изгнанником потому, что его убеждения, эмоции, целый образ существования не смогут быть примирены с фамусовской Москвой, где его ожидает духовная смерть и где он неимеетвозможности сохранить собственный лицо.

Жизнь делает Чацкого вынужденным романтиком, превращая его в изгоя. Не просто так кое-какие произведения, задуманные Грибоедовым по окончании «Горя от ума», намечены в романтическом ключе, в духе романтизма.

Чем возвышеннее и трагичнее делается образ Чацкого, тем более глупыми и похабными оказываются события, в каковые он попадает. Очевидно кроме этого, что образ Чацкого строится Грибоедовым на несовпадении тех положений и лица, в которых ему случается быть. Наряду с этим сценические маски Чацкого – фальшивый жених, говорун, не добрый умник, храбрец-резонер, умный скептик – любой раз по-новому совмещаются между собой и образуют подчас противоречащие друг другу сочетания.

Нет никакого сомнения в том, что Грибоедов поставил перед собой цель всячески возвеличить Чацкого. В один момент он вовсе не желал сделать его книжным, неестественным персонажем, а стремился придать ему черты живого человека. Исходя из этого Грибоедов сказал Чацкому наивность, восторженность, юный энтузиазм, горячность и нетерпеливость.

Чацкий первоначально достаточно шутливо а также легкомысленно принимает фамусовский мир, не видя в нем страшной и грозной силы. Но эта наивная легкость ставит его время от времени в вызывающие большие сомнения и необычные для хорошего персонажа положения. К примеру, Чацкий произносит монолог на вечере у Фамусова, но не подмечает, что его никто не слушает.

Тут его положение напоминает положение Фамусова, что заткнул уши и не слышит известия о прибытии Скалозуба. Само собой разумеется, Грибоедов вовсе не желал, дабы Чацкий смотрелся забавным. Идея Чацкого взлетела высоко, он находится во власти негодования и неимеетвозможности остановить поток переполняющих его слов правды.

Ему принципиально важно высказаться в полный голос. Вот из-за чего ему безразлично (он стоит лицом к зрительному залу и спиной к сцене), слушают его либо нет Софья и гости Фамусова.

В этом случае он мыслился Грибоедовым ужасным лицом, произносящим жёсткие истины ничтожному обществу. Но персонажи не внимают Чацкому. А раз так, то его слово направлено не действующим лицам, с которыми он обязан общаться на сцене, а зрителю, и потому Чацкий выясняется тут храбрецом-резонером, рупором автора.

Грибоедов вывел Чацкого возвышенным лицом. Но то, что возвышенный хороший храбрец, не лишенный трагизма, попадает в забавные положения и что между его этими положениями и сущностью наметилось несоответствие, привело к сомнению в совпадении плана комедии с его выполнением.

Самый полно и принципиально возражал против художественного решения и плана комедии Грибоедовым образа Чацкого Пушкин. В письме к П.А. Вяземскому он отозвался так: «…во всей комедии ни замысла, ни мысли основной, ни истины.

Чацкий совсем не умный человек – но Грибоедов весьма умен». В письме к А.А.

Бестужеву Пушкин пара смягчил собственную оценку, но в отношении Чацкого остался жёсток: «В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? Ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий?

Пылкий, добропорядочный и хороший небольшой, совершивший пара времени с весьма умным человеком (как раз с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, сатирическими замечаниями и остротами.

Все, что говорит он, весьма умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале столичным бабушкам?

Молчалину?

Это непростительно. Первый показатель умного человека – с первого взору знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подобными».

Пушкин усмотрел непоследовательность Грибоедова в том, что Чацкий подмечает глупость Репетилова, а сам выясняется в таком же вызывающем большие сомнения и необычном положении. Грибоедов, в случае если направляться его плану, желал представить Чацкого высоким храбрецом, но данный храбрец попадает в комические положения, причем это частично предусмотрено, а частично не предусмотрено автором. Он произносит либеральные речи среди тех, кто осознать его неимеетвозможности, и говорит тогда, в то время, когда его никто не слушает.

Чем при таких условиях он умнее Фамусова либо Репетилова? Не получилось ли так, вопреки плану драматурга, что Чацкий на словах обвиняет ее обитателей и Москву, а на деле Фамусов и Репетилов разоблачают Чацкого? Либо, витийствуя перед Фамусовым и его гостями, Чацкий нечайно делается забавным и не весьма умным?

В этом случае он выглядит скорее фальшивым женихом, злым умником, т. е. комическим, сниженным персонажем, а не возвышенным и ужасным храбрецом (эта роль ему уготована в финале комедии). Не годится он и на столь же высокую роль храбреца-резонера, рупора авторских мыслей, поскольку тому также неприличны комические положения.

Для для того чтобы мнения у Пушкина были основания. Пушкин сразу же отделил Чацкого от Грибоедова: Чацкий – хороший, добропорядочный, пылкий, но, если судить по его поведению (а не речам), не весьма умный небольшой, в то время как Грибоедов, если судить по речам Чацкого, весьма умен (о его поведении зритель делать выводы неимеетвозможности). Значит, Чацкий ведет себя наивно, он забавен, и роль возвышенного либо ужасного храбреца ему не по плечу.

Но Чацкий высказывает умные мысли («Все, что говорит он, весьма умно», – подмечает Пушкин).

Откуда же грибоедовский храбрец забрал умные мысли, в случае если сам «не умен»? От автора, от Грибоедова. Более их забрать было неоткуда.

Грибоедов – вот единственный источник. «В том месте, где Грибоедов формирует живые характеры, подобные Фамусову, Скалозубу, Загорецкому, Пушкин сразу же отмечает успех драматурга»[77]. Но именно эти персонажи высказывают себя по ходу действия.

Храбрец же, задача которого пребывает в обличении пороков, может иметь слабости и недочёты, но должен быть положительно умен. Без этого качества самые умные его речи не были бы оправданы драматургически. В комедии, не ставящей целью наказание и осуждение «умника», храбрец обязан остаться умным, причем у читателей и зрителей не может быть в этом никаких сомнений.

В это же время Грибоедов дает предлог усомниться в уме Чацкого.

Пушкин, само собой разумеется, замечательно осознавал, что дискредитация Чацкого не входила в намерения Грибоедова. Исходя из этого не нужно защищать Чацкого от Пушкина, что постиг желание автора «Горя от ума» вывести положительно умного человека, но уловил кроме этого невольное, нежелаемое самим Грибоедовым превращение Чацкого в «пылкого, добропорядочного и хорошего малого». Место умного храбреца занял в комедии «хороший небольшой».

Эта подмена Пушкина не удовлетворила, потому, что речи Чацкого лишались драматургического обоснования. Храбрец был поставлен, согласно точки зрения Пушкина, в такие драматические положения, каковые стали причиной не предусмотренным автором итогам и повлекли как нарушение признанных законов комедии, так и неожиданное изменение характера Чацкого. Это несовпадение воплощения и замысла требовалось устранить.

Как именно?

Лишь методом ввода авторского голоса, что, опять-таки непредумышленно, ворвался в комедию. С позиций Пушкина, получается так, что в комедии «Горе от ума» нежданно появляется еще одно действующее лицо – Грибоедов. Чацкий участвует в действии и произносит монологи, но содержание речей в собственности не ему, а незримому Грибоедову, что незадолго перед тем разговаривал с Чацким, внушил ему собственные идеи, а тот взялся их пересказать на сцене, не особенно соображаясь со сложившимися событиями и появившимися обстановками.

С позиций Пушкина, это случилось вследствие того что Грибоедов не преодолел до конца правил драматургии классицизма. Реализм грибоедовской комедии еще весьма условен, не смотря на то, что в ней сделан громадный ход вперед в направлении реализма, в особенности в передаче характеров и нравов общества, в стихе и языке. Но создатель выглядывает из-под маски Чацкого, в то время как авторская идея обязана вытекать из драматургического действия.

Так, центральная теоретическая неприятность, имевшая для Пушкина громадный практический интерес, заключалась не в частностях построения комедии а также не в образе Чацкого, а в границах выражения авторского сознания в разных жанрах, в этом случае – в комедии. Пушкин оценивал комедию «Горе от ума» с новых и позиций историзма реалистических исканий, каковые характерны его творчеству в Михайловском, во время работы над «Евгением Онегиным», лирикой, балладами, «Борисом Графом» и «Годуновым Нулиным». Не осуждая законов комедии, избранных Грибоедовым, он убедительно продемонстрировал, что классические рамки классицистической комедии, как бы они ни были творчески переработаны, уже недостаточны для новых – до тех пор пока еще слагающихся – правил реалистического мастерства.

Оценка Пушкиным комедии «Горе от ума» отражает один из начальных этапов формирования реализма и в значительной мере разъясняется художественными задачами, находившимися не только перед Пушкиным, но и перед всей русской литературой. Пушкин, совершенно верно выяснивший романтизма и слабости классицизма, уже двинулся дальше, и в свете пройденного расстояния ему яснее открылись несоответствия комедии. Отзыв Пушкина о «Горе от ума» – несомненное тому свидетельство.

На переходе от романтизма и классицизма к реализму русская литература явила обществу всегда живую, наполненную искромётным умом и смехом комедию, в которой, но, не были разрешены главные трудности комедийного жанра и драматического рода.