Ни при каких обстоятельствах я не слышал, дабы человек так смеялся! Это было на пути в Азию. Курящие планировали в тамбуре.
Приближение родных мест определяло тему беседы.
— У нас в Намангане…
— А у нас в Ташкенте…
— А вот у нас в Канибадаме….
Люди возвращаются в родные места. Они и говорят. А едущие из родных мест — в командировку, к себе домой — прислушиваются.
И я прислушиваюсь.
Один — весьма красивый, громадный и толстый узбек, с седым бобриком волос, флегматичного вида. Второй — противоположный ему…
Большой сообщил:
— У нас в Фергане…
— В Фергане?.. Ну, что у вас в Фергане? — напал противоположный.
— Ты что… Фергана знаешь какой город!
— Что ваша Фергана перед Ленинабадом?!
— У-ах-ха-ха-ха-ха! — захлебнулся громадной. — Лени- набад лучше?
— Вот и ты говоришь, что лучше.
— Я? И-иг-ги-ги-ги-ги! Я говорю?.. И-и-ог-го-го-го- го-го!
— А что у вас! Ишаки…
— Ишаки… — Громадной как будто бы не имел возможности уже больше, так его рассмешил данный глупый человек. — Пш-ш-ш… Вш-ш-ш… — выпустил он воздушное пространство, как пар из паровоза. — Ишаки?.. Ох-гу! Ух-го! — ухал он. — А у вас… — его душило, перехватывало дыхание. — А у вас текстильный комбинат имеется?
— А у вас такси имеется?
— У нас? Хо-хо-хо…
— Кишлак — твоя Фергана…
— А твой Ленинабад… твой Ленинабад… твой… — Большой так и не имел возможности сообщить. Его выворачивало, его разрывало, с ним могло быть не хорошо.
Противоположный практически уже сдался. Он нападал, он сказал, но он ничего не имел возможности сделать с соперником: он не умел так великолепно смеяться… Наконец он выцарапал еще:
— У нас Сырдарья, а у вас так… арык жалкий.
— Он говорит, арык… Уох-хох! Уох-хоу-хох! — лаял громадной. Фьить-фьить! — свистнуло в нем. — Он говорит, Сырдарья… У-а-ах… Буль-бульк! — булькнуло в нем. — Арык?..
Тут нужен был магнитофон, дабы записать пять мин. самого искреннего, самого уверенного, самого заразительного и самого разнообразного хохота, на что был способен лишь данный великий человек.
Смеялся целый тамбур.
И вправду, что лучше, Ленинабад либо Фергана?..
БОЕКОМПЛЕКТ
Последнее время я все думаю об одном: мало может вместить в себя один человек. Дабы по-настоящему, глубоко и всегда. Что дано человеку в боекомплект всего по одному:
одна страна,
один язык,
один город,
одно дело,
один любимый человек.
Возможно жить везде, и изучать языки, и браться за многие и различные дела, и знать большое количество людей. Но неизменно, через всю жизнь проходит что-то одно, а другое — второстепенное. Предположительно, не редкость, приходит и второе.
Но тогда уходит первое.
Совместно не бывает.
Весьма редко дается человеку заметить отчизну. Ощутить ее рядом. К ней так как мы также привыкаем и не подмечаем.
А она так как рядом, эта одна-единственная страна.
ГДЕ ОТЧИЗНА?
Я тоскую по родным местам. Я — русский. Но вот в смысле природы я тоскую по Карелии. Детство… Родные имена: Вуокса, Метсала, Линтула, Сайя-йоки — чужой язык. А самой России — средней полосы — я не знаю вовсе. Пока не успел.
Но от этого я кажусь себе не меньше русским.
А вот в Средней Азии имеется русские, мои сверстники, они снега не видели, травы, озер, леса, грибов, ягод не видели… И они также русские, и никакие другие.
В то время, когда я ехал в Азию, я стремился в том направлении, и за окном вагона, от станции до станции, все явственней проступали приметы Азии. А в то время, когда ехал обратно, проступали приметы России. И Российская Федерация началась большое количество раньше Оренбурга.
Так мне хотелось.
И вот я думаю.
А если бы продолжительно плутал по всему свету, а позже возвращался к себе, может, Российская Федерация началась бы в Кушке?
А если бы возвратился с Марса и совершил посадку в Африке…
Где кончаются и где начинаются родные места?
СЛОВО ПРОТИВ ТУРИЗМА
Ничего не имею против туризма — спорта. Спорт имеется спорт. К тому же это тяжело.
А раз тяжело, — значит, человек соединяется с природой.
Объединяется с ней.
Но вот меня постоянно удивляло, как это возможно приехать осматривать что-либо. В три дня турист опрыгает все театры, музеи, достопримечательности — обскачет столько, сколько ты, старожил, не видел за всю собственную жизнь тут. Но разве станет турист ленинградцем либо москвичом оттого, что успел все?
Разве он сможет осознать Ленинград, как ленинградец, и Москву, как москвич? По-моему, они не видят ровным счетом ничего. Вернее, все туристы видят одно да и то же, будь это Америка либо Африка, Париж либо Рим, видят захватанные миллионами посторонних глаз случайные вещи.
Я не говорю: не нужно ездить. Не говорю, сидите на месте. Всем известно — путешествие расширяет кругозор.
Это правильно. Но содержится это расширение в том, что шире видишь отчизну.
Суть путешествия в том, что возвратишься к себе — кто возвратится.
Люди путешествуют и возвращаются.
ВОЗВРАЩАЮСЬ К себе
I
Вот и кончились четыре месяца.
Я привык к природе, климату, людям. Мне уже не скучно. И я поразмыслил: а не остаться ли мне еще на месяц? И уже совсем было склонился к этому.
Кроме того написал об этом к себе.
Но вот подошел срок: я могу уехать, но могу и остаться. И внезапно исчезает любая ко всему охота — скорей бы к себе!
II
Необычно, в особенности тяжело расставаться с теми, с кем значительно чаще собачился и ссорился за эти четыре месяца, кто продолжительно не принимал тебя действительно, продолжительно не раскрывался тебе. И им грустнее всех расставаться с тобой.
— Привыкли мы к тебе… Жалко, что уезжаешь.
Это сообщил Саня. Мы продолжительно были с ним не в ладах. Кроме того дрались.
— До свидания! Пиши! Приезжай опять…
Машина трогается. Я стою в кузове и машу рукой. в первых рядах та же дорога, изученная по понедельникам и субботам.
В последний раз замечу двух лошадей и поле люцерны…
До свидания.
А с теми, с кем сначала установились ровные, нежные, в чем-то равнодушные отношения, с теми расстаться было не так тяжело.
Мало я тут пробыл и уже очень многое желал бы захватить с собой…
III
Примечательно, что я везу с собой? В буквальном смысле: чем набит мой портфель?.. Оказывается, все, что я купил тут, возможно было приобрести и в Ленинграде.
Легко тут это напоминало о нем, о доме. И неспешно этим набился портфель.
По большей части это книги.
Все-таки я не так уж торопился к себе. Я сделал лишнюю пересадку, дабы взглянуть Ташкент. Рассчитывал пробыть в том месте три дня.
Я знал, что в Ташкент приехал один мой хороший ленинградский привычный. Но я не планировал идти к нему. По причине того, что и без того мало времени, а нужно все осмотреть, по причине того, что он все равно через месяц возвратится в Ленинград и я его в том месте замечу, и, наконец, вследствие того что мне не к чему расспрашивать его о Ленинграде, раз я сам в нем буду меньше чем спустя семь дней.
Ташкент… красивый город! Но внезапно мне стало нестерпимо скучно быть в нем чужим, глазеть и ничего не делать. Пусто как-то.
И я пришел к собственному привычному, и мы весь день, не вылезая, проговорили о Ленинграде, о друзей, о себе. А вечером я уехал из Ташкента, не пробыв в нем и дней.
IV
Едешь, едешь, едешь, едешь. И внезапно проснешься. Была ночь — стало утро. взглянуть в окно.
Речка, луг, роща, проселок. Столбы, столбы. Снова речка, роща… Избы.
Луг. Дорога по лугу. Перековыляют дорогу гуси. И какой-то город, Ряжск либо Мшанск…
Другое дело.
А на станциях нет людей в халатах и нет фруктов. Слава всевышнему, нет фруктов! Бабы в платочках выносят на перрон тёплую картошку, соленые грибы, соленые огурцы, морошку, чернику…
Как прекрасно.
Едешь, едешь, едешь, едешь. И внезапно проснешься:
— ЛЕНИНГРАД!
ЭПИЛОГ
Возвратившись из путешествия, он впал в глубокую тоску по бескрайним просторам собственных пустынь. Жизнь в имении была ему постыла. Он уходил с ружьем на весь день в лес, дабы как возможно больше утомиться и возвратиться прямо ко сну.
Тюфяк, на котором дремал, он набил хвостами яков.
Из книги о Пржевальском
Необычно сознавать себя в один момент бродягой и домоседом. В то время, когда я уезжаю, мне думается, я прирожденный домосед и напрасно все это затеял. Разлука ведет к переоценке сокровищ.
Все дороже делается то, что покинул. Вернее, не переоценка, а возвращение сокровища. Лишь бы возвратиться… Теперь-то я все осознал и оценил.
И знаю, что мне всего дороже и что мне необходимо.
И вот я дома.
И уже совсем не осознаю, для чего меня тянет из дому… Для того ли, дабы заметить что-то новое, либо чтобы еще раз расстаться со всем родным, дабы оценить его еще раз и полюбить еще больше?
Я уезжал из дому и все покинул дома. И не имел возможности забыть то, что покинул. И стремился к себе.
А сейчас что-то покинул в том месте, в Азии…
Это, само собой разумеется, наивно и довольно глупо, но день назад случился таковой случай: я захотел зеленого чая.
— Имеется у вас зеленый чай? — задал вопрос я в магазине, в полной уверенности, что его не может быть.
Выяснилось — имеется.
Вот и все. Я выпиваю дома зеленый чай. Удивляю родственников: как возможно выпивать такую мерзость?..
— Чудаки, — говорю я, — вы просто не осознаёте, на какое количество он незаменим в жару. Лишь им и возможно напиться!
— Какая же тут жара… — говорят они. Вот и все.
1960
МузыкантыЛенинабада и Ферганы 1970г — 2011г .mp4
Удивительные статьи:
- Понятие и виды прав на чужие вещи
- Требования к результатам обучения и освоения содержания курса по истории в 6 классе
- Возможные клише для комментирования
Похожие статьи, которые вам понравятся:
-
Если ты еще не очкарик, но подозреваешь, что это прейдет скоро, не забывай: очки имеют последовательность мерзких привычек. Они запотевают, разбиваются,…
-
Если в него выстрелить, польется кровь 7 страница
На узких пальцах Мюу было пара колец. Одно — простое золотое, обручальное. До тех пор пока я старался поскорее утрясти в голове первые впечатления, Мюу…
-
Iii. а может, стану я огнем 2 страница
Пыльные бури бывают трех видов. Вихрь. Столб. Стенки. В первом случае не видно горизонта. Во втором вас окружают «вальсирующие джинны». В третьем перед…
-
Iii. а может, стану я огнем 9 страница
Я ничего не ответил. V. Кэтрин В то время, когда он в первый раз приснился ей, она застонала и проснулась. Уставившись на простыню, она сидела с открытым…