Дневники стефана: истоки. глава 23. 7 страница

Глава 21

На следующее утро Деймон уехал, коротко растолковав это помощью ополченцам в лагере. Я был не совсем уверен, что верю в его отговорку, но в доме несомненно было намного спокойнее в его отсутствие. Кэтрин приходила к себе домой любой вечер, дабы поиграть с отцом в криббидж.

Время от времени я присоединялся к ней для команды «двое против одного».

До тех пор пока мы игрались, Кэтрин говорила отцу истории из собственного прошлого: о судоходном деле её отца, о собственной матери-итальянке, о шотландском терьере по имени Простачок, что был у неё в юные годы. Я всё время гадал, было ли что-нибудь из этого правдой либо это таковой замысел Кэтрин – функционировать, как современная Шехерезада, закручивая истории, каковые бы в конечном счете склонили отца пощадить её.
Кэтрин постоянно устраивала представление из собственного ухода на задний двор, и было сильнейшей мукой ожидать того момента, в то время, когда папа отправится дремать, дабы я имел возможность последовать за ней. Она ни при каких обстоятельствах не сказала о собственном прошлом – либо о собственных замыслах – со мной. Она не говорила мне, как она добывала себе пропитание, а я и не спрашивал.

Я не желал знать.

Было существенно проще делать вид, что она просто простая женщина.
в один раз, в то время, когда папа уехал с Робертом в город, дабы обсудить дела с Картрайтами, мы с Кэтрин решили совершить совместно целый сутки, а не несколько незаметных чёрных часов. Был уже практически октябрь, но никто бы не стал утверждать этого точно из-за больших температур и ежедневных вечерних гроз. Я не ходил купаться всё лето, и уже не имел возможности дождаться, дабы ощутить речную воду на собственной коже – и Кэтрин в собственных руках при дневном свете.

Я разделся и сразу же прыгнул в пруд.
— Не брызгайся! – завопила Кэтрин. Она немного подняла собственную несложную светло синий юбку до щиколотки, с опаской подступая к краю воды. Она уже покинула собственные туфельки под ивовым деревом и я не имел возможности прекратить любоваться на изысканную белизну её ступней.
— Заходи! Вода хорошая! – крикнул я, не смотря на то, что у меня зубы стучали от холода.
Кэтрин подходилана цыпочках к краю пруда, пока не была на илистой полосе между водой и травой.
— Тут грязно, — она поморщила носик, рукой заслоняя глаза от солнца.
— Вот исходя из этого ты и обязана войти. Дабы смыть всю грязь, — сообщил я, ударяя пальцами по воде, дабы брызги летели в Кэтрин. Пара капель попали на корсет её платья, и я почувствовал неистовую страсть, пронёсшуюся в.

Я нырнул под воду, дабы охладить голову.
— Ты не опасаешься мелких брызг, — сообщил я, поднявшись на поверхность, по моим волосам ручьями на плечи стекала вода. – Либо я обязан сообщить, ты не опасаешься брызгающегося Стефана? – я ощущал себя самую малость нелепо, произнося это, по причине того, что такие комментарии чуть ли звучали так же остроумно из моих уст. И всё-таки, она поддержала меня хохотом. Я бережно обошёл камни на дне пруда, дабы подобраться ближе к ней и хлестнуть больше воды в её сторону.
— Нет! – взвизгнула Кэтрин, но ни сделала ни шага, дабы убежать, в то время, когда я вышел из пруда, подхватил её за талию и потащил в воду.
— Стефан! Находись! – кричала она, цепляясь за мою шею. – Ну хотя бы разреши мне снять платье!
На этих словах я сразу же отпустил её. Она подняла руки за голову, разрешая мне легко совладать с её платьем. Сейчас она осталась лишь в тоненькой белой нижней юбке.

Я раскрыл рот от удивления. Само собой разумеется, я видел её тело и раньше, но это постоянно происходило в полумраке и тенях. на данный момент я заметил солнце на её плечах, видел вогнутый изгиб её живота и я в миллионный раз понял, что я был влюблён.
Кэтрин нырнула под воду, показавшись через пара секунд прямо рядом со мной.
— А сейчас реванш! – она согнулась и со всей силой плеснула на меня холодную воду.
— Если бы ты не была таковой прекрасной, я имел возможность бы и дать сдачи, — сообщил я, подтянул её к себе и поцеловал.
— Соседи будут болтать, — пробормотала Кэтрин в мои губы.
— Пускай болтают, — тихо сказал я в ответ. – Я желаю, дабы все знали, как я тебя обожаю.
Кэтрин начала целовать меня посильнее, с большей страстью, чем когда-либо раньше. Я начал судорожно всасывать воздушное пространство, ощущая такую страсть, что я кроме того отошёл назад. Я обожал Кэтрин так очень сильно, что это было практически больно; от этого было тяжелее дышать, тяжелее сказать, тяжелее думать.

Казалось, словно бы желание являлось силой гораздо большей, чем я сам, и я был в один момент напуган и очень радостен следовать за ним, куда бы оно не повело меня.
Я сделал дрожащий вдох и поднял глаза вверх. Громадные грозовые облака надвигались, затемняя небо, которое всего пара мгновений назад было чистого лазурного цвета.
— Нам необходимо идти, — сообщил я, направляясь к берегу.
И действительно, когда мы ступили на сухую почву, послышался отдалённый раскат грома.
— Гроза придёт скоро, — увидела Кэтрин, выжимая собственные кудри. Она не смотрелась ни капельки смущённой, не смотря на то, что её полностью промокшая белая ночнушка разрешала и не включать воображение. Каким-то образом, было практически более противозаконно и эротично видеть её скудно одетой, чем видеть её обнажённой.
— Кто-то имел возможность бы поразмыслить, что это фактически символ, что отечественных взаимоотношений не должно существовать.
Её голос был дразнящим, но всё равняется от страха по пояснице пробежал озноб.
— Нет, — сообщил я звучно, успокаивая сам себя.
— Да я тебя, — Кэтрин поцеловала меня в щёку перед тем, как согнётся, дабы поднять собственное платье. До тех пор пока она незаметно наряжалась за плакучей ивой, я натянул брюки и рубаху. Кэтрин показалась из-за дерева через пара мгновений, её кудряшки прилипали к хлопковому платью, влажные завитки волос как словно бы цеплялись за её пояснице.

От этого её кожа имела синеватый оттенок.
Я забрал её руки в собственные и стал энергично растирать, пробуя согреть их, не смотря на то, что я осознавал, что это нереально.
— Я желаю тебе кое-что сообщить, — сообщила Кэтрин, обращая лицо к открытому небу.
— Что? – задал вопрос я.
— Я сочту за честь пойти с тобой на Бал Основателей, — сообщила она, и сразу же, перед тем, как я успел опять поцеловать её, высвободилась из моих объятий и убежала обратно на задний двор.

Глава 22.

семь дней Бала Основателей принесла с собой резкое похолодание, которое прочно обосновалось в Мистик Фоллс и отказывалось отступать. Женщины в середине дня ходили в шалях и шерстяных накидках, а вечера были пасмурными и беззвёздными. Работники в полях волновались о ранних заморозках.

Но, всё это не останавливало людей, живущих во многих городах до самой Атланты, от приезда в город на бал. Пансион для гостей был полон, и целый город был пропитан духом карнавала в последние дни подготовки к вечеру.
Деймон опять был в Веритас-Эстейт, его таинственное нахождение с отрядом воинов закончилось. Я не сообщил ему, что мы с Кэтрин идем на Бал Основателей совместно, а он так и не задал вопрос. Вместо этого я занял себя работой, ощущая возродившуюся во мне решительность наследовать поместье.

Я желал доказать отцу, что я важен по поводу Веритас-Эстейт, готов повзрослеть и занять собственное место в мире.

Он доверял мне больше ответственности, разрешал контролировать книги квитанций а также внес предложение мне съездить в Ричмонд с Робертом, дабы посетить аукцион домашнего скота. Я имел возможность представить собственную жизнь через десятилетие. Я руковожу поместьем, а Кэтрин заботится о доме, принимает гостей и временами вечером играется с отцом в карты.
В вечер бала Альфред постучал в мою дверь.
— Господин? Нужна ли вам помощь? – задал вопрос он, в то время, когда я открыл дверь.
Я посмотрел на собственное отражение в зеркале. Я был одет в тёмный пиджак с галстуком и длинными фалдами, с волосами, зализанными назад. Я смотрелся старше и более с уверенностью.
Альфред проследил за моим взором.
— Смотритесь элегантно, господин, — заверил он.
— Благодарю. Я готов, — сообщил я, сердце трепетало от беспокойства. Последнюю ночь Кэтрин беспощадно издевалась нужно мной, не давая ни одной подсказки о том, что она планирует надеть.

Я уже не имел возможности дождаться, дабы встретиться с ней. Я знал, что она будет самой прекрасной девушкой на балу. А что более принципиально важно, она будетмоей.
Я спустился вниз по лестнице, ощущая облегчение от того, что Деймона нереально было нигде отыскать. Я всё придумывал, придёт ли он на Бал Основателей с кем-то из собственных армейских друзей либо, может, с одной из муниципальных девчонок. Последнее время он всё время пребывал в каком-то отдалении, по утрам его по большому счету не было видно, а вечера он проводил в таверне.
Снаружи лошади цокали копытами на подъезде к дому. Я забрался в ожидающую меня карету, которая в тот же час отправилась, сопровождаемая стуком копыт, к каретному двору.
Я выглянул в окно и увидел Эмили и Кэтрин, находившихся у парадного входа. Эмили была в несложном тёмном шёлковом платье, но Кэтрин…
Я должен был вжаться в спинку сиденья, дабы не выпрыгнуть из движущейся кареты. Её платье было изумрудно-зелёного цвета, хорошо облегающее талию и медлено подчёркивающее бедра. Корсет, низкий, с глубоким вырезом и туго затянутый, обнажал её кремово-белую кожу, а её волосы были собраны наверх, открывая её красивую, как будто бы лебединую, шею.
В ту же секунду, как Альфред натянул поводья, я открыл дверь кареты и выпрыгнул наружу, обширно улыбнувшись, в то время, когда Кэтрин поймала мой взор.
— Стефан! – выдохнула она и, легко немного подняв собственные юбки, плавными шагами спустилась с лестницы.
— Кэтрин, — я мягко поцеловал её в щёку перед тем, как подать ей руку. Совместно мы развернулись и пошли к карете, около которой стоял Альфред и держал для нас открытую дверь.
Дорога в Мистик Фоллс была наполнена незнакомыми экипажами всех размеров и форм, направлявшихся к дому Локвудов в дальнем финише города. Я почувствовал нервную дрожь предвкушения. Я в первоначальный раз сопровождал девушку на Бал Основателей.

В прошлые года я проводил большая часть таких вечеров, играясь в покер с приятелями. И неизменно случалось что-нибудь катастрофическое.

В прошедшем сезоне Мэттью Хартнетт напился виски и случайно отвязал лошадей от родительской кареты, а два года назад Натан Лейман серьёзно подрался с Грантом Вандербильтом, и оба закончили со сломанными носами.
Мы не торопясь проделали собственный путь к поместью, наконец добравшись до парадного входа. Альфред остановил лошадей и разрешил нам выйти. Я сплёл собственные пальцы с пальцами Кэтрин, мы совместно прошли через открытые двери и направились в обеденный зал.
Помещение с высокими потолками была высвобождена от всей мебели, а свет свечей придавал тёплое, таинственное сияние стенкам. Несколько в углу игралась ирландские танцы, и многие пары уже начали танцевать, не смотря на то, что вечер лишь начался. Я сжал руку Кэтрин, и она улыбнулась мне.
— Стефан! – от неожиданности я быстро развернулся и заметил мистера и госпожа Картрайт. Я тут же отпустил руку Кэтрин.
Глаза госпожа Картрайт были красными, и она порядком исхудала с того времени, как я видел её в последний раз. Что касается мистера Картрайта, то он постарел лет на десять. Его волосы были белыми как снег, а передвигался он посредством трости.

Оба носили лиловые веточки вербены – пучок торчал из нагрудного кармана мистера Картрайта, ещё цветы были вплетены в шляпу госпожа Картрайт – но, также, они были одеты всецело в тёмное, в знак траура.
— Господин и госпожа Картрайт, — сообщил я, у меня сжалось сердце от эмоции вины. Честно говоря, я практически забыл, что мы с Розалин были помолвлены. – Я рад видеть вас.
— Ты имел возможность бы увидеться с нами раньше, если бы пришёл нас посетить, — ответил господин Картрайт. Он смог мало скрыть презрение в собственном голосе лишь в то время, когда его взор остановился на Кэтрин. – Но я само собой разумеется осознаю, что ты пребывал в таком же глубоком… горе.
— Сейчас я совершенно верно приду, по причине того, что отныне знаю, что вы принимаете гостей, — сообщил я смущенно, оттягивая воротник, что неожиданно показался через чур тугим для моей шеи.
— Нет потребности, — с презрительным холодом ответила госпожа Картрайт, потянувшись к собственному рукаву, дабы дотянуться носовой платок.
Кэтрин мягко обхватила её руку. Госпожа Картрайт опустила взор с выражением шока на лице. Плохое предчувствие прошло через всё мое тело, и я боролся с жаждой подняться между ними и обезопасисть Кэтрин от её бешенства.
Но тут Кэтрин улыбнулась, и к моему великому удивлению, оба Картрайта улыбнулись в ответ.
— Господин и госпожа Картрайт, я так сочувствую вашей утрата, — сообщила она с теплотой, удерживая их взоры. – Я утратила собственных своих родителей на протяжении осады Атланты, и я знаю, как это не легко. Я не отлично знала Розалин, но я совершенно верно знаю, что она ни при каких обстоятельствах не будет забыта.
Госпожа Картрайт шумно высморкалась, глаза её влажно заблестели.
— Громадное благодарю, дорогая, — благоговейно сказала она.
Господин Картрайт похлопал жену по пояснице.
— Да, благодарю, — он повернулся ко мне, и сочувствие заменило презрение, наполнявшее его глаза несколькими секундами ранее. – И прошу вас, позаботься о Стефане. Я знаю, что он страдает.
Кэтрин радовалась, пока эта домашняя пара опять слилась с толпой.
Я разинул рот от удивления.
— Ты внушила им? – задал вопрос я, слова раздались достаточно быстро в моих устах.
— Нет! – Кэтрин приложила руки к сердцу. – Это была любезная, старомодная доброта. А сейчас давай танцевать, — и она потащила меня в громадный бальный зал. К счастью, танцевальная площадка была заполнена до отказа, и освещение было неярким, так что было практически нереально рассмотреть в толпе конкретных людей.

Гирлянды цветов свисали с потолка, мраморный пол был начищен до блеска.

Воздушное пространство был горячим и приторным, наполненный запахами сотен соревнующихся парфюмов.
Я положил руку на плечо Кэтрин и постарался расслабиться в вальсе. Но я всё ещё ощущал себя на нервах. Разговор с Картрайтами расшевелил мою совесть, заставляя меня ощущать себя косвенно предающим память о Розалин, и Деймона.

Предал ли я его каким-то образом, не сообщив ему, что мы с Кэтрин будем на балу совместно?

Была ли неправильной моя признательность за его продолжительные отлучки?
Несколько прекратила играться, и, пока дамы поправляли платья и опять хватали за руки собственных партнёров, я направился к столу с закусками в углу зала.
— Ты в порядке, Стефан? – задала вопрос Кэтрин, плавными шагами последовав за мной, неспокойные складки пролегли на её очаровательном лбу.
Я кивнул, но не остановился.
— Легко выпивать желаю, — солгал я.
— Я также, — она выжидающе поднялась рядом со мной, пока я наливал тёмно-красный пунш в бокалы.
Я передал ей стакан и начал наблюдать, как она выпивает громадными глотками, воображая себе, словно бы это смотрелось так же, как если бы она выпивала кровь. В то время, когда она поставила бокал на стол, чуть заметные следы красного напитка остались около её рта. Я не смог удержаться.

Указательным пальцем я стёр каплю с её дугообразных губ.

Позже я положил палец себе в рот. На вкус выяснилось сладким и вяжущим.
— Ты уверен, что с тобой всё в порядке? – переспросила Кэтрин.
— Я волнуюсь о Деймоне, — согласился я, наливая себе ещё один стакан пунша.
— Это из-за чего? – на лице Кэтрин отразилось неподдельное замешательство.
— Из-за тебя, — ответил я легко.
Кэтрин забрала у меня бокал и увела от стола.
— Он для меня как брат, — сообщила она, забрав моё лицо в собственные руки и поглаживая по лбу, — а я ему как будто бы младшая сестрёнка. И ты знаешь это.
— Но всё то время, пока я болел? В то время, когда ты и он были совместно? Это смотрелось так…
— Это смотрелось так, словно бы мне нужен был приятель, — решительно ответила Кэтрин. – Деймон кокетливый. Он не желает навязываться мне равно как и я не желаю навязываться ему. Ты – моя любовь, а Деймон – мой брат.
Везде около нас пары кружились в полутьме, опускаясь и поднимаясь в такт музыке, радостно смеялись шуткам, каковые нельзя произносить звучно, и смотрелись так, словно бы в мире не существовало никаких забот. Они также переживали о нападениях, войне и собственном громадном горе, но однако они смеялись и танцевали. Из-за чего я не имел возможности поступать так же?

Из-за чего я постоянно сомневался в себе? Я посмотрел на Кэтрин. Чёрная кудряшка выбилась из её высокой причёски.

Я убрал прядь ей за ухо, наслаждаясь шелковистой мягкостью её волос между моими пальцами. Страстное желание пронеслось через меня, и в то время, когда я посмотрел в её глубокие карие глаза, все тревоги и мои ощущения вины испарились.
— Мы будем ещё танцевать? – задала вопрос Кэтрин, прижав мою руку к собственной щеке.
В ликующем бальном зале я рассмотрел отца, мистера Картрайта и всегда покоящихся в дальнем углу Основателей, каковые всё время что-то недовольно нашёптывали друг другу.
— Нет, — хрипло шепнул я. – Давай отправимся к себе.
Я обхватил плечо Кэтрин, и мы закружились около танцевальной площадки, пока не достигли кухни, где слуги были заняты подготовкой коктейлей и закусок. Взявшись за руки, мы промчались через кухню – больше чтобы смутить прислугу – и вышли через заднюю дверь.
Мы ринулись в ночь, не подмечая холодного воздуха, громких звуков хохота, доносящихся из дома, и того факта, что мы сбежали с публичного мероприятия года.
Карета была привязана рядом от конюшни Локвудов. Альфред, несомненно, игрался в кости с другими слугами.
— По окончании Вас, моя леди, — сообщил я, поднимая её за талию, и усаживая на пассажирское место. Сам я поднялся на место кучера и щёлкнул хлыстом, что тут же побудил лошадей застучать копытами в сторону дома.
Я обширно улыбнулся Кэтрин. Перед нами лежал целый вечер свободы, и это действовало опьяняюще. Никакой необходимости красться в гостевой домик.

Никакой потребности незаметно огибать слуг.

Лишь только часы постоянного блаженства.
— Я обожаю тебя! – закричал я, но ветер похитил мои слова, когда они слетели с губ. Я вообразил, как они путешествуют вместе с бризом, плавают в мире, пока любой человек в каждом городе не определит о моей любви.
Кэтрин поднялась в карете, волосы неистово хлестали её по лицу.
— Я также тебя обожаю! – крикнула она, и, заливаясь хохотом, упала на сиденье.
К тому времени, как мы возвратились поместье, мы оба были взмокшими и краснощёкими. В ту же секунду, что мы добрались до помещений Кэтрин, я стянул платье с её стройного тела и, одержимый собственной страстью, с опаской совершил зубами по её шее.
— Что ты делаешь? – она отошла назад и пристально наблюдала на меня.
— Я легко…
Что я делал? Притворялся? Пробовал играться в то, что мы с Кэтрин однообразные?
— Я думаю, я знать, что ты ощущаешь, в то время, когда ты…
Кэтрин прикусила губу.
— Может когда-нибудь ты и осознаешь, мой невинный, дорогой Стефан, — она откинулась в постель, разбросав собственные кудряшки по белой как снег пуховой подушке, — но прямо на данный момент, всё, чего я желаю, это ты.
Я лёг рядом с ней в постель, очертил указательным пальцем линию её подбородка и после этого прижался к ней губами. Поцелуй был таким ласковым и чутким, что я почувствовал, как её сущность объединилась с моей, создавая силу громадную, чем мы сами. Мы изучили тела друг друга как словно бы бы в первоначальный раз.

В тусклом свете её помещения я ни при каких обстоятельствах не был уверен, где кончалась действительность и начинались мои сны. В том месте не было позора, не было ожиданий, лишь страсть, чувство и желание опасности, загадочное, красивое и всепоглощающее.
Той ночью, я разрешил Кэтрин поглотить меня всецело и потребовать полного мной обладания. Я с наслаждением подставил собственную шею, в случае если это означало, что мы сможем быть объединёнными в этом объятии всю вечность.

Ежедневники Стефана: Истоки. Глава 23.

И всё-таки той ночью объятия кончились, и я погрузился в тёмный, лишённый сновидений сон. Но мой тело и разум быстро пробудились, в то время, когда я услышал резкий лязгающий звук, что словно бы отдавался эхом во всех моих конечностях. — Монстры! — Убийцы! — Демоны! Слова лились через открытое окно, смешиваясь в единый шум. Я подкрался к окну со скрипучими ставнями. Снаружи, на другой стороне пруда, видны были вспышки огня, и я кроме того слышал, как клацали ружья. Чёрные фигуры двигались массой, как будто бы туча саранчи, опускающейся на хлопковое поле. — Вампиры! Убийцы! Я начал выделять всё больше и больше слов из злобного рёва толпы. В ней находилось как минимум пятьдесят человек. Пятьдесят пьяных, разгневанных, жестоких мужчин. Я схватил Кэтрин за плечи и начал очень сильно трясти. — Просыпайся! – тихо сказал я нетерпеливо. Она рывком села в кровати. Белки её глаз казались огромными, а под ними пролегли глубокие тени. — Что такое? Всё прекрасно? Её пальцы потянулись к ожерелью. — Нет, всё совсем не прекрасно, — зашептал я. – На улицу вышли добровольцы. Они ищут вампиров. И они на данный момент на основной дороге, — я указал ей на окно. стрельба и Вопли приближались. Огни блистали в темноте, языки пламени вздымались к ночному небу, как будто бы красные кинжалы. Ужас пронзил меня. Этого не должно было произойти – до тех пор пока ещё. Кэтрин выскочила из кровати, обернув тело одеялом, и с громким хлопком опустила жалюзи. — Твой папа, — сообщила она твёрдым голосом. Я встряхнул головой. Для того чтобы не могло быть. — Осада запланирована на следующую семь дней, а мой папа не тот человек, что отклоняется от намеченного замысла. — Стефан! – быстро вскрикнула Кэтрин. – Ты давал слово сделать что-нибудь. Тыдолжен остановить это. Эти люди не знают, с кем сражаются, и они понятия не имеют, как это страшно. Если они будут продолжать в том же духе, люди пострадают. — Страшно? – переспросил я, потирая висок. У меня внезапно плохо разболелась голова. Стрельба на данный момент становилась тише; похоже, масса людей устремилась в другую сторону либо легко начала рассеиваться. Я высказал предположение, что это был больше митинг, поощрённый пьяной удалью, чем как таковая осада. — Не от меня, но от того, кто начал эти нападения, — глаза Кэтрин встретились с моими. – В случае если жители определят, что надёжнее для них, что лучше для них, они прекратят охоту. Они разрешат нам разрешать эти вещи. Они разрешат нам отыскать источник нападений. Я сел на край кровати и, упершись локтями в колени, в смятении уставился на потёртые древесные доски паркета, как словно бы я имел возможность отыскать какой-то ответ, метод остановить то, что, казалось, уже произошло. Кэтрин забрала моё лицо в собственные руки. — Я всецело под твоей опекой. Я нуждаюсь в твоей защите. Прошу вас, Стефан. — Я знаю, Кэтрин! – полу-истерично вскрикнул я. – Но что, в случае если уже через чур поздно? Они имеют собственную команду, собственные подозрения, у них кроме того имеется изобретение, предназначенное чтобы обнаружить вампиров. — Что? – Кэтрин отстранилась от меня. – Изобретение? Ты мне этого не сказал, — сообщила она обвиняющим тоном. Тяжеленный ком появился в моей груди, пока я растолковывал Кэтрин принцип устройства Гилберта. Как я имел возможность так совершить ошибку, не сообщив Кэтрин о нём? Забудет обиду ли она меня когда-нибудь? — Джонатан Гилберт, — лицо Кэтрин исказилось от презрения. – Так эти дураки уверены в том, что они смогут вытравливать нас? Как животных? Я отпрянул от неё на пара шагов. Я ни при каких обстоятельствах не слышал, дабы Кэтрин сказала таким неотёсанным тоном. — Прости, — сообщила Кэтрин более сдержанным голосом, как словно бы она почувствовала мелькнувший в моём сердце ужас. – Забудь обиду меня. Я лишь… ты просто не можешь представить, каково это – в то время, когда на тебя охотятся. — Голоса наподобие стихли, — я посмотрел через жалюзи на улицу. Масса людей вправду начала расходиться. Языки пламени превратились в дрожащие точки на фоне тёмной, как смоль, ночи. Опасность помой-му миновала. По крайней мере до тех пор пока. Но на следующую семь дней они приберегли изобретение Джонатана. У них имеется перечень вампиров. И они отыщут их всех до единого. — Слава всевышнему, — Кэтрин повалилась в постель, бледнее, чем когда-либо я её видел. Одинокая слеза скатилась по её алебастровой коже. Я протянул руку, дабы стереть её указательным пальцем, позже с опаской дотронулся языком до пальца, как будто бы отголоском тому, что я сделал на Бале Основателей. Я облизнул палец и понял, что слеза солёная на вкус. Человек. Я притянул Кэтрин к себе, укутывая её в плотное объятие. Я не знаю совершенно верно, как продолжительно мы сидели в том месте, совместно. Но в то время, когда тусклый утренний свет просочился в окна, я поднялся. — Я остановлю это, Кэтрин. Я буду защищать тебя до конца жизни. Клянусь.