Достоверность традиции евангелия от иоанна

Вопрос об исторической достоверности Евангелия от Иоанна тесно связан с проблемой, кем оно было написано. Не смотря на то, что имя евангелиста нигде в тексте прямо не именуется (а надписание в исходниках появляется не сходу), в ряде мест (Ин 1. 14; 13. 23-25; 18.

15-16; 19. 26-27, 35; 20. 2, 8; 21. 7, 20-24) экзегеты усматривают нек-рые намеки на то, кто им мог быть.

Основываясь на самом тексте Е., возможно заявить, что «ученик, которого обожал Иисус», был весьма близок ко Христу, входил в число 12, но наряду с этим «был знаком первосвященнику», Сам Господь поручил ему заботиться о Собственной Матери, по окончании воскресения Спасителя и крёстной смерти он сопровождал ап. Петра. В раннехрист. и святоотеческой традиции, начиная со сщмч.

Иринея Лионского, «любимый ученик» отождествляется с ап.

Иоанном Зеведеевым (см. Иоанн Богослов), о кончине и житии к-рого сообщаются дополнительные сведения. Но Папий Иерапольский, по свидетельству Евсевия Кесарийского (Euseb. Hist. eccl.

III 39.

3-7), упоминает раздельно от апостолов некоего «старца (пресвитера) Иоанна». Потому, что такое же самоназвание видится в надписании 2-го и 3-го Посланий Иоанна, в научной лит-ре много раз делались попытки примирить свидетельства церковного Предания с критическим анализом текста.

В наст. время известно более 20 решений вопроса о евангелисте, о личности «любимого ученика» (попытки ответа вопросов о личности старца (пресвитера) Иоанна, его отношении к ап. Иоанну и всему Иоаннову корпусу приводят к еще громадным трудностям, и не смотря на то, что они делаются в научных реконструкциях истории происхождения Евангелия от Иоанна (напр., в работах Брауна), но скорее запутывают, чем проясняют вопрос о евангелисте и потому в совр. работах чаще выносятся за скобки).

Громаднейшей популярностью пользуются 2 теории — традиц. т. зр. (что это ап. Иоанн, сын Зеведея) и догадка, основанная на литературно-критическом анализе (что это художественный образ совершенного ученика либо фигура, подобная Преподавателю праведности в кумран. текстах, нужная для придания авторитетности тексту Е.; см., напр.: Roloff. 1968/1969; Bauckham.

1995). К числу экстравагантных предположений относятся предположения, что данный неназываемый ученик — Мария Магдалина либо ап. Фома (в последнем случае кроме множества др. доводов ответственным есть то, что лишь находившийся у Креста «любимый ученик» либо те, кто принимали участие в снятии с Креста и в погребении, имели возможность знать о ранах, к-рые были на теле Иисуса Христа; об этих ранах говорит как раз ап.

Фома в Ин 20.

25, 27 (Charlesworth. 1995); но из Ин 20. 8 направляться, что «любимый ученик» уверовал раньше, в то время, когда заметил безлюдной гроб; помимо этого, находившийся у Креста имел возможность поведать об замеченном др. ученикам еще до явлений Господа).

По всей видимости, личность «любимого ученика» была так прекрасно известна первым читателям Евангелия от Иоанна, что уточнять его имя не требовалось (напр., имя Матери Иисуса Христа в Евангелии от Иоанна кроме этого нигде не именуется, не смотря на то, что сомнений в том, что Ее имя Мария, ни при каких обстоятельствах ни у кого не появлялось).

Сформулированные в работе Уэсткотта доказательства о том, что евангелист — ап. Иоанн (создатель был иудеем, обитателем Палестины, очевидцем событий, апостолом, Иоанном, сыном Зеведея — Westcott. 1908), до сих пор не были последовательно опровергнуты, и первые 2 пункта в наст. время разделяются большинством исследователей (находка старейшего папируса с текстом Евангелия от Иоанна — ¸ 52 (ок.

125) — лишила основания догадки позднего происхождения этого Е., а открытие исходников Мёртвого м. уничтожило теории эллинистического происхождения Е., выстроенные на анализе его богословского содержания).

Текст Евангелия от Иоанна вправду говорит о знании писавшим его последовательности евр. законов и обычаев (обряд очищения в Ин 2. 6; обряды праздника Кущей в Ин 7. 37 и 8. 12; законы о субботе в Ин 5. 10; 7. 21-23; 9. 14 и др.), о знании евр. истории (напр., о сроках строительства храма в Ин 2. 20; о неприязни с самарянами в Ин 4. 9; об отношении к иудеям диаспоры в Ин 7. 35; имена первосвященников в Ин 11. 49; 18.

13 и др.), нек-рых Иерусалима и топонимов Палестины (купальня у Овечьих ворот, при которой было 5 крытых ходов (Ин 5. 2), купальня Силоам (Ин 9. 11) и каменный помост около претории (Ин 19. 13), найденные археологами в XX в.; в Евангелии от Иоанна в отличие от синоптических упоминаются такие подробности, как место проповеди Иоанна Крестителя (Ин 1. 28; 3. 23); иное наименование Галилейского м.- Тивериадское оз. (Ин 6. 1; 21. 1); колодец Иакова у самарянского г. Сихарь недалеко от Сихема (Ин 4. 5); г. Ефраим рядом с пустыней (Ин 11.

54) и др.).

В Евангелии от Иоанна по именам упоминаются не названные прямо у метеорологов лица, имена к-рых сохранять в предании было не очень важно (напр., имена апостолов Андрея и Филиппа в повествовании о насыщении множества народа (Ин 6. 7-8); Марии, сестры Лазаря, помазавшей миром ноги Спасителя (Ин 12. 3); раба Малха, к-рому Петр отсек ухо (Ин 18. 10), и др.).

Кроме этого упоминается последовательность богословски немотивированных подробностей, о к-рых имел возможность знать лишь очевидец (6 каменных «водоносов» (микв) в Кане Галилейской (Ин 2. 6); расстояние, к-рое проплыли ученики по морю (Ин 6. 19); количество пойманной рыбы (Ин 21. 11; в этом случае мн. экзегеты видят символический суть); символы, к-рые подавал ап. Петр (Ин 13.

24); количество смирны и алоэ, к-рые принес Никодим (Ин 19. 39)).

Большая часть доводов за либо против того, что повествование опирается на индивидуальные свидетельства очевидца, основывается на ответе вопроса о том, кем был «любимый ученик», на анализе расхождений между Евангелием от Иоанна и синоптическими Евангелиями, и на сравнении Евангелия от Иоанна с Откровением и Посланиями, заглавия к-рых содержат имя Иоанна, т. е. на внешних свидетельствах. Но исходя из того, что большая часть историко-биографических произведений античности опиралось именно на свидетельства очевидцев, возможно с громадной долей возможности предполагать, что и в основании Евангелия от Иоанна кроме этого лежат свидетельства очевидца, потому, что в жанровом отношении (при всех различиях) Евангелие от Иоанна принадлежит к той же категории текстов, что и синоптические Евангелия.

Основанием отождествления «свидетеля-очевидца» с апостолом помогает тот факт, что любое описание Тайной вечери, в которой, в соответствии с 4 Е., принимали участие не все ученики Христовы, а только 12 избранных Им Самим для заключения Нового Завета, имело возможность иметь своим источником лишь апостольское свидетельство.

В случае если опираться только на новозаветные тексты, всем образу и указанным критериям «любимого ученика» соответствует только ап. Иоанн Зеведеев (его брат Иаков принял мученическую смерть в 44; об Иоанне как спутнике ап. Петра сообщается кроме этого в Лк 5. 10; 22.

8; Деян 3. 1, 11; 4. 13; 8. 14; ср.: Гал 2. 9; не смотря на то, что о его знакомстве с религ. элитой в синоптических Евангелиях не говорится, но, если судить по упоминанию в Мк 1. 20 наемных работников его отца Зеведея, его семья занимала более высокое социальное положение, чем простые рыбаки, и в полной мере имела возможность иметь связи в кругах, родных к первосвященнику).

Однако ученые довольно часто сомневаются в том, что ап. Иоанн имел возможность сказать о себе как о «любимом» ученике, ввиду нескромности для того чтобы самовосхваления (Strachan. 1925), а потому склоняются к той либо другой теории редакторской правки.

Значительно чаще в качестве позднего добавления к тексту рассматривается 21-я гл. (содержащая главные места для отождествления евангелиста с ап. Иоанном), и все оценочные и уточняющие комментарии. Нек-рые видят ответ данной неприятности в догадке существования «Иоанновой школы», т. е. редакторов (быть может, ближайших учеников самого ап.

Иоанна), к-рые трудились над созданием текста Евангелия от Иоанна (Culpepper. 1975).

Но среди приверженцев таких подходов нет единства. Источники, цели и объём редакторской правки определяются учеными по-различному. Стилометрические же изучения говорят в пользу единства «авторских» ремарок и 21-й гл. с остальным текстом Евангелия от Иоанна (Ткаченко.

2006).

Драматичность повествования и богословски ориентированное объяснение большинства обрисовываемых событий не противоречат правилам древней (в первую очередь евр.) историографии, а потому не смогут принимать во внимание доводами против достоверности Евангелия от Иоанна (Hemer. 1989; Sterling. 1992). (Подробнее см. в ст. Иоанн Богослов.)