Глава 1 каркассона, джюлет[6] 1209 5 страница

– Ты что затеяла? – взвизгнул он. – Прикройся срочно!

– Я дремала, муж, – отозвалась она. – Ты меня разбудил.

– Я тебя разбудил? Я тебя разбудил… – брызгал слюной супруг. – Ты дремала… в таком виде?

– Ночь жаркая, Жеан. Разве мне нельзя спать, как хочется, в одиночестве собственной спальни?

– Любой желающий имел возможность войти и застать тебя. Твоя сестра, твоя служанка Жиранда… любой желающий!

Ориана медлительно села на постели и невозмутимо уставилась на мужа, накручивая на палец прядь волос.

– Любой желающий? – ехидно повторила она и холодно продолжала: – Жиранду я отпустила. Я сейчас больше не нуждаюсь в ее одолжениях.

Она замечательно видела, как борется с собой ее супруг, хотя отвернуться и не в силах этого сделать. В его иссохших жилах в равной мере смешались отвращение и желание.

– Любой желающий имел возможность войти, – повторил он уже не так с уверенностью.

– Да, полагаю, ты прав. Но никто не входил. Не считая тебя, очевидно, муж мой. – Она хищно улыбнулась. – А сейчас, раз уж ты тут, возможно, сообщишь мне, где ты был?

– Тебе известно, где я был, – зарычал Конгост. – В совете!

Она улыбнулась шире:

– В совете? В такое время? Совет разошелся задолго до темноты.

Конгост вспыхнул:

– Не тебе допрашивать меня!

Ориана прищурила взор.

– Клянусь святой верой, как ты надменен, Жеан! «Не тебе!» – Она в точности передразнила его интонацию, и оба мужчины поморщились от жестокости насмешки. – И все же, Жеан, где ты был? Нужно думать, занимался национальными делами?

Либо, возможно, амурными делами, Жеан?

Уж не прячешь ли ты где-нибудь в Шато любовницу?

– Как ты смеешь так сказать со мной?! Я…

– Другие мужья говорят женам, где были. Из-за чего бы и тебе не поведать? В случае если, само собой разумеется, у тебя нет веских оснований молчать.

Конгост сорвался на крик:

– Вторым мужьям следовало бы придержать языки. Это не женское дело.

Ориана лениво потянулась к нему с ложа.

– Не женское дело… – протянула она. – Неужто?

Ее голос был негромок и полон презрения. Конгост осознавал, что с ним играются, но не имел возможности осознать правил, по которым ведется эта игра. Ему ни при каких обстоятельствах не получалось осознать.

Ориана протянула руку и погладила предательскую выпуклость под его накидкой, с удовлетворением отметив паническую растерянность на лице мужа.

– Итак, муж, – пренебрежительно продолжала она, – что ты вычисляешь неженским делом? Любовь? – Ее пальцы сжались сильней. – Либо это? Как ты бы сообщил, соитие?

Конгост угадывал ловушку, но эта дама гипнотизировала его, он не может был сообразить, что направляться сообщить либо сделать. Нечайно он потянулся к ней, шевеля губами, как выкинутая на берег рыба, и прочно зажмурив глаза. Как бы ни ненавидел он жену, она умела пробудить в нем желание, и, при всей собственной учености, он становился так же податлив, как любой мужчина, подчиненный тому, что болтается у него между ног.

Она ненавидела его.

Добившись желаемого результата, Ориана быстро отдернула руку.

– Ну, Жеан, – холодно проговорила она, – в случае если тебе нечего мне сообщить, ты можешь уйти. Тут ты мне не нужен.

В этот самый момент что-то в нем сорвалось, словно бы в памяти вспыхнули все обиды и разочарования, какие конкретно он выдерживал в жизни. Опоздала Ориана сообразить, что происходит, как супруг отвесил ей такую пощечину, что она опрокинулась в постель.

От неожиданности дама задохнулась.

Конгост замер, уставившись на собственную руку, как на чужую.

– Ориана, я…

– Ты жалок, – взвизгнула супруга, она ощущала вкус крови на разбитых губах. – Я сообщила, уходи, ну и уходи. Чтобы я тебя не видела!

Ей показалось на 60 секунд, что он постарается вымолить прощение. Но в то время, когда супруг поднял глаза, она заметила в них неприязнь, а не стыд, и с облегчением набралась воздуха. Все разыгрывается, как задумано.

– Ты ужасна! – выкрикнул он, отступая от кровати. – Ты не лучше животного. Нет, хуже животного, по причине того, что ты знаешь, что делаешь.

Он схватил с пола кинутый в том месте светло синий плащ и бросил ей в лицо.

– И прикройся! Я не хочу больше видеть тебя в таком виде, бесстыжую, как будто бы шлюха.

Убедившись, что супруг не планирует возвращаться, Ориана раскинулась в постели, натянув на себя плащ. Ее чуть трясло от возбуждения. В первый раз за четыре года брака глупому, слабодушному, бессильному старику, которого папа дал ей в мужья, удалось поразить жену. Очевидно, она специально злила его, но никак не ожидала пощечины.

Да какой! Ориана совершила пальцами по обожженной ударом щеке. Пожалуй, останется отметина.

Прекрасно бы. Тогда папа заметит, на что ее обрек.

Неприятный смешок оборвал ее размышления. Она не Элэйс. А папа, как бы ни старался этого скрыть, думает лишь об Элэйс.

Ориана и характером и внешностью через чур будет похожим маму, дабы стать его любимицей.

Он и не почешется, в случае если Жеан изобьет ее до полусмерти. Еще сообщит, что она этого заслуживает.

На 60 секунд она разрешила ревности, скрытой от всех, не считая Элэйс, прорваться через совершенную маску прекрасного, непроницаемого лица. Злость на собственный бессилие, недочёт влияния, разочарованность. Чего стоят ее красота и молодость, если она связана с мужчиной, лишенным честолюбия и будущего, с мужчиной, ни разу не бравшим в руки клинок?

Разве справедливо, что Элэйс, младшей сестре, достается все, о чем она зря грезит?

Что по праву должно принадлежать ей!

Ориана вывернула в пальцах ткань плаща так, словно бы с вывертом щипала бледную худую ручонку Элэйс. Избалованная, распущенная дурнушка Элэйс! Ориана сильней стиснула ткань, воображая себе расползающийся по коже багряный синяк.

– Для чего ты его дразнила? – нарушил тишину голос любовника.

Ориана совсем забыла о нем.

– А почему бы и нет? – задала вопрос она. – Единственное наслаждение, какое я от него имею.

Мужчина выскользнул из ниши, положил ладонь ей на щеку.

– Он сделал тебе больно? След остался…

Она улыбнулась его заботе. Как же мало он ее знает! Видит в ней то, что желает видеть, – созданный им самим образ дамы.

– Мелочи, – ответила она.

Серебряная цепь, украшавшая его шею, царапнула ей кожу, в то время, когда мужчина склонился к ней. Она почувствовала запах его жажды владеть ею и шевельнулась, разрешив синей ткани плаща волной стечь с ее тела. Она коснулась его чресел – белой и мягкой кожи, совсем не похожей на покрытую золотистым загаром кожу поясницы, груди и рук, подняла глаза и улыбнулась.

Достаточно испытывать его терпение.

Ориана склонилась вперед, дабы принять его в рот, но он толкнул ее обратно на постель и поднялся на колени рядом.

– Чем порадовать тебя, моя госпожа? – задал вопрос он, ласково раздвигая ей бедра. – Так?

Она замурлыкала, в то время, когда он склонился ниже и поцеловал ее.

– Либо так?

– Его губы склонились ниже, к ее потайному, скрытому местечку. Ориана затаила дыхание, ощущая, как язык касается ее тела, дразня и лаская.

– А возможно, так?

Сильные руки с уверенностью подняли ее за пояс и притянули к себе. Ориана обхватила ногами его пояснице.

– А возможно, вот чего тебе хочется? – Его голос задрожал от желания, в то время, когда он толчком вошел в нее.

Она испустила вздох удовлетворения, царапнув ногтями его пояснице, обставляя на нем собственную метку.

– Так твой супруг вычисляет тебя шлюхой, вот как? – шепнул он. – Давай-ка докажем, что он прав.

ГЛАВА 10

Пеллетье мерил шагами помещение, ожидая прихода Элэйс.

Стало прохладнее, но лоб у него сверкал от пота, а лицо раскраснелось. Ему бы следовало спуститься в кухню, присмотреть за слугами, убедиться, что все готово. Но значительность данной 60 секунд овладела им.

Он стоял на данный момент на перекрестке, откуда во все стороны расходились тропы, ведущие к неверному будущему.

Все, чем была до сих пор его жизнь, все, чем она станет дальше, зависело от его решения.

«Что же она не идет?» Пеллетье стиснул письмо в кулаке. Так или иначе, он успел запомнить его от слова до слова.

Он отвернулся от окна, и что-то, блеснувшее в пыли и тенях под дверью, остановило его взор. Пеллетье нагнулся и поднял находку: тяжелую серебряную пряжку с бронзовыми вставками, достаточно громадную, дабы являться застёжкой плаща либо платья.

Кастелян нахмурился. У него таковой не было.

Он поднес пряжку к свече, дабы лучше видеть. Ничего особого. На рынке такие продаются сотнями.

Хорошего качества, но не через чур шикарная.

Хозяин мог быть человеком состоятельным, но не богач.

Она не имела возможности пролежать тут продолжительно. Франсуа каждое утро прибирал помещение и точно увидел бы ее. Другие слуги в помещение не допускались, и дверь целый сутки простояла закрытой.

Пеллетье огляделся, отыскивая следы вторжения. На душе у него было неспокойно. Думается это либо предметы на столе лежат чуточку не так, как он их покинул?

И не ворошил ли кто-то постель? Сейчас его тревожила любая мелочь.

– Paire?

Элэйс сказала негромко, и все же ее голос вынудил его подскочить. Пеллетье быстро опустил пряжку в карман.

– Папа, – повторила она, – ты отправлял за мной?

Пеллетье собрался:

– Да-да, отправлял. Входи.

– Угодно что-нибудь еще, мессире? – задал вопрос из-за двери Франсуа.

– Нет. Подожди снаружи, возможно, пригодишься.

Он дождался, пока закроется дверь, и поманил Элэйс к столу. Налил ей вина и наполнил собственный опустевший кубок, но садиться не стал.

– У тебя усталый вид.

– Устала самую малость.

– Что говорят о совете, Элэйс?

– Только бог ведает, что и думать, мессире. Большое количество чего говорят. Все молятся, дабы дела были не так нехороши, как выглядят.

Всем как мы знаем, что на следующий день виконт практически без свиты отправляется в Монпелье, дабы просить личной встречи у собственного дяди, графа Тулузы.

Она помолчала.

– Это правильно?

Он кивнул.

– Но заявлено, что турнир состоится?

– И это правильно. Виконт сохраняет надежду закончить дело и возвратиться к себе в 14 дней. До конца июля совершенно верно.

– Ты думаешь, он добьется успеха?

Пеллетье не отвечал, расхаживаявзад-вперед, и его беспокойство передалось дочери.

Для храбрости она хлебнула вина.

– Гильом также в свите?

– Разве он тебе не сообщил? – вскинулся папа.

– Я не виделась с ним с того времени, как собрался совет, – согласилась она.

– Где же он, во имя святой веры? – поразился Пеллетье.

– Прошу вас, сообщи, да либо нет?

– Гильом дю Мас избран, не смотря на то, что, соглашусь, против моего жажды. Виконт отличает его.

– Не просто так, paire, – негромко увидела она. – Он искусный шевалье.

Пеллетье согнулся, дабы долить вина в ее кубок.

– Элэйс, ты ему доверяешь?

Вопрос застал ее неожиданно, но она не промедлила с ответом.

– Разве супруга не должна доверять мужу?

– Да-да. Я не ожидал другого ответа, – отмахнулся он. – Но… он не расспрашивал, что произошло этим утром на реке?

– Ты приказал никому не говорить, – напомнила она, – и я повиновалась.

– А я не сомневался, что ты сдержишь слово, – но я задавал вопросы не о том. Разве Гильом не задал вопрос тебя, где ты была?

– В то время, когда он имел возможность задать вопрос? – упрямо ответила она. – Я же заявила, что не виделась с ним.

Пеллетье опять прошел к окну.

– Тебя пугает приближение войны? – задал вопрос он, не оборачиваясь к дочери.

Элэйс подивилась неожиданной перемене темы, но ответила снова гладко:

– Идея о войне пугает, мессире. Но так как до этого не дойдет, правильно?

– Да, может, и обойдется.

Он оперся рукой о край окна, затерявшись в собственных мыслях и, по-видимому, забыв о ее присутствии.

– Я знаю, что мои расспросы удивляют тебя, но у меня имеется обстоятельство задавать вопросы. Посмотри поглубже в собственный сердце. Шепетильно взвесь ответ и сообщи правду.

Ты доверяешь мужу? Веришь, что он начнёт защищать тебя, что будет тебе верен?

Элэйс осознавала, что основное так и осталось невысказанным, но все равно не решалась ответить. Она не желала предавать Гильома, но и солгать отцу не имела возможности.

– Я знаю, что ты им обижен, мессире, – ровным голосом проговорила она. – Не смотря на то, что не знаю, чем он имел возможность позвать…

– Ты замечательно знаешь, чем я обижен, – нетерпеливо перебил Пеллетье. – Я тебе достаточно довольно часто растолковывал. Но мое личное вывод о Гильоме дю Масе так и не определилось. Возможно не обожать человека, но признавать его преимущества.

Прошу тебя, Элэйс, ответь на вопрос.

От твоего ответа зависит многое.

Вспомнился дремлющий Гильом. Глаза, чёрные и влекущие, как магнитный камень; губы, целующие ее запястье. Вспомнилось так ярко, что закружилась голова.

– Я не могу ответить, – наконец решилась она.

– Ах так, – выдохнул Пеллетье. – Прекрасно, прекрасно. Я осознаю…

– Со всем уважением, paire, но ничего ты не осознаёшь, – вспыхнула Элэйс. – Я ничего не сказала.

Он повернулся к дочери.

– Ты сообщила Гильому, что я за тобой отправил?

– Я же заявила, что с ним не виделась, и… и плохо тебе так допрашивать меня. Заставлять меня делать выбор между верностью ему и тебе. – Элэйс начала подниматься. – Так что, мессире, если ты больше не нуждаешься в моем присутствии в таковой поздний час, я молю о позволении уйти.

Пеллетье осознал, что пора разрядить обстановку.

– Сядь, сядь. Вижу, что обидел. Забудь обиду. У меня не было для того чтобы намерения.

Он протянул дочери руку. Чуть помедлив, Элэйс приняла ее.

– Я не планировал говорить тайными. Дело в том, что я сам не могу решиться. Сейчас вечером я взял крайне важное сообщение, Элэйс, и последние пара часов пробовал сделать вывод, что делать, взвешивал различные возможности.

Я уже считал, что избрал путь, в то время, когда отправлял за тобой, и однако сомневался .

Элэйс встретила его взор:

– И что же сейчас?

– Сейчас мне ясно, что делать. Да, я пологаю, что вижу путь.

Кровь отлила у Элэйс от щек.

– Значит, война все-таки будет, – сообщила она нежданно мягко.

– Да, думаю, это неизбежно. Наверное, ничего хорошего ожидать не приходится. Ничего не сделаешь, мы попали в водоворот, с которым отечественными силами не совладать, сколько бы мы ни старались убедить себя в обратном. – Он помолчал. – Но и это еще не основное, Элэйс.

И в случае если в Монпелье дело обернется не хорошо, то, быть может, у меня уже не будет возможности… поведать тебе.

– Что возможно ответственнее угрозы войны?

– Я не могу сообщить больше, пока ты не дашь слова, что сообщённое сейчас тут останется между нами.

– Потому ты и задавал вопросы про Гильома?

– Частично исходя из этого, – признал он, – но не только. Но вначале я обязан поверить, что сообщённое останется в этих четырех стенках.

– Я обещаю, – твердо сообщила Элэйс.

Пеллетье еще раз набрался воздуха, но в голосе его послышалось облегчение. Жребий кинут, он сделал выбор. Осталось совладать с последствиями, каковы бы они ни были.

– Эта история, – заговорил он, – началась в старой стране Египет пара тысячелетий назад. Это – история Грааля.

Пеллетье продолжал рассказ, пока не выгорело масло в светильнике.

Двор под окном затих: шумный люд в далеком прошлом разошелся по постелям. Элэйс изнемогала от усталости. Пальцы ее побелели, а под глазами пролегли лиловые тени, похожие на синяки.

И Пеллетье также постарел и осунулся за время рассказа.

– Отвечая на твой вопрос, – закончил он, – делать тебе до тех пор пока ничего не нужно, а быть может, и ни при каких обстоятельствах не придется. В случае если на следующий день мы возьмём согласие на отечественное прошение, у меня будет время и случай самому вывезти книгу, как мне и следовало.

– А вдруг нет, paire? В случае если с тобой что-нибудь произойдёт?

Элэйс осеклась, испугавшись собственных слов.

– Все еще может обернуться к лучшему, – отозвался Пеллетье, но голос его казался мёртвым.

– А вдруг нет? – настаивала дочь, не давая себя успокоить. – Что, если ты не возвратишься? Что мне тогда делать?

Он на мгновение задержал ее взор. После этого опустил руку в кошель и дотянулся маленький сверток яркой ткани.

– В случае если со мной что-нибудь произойдёт, ты возьмёшь вот таковой символ.

Он через стол подтолкнул сверток к дочери.

– Открой.

Элэйс послушно развернула материю, откидывая слой за слоем, пока не открылся мелкий диск, выточенный из яркого камня, с выбитыми на нем буквами. Элэйс поднесла диск к свету и прочла вслух:

– NS?

– Свидетельствует Noublesso de los Seres.

– Что это?

– Это мерель, тайный символ, что легко скрыть между громадным и указательным пальцем. У него имеется и второе, более серьёзное назначение, но этого тебе до тех пор пока знать не нужно. Достаточно того, что ты можешь довериться человеку, доставившему его.

Элэйс кивнула.

– Сейчас переверни.

На оборотной стороне диска был вырезан узор лабиринта – такой же, как на дощечке, попавшейся утром под руку Элэйс.

У нее перехватило дыхание.

– Я уже видела таковой.

Пеллетье стащил с громадного пальца кольцо и протянул ей.

– Резьба на внутренней стороне, – подтвердил он. – Такие носят все стражи.

– Нет, видела тут, в Шато. Я сейчас ходила на рынок за сыром и забрала из помещения дощечку, чтобы донести. На ней такой же узор, вырезан на обратной стороне.

– Нереально! Возможно, не таковой.

– Ручаюсь, что такой же.

– Откуда у тебя эта дощечка? – требовательно задал вопрос кастелян. – Отыщи в памяти, Элэйс. Тебе ее кто-то дал? Подарил?

Элэйс замотала головой.

– Не помню, не помню, – в отчаянии повторяла она. – Я целый сутки старалась отыскать в памяти, и не имела возможности. Самое необычное, мне сходу показалось, словно бы я и раньше видела где-то данный узор, не смотря на то, что дощечка мне незнакома.

– Где она сейчас?

– Оставила у себя на столе, – ответила она. – А что, ты думаешь, это принципиально важно?

– Значит, любой желающий имел возможность ее заметить, – досадливо поморщился Пеллетье.

– Предположительно, – неуверенно отозвалась Элэйс. – Гильом либо кто-нибудь из слуг… Не знаю.

Она опустила взор на кольцо, и кусочки головоломки внезапно сложились у нее в голове.

– Ты думал, тот человек в реке был Симеон? – медлительно задала вопрос она. – Он также хранитель, страж книг?

Пеллетье кивнул.

– Не было никаких обстоятельств поразмыслить о нем, но я был так уверен…

– А остальные хранители? Ты их знаешь?

Он перегнулся через стол и сжал ее пальцы поверх мереля.

– Достаточно вопросов, Элэйс. Береги это. Спрячь хорошенько.

И дощечку с лабиринтом убери подальше от чужих глаз. В то время, когда возвратимся, я с этим разберусь.

Элэйс поднялась из-за стола.

– Что это за дощечка?

Пеллетье улыбнулся ее настойчивости.

– Я сам еще не осознаю, filha.

– Но раз она тут, значит, еще кто-то в Шато знает о существовании книг?

– Знать никто неимеетвозможности, – твердо возразил он. – Если бы я думал в противном случае, в обязательном порядке сообщил бы тебе. Даю слово.

Слова были жёстки и голос звучал с уверенностью, но выражение глаз выдавало его.

– А что, в случае если…

– Basta, – перебил он, вскинув ладонь. – Хватит.

Элэйс спряталась в его просторных объятиях. От близости привычного плеча на глаза навернулись слезы.

– Все будет прекрасно, – заверил ее папа. – Наберись храбрости. И делай лишь то, о чем я просил, не более. – Папа поцеловал ее в макушку. – А сейчас прощай до восхода солнца.

Элэйс кивнула, не доверяя собственному голосу.

– Ben, ben. А сейчас поспеши. И да хранит тебя Всевышний.

Элэйс пробежала чёрными коридорами и, задержав дыхание, выскочила на чёрный двор. В каждой тени ей мерещились демоны и духи. В голове шумело.

Старый знакомый мир внезапно показался точной копией прошлого – узнаваемым, и одновременно с этим перевернутым.

Сверточек, запрятанный за корсаж, казалось, прожигал кожу.

За дверью ее встретила прохлада. Замок дремал, только в нескольких окнах еще светились огоньки. Взрыв хохота со стороны сторожевого поста вынудил ее подскочить.

На 60 секунд показалось, что в верхнем окне мелькнуло чье-то лицо. Но закружившаяся над головой летучая мышь отвлекла ее взор, а в то время, когда она посмотрела опять, в окне было мрачно и пусто.

Элэйс ускорила ход. Слова отца кружились в голове, а с ними вопросы – заданные и незаданные. Еще пара шагов, и по пояснице у нее побежали мурашки. Элэйс посмотрела назад:

– Кто тут?

Никто не отзывался. Она окликнула опять. В темноте затаилось зло, она чувствовала его, ощущала его запах.

Уже в полной уверенности, что за ней следят, Элэйс практически бежала. Она слышала шаркающие шаги за спиной и тяжелое дыхание.

– Кто тут? – опять вскрикнула она.

Неожиданно широкая потная ладонь, пропахшая пивом, зажала ей рот. Неожиданный мощный удар по голове сбил девушку с ног.

Казалось, она падала целую вечность. Позже чьи-то руки принялись шарить по телу, как крысы по кладовке, и скоро нашли то, что искали.

– Aqui es. Вот оно.

Это было последнее, что услышала Элэйс перед тем, как тьма сомкнулась над ней.

Глава 1 каркассона, джюлет[6] 1209 5 страница

В гостиной «Пастораль» Санкт-Петербурга состоялось выступление минского ансамбля «Веселые ребята»

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: