Глава 1. возвышение темного лорда 1 страница

Джоанн Кэтлин Роулинг

Гарри Дары и Поттер смерти

Гарри Поттер – 7

http://torrents.ru

«Гарри Дары и Поттер смерти»: Росмэн; Москва; 2007

ISBN 978-5-353-02907-6

Аннотация

Гарри Поттера ожидает самое ужасное опробование в жизни — смертельная схватка с Волан-де-Мортом. Ожидать помощи не от кого — Гарри одинок очень. враги и Друзья Гарри предстают в совсем неожиданном свете.

Граница между Добром и Злом делается все призрачнее… В седьмой, финальной книге Дж.

К. Ролинг раскрывает все волшебные тайны.

Эта книга посвящается семерым людям сходу: Нейлу, Джесике, Дэвиду, Кензи, Ди, Энн — и тебе, если ты готов остаться с Гарри до самого финиша

О, род, недужный род!

Не заживает рана,

Не высыхает кровь!

О, горя нескончаемая боль!

О, злая тяжесть муки нескончаемой!

Пускай дом ни от кого

Не ожидает целебных зелий.

Он сам себя спасет

Кровавою неприязнью.

О том поют

Согласным хором всевышние преисподней.

Так внемлите мольбам, помогите беде,

Этим детям, о всевышние подземных глубин,

Ниспошлите им, всевышние, победу!

Эсхил. Жертва у гроба

Смерть пересекает отечественный мир подобно тому, как дружба пересекает моря, — приятели постоянно живут один в другом. Потому что их потребность друг в друге, жизнь и любовь в ней всесущи. В этом божественном стекле они видят лица друг друга, и беседа их столь же вольна, сколь и чиста.

Таково утешение дружбы, потому что не смотря на то, что о них и возможно заявить, что им предстоит погибнуть, все же их единение и дружба существуют, в наилучшем из смыслов, всегда, потому, что и то и другое бессмертно.

Уильям Пенн. Новые плоды одиночества

Глава 1. ВОЗВЫШЕНИЕ ЧЁРНОГО ЛОРДА

Эти двое, показавшись как будто бы бы ниоткуда, несколько секунд простояли в нескольких шагах друг против друга на узкой, освещенной луной тропе. Находились не шевелясь, наставив один в грудь другого чудесные палочки, а после этого, в то время, когда любой осознал, кто перед ним, убрали палочки под мантии и торопливо двинулись в одном направлении.

— Имеется новости? — задал вопрос тот, что был выше ростом.

— Самые лучшие, — ответил Северус Снегг.

На протяжении тропы шли слева низкие кусты дикой ежевики, а справа — высокая ухоженная живая изгородь. Долгие мантии мужчин колыхались, заплетаясь около лодыжек.

— Я уж опасался, что опоздаю, — сообщил Яксли, неотёсанное лицо которого то освещалось светом луны, пробивавшимся между нависшими над тропой ветвями, то опять погружалось во тьму. — Дорога была тяжелее, чем я ожидал. Но, надеюсь, он будет доволен. Вы и в самом деле думаете, что прием нас ожидает хороший?

Снегг кивнул, но в подробности вдаваться не стал. Они развернули направо, на широкую подъездную дорожку, в которую уперлась тропа. Живая изгородь, развернувшая вместе с ними, скоро оборвалась у высоких кованых ворот, преградивших двум мужчинам путь.

Но они не замедлили шага: оба без звучно подняли в подобии приветствия левые руки и прошли через чёрный, как будто бы обратившийся перед ними в дымку тумана металл.

Сейчас звуки их шагов заглушались тянувшимися по обеим сторонам дорожки густыми тисами. Справа послышалось какоето шуршание. Яксли опять извлек изпод мантии палочку, повел ею над головой собственного спутника, но источником шума был всего лишь белый павлин, величаво вышагивавший по тисовой изгороди.

— А он постоянно умёл недурно устраиваться, отечественный Люциус. Павлины… — фыркнул Яксли, пряча под мантию палочку.

В конце прямой дорожки вырос из темноты громадной, прекрасный загородный дом с мерцавшим в ромбовидных окнах первого этажа светом. Где-то в чёрном парке журчал за тисовой изгородью фонтан. Гравий похрустывал под ногами Снегга и Яксли, торопливо шагавших к парадным дверям, каковые при их приближении распахнулись словно бы сами собой.

Практически целый каменный пол просторного, тускло освещенного и замечательно убранного вестибюля покрывал толстый ковер. Снегг и Яксли пересекли его, провожаемые взорами бледных людей, изображенных на висевших по стенкам портретах. Двое мужчин на миг остановились, змявшись, у тяжелой древесной двери, ведущей в следующую помещение, после этого Снегг развернул медную ручку.

Гостиную заполняли безмолвные люди, сидевшие около долгого, пышно изукрашенного стола. Вся другая мебель была дерзко перемещена к стенкам. Освещало гостиную пламя, плакавшее в мраморном камине, над которым висело громадное зеркало в резной золоченой оправе.

Снегг и Яксли мало помедлили на пороге. Глаза их, неспешно привыкавшие к тусклому освещению, были прикованы к самой необычной из изюминок данной помещения: к мёртвому, Наверное, людской телу, которое висело вниз головой над столом и медлительно кружилось, как будто бы на невидимой веревке, отражаясь и в зеркале, и в полированной поверхности стола. Никто из сидевших за столом на тело не наблюдал, не считая бледного парня, расположившегося практически прямо под ним.

Похоже, он не имел возможности удержаться от того, дабы приблизительно раз в 60 секунд не кинуть на него взор.

— Яксли, Снегг, — сказал большой, звонкий голос того, кто сидел во главе стола. — Еще мало, и вы опоздали бы.

Сообщивший это сидел перед самым камином, отчего двум вошедшим в гостиную мужчинам было сначала тяжело различить чтолибо, не считая неспециализированного его силуэта. Но по мере их приближения лицо его выступало из мрака — обнажённое, змееподобное, с узкими прорезями вместо блестящими красными и ноздрёй глазами с вертикалями зрачков. Бледен он был до того, что казался светящимся, совершенно верно жемчуг.

— Северус, ко мне! — приказал Волан-де-Морт, говоря о кресле справа от себя. — Яксли — рядом с Долоховым.

Двое мужчин заняли названные им места. Большая часть сидевших за столом провожали глазами Снегга — к нему первому и обратился Волан-де-Морт:

— Итак?

— Мой Лорд, Орден Феникса собирается перевести Гарри Поттера из нынешнего его укрытия в субботу, при наступлении вечера.

Это известие пробудило в сидевших около стола интерес практически осязаемый: одни замерли, другие заерзали — и все не отрывали глаз от Снегга и Волан-де-Морта.

— В субботу… при наступлении вечера… — повторил Волан-де-Морт. Красные глаза его всматривались в тёмные глаза Снегга с таковой неистовой силой, что кое-какие из наблюдавших на них предпочли отвести взоры, опасаясь, наверное, обратиться под ее действием в пепел. Снегг, но же, наблюдал в лицо Волан-де-Морта нормально, и спустя секундудругую безгубый рот его господина искривился в подобии ухмылки. — Прекрасно.

Отлично. И сведения эти взяты…

— Из источника, о котором мы с вами говорили, — сообщил Снегг.

— Мой Лорд. — Яксли склонился над долгим столом, всматриваясь в Волан-де-Морта и Снегга. Все повернулись к нему. — Я слышал иное, мой Лорд.

Яксли замолк, ожидая ответа, но Волан-де-Морт не сказал ни слова, и Яксли продолжил:

— Долиш, мракоборец, обмолвился вскользь, что Поттер не стронется с места до тридцатого, до вечера, что предшествует его семнадцатилетию.

Снегг улыбнулся:

— Мой источник информирует, что существует пара замыслов, направленных на то, дабы сбить нас с толку. Полагаю, это один из них. На Долиша точно наложено заклятие Конфундус.

И уже не в первый раз — в далеком прошлом как мы знаем, что он легко поддается этому заклятию.

— Уверяю вас, мой Лорд, Долиш сказал с полной уверенностью, — сообщил Яксли.

— При таком заклятии это в полной мере конечно, — отозвался Снегг. — Уверяю вас, Яксли, Мракоборческий центр уже не имеет никакого отношения к защите Гарри Поттера. Орден уверен в том, что в Министерстве полнымполно отечественных агентов.

— В които Орден и веки был прав, а? — сказал сидевший рядом от самый коренастый мужчина и издал хриплый смешок, эхом раскатившийся на протяжении стола.

Волан-де-Морт кроме того не улыбнулся. Он возвел взор к телу, медлительно вращавшемуся над столом, и, казалось, погрузился в раздумья.

— Мой Лорд, — продолжал Яксли, — Долиш не сомневается в том, что для движения мальчишки будут задействованы все силы мракоборцев…

Волан-де-Морт поднял громадную белую ладонь, и Яксли смолк — ему осталось только с обидой наблюдать, как его хозяин опять обращается к Снеггу:

— Где они планируют спрятать мальчишку сейчас?

— В доме одного из участников Ордена, — ответил Снегг. — В соответствии с моему источнику, это место ограждено всеми средствами защиты, какие конкретно имеются в распоряжении Министерства и Ордена. Думаю, мой Лорд, надежды забрать его в том месте у нас нет, в случае если, само собой разумеется, Министерство не падет до следующей субботы. Это даст нам возможность отыскать дом и снять с него столько чар, что мы сможем прорваться вовнутрь.

— Нус, Яксли, — Волан-де-Морт посмотрел на протяжении стола красными глазами, в которых причудливо игрался горевший в камине пламя, — успеет ли Министерство пасть до следующей субботы?

И опять все повернулись к Яксли. Тот расправил плечи:

— Мой Лорд, на данный счет у меня имеется хорошие новости. Мне удалось, хоть и ценой огромных упрочнений, наложить заклятие Империус на Пия Толстоватого.

У большинства из тех, кто сидел около Яксли, округлились глаза, а его сосед, Долохов, мужчина с долгим, кривым лицом, хлопнул Яксли по пояснице.

— Хорошее начало, — сообщил Волан-де-Морт. — Но Толстоватый — всего лишь один человек. Перед тем как я вступлю в игру, нужно окружить Скримджера отечественными людьми. Кроме того одна неудавшаяся попытка покушения на судьбу министра очень сильно отбросит меня назад.

— Да, мой Лорд, это правильно, но вы же понимаете, Толстоватый управляет Отдел обеспечения волшебного правопорядка и всегда контактирует не только с министром, но и с главами всех других отделов Министерства. Я пологаю, что сейчас мы, взяв контроль над государственным служащим столь большого ранга, сможем подчинить себе и других, а они общими усилиями свалят Скримджера.

— В случае если лишь отечественного приятеля Пия не разоблачат перед тем, как он завербует всех остальных, — сообщил Волан-де-Морт. — В любом случае возможность того, что Министерство станет моим до следующей субботы, мелка. И в случае если мы не сможем дотянуться мальчишку в его новом укрытии, нужно будет сделать это, в то время, когда он будет перебираться в том направлении.

— Тут у нас имеется преимущество, мой Лорд, — заявил Яксли, решивший, наверное, любой ценой добиться хоть какойнибудь похвалы. — В Отдел волшебного транспорта уже внедрено пара отечественных агентов. В случае если Поттер трансгрессирует либо постарается воспользоваться Сетью летучего пороха, мы определим об этом сходу.

— Он не сделает ни того ни другого, — сообщил Снегг. — Орден остерегается любого вида транспорта, находящегося в ведении либо под контролем Министерства, да и по большому счету не доверяет ничему, что хоть как-то с ним связано.

— Тем лучше, — сообщил Волан-де-Морт. — Ему нужно будет передвигаться в открытую. Соответственно, нам будет легче забрать его. — И, опять подняв взор к медлительно вращавшемуся телу, он продолжил: — Я займусь мальчишкой лично. Во всем, что связано с Гарри Поттером, допущено через чур много промахов.

Кое-какие из них были моими. Мальчишка жив благодаря скорее моим неточностям, чем собственным победам.

Сейчас те, кто сидел около стола, всматривались в Волан-де-Морта испуганно, потому, что любой опасался услышать обращенные как раз к нему обвинения в том, что Гарри Поттер все еще жив. Но Волан-де-Морт, казалось, говорил скорее с собой, чем с ними, как и раньше глядя на мёртвое тело, висевшее над столом.

— Я был небрежен и потому разрешал мешать мне удаче и случаю, каковые способны срывать выполнение кроме того наилучших замыслов. Сейчас я осознаю то, чего не осознавал прежде. Я будет тем, кто убьет Гарри Поттера, и я им стану.

При этих словах (и, наверное, в ответ на них) неожиданно раздался крик — ужасный, боли и протяжный крик страдания. Многие из сидевших за столом со страхом уставились в пол, потому, что звук данный исходил изпод их ног.

— Хвост, — сообщил Волан-де-Морт все так же тихо и задумчиво, как и раньше не отрывая взора от тела над столом, — разве я не сказал тебе, что отечественный пленник должен вести себя негромко?

— Да, ммой Лорд, — выдохнул мелкий человечек, сидевший в середине стола, съежившись в собственном кресле так, что оно казалось на первый взгляд пустующим. Он сполз на пол и торопливо выскочил из помещения, покинув за собой необычное серебристое свечение.

— Как я уже сообщил, — продолжал Волан-де-Морт, обводя взором застывшие лица собственных приспешников, — сейчас мне очень многое стало очевидным. К примеру, перед тем как я отправлюсь убивать Поттера, мне нужно будет позаимствовать у одного из вас палочку.

На всех лицах отразилось лишь одно — кошмар, как словно бы он сказал, что желает позаимствовать чьюто руку.

— Добровольцы отсутствуют? — узнал Волан-де-Морт. — Ну что же… Люциус, я не вижу обстоятельств, по которым тебе может в будущем пригодиться твоя палочка.

Люциус Малфой поднял на него взор. Кожа Люциуса казалась в свете камина желтоватой, восковой, запавшие глаза его были обведены чернотой. Он хрипло переспросил:

— Мой Лорд?

— Твоя палочка, Люциус. Я желаю взять твою палочку.

— Я…

Малфой искоса посмотрел на жену. Она, такая же бледная, как супруг, наблюдала прямо перед собой, долгие яркие волосы свисали ей на пояснице. Ее узкие пальцы на краткий миг сжали под столом запястье Люциуса.

Почувствовав это прикосновение, Малфой сунул руку под мантию, вытащил палочку и протянул ее Волан-де-Морту, что поднес палочку к своим красным глазам и пристально осмотрел.

— Из чего она?

— Из вяза, мой Лорд, — тихо сказал Малфой.

— А в?

— Драконовая… сердечная жила дракона.

— Прекрасно, — сказал Волан-де-Морт. Он дотянулся собственную палочку, сравнил их длины.

Люциус Малфой произвел невольное перемещение — на долю секунды имело возможность показаться, что он сохраняет надежду получить от Волан-де-Морта его палочку в обмен на собственную. Глаза Волан-де-Морта, увидевшего это перемещение, злобно расширились.

— Дать тебе мою палочку, Люциус? Мою палочку?

За столом ктото хихикнул.

— Я вернул тебе свободу, Люциус. Потвоему, этого мало? Но, я увидел, что и ты, и твои домочадцы сейчас выглядите не весьма радостными… Тебе чтото не нравится в том, что я присутствую в вашем доме, Люциус?

— Ничего, мой Лорд, совсем ничего!

— Какая неправда, Люциус…

Шипение, послышавшееся в негромком голосе Волан-де-Морта, казалось, продолжалось и по окончании того, как его твёрдый рот замер. Оно становилось все громче, и один либо двое колдунов не сумели подавить охватившую их дрожь — чтото тяжелое заскользило по полу под столом.

И вот в кресло Волан-де-Морта начала забираться огромная змея. Она поднималась и поднималась, представляясь нескончаемой, пока наконец не улеглась Волан-де-Морту на плечи. Шея у нее была толщиной с бедро мужчины, глаза с вертикальными прорезями зрачков не мигали.

Волан-де-Морт, не отрывая взора от Люциуса Малфоя, рассеянно погладил эту тварь долгими, узкими пальцами.

— Из-за чего это вы, Малфои, выглядите обиженными собственной участью? Разве вы многие годы не твердили, что жаждете моего возвращения, моего прихода к власти?

— Очевидно, мой Лорд, — ответил Люциус Малфой. Рука, которой он отер пот со своей верхней губы, дрожала. — Мы жаждали этого — и жаждем на данный момент.

Замершая слева от него супруга кивнула, необычно и натужно, и перевела взор с лица Волан-де-Морта на змею. Справа от Люциуса его сын, Драко, то и дело посматривавший на висевшее над ним мёртвое тело, кинул на Волан-де-Морта стремительный взор и отвел его в сторону, опасаясь встретиться со своим господином глазами.

— Мой Лорд, — сказала сдавленным от охвативших ее эмоций голосом смуглая дама, которая сидела чуть дальше от Волан-де-Морта, — то, что вы тут, в отечественном родовом поместье, честь для нас. Большей эйфории быть просто не может.

Она сидела рядом с сестрой, нисколько на нее не похожая, — ни чёрными волосами, ни тяжелыми столетиями, ни осанкой, ни манерами. Нарцисса сидела прямо и бесстрастно, в это же время как Беллатриса склонялась над столом к Волан-де-Морту так, совершенно верно одних лишь слов было мало, дабы выразить ее желание полнейшей близости к нему.

— Большей эйфории, — повторил Волан-де-Морт, мало склонив голову набок и всматриваясь в лицо Беллатрисы. — Из твоих уст, Беллатриса, такие слова означают много.

Лицо ее залила краска, глаза наполнились слезами счастья.

— Мой Лорд знает, что я говорю чистую правду!

— Большей эйфории быть просто не может… Кроме того в сравнении со радостным событием, которое, как я слышал, случилось на этой неделе в вашей семье?

Беллатриса, немного открыв рот, уставилась на него в явном удивлении.

— Я не осознаю, о чем вы рассказываете, мой Лорд.

— Я говорю о твоей племяннице, Беллатриса. И о вашей, Люциус и Нарцисса. Она так как только что стала женой оборотня, за Римуса Люпина.

Вы, должно быть, весьма гордитесь этим.

Все, кто сидел за столом, глумливо загоготали. Многие склонились друг к другу, обмениваясь насмешливыми взорами, кое-какие застучали по столу кулаками. Огромная змея, раздраженная этим шумом, открыла пасть и со злобой зашипела, но Пожиратели смерти ее не услышали — до того обрадовало их унижение, которому подверглись Беллатриса и Малфои.

Лицо Беллатрисы, совсем сравнительно не так давно светившееся от счастья, пошло некрасивыми багряными пятнами.

— Она не племянница нам, мой Лорд! — вскрикнула Беллатриса, перекрикивая радостный шум. — По окончании того как отечественная сестра стала женой грязнокровку, мы — Нарцисса и я — ни разу не виделись с ней. Ее отродье не имеет ни с кем из нас ничего общего, как и животное, за которое она выскочила замуж.

— А что сообщишь ты, Драко? — задал вопрос Волан-де-Морт, и не смотря на то, что голос его был негромок, он легко перекрыл улюлюканье и глумливый гогот. — Ты как — будешь нянчиться с ее щенками?

Радостный шум усилился. Драко Малфой в кошмаре посмотрел на отца, уставившегося себе в колени, позже поймал взор матери. Та практически неприметно качнула головой и опять уставилась непроницаемым взором в стенке наоборот.

— Достаточно, — проронил, поглаживая рассерженную змею, Волан-де-Морт. — Достаточно.

И хохот мгновенно стих.

— Многие из старейших отечественных домашних древес со временем заболевают, — сообщил он. Беллатриса, затаив дыхание, умоляюще наблюдала на него. — Вам нужно будет подрезать ваше, дабы оно выздоровело, не так ли? Отсечь ветви, каковые угрожают здоровью всего дерева.

— Да, мой Лорд, — тихо сказала Беллатриса, и глаза ее опять наполнились слезами признательности. — При первой же возможности!

— Ты ее возьмёшь, — сообщил Волан-де-Морт. — И в вашей семье, и во всем мире… мы обязаны уничтожать пятнающую нас заразу, пока не останутся лишь те, в чьих жилах течет чистая кровь.

Волан-де-Морт поднял палочку Люциуса Малфоя, наставил ее на медлительно вращавшуюся над столом фигуру, легко повел палочкой. Фигура ожила, застонала и забилась, как словно бы пробуя порвать незримые путы.

— Ты определишь отечественную гостью, Северус? — узнал Волан-де-Морт.

Снегг поднял взор к перевернутому лицу. И все Пожиратели смерти уставились вверх, на пленницу, как будто бы взяв наконец разрешение показать любопытство. Когда лицо несчастной повернулось к огню, она сказала надтреснутым, полным кошмара голосом:

— Северус! Помогите!

— Да, очевидно, — сказал Снегг, чуть лицо ее опять медлительно отворотилось в сторону.

— А ты, Драко? — задал вопрос Волан-де-Морт, поглаживая не занятой палочкой рукой голову змеи.

Драко быстро потряс головой. Сейчас, в то время, когда дама пришла в сознание, он, казалось, не имел возможности больше наблюдать на нее.

— Ну да, ты же не ходил на ее уроки, — сообщил Волан-де-Морт. — К сведению тех из вас, кто с ней незнаком, у нас гостит сейчас Чарити Бербидж, состоявшая до недавнего времени преподавательницей в школе волшебства и чародейства Хогвартс.

На протяжении стола пронесся шумок одобрительного понимания. Полная, сутуловатая дама с заостренными зубами захихикала:

— Да, доктор наук Бербидж информировала детям волшебников и чародеев сведения о маглах… Растолковывала, что они не так уж и резко отличаются от нас…

Один из Пожирателей смерти плюнул на пол. Чарити Бербидж опять повернулась лицом к Снеггу:

— Северус… пожалуйста… пожалуйста…

— Молчать! — Волан-де-в первых рядах опять взмахнул палочкой Малфоя, и Чарити умолкла, как будто бы ей в рот вложили кляп. — Но грязнить и развращать сознание детей чародеев доктору наук не было мало, исходя из этого несколько дней назад она напечатала в «Ежедневном пророке» страстную статью, посвященную защите грязнокровок. Колдуны, говорит она, должны принять в собственные объятия этих людишек, ворующих отечественные знания и отечественную волшебство. Вырождение отечественной чистой породы, уверяет доктор наук Бербидж, имеется вещь самая желательная… она была бы только счастлива, если бы все мы спаривались с маглами… либо же, вне всяких сомнений, с оборотнями…

В этом случае никто не захохотал, потому что в голосе Волан-де-Морта звучали точно узнаваемые презрение и гнев. Чарити Бербидж в третий раз повернулась лицом к Снеггу. Из глаз её струились, стекая на волосы, слезы.

Снегг безразлично наблюдал на ее лицо, опять отворачивавшееся от него.

— Авада Кедавра!

Полыхнул зеленый свет, осветив любой угол гостиной.

Чарити упала на стол, ударившись о него с таковой силой, что он затрясся и затрещал. Пара Пожирателей смерти отпрянули, прижавшись к спинкам собственных кресел. Драко и вовсе упал на пол.

— Кушать подано, Нагайна, — тихо сказал Воланде-Морт, и огромная змея соскользнула с его плеч на полированную поверхность стола.

Глава 2. ПАМЯТИ УСОПШЕГО

Кровь все текла и текла. Сжимая правую руку левой и тихо ругаясь, Гарри толкнул плечом дверь собственной помещения. В этот самый момент же услышал хруст раздавленного ногой фарфора: он наступил на находившуюся прямо перед дверью чашку в далеком прошлом остывшего чая.

— Какого именно…

Гарри посмотрел назад, но лестничная площадка дома номер четыре по Тисовой улице была безлюдна. Нужно полагать, чашка чаю перед дверью отвечала представлениям Дадли о минеловушке. Держа кровоточащую руку над головой, Гарри сгреб второй рукой осколки фарфора и ссыпал их в находившуюся прямо за дверью, чуть различимую в сумерках мусорную корзину.

А позже протопал в ванную , дабы сунуть порезанный палец под кран.

Довольно глупо, бессмысленно, жалко, что еще четыре дня нельзя колдовать… Но, вряд ли он справился бы с порезом собственными силами. Лечить раны он так и не обучился, и это — в случае если отыскать в памяти о его ближайших замыслах — важный пробел в взятом им волшебном образовании. Поставив в уме галочку — нужно бы узнать у Гермионы, как это делается, — Гарри отодрал громадной ком туалетной бумаги, протер им пол в коридоре, собрав столько пролитого чая, сколько смогла впитать бумага, а после этого возвратился в спальню и захлопнул за собой дверь.

Это утро Гарри совершил, опустошая собственный школьный чемодан, — в первый раз с того времени, как он уложил его шесть лет назад. В начальные годы учебы Гарри из него приблизительно три четверти содержимого, заменяя его новыми вещами и оставляя на дне разнообразные мусор: ветхие гусиные перья, сушеные жучиные глаза, лишившиеся пары и ставшие маловатыми носки. Так вот, пара мин. назад Гарри сунул во всю эту муть правую руку и внезапно почувствовал острую боль в безымянном пальце, а вытянув руку наружу, заметил, как из него течет, и течет очень сильно, кровь.

Дальше Гарри действовал с большей осторожностью. Опустившись на колени, он порылся на дне чемодана, отыскал ветхий значок, на котором потускневшая надпись: «СЕДРИКА ПОДДЕРЖИМ — ОН НАСТОЯЩИЙ ЧЕМПИОН» — еще сменялась иногда второй, столь же потускневшей: «ГАРРИ ПОТТЕР, ТЫ СМЕРДЯК», потертый и потрескавшийся вредноскоп и золотой медальон со запрятанной в нем запиской от Р. А. Б., и наконец нашёл то, что рассадило ему палец. И сходу определил его.

Это был осколок — длиной в два дюйма — зачарованного зеркала, которое подарил ему покойный крестный отец, Сириус. Гарри отложил осколок в сторону, с опаской ощупал чемодан, Пробуя найти еще какиенибудь остатки этого подарка, но, не считая стеклянной пыли, прилипшей к другому сору и поблескивавшей, подобно песочку, ничего не отыскал.

Гарри присел на корточки, осмотрел повредивший ему палец осколок, но, не считая отражения собственных броских зеленых глаз, ничего в нем не заметил. Тогда он положил осколок поверх лежавшего в постели утреннего номера «Ежедневного пророка» и постарался стряхнуть с себя вызванные находкой разбитого зеркала печаль и горестные воспоминания, занявшись остатками мусора, покрывавшего дно чемодана.

На разбор его ушел еще час. Гарри выбрасывал то, от чего ничего хорошего уже точно не будет, складывал в две кучки вещи, каковые еще имели возможность, хотя бы теоретически, понадобиться. Школьная форма, костюм, в котором он выходил на игру в квиддич, пергамент, большая часть и перья книжек грудой легли в углу помещения, где им и предстояло остаться.

Весьма интересно, как поступят с ними тётка и дядя? Возможно, сбагрят куданибудь в самый чёрный час ночи, словно бы улики, свидетельствующие о некоем злодейском правонарушении. Собственную магловскую одежду, мантиюневидимку, комплект для того чтобы, коекакие книги, подаренный Хагридом альбом с фото, волшебную палочку и пачку писем Гарри уложил в ветхий рюкзачок.

В наружный карман его отправилась медальон и Карта Мародёров с запиской от Р. А. Б. Это почетное место медальон взял не по обстоятельству его ценности, которой он, фактически говоря, и не владел, но по обстоятельству цены, которую было нужно за него заплатить.

В итоге осталось разобраться только с объемистой кипой газет, лежавшей на столе рядом с белой совой Гарри, Буклей. Газет было ровно столько, сколько дней совершил он этим летом на Тисовой улице.

Гарри встал с пола, потянулся, подошел к столу. Букля не шелохнулась. Он начал выбирать газеты, отбрасывая номер за номером на груду ненужного мусора.

Сова дремала либо притворялась дремлющей — она злилась на Гарри за то, что сейчас он производил ее из клетки только ненадолго.

В то время, когда газет осталось очень мало, Гарри начал выбирать их с пара громадным вниманием — ему нужен был номер, пришедший практически сразу после его приезда ко мне, тот, на первой странице которого кратко сообщалось об отставке преподававшей в Хогвартсе магловедение Чарити Бербидж. И наконец он данный номер отыскал. Открыв его на десятой странице, Гарри уселся за стол, дабы перечитать статью, которую искал.

Элфиас Дож

ПАМЯТИ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА

Я познакомился с Альбусом в одиннадцать лет, в первоначальный отечественный хогвартсовский сутки. Приязнь, появившаяся между нами, без сомнений, разъяснялась тем, что в школе мы оба чувствовали себя чужаками. Я перед самым приездом в том направлении переболел драконовой оспой, и, не смотря на то, что был уже незаразен, моя рябая, зеленоватого оттенка лицо популярности мне среди учеников отнюдь не прибавляла.

Что касается Альбуса, он показался в Хогвартсе обремененным нежелательной известностью. Чуть ли не за год до того отца Альбуса, Персиваля, посадили в колонию за ожесточённое, детально обрисованное в прессе наступление на трех молодых маглов.

Альбус ни при каких обстоятельствах не пробовал отрицать, что его папа (которому предстояло умереть в Азкабане) повинен в этом правонарушении. Наоборот, в то время, когда я набрался храбрости и задал вопрос его о произошедшем, он заявил, что вычисляет отца повинным в правонарушении. Но говорить чтолибо об этом прискорбном инциденте Дамблдор отказывался, хоть многие и пробовали втянуть его в таковой разговор.

Коекто склонен был восхвалять поступок его отца, полагая, что и Альбус также ненавидит маглов. Но они очень сильно заблуждались. Каждый, кто знал Альбуса, подтвердит, что он не питал к маглам кроме того мельчайшей неприязни.

В действительности изза решительных выступлений в защиту прав маглов Альбус нажил в будущем много неприятелей.

Но, прошло только пара месяцев, и известность, купленная Альбусом, затмила известность его отца. К концу первого учебного года его уже именовали не сыном маглоненавистника, но ни больше ни меньше как самым блестящим учеником, какого именно когдалибо видела отечественная школа. Те из нас, кому выпала честь стать его приятелями, купили многое, всего лишь замечая за ним, — не говоря уж о помощи и помощи, на каковые он ни при каких обстоятельствах не скупился.

Большое количество позднее он согласился мне, что кроме того тогда вычислял работу преподавателя величайшей эйфорией в жизни.

Альбус не только приобретал все почетные призы, какие конкретно были созданы школой, весьма не так долго осталось ждать он вступил в деятельную переписку с самыми известными колдунами того времени, включая прославленного алхимика Николаса Фламеля, известного историка Батильду Бэгшот и теоретика волшебства Адальберта Уоффлинга. Пара написанных им статей были приняты к публикации такими научными изданиями, как «Трансфигурация сейчас», «Неприятности чароведения» и «Практика зельеварения».

Все полагали, что Дамблдора ожидает блестящая и стремительная карьера, единственный вызывавший споры вопрос пребывал в том, в то время, когда именно он станет министром волшебства. В последующие годы довольно часто ходили беседы, что он вотвот займет данный пост, но подобного рода амбиций Дамблдор ни при каких обстоятельствах не имел.

Через три года по окончании отечественного поступления в Хогвартс в школе показался и брат Альбуса, Аберфорт. Особенным сходством они не отличались. Аберфорт не был громадным книгочеем и, в отличие от Альбуса, предпочитал разрешать разногласия не разумной беседой, а дуэлью. Было бы, но, совсем неверным полагать, как делали многие, что дружбы между братьями не существовало.

Они ладили между собой в той мере, в какой это вероятно для столь несхожих парней.

К тому же, в случае если сказать со всей прямотой, жизнь в тени Альбуса была для Аберфорта опробованием не самым несложным. Неизменное превосходство Альбуса кроме того для его друзей оборачивалось собственного рода травмой, а уж для брата оно было тем более неприятным.