Глава 1. возвышение темного лорда 2 страница. в ту пору мы с ним общались мало

В ту пору мы с ним общались мало. Я писал Альбусу, говоря и, возможно, тем самым раня его, о приключениях, каковые мне произошло пережить на протяжении путешествия — начиная с прекрасного спасения от греческих Химер и заканчивая опытами египетских алхимиков. Его же письма мало говорили мне о повседневной жизни Альбуса, бывшей, догадывался, угнетающетусклой для для того чтобы блестящего колдуна.

Поглощенный новыми впечатлениями, я уже в конце собственного занявшего весь год странствия с кошмаром определил о новой случившейся в семье Дамблдоров трагедии: о смерти Арианы, сестры Альбуса.

Ариана в далеком прошлом уже не отличалась особенным здоровьем, но смерть ее, наступившая спустя столь недолгое время по окончании смерти матери, стала ударом, что покинул глубочайший след в душах ее братьев. Все родные к Альбусу люди — а я считаю себя одним из этих счастливцев — согласны в том, что смерть Арианы, в которой Альбус вычислял повинным себя (не смотря на то, что, очевидно, никакой вины на нем не было), оставила на его личности неизгладимый отпечаток.

Возвратившись к себе, я встретился с молодым человеком, пережившим страдания, каковые нечасто выпадают на долю и людям более зрелого возраста. Вдобавок к другим его несчастьям, смерть Арианы вовсе не сблизила Альбуса и Аберфорта еще посильнее, но, наоборот, стала причиной их отчуждению. (Со временем оно сгладилось, в последующие годы им удалось вернуть отношения, в случае если и не самые родные, то, по крайней мере, сердечные.) Но с того времени Альбус весьма редко сказал и о собственных родителях, и об Ариане, да и приятели его сознавали, что о них лучше не упоминать.

Найдется много вторых перьев, каковые обрисуют его последующие успехи. Неизмеримым вкладом ЖД в сокровищницу волшебного знания (тут достаточно упомянуть об открытых им двенадцати методах применения крови дракона) будут пользоваться себе во благо еще поколения и поколения чародеев, как и умными ответами, каковые он принимал, выполняя обязанности Главного чародея Визенгамота.

Многие и сейчас уверены в том, что в истории не было дуэли колдунов, талантливой сравниться с той, что прошла в 1945 году между Дамблдором и Грин-де-Вальдом. Те, кто был ее свидетелями, обрисовывают благоговение и ужас, каковые они испытывали, замечая за битвой этих несравненных чародеев. Победа Дамблдора и ее последствия для всего чудесного сообщества считаются поворотной точкой волшебной истории, сравнимой лишь с введением Интернационального статута о секретности либо падением Того-Кого-Нелъзя-Называтъ.

Альбус Дамблдор ни при каких обстоятельствах не был гордецом либо тщеславцем, он умел обнаружить что-то полезное в любом человеке, сколь бы малым либо жалким тот ни казался, и я пологаю, что потери, каковые он пережил в ранние годы, наделили его способностью и великой человечностью к состраданию. Я не стану кроме того и пробовать обрисовать, до чего мне будет не хватать его дружбы, но моя утрата — ничто в сравнении с той, которую понесло чудесное сообщество.

Не приходится сомневаться в том, что Дамблдор был самым броским и любимым из всех директоров Хогвартса. Он погиб, как и жил: трудясь во имя неспециализированного блага, и до последнего собственного часа сохранил свойство протянуть руку помощи мальчишке, переболевшему драконовой оспой, — свойство, которая была свойственна ему еще в тот сутки, в то время, когда я в первый раз встретил его.

Гарри дочитал некролог до конца, но так и вглядывалсяв сопровождавший его портрет. Дамблдор радовался с него привычной хорошей ухмылкой, но его глаза, наблюдавшие поверх полукружий очков, казалось, просвечивали Гарри — кроме того глядя с газетной страницы — полностью, и оттого скорбь соединялась в парне с ощущением униженности.

Он думал, словно бы прекрасно знает Дамблдора, но уже при первом прочтении некролога должен был сообщить себе, что не знает о нем практически ничего. Ни единого раза не постарался он представить себе, каким был Дамблдор в юные годы либо в молодости. Дамблдор как будто бы бы и появился таким, каким знал его Гарри, — почтенным старцем с гривой серебристых волос.

Вообразить его ребёнком — это казалось столь же необычным, как вообразить Гермиону дурой, а соплохвоста выполненным кротости.

Гарри ни при каких обстоятельствах и в голову не приходило расспрашивать Дамблдора о его прошлом. Само собой разумеется, такие расспросы представлялись ему, мальчишке, необычными а также наглыми, но так как все же знали о легендарной дуэли Дамблдора с Грин-де-Вальдом, а в это же время Гарри и не поразмыслил задать вопрос старика ни о том, на что она походила, ни об иных его прославленных достижениях. Нет, они постоянно разговаривали о Гарри — о прошлом Гарри, о будущем Гарри, о замыслах Гарри… И сейчас ему казалось, не обращая внимания на ненадёжность и всю опасность его будущего, что он потерял невозвратимую возможность, ни разу не попросив Дамблдора побольше поведать о себе — кроме того при том, что на единственный персональный вопрос, какой он задал старику, тот, как подозревал Гарри, дал ответ далеко не искренний:

«Что вы видите, в то время, когда смотрите в зеркало?»

«Я? Я вижу себя, держащего в руке несколько толстых шерстяных носков».

Совершив пара мин. в таких мыслях, Гарри оторвал из «Пророка» некролог, бережно сложил его и вложил в первоначальный том «Практического управления по волшебной защите от Чёрных искусств». Позже он кинул газету в кучу мусора и обернулся, дабы еще раз осмотреть помещение. Сейчас она смотрелась намного опрятнее.

Единственный непорядок составлял в ней сегодняшний номер «Ежедневного пророка», лежавший вместе с осколком зеркала в постели.

Гарри пересек помещение, сдвинул с газеты осколок и развернул ее. Взяв этим утром от почтовой совы свернутый в трубку номер, он только посмотрел на украшавший первую страницу заголовок и отметил про себя, что о Волан-де-Морте в нем ничего не сообщено. Гарри был уверен — Министерство старается не допустить распространения новостей о Волан-де-Морте и «Пророк» оказывает помощь ему в этом.

И лишь сейчас он нашёл то, чего не увидел с первого взора.

Поперек нижней половины страницы над фотографией снятого на ходу Дамблдора шел заголовок мельче:

ДАМБЛДОР. НАКОНЕЦ-ТО ВСЯ ПРАВДА?

Через несколько дней выйдет в свет шокирующий рассказ о небезупречном гении, которого многие вычисляют величайшим колдуном его поколения. Срывая привычную всем маску невозмутимого сребробородого мудреца, Рита Скитер обрисовывает его тяжелое детство, беспутную молодость, пожизненную неприязнь далеко не с одним человеком и позорные тайны, каковые Дамблдор унёс на тот свет . Из-за чего человек, которому предлагали пост министра волшебства, предпочитал оставаться несложным директором школы?

КАКИМ было настоящее назначение тайной организации, известной называющиеся «Орден Феникса»? КАК на самомто деле встретил собственный финиш Дамблдор?

Ответы на эти и многие другие вопросы исследуются в новой сенсационной биографии «обманы и Жизнь Альбуса Дамблдора», написанной Ритой Скитер. Просматривайте на странице 13 эксклюзивное интервью, которое она дала Бетти Брейтуэйт.

Гарри рывком раскрыл газету, отыскал тринадцатую страницу. Над интервью красовалось еще одно привычное лицо — дама с искусно завитыми яркими волосами и в украшенных драгоценными камнями очках скалила зубы в якобы обворожительной ухмылке и покачивала пальчиком перед собой. Гарри, стараясь не обращать внимания на это тошнотворное зрелище, приступил к чтению.

В жизни Рита Скитер человек куда более мягкий и обаятельный, чем думают те, кто знаком с вышедшими изпод ее пера прославленными собственной резкостью портретами знаменитостей. Мы встретились с ней в прихожей ее комфортного дома и отправились прямиком на кухню, где Рита угостила меня чаем, тортом и, очевидно, наисвежайшими слухами.

— Да, само собой разумеется, Дамблдор — это мечта биографа, — говорит Скитер. — Такая продолжительная, полная событий жизнь. Уверена, моя книга станет только первой из весьма и весьма многих.

Скитер определенно времени напрасно не теряла. Книга количеством в почти тысячу страниц была закончена ею спустя всего 30 дней по окончании таинственной смерти, постигшей Дамблдора в июне. Я задала вопрос, как ей удалось поставить данный рекорд скорости?

— О в то время, когда совершишь в журналистике столько времени, сколько совершила я, работа в короткие сроки делается твоей второй натурой. Я знала, что чудесный мир жаждет взять полную историю его жизни, и просто хотела удовлетворить эту жажду первой.

Я упоминаю о недавних обширно разрекламированных высказываниях пожизненного приятеля Альбуса Дамблдора особого консультанта Визенгамота Элфиаса Дожа, сообщившего: «В книге Скитер фактов меньше, чем на карточке от шоколадных лягушек».

Скитер, откинув назад голову, смеётся:

— Милейший Дожинька! не забываю, я пара лет назад брала у него, да благословят его небеса, интервью по поводу прав водяного народа. Он уже тогда впал в полное детство.

Похоже, ему казалось, словно бы мы с ним сидим на дне Трубного озера, — он все просил меня остерегаться форелей.

И однако выдвинутые Элфиасом Дожем обвинения в неточности отозвались эхом в чудесном сообществе. Вправду ли Скитер уверен в том, что четырех маленьких недель достаточно для создания полной картины продолжительной, необычной жизни Дамблдора?

— О, моя дорогая, — обширно радуется Скитер, нежно похлопывая меня по ладони, — мы обе знаем, какое обилие сведений смогут породить мешок галеонов, нежелание слышать слово «нет» и Прытко пишущее перо! К тому же из желающих поведать о Дамблдоре позорную правду уже выстроилась целая очередь. Далеко не все, понимаете ли, считает его таким уж чудесным образом, он умудрялся наступать на любимые мозоли множеству ответственных людей.

Что касается ветхого Дожинъки Дожа, ему лучше прекратить мечтать, по причине того, что я получила доступ к источнику информации, за что большая часть журналистов дало бы собственные чудесные палочки, — к человеку, что ни при каких обстоятельствах еще не высказывался публично, но был близок с Дамблдором в самый буйный и неспокойный период его юности.

Из предварительной рекламы написанной Скитер биографии возможно с уверенностью заключить, что она преподнесет много шокирующих сюрпризов тем, кто вычисляет, словно бы Дамблдор прожил безукоризненную судьбу.

— Какой из этих сюрпризов есть самым сногсшибательным? — задаю вопросы я.

— Киньте, Бетти, я не планирую пересказывать главные моменты моей книги перед тем, как ее начнут раскупать! — смеется Скитер. — Но могу дать обещание, что всякого, кто верит , словно бы Дамблдор был чист и бел, как его борода, ожидает горестная потеря иллюзий! Достаточно сообщить следующее: никто из слышавших его яростные тирады против Вы-Знаете-Кого и не подозревает, что в юности он сам баловался Чёрными искусствами!

В поздние собственные годы он призывал всех нас к терпимости, но в юности никакой широтой воззрений не отличался! Да, у Альбуса Дамблдора было на уникальность чёрное прошлое, не говоря уж о его вызывающей большие сомнения семейке, правду о которой он столь усердно скрывал.

Я задаю вопросы у Скитер, имеет ли она в виду брата Дамблдора, Аберфорта, пятнадцать лет назад осужденного Визенгамотом за противозаконное применение волшебства, что привело в то время к маленькому скандалу.

— О, Аберфорт — это всего лишь вершина навозной кучи, — смеется Скитер. — Нетнет, я говорю о вещах большое количество нехороших, чем братец, обожавший испытывать заклинания на козлах, нехороших кроме того, чем калечивший маглов папа. Их делишки Дамблдору скрыть не удалось, поскольку они оба были осуждены Визенгамотом. Нет, меня больше всего интересовали его мать с сестрой, и вот тут, стоило только мало копнуть, я нашла простонапросто море мерзостей.

Но, дождитесь глав с девятой по двенадцатую, и вы определите все в подробностях. на данный момент же могу сообщить только одно: нет ничего необычного в том, что Дамблдор ни при каких обстоятельствах не говорил, при каких событиях ему сломали шнобель.

Но в случае если покинуть в стороне скелеты, таящиеся в домашних шкафах, может ли Скитер отрицать блестящие свойства Дамблдора, каковые разрешили ему сделать много волшебных открытий?

— Да, голова у него варила, — соглашается Скитер, — не смотря на то, что на данный момент многие задаются вопросом,вправду ли предполагаемые успехи Дамблдора направляться приписывать только его заслугам. В главе шестнадцатой я говорю о том, что, по словам Айвора Диллонсби, именно он открыл восемь способов применения крови дракона, но тут показался Дамблдор и «позаимствовал» его записи.

Но все же, решаюсь подметить я, значение некоторых достижений Дамблдора отрицать нереально. Что может сообщить Скитер о его известной победе над Грин-де-Вальдом?

— О, прекрасно, что вы отыскали в памяти о Грин-де-Вальде, — с кокетливой ухмылкой отвечает Скитер. — Опасаюсь, тех, кто простодушно верит в блестящую победу Дамблдора, ожидает новость, которую я сравнила бы со взрывом навозной бомбы. Вот уж вправду нечистая история. До тех пор пока я могу сообщить лишь, что сам факт проведения данной легендарной дуэли приводит к большим сомнениям.

Те, кто прочтёт мою книгу, быть может, придут к заключению, что Грин-де-Вальд простонапросто вытащил из кончика собственной чудесной палочки белый носовой платок и мирно удалился!

Информировать чтолибо еще на эту интригующую тему Скитер отказывается, исходя из этого мы переходим к отношениям, каковые,без сомнений, позовут у читателей громаднейший интерес.

— О да, — говорит, быстро кивая, Скитер, — я посвятила целую главу отношениям Дамблдора и Поттера. Их именовали нездоровыми, кроме того пагубными. Само собой разумеется, чтобы определить эту историю полностью, читателям нужно будет купить мою книгу, но нет никаких сомнений в том, что Дамблдор сначала питал к Поттеру нездоровый интерес.

Отправился ли он мальчику на пользу? Что ж, поживем — заметим. Но общеизвестно, что отроческие годы Поттера были сверхтяжелыми.

Я задаю вопросы, поддерживает ли Скитер как и раньше сообщение с Гарри Поттером, у которого она забрала в прошедшем сезоне известное интервью: в их сенсационной беседе Поттер сказал только о собственной уверенности в том, что Сами-Знаете-Кто возвратился.

— Да, само собой разумеется, мы стали весьма близки, — отвечает Скитер. — У бедняжки Поттера крайне мало настоящих друзей, а мы с ним встретились в один из самых тяжёлых моментов его жизни — на протяжении Турнира Трех Колдунов. Возможно, лишь я одна из живущих на данный момент людей и могу заявить, что знаю настоящего Гарри Поттера.

И это естественным образом приводит нас к бессчётным слухам, связанным с последними часами жизни Дамблдора. Верит ли Скитер в то, что Поттер вправду находился при его смерти?

— Ну, я не желаю сказать через чур многого — все это имеется в книге, — но существует свидетель, что был в то время в замке Хогвартс и видел Гарри Поттера, удиравшего с места происшествия через пара секунд по окончании того, как Дамблдор не то упал, не то спрыгнул, не то был скинут с башни. Потом Гарри Поттер свидетельствовал против Северуса Снегга, человека, к которому он, как всем известно, питал неприязнь. Вправду ли все обстоит так, как выглядит на первый взгляд?

Это должно решить сообщество колдунов — по окончании того как оно прочтёт мою книгу.

На данной интригующей ноте я и прощаюсь с писательницей. Не приходится сомневаться в том, что книга, вышедшая изпод пера Скитер, мгновенно станет бестселлером. Пока же бессчётным поклонникам Дамблдора остается с трепетом ожидать того, что им предстоит скоро определить о собственном храбрец.

Гарри дочитал статью до конца, но продолжал тупо всматриваться в газетную страницу. гнев и Отвращение поднимались в нем, совершенно верно рвота. Наконец он смял газету в комок, приложив все возможные усилия бросил его в стенке, и комок, отлетев, упал в уже переполненную мусорную корзину.

Он начал слепо расхаживать по помещению, открывая безлюдные коробки, беря какуюто из сложенных стопками книг только после этого, дабы вернуть ее на место, чуть сознавая, что делает. А в голове крутились разрозненные фразы из интервью Риты: «…посвятила целую главу отношениям Дамблдора и Поттера… их именовали нездоровыми а также пагубными… в юности он сам баловался Чёрными искусствами… я получила доступ к источнику информации, за что большая часть журналистов дало бы собственные чудесные палочки».

— Неправда! — неожиданно взревел Гарри и заметил в окно, как сосед, пробовавший опять запустить умолкшую газонокосилку, жадно поднял взор кверху.

Гарри опустился в постель — так быстро, что осколок разбитого зеркала скакнул в сторону. Он забрал осколок, повертел его в пальцах, думая и думая о Дамблдоре, о лжи, которой бесчестила его Рита…

Вспышка броской синевы. Гарри замер, его порезанный палец опять скользнул по неровному краю осколка. Почудилось, не в противном случае.

Он посмотрел назад через плечо, но стенки отливала тошнотворным персиковым цветом, что выбрала тетя Петунья.

В том месте не было никакой синевы, талантливой отразиться в зеркале. Он опять посмотрел в осколок зеркала, но опять заметил в нем только отражение собственных яркозеленых глаз.

Да, само собой разумеется, почудилось, другого объяснения быть неимеетвозможности. Почудилось, по причине того, что он думал о собственном мертвом Преподаватель. В случае если чтото и возможно сообщить точно, так лишь то, что он ни при каких обстоятельствах больше не заметит пронизывающих его яркосиних глаз Альбуса Дамблдора.

Глава 3. ДУРСЛИ ОТЪЕЗЖАЮТ

По дому пронеслось эхо от хлопка входной двери, а следом крик: «Эй, ты!»

За шестнадцать лет Гарри привык к аналогичной манере обращения и потому не сомневался, к кому относится данный призыв, но торопиться с ответом на него не стал. Он все еще всматривался в осколок зеркала, в котором заметил, как ему на долю секунды показалось, глаз Дамблдора. И лишь по окончании того как дядя взревел: «ЮНОША!», Гарри медлительно поднялся на ноги и направился к двери собственной спальни, остановившись, но, дабы добавить осколок к уложенным в портфель вещам, каковые он планировал взять с собой.

— А ты не спешишь! — прорычал Вернон Дурсль, в то время, когда Гарри показался на верху лестницы. — Спускайся, нужно поболтать!

Гарри, глубоко вложив руки в карманы джинсов, сошел по ступеням лестницы.

В гостиной он нашёл Дурслей в полном составе. Одеты они были подорожному: дядя Вернон в бежевую куртку на молнии, тетя Петунья в аккуратненькое розовооранжевое пальто, а Дадли — большой, светловолосый и мускулистый двоюродный брат Гарри — в кожаный пиджак.

— Да? — задал вопрос Гарри.

— Сядь! — приказал дядя Вернон. Гарри легко немного поднял брови. — Пожалуйста! — прибавил дядя Вернон, поморщившись, как если бы это слово оцарапало ему горло.

Гарри сел. Он полагал, что знает, чего ему направляться ожидать. Дядя принялся расхаживать взад и вперед по гостиной.

Тетя Петунья и Дадли провожали его встревоженными взорами. И наконец, сосредоточенно наморщив громадное багряное лицо, дядя Вернон остановился перед Гарри и заявил:

— Я передумал.

— Какой сюрприз, — отозвался Гарри.

— Покинь данный тон… — визгливо начала тетя Петунья, но дядя Вернон махнул в ее сторону рукой, и она умолкла.

— Все это полная чушь, — сказал дядя Вернон, всматриваясь в Гарри мелкими, свинячьими глазками. — Не верю ни одному слову. Мы никуда не едем, остаемся.

Гарри наблюдал на дядю, чувствуя одновременно и раздражение, и веселье. За последние 30 дней Вернон Дурсль передумывал каждые двадцать четыре часа и наряду с этим всегда или затаскивал вещи в машину, или извлекал их из нее. Больше всего понравился Гарри тот случай, в то время, когда дядя Вернон, не знавший, что Дадли, в очередной раз укладывая чемодан, вложил в него собственные гимнастические гири, постарался закинуть его в багажник и упал на землю, плача от боли и зверски ругаясь.

— По твоим словам, — сказал Вернон Дурсль, опять начиная расхаживать по гостиной, — нам — Петунье, Дадли и мне — угрожает опасность со стороны… со стороны…

— Да, со стороны «одного из отечественных», — сообщил Гарри.

— Ну так вот, я в это не верю, — повторил дядя Вернон, снова остановившись перед Гарри. — Я всю ночь пролежал без сна, все обдумал и осознал: это заговор, ты желаешь завладеть домом.

— Домом? — переспросил Гарри. — Каким еще домом?

— Вот этим самым! — взвизгнул дядя Вернон, и на лбу его запульсировала вена. — Отечественным домом! В местном районе цены на жилье бешено растут! Ты желаешь убрать нас из этого, а по окончании выполнить какойнибудь фокуспокус. Мы и опомниться не успеем, а ты уже перепишешь дом на собственный имя и…

— Вы спятили? — спросил Гарри. — Заговор, дабы завладеть домом? Вы вправду так глупы либо?

— Да как ты смеешь! — запищала тетя Петунья, но Вернон опять махнул ей рукой: похоже, пренебрежительное отношение к его личному преимуществу представлялось ему пустяком в сравнении с опасностью, которую он нашёл.

— На случай, если вы забыли, — сообщил Гарри, — у меня уже имеется дом, покинутый мне крестным отцом. С какой же стати я захотел бы вашего? Изза переполняющих его радостных воспоминаний?

На этот раз Вернон промолчал.

«Похоже, — поразмыслил Гарри, — данный довод показался дядюшке убедительным».

— Ты уверяешь, — сообщил, опять начиная расхаживать, дядя Вернон, — что данный ваш лорд, как его в том месте…

— Волан-де-Морт, — нетерпеливо посоветовал Гарри, — мы обсуждали все это уже раз сто. В этот самый момент не мои уверения, тут факт. Дамблдор сказал вам об этом еще прошлым летом, и Кингсли с мистером Уизли…

Вернон Дурсль со злобой втянул голову в плечи, и Гарри осознал: дядя пробует отогнать воспоминания о нежданном визите двух взрослых колдунов, произошедшем в один из первых дней летних каникул. Появление в их доме Кингсли Артура и Бруствера Уизли стало для Дурслей потрясением самого неприятного рода. Но, Гарри готов был признать, что, потому, что господин Уизли разнес когдато в прах и пух половину их гостиной, тяжело ожидать, дабы новый его визит порадовал дядю Вернона.

— …Кингсли с мистером Уизли также вам все растолковали, — бессердечно продолжал Гарри. — Когда мне исполнится семнадцать лет, защитные чары, ограждающие данный дом, уничтожатся, и вы окажетесь в не меньшей опасности, чем я. Орден не сомневается в том, что Волан-де-Морт возьмется за вас — или чтобы попытаться выпытать, где я, или сделав вывод, что, если вы станете его заложниками, я приду и постараюсь вас спасти.

Взоры дяди Вернона и Гарри встретились. парень был уверен, что в данный миг оба они думают об одном. После этого дядя Вернон снова пустился в путь по гостиной, а Гарри возобновил уговоры:

— Вам нужно спрятаться, и Орден готов в этом оказать помощь. Вам предлагают весьма важную защиту, лучшую из существующих.

Дядя Вернон молчал, расхаживаявзадвперед. Снаружи солнце уже висело прямо над живой изгородью из бирючины. Газонокосилка соседа опять заглохла.

— Я полагал, у вас существует Министерство волшебства, так? — внезапно быстро задал вопрос Вернон Дурсль.

— Существует, — удивившись, ответил Гарри.

— Ну так отчего же оно неимеетвозможности нас обезопасисть? Помоему, мы, безобидные жертвы, повинные лишь в том, что дали приют человеку, на которого ктото охотится, вправе рассчитывать на защиту правительства!

Гарри нечайно засмеялся. Как это типично для дяди — возлагать надежды на официальное учреждение, даже если оно относится к миру, что дядя ни во что не ставит и которому не доверяет.

— Вы же слышали, что говорили господин Уизли и Кингсли, — ответил Гарри. — Мы считаем, что в Министерство пробрались вражеские агенты.

Сейчас дядя Вернон прохаживался на протяжении камина, вздыхая так не легко, что подрагивали его громадные тёмные усы. Лицо дяди так и оставалось багряным от умственных упрочнений.

— Ну прекрасно, — сказал он, в который раз останавливаясь перед Гарри. — Прекрасно, допустим на 60 секунд, что мы примем эту защиту. Но я все равно не осознаю, из-за чего нас неимеетвозможности защищать данный ваш Кингсли.

Гарри еле удержался, дабы не завести глаза к потолку. Данный вопрос он также слышал уже с полдесятка раз.

— Я же вам сказал, — стиснув зубы, ответил он. — Кингсли защищает волшебник… вашего премьерминистра.

— Ну да, по причине того, что он наилучший! — подтвердил дядя Вернон и ткнул пальцем в чёрный экран телевизора. Дурсли увидели в выпуске новостей Кингсли, робко шагавшего за посещавшим какуюто поликлинику магловским премьерминистром. И это плюс то событие, что Кингсли сноровисто носил одежду маглов, не говоря уж об успокоительных тонах его низкого, неторопливого голоса, заставляло Дурслей относиться к нему куда лучше, чем к любому второму колдуну.

Действительно, они еще ни разу не видели его с любимой серьгой в ухе.

— Ну, в общем, он занят, — сообщил Гарри. — Но Гестия Джонс и Дедалус Дингл более чем способны совладать с данной работой…

— Если бы они нам хоть документики какие конкретно продемонстрировали… — начал дядя Вернон, но терпение Гарри уже лопнуло. быстро встав на ноги, он подошел к дяде и сейчас сам ткнул пальцем в безлюдный экран телевизора.

— Эти несчастные случаи — никакие не случаи: трагедии, взрывы, крушения поездов и все, что еще случилось с того времени, в то время, когда вы в последний раз наблюдали выпуск новостей. Люди исчезают и гибнут, и за всем стоит он, Волан-де-Морт. Я сказал вам множество раз: он убивает маглов легко для забавы.

Кроме того туманы — и их нагоняют дементоры, а если вы не помните, что они собой воображают, спросите у вашего сына!

Руки Дадли инстинктивно вздернулись вверх, дабы прикрыть ладонями рот. Позже, сообразив, что на него наблюдают и Гарри, и родители, Дадли медлительно опустил ладони и задал вопрос:

— А их… еще больше?

— Больше? — улыбнулся Гарри. — Ты имеешь в виду больше тех двух, что на тебя напали? Само собой разумеется, больше. Их много, возможно, сейчас уже тысячи, они же питаются страхом и отчаянием…

— Ну хорошо, хорошо! — гаркнул Вернон Дурсль. — Ты убедил нас…

— Надеюсь, — сообщил Гарри, — по причине того, что, когда мне исполнится семнадцать, все они — Пожиратели смерти, дементоры, возможно, кроме того инферналы, а это трупы, околдованные Чёрным волшебником, — найдут вас где угодно и набросятся всем миром. И если вы прекрасно не забывайте последнюю вашу попытку совладать с волшебником, то, думаю, согласитесь с тем, что вам потребуется помощь.

Наступило недолгое молчание, в котором как будто бы раздалось далекое эхо треска вышибаемой Хагридом входной двери, долетевшее ко мне через прошедшие с того дня годы. Тетя Петунья не сводила глаз с Вернона, Дадли — с Гарри. Наконец дядя Вернон выпалил:

— А как же моя работа? А школа Дадли? Я что, обязан кинуть все на свете для горстки болтающихся без дела колдунов?

— Вы так и не осознали? — вскрикнул Гарри. — Они будут пытать вас и убьют, как убили моих своих родителей!

— Пап, — звучно сообщил Дадли. — Пап, я лучше к этим отправлюсь, каковые из Ордена.

— Дадли, — отозвался Гарри, — в первый раз за всю собственную жизнь ты сказал что-то умное.

Он осознал, что победил это сражение. В случае если Дадли испуган так, что готов принять помощь Ордена, родители отправятся с ним: о расставании с Дидинькой и речи никакой идти не имело возможности. И Гарри посмотрел на дорожные часы, находившиеся на каминной полке.

— Они будут тут мин. через пять, — сообщил он и, не услышав ни от кого из Дурслей ответа, вышел из гостиной. Будущее прощание — и, возможно, окончательно — с тетей, двоюродным братом и дядей нисколько его не огорчало, но некая неловкость как будто бы бы оставалась висеть в воздухе. Что говорят при расставании люди, прожившие шестнадцать лет в прочной нелюбви друг к другу?

Возвратившись в собственную спальню, Гарри бесцельно порылся в портфеле, после этого просунул между прутьями клетки, в которой сидела Букля, пара совиных орешков. Букля лакомством пренебрегла, и орешки со стуком упали на дно клетки.

— Мы уже не так долго осталось ждать уедем, весьма не так долго осталось ждать, — сообщил сове Гарри. — И тогда ты опять сможешь летать.

В дверь позвонили. Гарри поколебался мало, позже вышел из спальни и спустился вниз — ожидать, что Гестия и Дедалус справятся с Дурслями без его помощи, практически не приходилось.

— Гарри Поттер! — пропищал, когда он открыл дверь, взволнованный голос, и мелкий человечек в сиреневом цилиндре отвесил ему низкий поклон. — Громадная честь, как и неизменно!

— Благодарю, Дедалус, — сообщил Гарри, кратко и смущенно улыбнувшись темноволосой Гестии. — Я весьма благодарен вам за приход ко мне… Они тут, мои тетя, кузен и дядя…

— Приятного вам дня, родичи Гарри Поттера! — весело сказал, вступив в гостиную, Дедалус.

Дурслям такое приветствие наслаждения очевидно не доставило, и Гарри испугался, что они, того и смотри, снова передумают. Дадли, заметив колдуна и колдунью, потеснее прижался к матери.

— Вижу, вы уже уложились и готовы отправиться в путь. Превосходно! Замысел, как точно поведал вам Гарри, несложен, — сказал Дедалус, извлекая из жилетного кармана огромные часы и всматриваясь в них. — Мы отправляемся в путь раньше Гарри.

Потому, что пользоваться волшебством в вашем доме небезопасно — Гарри еще не достиг совершеннолетия, и таковой поступок может дать Министерству предлог для его ареста, — мы отъедем, ну, скажем, миль на десять, а после этого трансгрессируем в надёжное место, которое для вас подобрали. Вы так как, я полагаю, машину водить можете? — учтиво узнал он у дяди Вернона.

— Могу ли я? Само собой разумеется, линия побери, могу! — выпалил дядя Вернон.

— Очень разумно с вашей стороны, господин, очень. Лично меня все рычаги и эти кнопки совсем сбивают с толку, — сообщил Дедалус. Он очевидно полагал, что говорит Вернону Дурслю что-то лестное, а тот прямо на глазах, с каждым произносимым Дедалусом словом, терял доверие к так именуемому замыслу.

— Кроме того рулить и того не может, — тихо пробормотал он, и усы его гневно встопорщились, но, к счастью, ни Дедалус, ни Гестия слов этих помой-му не услышали.

— Вы, Гарри, — продолжал Дедалус, — подождете тут вашу охрану. В отечественных приготовлениях коечто изменилось…

— Другими словами? — тут же задал вопрос Гарри. — Я думал, за мной явится Грозный Глаз и мы с ним совместно трансгрессируем.

— Нет, — сообщила скупая на слова Гестия. — Грозный Глаз вам все растолкует.

Дурсли, каковые слушали их разговор, но, если судить по лицам, ничего в нем не осознавали, разом подпрыгнули, услышав громкий голос, взвизгнувший: «Поторопись!» Гарри также заозирался, однако тут же сообразил, что голос данный в собственности карманным часам Дедалуса.