Глава i. сенсационный дебют 9 страница

Через час театральный привратник сказал Ольге, что её ждёт мелкий рассыльный отеля Бристоль.

Ольга сошла вниз, в швейцарскую, поделённую пёстрой ситцевой занавеской на две отдельных помещения. В первой из них на скамеечке сидел мальчишка лет 12-ти, со продувными глазками и смышлёной мордочкой, одетый в зелёную курточку, украшенную бесчисленными позолоченными пуговицами.

При виде отправившей его женщины, бой скоро встал и, протягивая Ольге конверт, доложил:

— Я принес ваше письмо обратно, сударыня… Господина доктора наук дома не было.

Ольга с досадой пожала плечами.

— Что же ты не покинул письма в квартире либо у швейцара?

— Простите, сударыня, швейцара в том месте не имеется. В квартиру же господина доктора наук я звонил целую пятнадцать минут, а толку не добился.

— Ты бы имел возможность дать письмо привратнику, в случае если ни доктора наук, ни его лакея не было дома.

— Я так и желал сделать, сударыня, но супруга привратника растолковала, что служитель господина доктора наук совсем не возвратится, поскольку врач изволил на него за что-то прогневаться. И старик уехал на родину. Сам же господин доктор наук, должно быть, вышли из дома весьма рано, в то время, когда ещё все дремали.

Привратница думает, не уехал ли он к собственному папаше в Гамбург.

— Прекрасно, — не скрывая досады ответила тут и Ольга же, порвав на четыре части конверт, кинула клочки на пол.

Ольга в этом случае репетировала весьма рассеянно и сама на себя злилась за эту рассеянность.

“Вот оно, развращающее влияние любви, — досадливо подтрунивала она сама над собой. — Делаешься ни на что не способной тряпкой… Всевышний знает, что такое!..”

К концу репетиции подъехала Гермина Розен, пригласившая приятельницу обедать совместно.

Ольга дала согласие отправиться с ней в зоологический сад, но попросила подругу заехать на минутку в отель Бристоль — определить, нет ли писем.

В глубине душ она ожидала отыскать известие от доктора наук, но вместо того отыскала письмо из Гамбурга, от директора Гроссе.

Хороший старик написал Ольге четыре страницы таких милых, что у юный дамы слезы навернулись на глаза. Разумеется, Рудольф в тот же сутки написал отцу о собственных надеждах, и старик, растроганный и обрадованный, благодарил Ольгу за то, что она соглашается дать счастье и ему, ни при каких обстоятельствах не смевшему грезить о таковой очень способной красавице-дочери.

Ольга продемонстрировала Гермине письмо, поведав ей, что практически решила выйти замуж за Рудольфа.

— И кинуть сцену?.. — в кошмаре всплеснула руками хорошенькая актриса. — Сейчас, в то время, когда твой успех обеспечен, в то время, когда твоим талантом интересуются императрица и император?.. Да так как это было бы правонарушение, Ольга!..

— Я и не думаю бросать театр… до тех пор пока, — перебила Ольга. Оскорблённое самолюбие нашептывало ей о небрежности и невнимании того, кто имел возможность назвать себя её женихом, и одновременно с этим непонятное смутное беспокойство заставило её поведать Гермине историю собственной необъяснимого отсутствия и утренней записки доктора наук.

Гермина звучно захохотала.

— Ты идеальный ребёнок, Ольга… Возможно ли переживать из-за для того чтобы пустяка? Мало ли что может задержать мужчину: неожиданное совещание в университете, ланч в ресторане с товарищами, нездоровье, наконец.

— Нездоровье? — повторила Ольга с оттенком испуга. — Но если он болен, то отчего же он не предотвратил меня?..

— Но в случае если лакей ушел, то с кем же он отправит тебе известие? Наконец, не о всяком нездоровье захочет сказать влюблённый мужчина собственной невесте. Бывают очень прозаичные заболевания… хотя бы с похмелья.

Гермина от души смеялась, замечая за неизменно изменяющимся выражением лица собственной подруги.

— А знаешь, Оленька, мы на данный момент заедем определить, не болен ли в действительности твой учёный Ромео?.. Поразмысли, поскольку он бывает серьёзно болен и лежит один в безлюдной квартире. Кто может тебя осудить за то, что ты заедешь днем к собственному жениху?

А также не одна, а в сопровождении подруги…

— Но твой принц будет ожидать тебя в зоологическом саду.

— Подождет… Не громадна беда. Да, помимо этого, обед назначен к семи часам, а сейчас ещё и четырёх нет…

Через десять мин. прелестная соломенная “корзинка” Гермины Розен, запряжённая парою мелких бойких пони, которыми хорошенькая актриса руководила с громадной ловкостью, остановилась у подъезда старомодного четырёхэтажного дома, неподалеку от университета. Кинув поводья мелкому груму, Гермина скоро выскочила из экипажа и в сопровождении Ольги вошла в узкий темноватый подъезд, в котором, по древнему обычаю, висела тёмная доска с написанными мелом фамилиями квартирантов. Гермина сходу заметила имя “доктора наук, доктора философии Рудольфа Гроссе”, в третьем этаже, побежала вверх по лестнице и, не колеблясь, потянула ручку старомодного звонка на обитой зеленой клеенкой двери.

Раздавшийся за дверью звук колокольчика почему-то больно резнул по сердцу Ольгу. Она нечайно вскрикнула.

— Но, какая ты нервная стала, — улыбнувшись сообщила Гермина. — Вот что означает любовь…

— Ах, это не любовь, а предчувствие, — тихо сказала Ольга.

— Мелочи, душа моя! Ты легко не хорошо дремала… А вот это вправду не очень приятно, что на отечественный звонок не слышно ответа.

Видно, в действительности никого в квартире нет…

Гермина позвонила вторично, громче прошлого.

Опять раздался звук колокольчика за дверью, и в этом случае кроме того беззаботной Гермине показалось странной ужасная тишина квартиры, по которой так гулко мрачно разнёсся железный звон.

— Отправимся на данный момент к привратнику и определим, куда ушёл либо уехал твой “предмет”.

И не ждя ответа, актриса подхватила Ольгу под руку и потащила её вниз по лестнице до полуподвального этажа, где в маленькой и душной, но чистой каморке почтенный привратник сидел на трёхногой круглой скамеечке, прилаживая новые подметки к ветхому сапогу.

Появление юный шикарно одетой красивые женщины с алмазами в ушах и в шляпке с двумя петушьими хвостами, выкрашенными в зеленый и розовый цвет, произвело целую сенсацию. Привратник быстро встал со собственного седалища, а его дражайшая добрая половина на 60 секунд забыла о собственной кастрюле, отирая руки о пёстрый полотняный передник.

— Чем могу помогать, сударыня? — задала вопрос она.

— Вот что, моя дорогая, — начала Гермина, вынимая из мелкого золотого мешочка, висящего у её пояса, монету и подавая её привратнице. — Мы только что были наверху, у врача Гроссе и, не дождавшись ответа на звонки, пришли к вам за сведениями… Вы имеете возможность смело отвечать нам, — прибавила Гермина, увидев, что привратница переглядывается со своим супругом и как-то мнется в нерешительности. — Вот эта женщина — его невеста.

Привратница почтительно присела, промолвив:

— Да я уж имела честь видеть невесту герр доктора наук вчерашним вечером…

Актрисы поразмыслили, что эти слова относятся к театру, где игралась Ольга и где, возможно, была и привратница. Гермина, хотя определить вывод “почтенной женщины” о вчерашней “Иоанне д’Арк”, задала вопрос радуясь:

— Как же вам понравилась моя подруга? Привратница вторично присела.

— Да разве может кому-нибудь не понравиться такая красивая женщина!.. Я так и сообщила мужу: “это, предположительно, светская девушка, а не какая-нибудь”… Не смотря на то, что они изволили пробежать так не так долго осталось ждать, что я опоздала хорошенько разглядеть их личика под вуалью.

Подруги начали осознавать, что речь заходит не о театральном представлении. Перед тем как Ольга успела открыть рот, Гермина задала вопрос:

— А где же вы видели мою подругу?

— На отечественной лестнице, вчерашним вечером… Уж вы простите, нежели мы что поразмыслили. Сами посудите: посторонняя женщина отворяет двери ключом доктора наук Гроссе.

Лишь я всё-таки сходу додумалась, что эта девушка должна быть невестой доктора наук, а не кем-нибудь. Я так мужу и сообщила.

Тут Ольга не выдержала:

— Вы рассказываете, что видели меня вчерашним вечером?

— Так совершенно верно, сударыня.

— И вы меня определили?.. Вправду определили? Привратница со своей стороны отвечала уже с известный колебанием:

— Простите, сударыня. Возможно, вы не хотели, дабы знали о вашем посещении доктора наук, но так как он же ваш жених. Да, помимо этого, если бы вы предотвратили меня, я бы, само собой разумеется, промолчала.

Ольга совсем растерялась.

— Как?.. Вы говорили со мной? — вскрикнула она.

— Простите, сударыня… Беседой этого, само собой разумеется, нельзя назвать. Но однако вы изволили ответить на мой вопрос.

Я просила: “К кому вы идёте, сударыня?” — “К доктору наук Гроссе”, ответили вы.

— Гермина, это что может значить? — с негодованием вскрикнула Ольга. — Эта дама уверяет, что видела меня, что сказала со мной вчерашним вечером, в то время, когда я была на сцене… Кто же был тут и осмелился назваться моим именем?

Привратник счел нужным вступить в беседу.

— Простите, сударыня, в случае если супруга моя в чём-либо совершила ошибку. А лишь я и сам видел, как вы изволили пройти мимо нас и как стали отворять входную дверь своим ключом и изволили ответить на вопрос: “К кому, дескать, идете, сударыня?” — “К доктору наук Гроссе”.

— И вы видели лицо данной ночной посетительницы и определили в ней мою подругу? — задала вопрос Гермина.

привратница и Привратник принялись всматриваться в Ольгу.

— Простите, сударыня… Может и неточность вышла… Оно на первый взгляд совершенно верно…

И платье белое, и шляпка, и волосы золотистые… А лишь, всё-таки дело было вечером, и девушка, возможно сообщить, проскочила мимо нас и притом ещё лицо вуалью красной закрыто было. Как тут поручиться?

Да вот, как изволили вы заговорить, так голос, словно бы бы, и совсем не таковой. У вчерашней девушки он был сиповатый… ещё супруг посмеялся, говорит: “Простудилась, видно, девушка, по ночам бегавши”… А шляпка и белое платье… и волосы…

— Достаточно… — перебила Ольга, — отправимся, Гермина.

— Подожди, Оленька, — проговорила актриса. — Прежде я однако желала бы определить, дома ли доктор наук Гроссе? Возможно, мы на данный момент же разъясним эту необычную историю.

Привратница уже совсем неуверено переглянулась с мужем.

— Простите, сударыня, а лишь я не сумею ответить вам… по поводу прошлого вечера совершенно верно знаю, что доктор наук Гроссе был дома, в то время, когда к нему пришла девушка эта. Он сам сообщил мне “хороший вечер”, проходя мимо меня часу… этак в седьмом приблизительно. Должно быть по окончании обеда возвращался.

Неизменно он тут неподалеку в ресторане обедает. И день назад же я сходу увидела, словно бы у него особенно довольный вид.

Теперь-то я осознаю, чего он радовался, как увидала его красавицу-невесту.

— А лишь по поводу того, провожал ли он посетительницу и в каком часу, — вмешался привратник, — я не могу знать, поскольку не видал, в то время, когда она вышла.

— Да неужто вы не видали его сейчас, в то время, когда он выходил из дома? — задала вопрос Гермина.

Привратница ответила:

— Вот видите ли, сударыня, доктор наук Гроссе живет у нас более шести лет… И не было у нас квартирантов скромнее господина врача. Гости к нему практически не приходят.

Разве в то время, когда папа его, или из университета кто… Да вот время от времени студенты ходили, по поводу же женского пола не подмечали. Оттого мы и удивились, заметив, что к нему, да ещё поздно вечером, дамочка явилась…

Ольга сделала привратница и нетерпеливое движение заторопилась:

— Потому мы и увидели эту дамочку и сообразили про себя, что неспроста, видно, господин врач побранился со своим ветхим камердинером, что был у него, возможно сообщить, на все руки и наблюдал за врачом, как за малым дитятей. А тут внезапно разбранился Всевышний весть почему и прогнал старика. И прогнал его именно перед приходом девушки.

— Старик чуть не плакал, в то время, когда уезжал, — прибавил привратник.

— Это, говорит, его до хороша не доведет, что он обидел ветхого слугу.

— Но это ещё не растолковывает, из-за чего вы не видели доктора наук этим утром, — перебила Гермина.

— Думаю, или доктор наук не выходил ещё из квартиры, или вышел ночью вместе с девушкой. Потому утром рано почтальон звонил и газетчик также. Да и я наверх ходил, также звонил и никому не отворили. Отчего я и поразмыслил уж, не уехал ли господин врач в Гамбург с ночным поездом.

Потому телеграфист вчерашним вечером приносил ему депешу, и я слышал, как господин доктор наук крикнул: “это от отца”.

Вот и мы думаем: предположительно старик к себе сына вытребовал.

— Весьма возможно! — сказала Гермина. — Благодарю вас, приятели мои… А в то время, когда доктор наук возвратится, то передайте ему…

— Ничего не передавайте. Это лишнее, — перебила Ольга таким тоном, что Гермина не возражала и без звучно последовала за подругой, скоро вышедшей из каморки привратника.

ГЛАВА XVI. Ловушка

— Ну, что ты сообщишь? — жадно кусая губы задала вопрос Гермину Ольга, сидя в экипаже, скоро мчавшемся по улицам к Тиргартену.

— Возможно, тебе лучше заехать к себе, отдохнуть мало? — вместо ответа неуверено проговорила подруга.

— Из-за чего? Я не устала. В случае если же ты мнишь, что я расстроена этим сюрпризом, то ошибаешься.

Я в далеком прошлом знаю, как относятся мужчины к дамам и на верность совсем не рассчитывала.

Не смотря на то, что, соглашусь, бесцеремонность этого господина меня однако мало удивляет… Я вычисляла его вежливым человеком.

— Ольга, не будь несправедлива, — серьёзно сообщила Гермина. — Не осуждай, не определив правды. Я осознаю, что ты обижена, но, как знать, что за суть в данной таинственной истории.

— Суть совсем понятен, — горько смеясь увидела Ольга.

— Господин доктор наук охотится за двумя зайцами и чуть было не поймал обоих.

— И ты вычисляешь это посещение доказательством неверности Рудольфа?

— А чем же иным можешь вычислять его ты? Любопытно было бы знать.

Гермина посмотрела на подругу.

— Мне необычно, Оленька, что ты, такая сдержанная, умная и честная, в этом случае делаешь выводы так скоро, несправедливо. Так как это посещение белой женщины возможно связано с невинными обстоятельствами. Представь себе, что эта женщина в белом направлялась вовсе не к доктору наук, а назвала его имя лишь чтобы не назвать настоящее…

Так как ты же слышала, что у каждого квартиранта собственный ключ.

А квартирантов в этом четырёхэтажном доме не мало.

Лицо Ольги просветлело.

— Как определить правду? — задала вопрос она.

— Весьма легко. Нужно задать вопрос Рудольфа.

— Но так как он куда-то уехал.

— Тогда он отправит тебе письмо. Я уверена, что не позднее дней ты возьмёшь известие от твоего Рудольфа. Ольга прочно пожала руку подруги.

— Какая ты хорошая… Благодарю тебя. Но, право, я не знаю, что со мной делается.

Как я ни стараюсь успокоиться, а однако не могу освободиться от какого-либо смутного предчувствия…

Мне все думается, что ужасное несчастье угрожает мне.

Гермина покачала головой.

— Уж не встретила ли ты собственных фатальных британцев? — понизив голос, задала вопрос она. Ольга содрогнулась.

— Нет… Благодарю Всевышнего: они провалились сквозь землю. Потому я и не волнуюсь о том, что мой договор с императорским театром до сих пор ещё не завизирован.

— Как не завизирован? Да так как ты же играешься чуть ли не десятый раз…

— Как гастролёрша. Разве ты не увидела этого на афише?

— Само собой разумеется, увидела и растолковала это жаждой применять успех новой звезды в мае месяце, в то время, когда театры обыкновенно пустуют. Благо ты делаешь полные сборы.

— Весьма возможно, что ты и предугадала настоящую обстоятельство этих гастролей. Мне намекал отечественный обер-режиссёр, что господин интендант не хочет обманывать публику, выдавая ангажированную актрису за гастролёршу.

— И обижать собственных старушенций, выставляя “новенькую” в красную строчок? — смеясь добавила Гермина.

— Да, и это возможно. А так как мне платят за гастроли по цене начал, т. е. ровно в три раза больше, чем я буду приобретать по договору, то я и молчу и не волнуюсь, как раз, вследствие того что не вижу британцев, приносивших мне несчастье.

— И я их не вижу бельше семи дней, — с невольной грустью подтвердила Гермина. — Они разумеется уехали.

— И слава Всевышнему… В то время, когда они тут, я совершенно верно задыхаюсь. И вот сейчас, представь себе, со вчерашнего вечера, и только что у дверей Рудольфа, мня преследует это мучительное чувство…

Так и думается, что на мне тяготеет страшный взор лорда Джевида Моора.

Гермина набралась воздуха.

— А я бы Всевышний знает что дала, дабы лишь встретиться с ним друга!

Целый вечер совершила Ольга с Герминой, принцем Арнульфом и двумя его простыми спутниками, гвардейскими офицерами, в зоологическом саду.

Возвращаясь к себе на извозчике (Ольга отклонила через чур любезные предложения кавалеров проводить её до дома), через опустелый и полутёмный Тиргартен, она опять почувствовала гнетущее чувство: мрачное предчувствие несчастья снова овладело ею.

В чёрной глубине извозчичьей каретки Ольге чудилось привычное прекрасное бледное лицо с тонкой струйкой и закрытыми глазами крови, медлительно ползущей из-под чёрных кудрей по виску на белую щеку…

Ольга содрогнулась и открыла глаза… Неужто это был сон? Неужто она успела заснуть, и её преследует тот же сон, что мучил и в прошедшую ночь?

“Да, что бы ни сказала Гермина, а это не к добру”, — поразмыслила Ольга и перекрестилась.

У входа в отель её остановил солидный господин, с видом тайного советника в отставке, выполняющий роль швейцара в отеле “Бристоль”.

— Вам письмецо, сударыня. Принесено посыльным. Еще не видя письма, Ольга почувствовала, что это — известие от Рудольфа.

— Что произошло? — задавала вопросы она себя, подымаясь по лестнице с нераспечатанным конвертом в руках. Она опасалась порвать данный привычный конверт из толстой слоновой бумаги, над которым она неоднократно смеялась, упрекая доктора наук в “бумажном кокетстве”.

Коридор был безлюден. До её помещения ещё два этажа. Ожидать продолжительнее она не имела возможности в этот самый момент же дрожащей рукой порвала конверт и, окинув его одним взором, прочла записку — всего три строки:

“Ольга… Простите просьбу… Но дело о смерти и жизни… Ожидаю вас на данный момент же… не медля ни 60 секунд…

Повторяю, простите и… осознайте… вопрос судьбы неизменно вашего Рудольфа…

Ключ от входной двери отправляю. Моя будет отперта”…

Неверный почерк… недописанные слова, дрожащие строки… От письма веяло несчастьем. Ольга закусила губы, дабы не застонать.

“Масоны”, неожиданно раздалось в её мозгу так светло и отчётливо, совершенно верно кто-то шепнул ей это слово на ухо.

— Да, масоны, — тихо сказала она, беззвучно шевеля губами и, не долго думая, не колеблясь, повернула обратно и начала спускаться вниз по лестнице.

Не подмечая удивленного лица величественного швейцара, ни любопытно-насмешливых взоров полдюжины “мальчиков на посылках”, стоящих шеренгой у ярко освещённого входа, Ольга скоро вышла на подъезд и быстро встала в каретку первого попавшегося извозчика, машинально крикнув ему адрес Рудольфа.

ГЛАВА XVII. розы и Кровь

Со необычным эмоцией остановилась Ольга у привычного ей подъезда. Входные двери были уже закрыты, а мелкое оконце привратника в полуподвале закрыто ставнями, через каковые не пробивался ни мельчайший луч света. Целый дом, казалось, дремал.

Лишь четыре окна третьего этажа слабо светились.

Ольга сходу осознала, что в том месте квартира Рудольфа и что он ожидает её.

— Подождите меня тут, голубчик, — обратилась она к извозчику, отдавая ему первую попавшуюся монету, и дрожащими пальцами положила в замочную скважину маленькой ключ, что она всю дорогу судорожно сжимала в похолодевшей руке.

Дверь очень тихо отворилась.

Ольга машинально вынула ключ из замка, захлопнула за собой дверь и смело встала по лестнице, придерживаясь за перила. По счастью, свет от громадного электрического фонаря, находившегося против подъезда, проникал на лестницу, наполняя её дрожащим полумраком. Ольге было жутко и страшно в этом незнакомом доме, куда она пробиралась ночью, тайком, совершенно верно преступница.

Как во сне встала Ольга по лестнице до двери, около которой она стояла этим утром. В этом случае дверь была не закрыта. Через узкую щель падал узкий луч света на чёрные доски пола.

— Ольга… — послышалось ей в глубине полутёмной лестницы, но она кроме того не посмотрела назад, сознавая, что это галлюцинация слуха.

“Так как он меня ожидает”, поразмыслила она.

Неожиданный прилив решимости охватил молодую даму и нормально и с уверенностью она отворила дверь, вошла в мелкую переднюю, достаточно ярко освещённую спускающимся с потолка мавританским фонариком, и внезапно остановилась пораженная…

Все было тут ей знакомо. И стенки, увешанные ветхими картинами, и дешевенькие в восточном вкусе занавески на трёх дверях, и пол, покрытый пёстрой японской циновкой, и вешалка из гнутого бамбука, с маленьким круглым зеркалом посредине, а также данный мавританский фонарик, дающий таковой трепетно-пёстрый свет.

— О, Господи… — тихо сказала Ольга. — Откуда же я знаю всё это?.. Так как я ни разу не была тут…

И внезапно воспоминание о кошмаре прошедшей ночи всплыло перед её глазами. Она ахнула и на мгновение застыла среди ужасной тишины, не прерываемой кроме того звуком часового маятника.

Но Ольга не увидела ни неестественной тишины, ни отсутствия хозяина квартиры, пригласившего её к себе и не вышедшего встретить.

Почему-то все умственные силы Ольги запутались, как муха в паутине, в одной тайной, овладевшей её душой. Воспоминание кошмара, появлявшегося таковой поразительной истиной, совершенно верно заворожило её. В глубине этого воспоминания теплилось предчувствие для того чтобы кошмара, что на не смела додумать собственной мысли до конца, стараясь рассеять её воспоминаниями подробностей.

— Вот за данной дверью столовая, а за данной кабинет, — тихо сказала она чуть слышно. Но кроме того данный не сильный звук собственного голоса вынудил Ольгу содрогнуться: так звучно и страшно раздался он среди мёртвой тишины.

“Мёртвая тишина”… Совершенно верно молотом ударила по голове эта идея молодую даму. Она покачнулась и схватилась рукой за ручку двери; дверь негромко подалась, увлекая её за собой.

Да, это столовая… Маленькая комфортная помещение, слабо освещённая догорающей висячей лампой, с накрытом белой скатертью круглым столом посредине, на котором показывались остатки обеда, либо ужина, стебельки земляники, опорожненная бутылка шампанского, вторая, наполовину полная какого-либо розового ликёра, и рядом две недопитых рюмки. Разумеется, за столом сидело лишь двое.

На простеньком, но красивом ореховом буфете стояло блюдо с остовом омара, на хрустальных тарелочках лежали масло и сыр, а среди стола, прямо под лампой, красовался огромный букет ярко-красных роз, наполняющих своим благоуханием всю маленькую комнату, душную от закрытых окон.

Данный удушливый запах охватил Ольгу, ещё более отуманивая её рассудок.

На мгновение она совсем позабыла обстоятельство собственного прихода ко мне, раздумывая о том, что означает данный стол… Кто имел возможность тут ужинать либо обедать?.. И из-за чего не убраны остатки этого обеда либо ужина?

— Ужин либо обед? — раза два повторила юная дама, тщетно силясь удержать обрывки мыслей, кружившихся в её отяжелевшей и ноющей голове.

Ее сознание ускользало куда-то, оставляя лишь смутные образы не то воспоминания, не то опасения чего-то неясного, ужасного и неизбежного. И над всем этим тяжелая необходимость решить какую-то тайную.

— Какую? — нетерпеливо повторяла Ольга, стараясь припомнить что-то, что разбегалось во все стороны, совершенно верно расплескавшаяся вода из переполненного кувшина.

“Для чего я тут? Необычный сон! И как он продолжается!?

Со вчерашней ночи и до сих пор… целые дни”, — думает Ольга, проводя рукой по лицу, и скоро отдергивает руку, совершенно верно обжегшись: её лицо пылает и щеки горят, а в глазах мелькают красные пятна.

“Это розы, — решила она и, наклонясь над столом, вдохнула сильный, сладкий запах цветов. — Да, это розы… красные розы… совершенно верно кровь на белой скатерти… Такие же красные пятна видела я на белых простынях… Какой глупый кошмар и… какой мучительный”…

“Ах, да, о кошмаре… о розах, о крови на скатерти… нет, на простынях и подушках… И это было в спальне… Значит, нужно состояться в спальню…

Вот ко мне в эту дверь. Тут будет кабинет, а за ним и спальня…”

Легко пошатываясь, двинулась Ольга через столовую, придерживаясь рукой за стулья и стенке, пока не добрела до дверей в кабинет. Он кроме этого был освещён громадной кабинетной лампой под зеленым колпаком (электричества в этом старомодном доме не было), догоравшей на рабочем столе. Ольга на секунду остановилась, окидывая взором громадную трёхоконную помещение.

И тут всё было ей знакомо… Вот и зелёная суконная занавесь, за которой она наблюдала во сне, как масоны искали рукопись Менцерта. А вот и бумаги, разбросанные так, как она видела, и книги, выброшенные из шкапов, и выдвинутые непоследовательно коробки рабочего стола.

Ольга улыбнулась.

“Разумеется, кошмар ещё длится и по сей день дойдёт до конца… на данный момент я замечу самое ужасное и проснусь… Лишь бы поскорей…

Данный запах роз положительно опьяняет… особенно при таковой духоте…

У меня голова кружится”.

Ольга перешла кабинет и дрожащей рукой взялась за зелёную занавесь, за которой — она знала это — пребывала дверь спальни… А в том месте, за данной дверью…

Ольга задрожала.

— Господи, да в то время, когда же данный страшный сон кончится? — тихо сказала она.

И внезапно сознание возвратилось к ней. Она осознала, что не спит, что она на квартире Рудольфа Гроссе, ночью, одна… по его приглашению… Отчего же он её не встречает? Отчего его квартира безлюдна?

Откуда данный беспорядок? И это освещение? И эта ужасная мёртвая тишина?

И данный одуряющий запах роз, и ещё что-то ужасное, как сама смерть, и ужасное, как тление?

Юная дама пошатнулась, чуть успев удержаться рукой за двери. Холодный сумасшедший кошмар, совершенно верно ледяной рукой, охватил её сердце и стиснул его с таковой силой, что она звучно застонала… И в ответ на данный стон ей почудился едва-тихийвздох, долетевший откуда-то издали.

“Рудольф… Рудольф… умирает один! Без помощи! Он позвал меня…

Я помогу ему, я не опасаюсь ни людей, ни кошмаров”…

Собрав последние силы, Ольга шевельнулась. Но в мозгу её уже опять непроизвольно выросла идея о красных розах, удушливое благоухание которых не имело возможности заглушить того, другого запаха, мучительного и неизвестного, но ужасного… для того чтобы ужасного, что у юный дамы нечайно ударили зубы, как от холода.

Спальня была черна. Чад от погасшей лампы наполнял воздушное пространство зловонием, мешающим дышать. И эта темнота, это зловоние, данный удушливый воздушное пространство, эта ужасная тишина на мгновение вернули Ольге свойство связанно думать.

— Само собой разумеется, все это продолжение вчерашнего кошмара. Я, возвратившись из зоологического сада. А письмо Рудольфа, его ключ, поездка ко мне и все другое — легко кошмар…

Знаю его окончание: на данный момент замечу Рудольфа умирающего, убитого… масонами, — нежданно сказала она звучно и опять слово это раздалось в её мозгу, как словно кто-то шепнул его ей на ухо.

В ответ на это слово послышался негромкий злобный хохот привычного голоса… Она на данный момент же определила данный голос, но уже не испугалась больше, достигнув границ страха, дешёвого людской душе.

“Так как все это сон, кошмар, поскольку она же на данный момент проснется… Так не все ли равняется, что за её спиной смеётся лорд Джевид Моор?..”

С безумной ухмылкой на губах, с пылающим, но неподвижным, совершенно верно окаменелым лицом, с остановившимся взором обширно открытых глаз, с огромными расширенными зрачками, Ольга возвратилась в кабинет и, забрав со стола тяжелую лампу, медленным, совершенно верно автоматическим шагом, вошла в спальню.