Глава тридцать шестая. наивысшее выражение библейской мудрости

Запрещено закрыть историю Соломона, не остановившись на четырёх книгах, приписываемых ему и кроме этого входящих в состав Библии: Притчей Соломоновых, Екклезиаста. Премудрости Соломона и Песни песней. Книга Притчей Соломоновых — это собрание изречений и мыслей, каковые нам представляются похабными, нелепыми, безвкусными и, строго говоря, ничего не стоящими.

Тяжело поверить, дабы просвещённый царь имел возможность составить сборник сентенций, среди которых нет ни одной, касающейся, скажем, приёмов управления, политики, обычаев и придворных нравов.

Мыслители отечественного времени удивляются, что целые главы уделяются падшим дамам, зазывающим к себе прохожих с улицы; они не приходят в восхищение от сентенций наподобие следующих: «три ненасытимых, и четыре, каковые не сообщат: «достаточно!» утроба и Преисподняя бесплодная, почва, которая не насыщается водою, и пламя, что не говорит: «достаточно!» (Притч, глава 30, стихи 75-16).

«Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не осознаю: пути орла на небе, пути змея на горе, пути корабля среди моря и пути мужчины к женщине» (стихи 18-19). «Вот четыре малых на земле, но они умнее умных: муравьи — народ не сильный, но летом заготовляют пищу собственную; горные мыши — народ не сильный, но ставят домы собственные на горе; у саранчи нет царя, но выступает вся она стройно; паук лапками цепляется, но не редкость в царских чертогах» (стихи 24-28).

«Возможно ли, — задаёт вопросы Вольтер, — приписать подобные благоглупости великому царю, умнейшему из смертных?»

Книга премудрости Соломона выдержана в более важном стиле. Критики находят, но, что вся эта книга создаёт чувство неинтересного и тяжёлого комплекта ничего не говорящих неспециализированных мест. Вольтер подмечает, что «подобного рода труды вовсе не пишутся в соответствии с требованиям правил красноречия и не смогут блистать хорошим содержанием.

Они написаны чтобы поучать, а не чтобы нравиться.

Приходится благочестиво бороться с естественным отвращением, которое вызывает их чтение».

Книга Екклезиаста совсем другого рода. Тот, от чьего имени ведется рассказ в этом труде, представляется разочарованным соблазнами величия, усталым от удовольствий и пресыщенным познанием. Его принимали за эпикурейца.

На каждой странице он повторяет, что нечестивец и праведник подвержены одним и тем же случайностям, что человек ничем не отличается от животного, что лучше не появиться, нежели существовать, что совсем нет никакой второй жизни и что нет ничего лучше и разумнее, чем мирное удовольствие плодами собственных любимой и трудов женой.

«Быть может, — подмечает Вольтер, — что Соломон и держал подобные речи перед какой-либо из собственных жен. Утверждают, что это неприятные заметки, каковые он якобы сам себе делал. Но эти изречения, от которых веет духом вольности, совсем не похожи на упреки самому себе, а стараться видеть в произведениях автора именно противоположное тому, что он говорит, не означает ли это насмехаться над ним?»

Что касается Песни песней, то из ее восьми глав кое-что нужно привести полностью.

«Да лобзает он меня лобзанием уст собственных! Потому что ласки твои лучше вина. От благовония мастей твоих имя твое — как разлитое миро; исходя из этого женщины обожают тебя.

Влеки меня, мы побежим за тобою; — царь ввел меня в чертоги собственные, — будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно обожают тебя!.. Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя. Красивы ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях; золотые подвески мы сделаем тебе с серебряными блестками…

О, ты красива, возлюбленная моя, ты красива! глаза твои голубиные. О, ты красив, любимый мой, и любезен! и ложе у нас — зелень; кровли домов отечественных — кедры, потолки отечественные кипарисы…» (Песни песни, глава 1, стихи 1-3, 8-10, 14-16).

«Я нарцисс Саронский, лилия равнин! Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между женщинами. Что яблоня между лесными деревьями, то любимый мой между парнями.

В тени ее обожаю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей.

Он ввел меня в дом пира, и знамя его нужно мною — любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, потому что я изнемогаю от любви. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.

Заклинаю вас, дщери иерусалимские, сернами либо полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно… Любимый мой начал сказать мне: поднимись, возлюбленная моя, красивая моя, выйди!.. Голубица моя в ущелье гора под кровом утеса! продемонстрируй мне лице твое, разреши мне услышать голос твой, по причине того, что голос твой сладок и лице твое приятно» (Песни песни, глава 2, стихи 1-7, 10, 14).

«На ложе моем ночью искала я того, которого обожает душа моя, искала его и не отыскала его. Поднимусь же я, отправлюсь по городу, по площадям и улицам, и буду искать того, которого обожает душа моя; искала я его и не отыскала его. Встретили меня стражи, обходящие город: «не видали ли вы того, кого обожает душа моя?» Но чуть я отошла от них, как отыскала я того, которого обожает душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в дом матери моей и во внутренние помещения родительницы моей.

Заклинаю вас, дщери иерусалимские, сернами либо полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно…» (Песни песни, глава 3, стихи 1-5).

«О, ты красива, возлюбленная моя, ты красива! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы галаадской; зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними; как лента красный губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока-ланиты твои под кудрями твоими; шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных; два сосца твои — как двойни юный серны, пасущиеся между лилиями… О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех запахов.

Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; молоко и мёд под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!..» (Песни песни, глава 4, стихи 1-5, 10-11). «Я дремлю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, что стучится: «отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя…» Любимый мой протянул руку собственную через скважину, и внутренность моя взволновалась от него. Я поднялась, дабы отпереть любимому моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка. Отперла я любимому моему, а любимый мой повернулся и ушел» (Песни песни, глава 5, стихи 2, 4-6).

«Куда отправился любимый твой, красивейшая из дам? Куда обратился любимый твой? мы найдем его с тобою». Мой любимый отправился в сад собственный, в цветники ароматные, дабы пасти в садах и собирать лилии.

Я принадлежу любимому моему, а любимый мой — мне; он пасет между лилиями» (Песни песни, глава 6, стихи 1-3).

«О, как красивы ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного живописца; пузо твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои — как два козленка, двойни серны; шея твоя — как столп из слоновой кости… Данный стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти.

Поразмыслил я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее; и груди твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих, как от яблоков; уста твои — как хорошее вино. Оно течет прямо к приятелю моему, услаждает уста утомленных. Я принадлежу приятелю моему, и ко мне обращено желание его.

Приди, любимый мой, выйдем в поле, побудем в деревнях; поутру отправимся в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки; в том месте я окажу ласки мои тебе» (Песни песни, глава 7, стихи 2-5, 8-13).

«О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей! тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы. Повела бы я тебя, привела бы тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня, а я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблоков моих.

Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня. Заклинаю вас, дщери иерусалимские, — не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно…

Имеется у нас сестра, которая еще мелка, и сосцов нет у нее; что нам будет делать с сестрою нашею, в то время, когда будут свататься за нее?..» (Песни песни, глава 8, стихи 1-4, 8).

Такова известная собственными красотами Песнь песней, вызывавшая столько споров. Люди, свободные от религиозных заблуждений и предрассудков, видят в этом эротическом произведении не что иное, как обычный романс во вкусе той эры.

Но богословы, как иудейские, так и христианские, утверждают иное. Первые с пеной у рта утверждают, что любимый, выведенный поэтом, имеется ни больше, ни меньше, как… всевышний, а невеста, возлюбленная, лилия равнин — …народ израилев.

Песнь песней толкуется как аллегорическая история иудейского народа со времени «финала из Египта» до момента пришествия «мессии», в то время, когда будет словно бы бы воздвигнут третий иерусалимский храм. В оправдание этого толкования были использованы все сложности, вся запутанность, вся казуистика Талмуда, сокращения и замена одинаково звучащих слов.

Что касается христианских богословов, в частности католических, то они совсем перестраивают все объяснения иудейских ученых и утверждают с самым важным видом, что эта эротическая поэма имеется плод наисвятейшего воодушевления, пророческая книга, в которой любовь Христа к церкви и церкви к ее божественному основателю, разглядываемому как ее муж, не смотря на то, что и изображена в храбрых формах, но их рискованность очищена мистическим смыслом и может скандализировать лишь нечестивые умы вольнодумцев.

Первое мистическое толкование в этом смысле в собственности одному из отцов церкви — Оригену, что написал по этому поводу объемистый комментарий. Достаточно забавно констатировать, кстати, что честь этого прекрасного открытия в собственности тому из отцов церкви, что прославился в мире не только своим преданностью религии и глубоким умом, вместе с тем и произведенной над собой кастрацией. По стопам оскопленного Оригена хлынули все христианские экзегеты, все священство, радостное случаем вынудить наивных верующих проглотить одну из самых превосходных библейских пилюль.

И вот именно поэтому изобретательному трюку Песнь песней преподносят в монастырях одиноким монахиням как предмет для утоления и раздумья мятежной крови. Нетрудно осознать, каково настоящее воздействие данной поэмы на несчастных осуждённых дам, более либо менее истерический мистицизм которых подсказывает им, что любая из них — невеста Иисуса. В одиночестве собственных негромких келий бедные монахини отождествляют себя с церковью — невестой любимого и предаются одиноким мечтам, содержание которых нетрудно предугадать.

Дабы лучше утвердить в умах верующих это абсурдное толкование, церковники дали особенные заглавия всем восьми главам Песни песней. От этих заглавий так и отдаёт богословской ханжеством и хитростью. Вот они:

Глава 1. Супруга изъявляет собственную любовь к мужу, а муж — собственную любовь к супруге.

Глава 2. Обращение церкви об Иисусе Христе.

Глава 3. Как церковь ищет Иисуса Христа и как радуется, отыскав его.

Глава 4. Красота жены, мистически обрисованная в совсем образных выражениях.

Глава 5. Сожаление жены о том, что она не ответила на поиски супруга, как надлежало; она обрисовывает красоту супруга.

Глава 6. Диалог между Иисусом церковью и Христом.

Глава 7. Ещё одно мистическое описание красоты жены; верная любовь церкви к Иисусу Христу.

Глава 8. Обоюдная любовь Иисуса и церкви Христа.

Закончим эту часть отечественного изучения словами Вольтера: «Так как Песнь песней рассматривается церковниками, как аллегория вечного брачного альянса между его церковью и Христом, то, в благочестивом рвении все изъяснить в этом произведении, мы весьма бы желали знать, что нужно подразумевать под словами: «имеется у нас сестра, которая еще мелка, и сосцов нет у нее» (Песни песни, глава 8, стих 8)».