Год. алтай. улаганский район 3 страница

Они прекратили путать следы, в то время, когда дошли до широкой отмели, которую отгораживала от таежного царства каменная гряда, складывающаяся из огромных валунов, из которых многие были кроме того многократно выше людской роста. Гряда почему-то создавала чувство неестественной, не смотря на то, что нереально было представить, что кто-то имел возможность манипулировать столь массивными камнями в данной дикой пустынной местности. По крайней мере, в этом месте был залив с чистой, более горячей и спокойной водой.

И, помимо этого, это место внушало чувство покоя и защищенности. Решено было остаться тут и уже из этого смотреть за рекой в надежде, что их увидят или вертолеты спасателей, или сплавщики. Бурман сказал, что по данной реке впредь до поздней осени проходят рафтинг-автострады.

Воспоминания о Бурмане опять всколыхнули в памяти события последних дней, и Мальцев, как мог, некое время успокаивал жену, которая на уникальность мужественно и достойно держалась последнее время, а позже занялся самой актуальной для них проблемой безопасности. До тех пор пока у них еще было время, и невидимый медведь, либо еще какой-нибудь хищник, давали им нужную передышку.

В первую очередь он решил сделать маленькую набег в близлежащую тайгу. Это было нужно сделать дабы, во-первых, составить представление о вероятных подступах к месту их убежища со стороны леса, а во-вторых, собрать сухого хвороста для костра и пара долгих, но крепких, палок нужных для более действенного оружия, нежели короткоклинковый охотничий нож. Ирина не желала отпускать его одного и не желала оставаться одна, и Владиславу было нужно забрать ее с собой.

Они входили в лес, как будто бы вступали во владения злобных духов: настороженно, со страхом, стараясь не создавать лишних звуков. Но днем тайга не создавала столь устрашающего впечатления, и была кроме того прекрасной. И если бы не события последних дней, возможно было бы от всей души наслаждаться буйством красок немыслимой природы.

Но в канун очередной ночи, подобная красота смотрелась особенно зловеще. А также броские цветы на поляне казалось, источали не ласковый запах, а угрозы и запах опасности.

Дабы принести на берег как возможно больше сушняка, Мальцевым было нужно сделать пара набегов в лес. Любой раз, в то время, когда они уходили с берега, Ирина с тревогой оборачивалась на реку, как будто бы опасаясь, что именно в их отсутствие мимо проплывет долгожданный рафт, либо как раз сейчас пролетит поисковый вертолет, что, вероятнее, не увидит людей в таежном массиве. Исходя из этого они старались не задерживаться в тайге, и обратно возвращались практически бегом.

Куча хвороста и пара основательных фрагментов сухих древесных стволов уже лежали на песке. В том месте же лежала кучка сухого мха нужная чтобы получить огнь — спичек уже давно не было, и единственной возможностью зажечь спасительный ночью костер оставался древний способ трения, разрешающий высечь одной палочкой искру из второй палочки. Мох должен был удержать это тление как возможно продолжительнее и перевоплотить его в пламя, которому возможно было уже преподносить пищу поосновательней.

И до тех пор пока Ирина пробовала взять пламя столь древним и трудоемким методом, Мальцев принялся заострять финиши долгих крепких палок, превращая их в копья. Он где-то слышал, что кое-какие охотники применяют подобное оружие чтобы убить медведя. Владислав сперва никак не имел возможности осознать, как возможно древесной палкой нанести вред толстокожему повелителю таежных просторов.

Но тут все дело появилось в применении инерционного перемещения медведя. Это был единственным условием успешного исполнения этого трюка.

Зверя необходимо было вынудить подняться на задние лапы, и в то время, когда тяжелый хищник обрушивался на собственную жертву сверху вниз, пробуя задавить ее своим весом, необходимо было выставить перед собой кол и ожидать до тех пор пока мишка не наколется на острие мягким животом, вгоняя его собственной инерцией все глубже и глубже вовнутрь собственного тела, , пока оно не проколет сердце либо печень, и не выйдет иначе, не оставляя косолапому никаких шансов на выживание. Действительно, в последние мгновения собственной жизни медведь успевал или задрать собственную коварную жертву, или все-таки придавливал ее собственной, уже мёртвой, тушей.

Но снова же, у человека противопоставившего себя одному из самых грозных животных на планете, хотя бы оставался шанс на выживание. И этим шансом Мальцев не желал пренебрегать. Исходя из этого он выточил сходу четыре копья, тут же почувствовав некую уверенность, которую не имел возможности обеспечить ему мелкий металлический нож.

Снова вспомнились загадочно пропавшие винтовки.

Все имело возможность бы быть совсем по-второму, если бы они не провалились сквозь землю той злополучной ночью. Бурман был бы жив, и Гена, и Люда… Они бы этого самодовольного, упивающегося собственной безнаказанностью и силой, «хозяина тайги». Но все случилось так, как случилось, и не было на данный момент никакого смысла грезить о несбыточном либо предаваться горестным воспоминаниям.

Им, каким-то чудесным образом оставшимся в живых, нужно было выжить и дальше.

Выжить любой ценой. Мальцев сжал в руках долгое острое копье и яростно погрозил им в сторону леса. В то время, когда они выберутся из этого, он в обязательном порядке возвратится в данный лес и отыщет этого жестокого монстра.

Правда тогда он будет более подготовлен.

Тогда… Мальцев поймал на себе растерянный взор собственной жены, которая тщетно пробовала взять из двух древесных палочек долгожданный пламя.

Сны не приносили долгожданного отдыха. Боязнь неожиданного появления хищника перевоплотила сновидения в пытку. Мальцев кроме того не дремал.

То состояние, в которое он погружался ночью, больше напоминало тревожную дрему вперемешку с кошмарами и ужасами, от которых он вскакивал и, выставив перед собой один из кольев, настороженно всматривался в темноту, в один момент контролируя, рядом ли супруга, и прислушиваясь к ее хриплому и неровному дыханию, определяя, жива ли она.

Позже он осознал, что подобный сон лишь отнимает у него силы, и начал спать днем, а Ирина, более-менее выспавшаяся под его охраной ночью, сторожила его покой. Пищевой рацион семьи так же, как и прежде составляли ягоды и грибы, которых, к счастью, росло множество на окрестных полянах. На сбор выходили, так же, как и прежде, вдвоем.

Мальцев держал в руках копье и осматривался, зная, что медведь выскочив из собственной засады, может в считанные мгновения преодолеть огромные расстояния. Ирина же занималась конкретно поиском пригодных к потреблению даров леса. Так прошло еще два дня, пока на песчаной отмели не показался призрак.

Первой следы нашла Ирина. Вернее следы виделись супругам и раньше, но любой из них принимал их за отпечатки ног друг друга. Ирина, в то время, когда просыпалась утром, и шла к реке умыться, с ухмылкой наблюдала на их ровную цепочку идущую на протяжении кромки воды.

Она знала, что мужу приходиться непросто ночью, в то время, когда все около, в непроглядной тьме, может воображать потенциальную опасность.

Исходя из этого не было ничего необыкновенного в том, что супруг имел возможность доходить к реке и ополаскивать лицо ледяной водой, прогоняя сон. Владислав же, измотанный ночными дежурствами, полагал, что это утренний моцион жены оставлял за собой вязь ее отпечатков на песке. Недоразумение выяснилось случайно.

Они снова предприняли очередную набег в тайгу, а в то время, когда возвратились, то сперва кроме того не осознали, что случилось.

Перед самым походом, Ирина машинально, думая о чем-то собственном, совершила по песку палкой, ровняя его и стирая отпечатки ног. В то время, когда же они возвратились на отмель, на протяжении самой воды четко выделялись человеческие следы.

— Влад! — Ирина кроме того утратила на мгновение голос, с упрочнением преодолевая спазм в горле, — Влад!

Мальцев подбежал к ней, схватив лежавший рядом с ним на земле кол. Но супруга больше не имела возможности вымолвить ни слова. Она только показывала пальцем на вереницу следов, со страхом качая головой.

Мальцев кроме того не осознал в чем дело. Он еще раз взглянуть на отпечатки, позже на перепуганную мужу.

— Ира, что произошло?

— Следы… — лишь и смогла тихо сказать она, задыхаясь от кошмара.

— Ну и что? Тут неизменно следы…

— Я… Я… Я их стерла перед уходом, — Ирина выдохнула и с шумом втянула в себя воздушное пространство, — Это не отечественные следы! Тут кто-то был в отечественное отсутствие! Мы пропустили их… Они уплыли.

Все!

Они уплыли!

— Да кого, кого мы пропустили? — Мальцев лихорадочно соображал, пробуя осознать, что желала сообщить ему этими невразумительными фразами супруга.

— Спасателей. Рафтеров. Они заметили костровище, походили, и не нашли нас, не дождались. Они уплыли, Влад! Совсем… Все кончено…

— Да е-мое, Ирина, ты совершенно верно уверена, что следов тут не было?

Супруга закивала головой и начала плакать.

— Ну… — Мальцев неуверенно посмотрел назад. Никого около не было. Река так же, как и прежде была пустынна.

Владислав уже давно засомневался в словах Бурмана. Ему казалось, что они по большому счету были на другой планете, где нет людей, а лишь хищные животные и лес. Ну, в случае если и не на другой планете, то в таковой заколдованной глуши, про которую ни рафтеры, ни спасатели просто не слышали.

Он обнял жену и повел ее прочь от этих проклятых следов. Необходимо было успокоить ее, а позже все-таки разобраться с тем невидимкой, что посетил место их вынужденной стоянки в отсутствие хозяев.

Следующие дни прошли довольно нормально. Ирине удалось отыскать пара лекарственных трав, каковые помогли мало сбить температуру. Новых следов на берегу не было, а про ветхие никто не вспоминал.

Мальцев, по причине того, что полагал, что супруга, Ирина — по причине того, что уже и сама ни в чем не была уверена. Сознание под действием стресса способно выкидывать еще и не такие номера. В любом случае, если кроме того следы и были, появление призрака было не таким ужасающим происшествием, нежели наличие на песчаной отмели огромных медвежьих лап.

Мальцев поймал себя на мысли, что данный людоед превратился для них в воплощение всего мирового зла, какое лишь возможно было себе вообразить.

Как будто бы все взрослые страхи и детские слепились в один, леденящий душу комок кошмара, и сейчас одно лишь воспоминание о том ужасном раннем утре парализовало волю, тело и разум. Но медведь не нападал. Быть может, утратил собственную добычу, а вероятно за более дешёвой жертвой.

Но, не обращая внимания на это затишье, Мальцев так же, как и прежде ни на секунду не расставался с древесной пикой, которая как будто бы стала продолжением его изможденного тела. Он кроме того ходил, опираясь на копье, как на посох. И он совсем совершенно верно знал, что в случае если обстановка сложится так, что нужно будет пустить это копье в дело, он не будет колебаться ни секунды.

Все условности и шаблоны поведения, действенные в городе, на протяжении данной затянувшейся экспедиции осыпались как будто бы шелуха, обнажая скрытые до поры до времени и спавшие в сумерках сознания инстинкты. В этих же сумерках пряталось еще кое-что. Голоса.

В то время, когда Владислав в первый раз услышал их, то вел себя приблизительно так же, как Ирина заметившая цепочку следов около воды. Прекрасно еще, что супруга сейчас дремала, и ему хватило выдержки не будить ее на волне собственного эмоционального взрыва.

Он обшарил целый берег. Но голоса провалились сквозь землю так же неожиданно, как и показались. Были ли это в действительности звуки людской речи, принесенные ветром по речной поверхности?

Либо это были галлюцинации, абсурд воспаленного воображения, расшатанного многодневным нервным и физическим истощением?

Призрак разрешил заметить себя следующей ночью. Сперва снова были голоса, к каким Мальцев, сидевший около костра, тщетно прислушивался, вытягивая шею и приставляя к уху ладонь, пробуя выделить их на Неспециализированном фоне шума водных порогов и шлепанья волн о прибрежные камни. По окончании того как голоса умолкли, ночному сторожу показалось, что около самой воды было какое-то перемещение!

Он быстро встал и, сжимая обеими руками копье, вышел из светового круга, внимательно всматриваясь в темноту около. В то время, когда зрение более-менее приспособилось к ночной тьме, Мальцев четко заметил у самой кромки воды силуэт человека! Казалось, что незнакомец стоит и рассматривает людей, расположившихся около огня.

Владислав почувствовал, как все тело охватил какой-то паралич, что не разрешал сделать ни единого перемещения, не вымолвить ни единого звука. Человек! Тут!

Спасатель? Местный?

Приятель либо неприятель? Силуэт у воды не сделал ни единого перемещения, и Мальцеву показалось, что он снова совершил ошибку, и это не людская фигура, а сплетение призрачных лунных отсветов, бликов на воде и теней, каковые с приходом тьмы господствовали везде. Человек?

Тут? Сперва голоса, позже силуэт… Галлюцинации начинали прогрессировать. Мальцев закрыл глаза и потряс головой, как будто бы стряхивая с себя это наваждение.

А в то время, когда открыл, незнакомца в том месте уже не было.

Видения. Он взглянуть на беспокойно дремлющую мужу. Было ли это все-таки следствием нервного и физического истощения, либо, возможно, они наелись какой-нибудь травы содержащей галлюциногены?

Примечательно было то, что его уже не интересовали ответы на эти вопросы, каковые его аналитический ум задавал сам себе машинально.

Мальцев ощущал, что в случае если еще через несколько дней их не найдут, они или совсем свихнутся, или от пневмонии либо голода.

броская фиолетовая вспышка мигнула, как будто бы сторожа сфотографировал тот самый малоизвестный незнакомец, скрывающийся где-то в окружающей тьме. Позже еще одна. Гроза. Мальцев задрал голову и взглянул вверх. В то время, когда ему на лицо упали первые тяжелые капли будущего ливня, он побежал будить жену.

Им предстояло спрятаться в маленьком углублении в основании самых громадных камней, окаймляющих место их стоянки.

Предстояло кроме этого перенести в том направлении самые громадные палки, тлеющие в костровище. По причине того, что в случае если пламя погибнет, им будет очень сложно взять его снова посредством сухих палочек. Через пять-десять мин. около не останется ничего сухого.

Очередная молния прорезала чёрные небеса прямо над их головами.

Буйство стихии начиналось в полную силу.

Владислав и Ирина уже не имели сил, дабы кроме того делать вылазки в лес, пополняя запасы дров и пищи. Они просто сидели около догорающего костра и отрешенно наблюдали на речной поток, прижавшись друг к другу. Уже не было страха, не было боли, по большому счету не было никаких чувств.

По всей видимости перегорели какие-то предохранители в сложной совокупности жадно-психологических сотрудничеств.

Два человека ощущали лишь обреченность, но она не была окрашена в негативные тона. Напротив, было в ней что-то освобождающее, спасительное, медлено переводящее к принятию мысли о неизбежной смерти, тут, в этом закинутом и людьми и богом месте. Галлюцинации как будто бы стали уже неотъемлемым элементом окружающей действительности.

Им обоим слышались голоса, поющие какую-то мелодичную песню на незнакомом языке. Слышался треск тысячи кузнечиков, доносящийся с лесной поляны и переходящий на песчаном берегу в какой-то завораживающий, потусторонний мотив, уносящий сознание куда-то далеко-далеко, к иным измерениям вторых пространств. Пара раз в эту чарующую музыку вторгался грозный рык голодного медведя бродящего где-то совсем близко.

Но он уже не пугал отрешенную несколько, мечтавшую о чем-то запредельном. Шум реки, треск кузнечиков, треск умирающего далёкая песня и костра…

Превозмогая эту дурманящую дрему, Мальцев медлительно приходил в себя, последними упрочнениями воли стряхивая с себя предсмертные наваждения. Ему снилось либо грезилось, что он был бабочкой и легкомысленно порхал над разноцветьем таежной поляны. Возвращение в умирающее тело давалось мучительно.

Перед глазами все плыло. Он еле покачалтяжелой головой и попытался пошевелиться.

Тело ответило ему нехотя, сопровождая каждое перемещение пронзительной болью мышц. Разлепив пересохшие губы, он негромко позвал:

— Ир… Ириша…

Но супруга молчала, прижавшись к нему и не поднимая головы с нечистыми, растрепанными волосами. Имело возможность показаться, что она спит. Но Мальцев знал, что данный сон может затянуться навечно.

Он сделал неимоверное упрочнение и толкнул жену плечом.

— Ира не дремли… Ответь…

Слова давались ему с большим трудом, но больше всего мучительно было осознавать, что супруга уже ушла. Покинула его тут одного и ушла, разрешив данной необычной песне увести себя в дали, из которых уже нет возврата назад. Быть может, что она также парила над изумрудными травами легкотелой бабочкой, кроме того и не помышляя о пробуждении и возвращении.

— Ира… ответь… запрещено… я…

Мальцев еще толкнул ее пара раз, пока не осознал, что единственное, что он может сделать в данной ситуации, это расслабиться и последовать за ней, переставая эти ненужные и мучительные попытки удержаться в нашем мире, догоняя ее на таинственных тропах иных просторов. Он закрыл глаза, а в то время, когда опять открыл их, то встретился с ним. Призрака.

Человек в коричневой прорезиненной ветровке, таких же прорезиненных штанах и высоких кожаных ботинках стоял в нескольких метрах от костра и разглядывал изможденных людей совсем спокойным а также равнодушным взором серых, фактически бесцветных глаз. Человек был совсем лыс, и это придавало его виду некую ужасную мрачность.

Мальцев наблюдал на незнакомца, как будто бы решая, кто это: еще один элемент его бредовых видений, очередная галлюцинация либо это все-таки долгожданный обитатель того мира, что доставил им с женой столько страданий и боли. Снаружи человек был похожим сплавщика, но было в его позе что-то… неуловимо необычное. И данный равнодушный взор.

Мальцев, превозмогая онемение губ, криво улыбнулся, издавая звук, похожий на хохот. На лице незнакомца не дрогнул ни один мускул. Он наблюдал на обессиленную несколько, как будто бы ожидая, чем все закончится.

Мальцев осознал — человек был похожим сплавщика лишь снаружи. В его поведении по большому счету не чувствовалось ничего человеческого. Как будто бы это был и не человек вовсе, а существо иного замысла, рассматривающее новичков, подготавливающихся переплыть Реку Смерти.

— Ты кто?… — прохрипел Мальцев, которого кроме того развеселило это сравнение, — Харон?

Незнакомец не ответил. Он лишь только поднял взор чуть выше линии валунов, окаймляющих залив, как будто бы прислушиваясь к чему-то, происходящему в том месте, за каменной грядой, в тайге.

— Ты кто? — повторил вопрос Мальцев и сделал попыткуподняться, заваливаясь назад. — Ты пришел за нами?

Незнакомец снова взглянуть на него своим безлюдным взором, и еле заметно отрицательно покачал головой.

— Ты настоящий либо ты мне кажешься? — Мальцев снова попытался подняться, и выпрямился, покачиваясь и еле удерживаясь на ногах. — Для чего ты тут?

В чертах незнакомца так же, как и прежде не было никаких чувств. Но в этом случае он заговорил. Его голос был гулким, как будто бы доносился из глубокого колодца.

— Я пришел к вам.

Мальцев снова улыбнулся. Его кроме того уже не пугал идея о вероятном сумасшествии. на данный момент уже это все не имело значения.

Ирина мертва.

Он, вероятнее, в случае если уже не мертв, то также не так долго осталось ждать присоединиться к ней.

— Для чего?

Незнакомец обернулся и взглянуть в небо, на чёрную грозовую тучу, выплывавшую из-за гор на другой стороне реки.

— Не так долго осталось ждать будет гроза.

Как будто бы в подтверждение его слов вдалеке басовито громыхнул гром.

— Вам необходимо беречь пламя, в случае если желаете выжить.

Мальцев хрипло захохотал.

— Выжить? А для чего? Выжить… — он кивнул на неподвижное тело жены, — Кому сейчас это нужно? Все кончено.

Незнакомец равнодушно пожал плечами, как будто бы высказывая собственную безучастность к происходящему. Он снова взглянуть на грозовую тучу, и, повернувшись, отправился к воде.

— Эй… — хрипло крикнул Мальцев и махнул ему вслед рукой, как будто бы пробуя остановить собственный последнее видение, — Не уходи. Постой! Харон!

Он сипло и безумно захохотал вслед этому забавному персонажу-галлюцинации, что шел прямо к воде, как будто бы собираясь нырнуть в ледяные волны данной необузданной реки, оставляя за собой на песке ровную цепочку привычных следов.

Спустя некое время пришла в сознание Ирина. Мальцев смеялся и плакал, а супруга сперва никак не имела возможности осознать, где она, а после этого изумленно наблюдала на возбужденного мужа, что что-то невнятно говорил ей про какого-либо Харона и целовал ее онемевшие руки. В то время, когда его буйство закончилось, и он проводил ее, поддерживая, до спасительного убежища в основании громадных валунов, начался ливень.

Владислав успел принести пара тлеющих углей из костровища и два либо три сухих полена, оставшихся из всего стратегического запаса дров. Пламя был спасен на какое-то время, которое целиком и полностью зависело от милости разбушевавшейся стихии, обрушившейся сверху плотной стеной бессердечного дождя.

Случился какой-то перелом в их состоянии. По всей видимости включились резервные возможности организма, разрешившие им ощутить себя несколько лучше. По крайней мере, они опять имели возможность передвигаться и снабжать себя пищей и дровами в виде ягод и грибов, которых было на уникальность большое количество в округе.

Это давало надежду на то, что они смогут продержаться еще пара дней.

Либо продолжить себе мучение.

Всю ночь за каменной стеной раздавались самые ужасные на свете звуки. Хрустели сучья, гудела под чьими-то тяжелыми шагами почва, и сотрясали прозрачный ночной воздушное пространство храп и сопение. Медведь.

Данный неугомонный убийца все-таки отыскал их.

Мальцевы отчаянно побросали в костер сухие ветки, каковые Владиславу удалось принести из леса уже поздним вечером. Пламя признательно принял это подношение и грозно трещал, как будто бы отгоняя от двух очень преданных ему людей незваного ночного визитера. В усыпанном мириадами броских звезд чёрном небе отрешенно светила огромная луна и через целый небосвод тянулся похожий на дымчатую дорожку от костра величавый Млечный Путь.

Медведь нервничал. Время от времени он жадно ерзал на одном месте, утробно рыча, а время от времени кроме того опирался на камни, скребя по ним огромными когтями, как будто бы раздумывая, стоит либо не следует напрягать собственные силы и преодолевать эту, отделяющую его от слабой добычи, каменную преграду. Мальцевы прижались друг к другу, опасаясь не то что пошевелиться, но кроме того дышать.

Им казалось, что кроме того звук их сердец выдает их присутствие.

Их сознания сжались до размеров маленьких точек, затаившихся в самых дальних уголках разума. Все кошмары недельной давности опять ожили в памяти, обостряя до предела все эмоции и впрыскивая в кровь так избыточное количество адреналина, что оно просто делало неосуществимым любое перемещение.

А также если бы зверь решил штурмовать в принципе малого для него преграду, что, по непонятной обстоятельству, он до сих пор не делал, Владислав просто не имел возможность ему сопротивляться, пуская в движение ставшие ненужными на данный момент остро отточенные древесные копья, лежавшие около его ног. Близость самого сурового хищника сибирской тайги парализовала саму возможность что-либо делать. Оставалось лишь сидеть и ожидать чем закончится вся эта, переполненная ужасным динамизмом, мистерия.

Зверь внезапно зарычал пронзительно и протяжно. После этого посопел мало и, если судить по звукам, наконец, удалился. Владислав замер пробуя выяснить его местонахождение, но из-за шума реки нереально было разобрать, что происходило всего в нескольких метрах от них, за каменной стеной естественного происхождения.

Воображение рисовало Мальцеву одну картину ужаснее второй.

Ему казалось что медведь, применяя собственный звериное чутье, отыскал самый приемлемый для себя путь до собственной добычи, и по сей день он обрушиться на них сверху многокилограммовой тушей, свирепо терзая несопротивляющихся жертв собственными безжалостными саблеобразными зубами.

— Он ушел? — негромко тихо сказала Ирина. От испуга она начала мало заикаться, и все силилась выговорить еще что-то, но, по всей видимости не отыскав в себе силы, до крови закусывая дрожащие губы. Владислав лишь на данный момент увидел, что их тела сотрясает большая дрожь — «отходняк» по окончании адреналинового отравления, нервная перегрузка, заставляющая перенастраивать все психосоматические связи в охваченного паникой тела.

— Да, ушел. Он ушел Ириша, ушел…

Он затравлено осмотрелся, все еще ожидая появления зверя откуда-нибудь со стороны реки. В этом случае он обязан закрыть Ирину от приближения бессердечного убийцы, сократить мучительные моменты кошмара перед неминуемой смертью. Дрожащие руки прижали лицо жены к собственной груди, а губы механически бормотали отвлекающие фразы:

— Он ушел. Ушел. Все. Все закончилось…

Песчаный пляж был как на ладони — луна заливала все около пронзительно броским светом. Смотря в том направлении, Мальцев еще раз очень сильно содрогнулся, как будто бы его пробило высоковольтным зарядом. Ирина прижалась к нему крепче, жалобно заскулив:

— Что? Что? Он?

Но супруг только еще крепче прижал ее к себе, успокаивающе гладя по пояснице.

— Нет-нет. Нет… Это не он. Не он…

Мальцев не желал, дабы супруга встретилась с ним . Не по причине того, что это имело возможность напугать ее еще больше чем медведь. Легко он опасался, что она именно ничего не заметит, а это событие имело возможность совсем подорвать в нем остатки благоразумия и еще хоть какого-либо трезвомыслия, жизненно нужного им обоим в сложившихся событиях. Согласиться честно, он считал, что этого не может быть.

Что это следствие миновавшего их кризиса, порождение его фантазии. Но четкий силуэт человека четко выделялся на фоне мерцающей в лунном сиянии воды. Харон сидел около самой реки, сложив перед собой ноги на манер индейских вождей, и все так же отрешенно замечая за происходящим.

Галлюцинации длились.

Он оказался неожиданно, но, как и неожиданно исчезал. Ничего иного от приведения Мальцев и не ожидал. Он кроме того привык к этому необычному фантому, скрашивающему его одиночество на протяжении ночных дежурств.

Ирина была совсем нехороша, и ему приходилось смотреть за ее сном, тревожно прислушиваясь к хриплому неровному дыханию, меняя холодные компрессы из фрагментов собственной рубахи, которыми он обкладывал лицо и грудь жены. Харон не мешал ему. Лысый незнакомец или без звучно сидел рядом, отрешенно замечая за действиями ночного сторожа, или внезапно начинал негромко и нудно говорить ему о чем-то, для Владислава совсем непонятном.

Было в этом что-то ужасное и совсем безумное. Сначала Мальцева кроме того смешили беседы с порождением собственной больной фантазии. Это напоминало отчаянное радость перед смертью, в то время, когда все уже прекратило иметь значение и напоминало финальную истерику.

Но позже, прислушиваясь к бормотанию собственного необыкновенного собеседника, Владислав осознал, что тот не просто уводит его собственными беседами в окончательную пучину сумасшествия.

В его словах было что-то… необыкновенное, малопонятное, и одновременно с этим крайне важное. Время от времени Ирина просыпалась и тревожно шептала:

— Влад, ты с кем говоришь?

Он нежно гладил ее рукой по голове и успокаивал:

— Дремли, моя любимая. Все нормально. Это я сам с собой. Дабы не заснуть…

В эти моменты Харон замолкал, ожидая до тех пор пока дама опять погрузится в пучину тревожных сновидений, а после этого опять начинал собственный невнятное бормотание.

— Дамы опасаются. Их нужно беречь… — Харон говорит помой-му про Ирину, но наряду с этим наблюдает в сторону другого берега, скрытого темнотой. Мальцев ласково гладит дремлющую жену по голове.

— Я знаю. Я буду защищать ее.

— Они посильнее мужчин, и в этом их слабость. Но их слабость есть и их силой.

Владислав усмехается. Как неизменно ничего не ясно, но это лучше чем сидеть одному в тишине. Харон продолжает:

— Дамы скрываются.

— От кого?

— От всех. От мужчин, от теней в ночном небе, от самих себя. Они сильно напуганы, из этого обиды и боль.

Ты осознаешь. Позднее…

Они сидят какое-то время без звучно, после этого Харон нарушает тишину очередной малопонятной речью:

— Когда-то они повелевали всем тут… Но сейчас все По другому. Война будет , пока Дамы не отыщут в памяти собственную подлинную сущность, а мужчины не станут Мужчинами.

Призрак поднялся и, кроме того не взглянуть в сторону собственного собеседника, без звучно шагнул в темноту.

— Я ощущаю воду…

Мальцев ворошит палкой костер. Десятки раскаленных светлячков вьются в чёрном воздухе обжигающей стайкой и улетают прочь, вверх, перемешиваясь со звездами.

— Снова будет гроза?

Харон мотает головой.

— Я ощущаю воду.

Он наблюдает на собеседника и показывает рукой в сторону реки. Мальцев кивает.

— Ясно. Ты ощущаешь реку. Для чего ты говоришь мне об этом? Это принципиально важно?

— Алтай изменился… — Голос Харона не высказывает никаких чувств, как будто бы это не визуальное воплощение больного воображения, а киборг, покинутый тут неизвестными умельцами. — Это принципиально важно.

— Я не осознаю, — Мальцев, прищурившись, рассматривает незнакомца, — Все-таки, кто ты?

Харон наблюдает, словно бы через него.

— Такие как я, приходят в смутное время…

— Смутное время? Это что может значить?

Харон отрешенно качает головой.

— Это значит, что такое время настало, и я пришел…

Несколько раз за ночь приходил медведь. Зверь снова жадно терся о камни с той стороны, порыкивая и фыркая. Собеседники замолкали, выжидательно глядя в направлении звуков, издаваемых ужасным гостем.

Но в случае если во взоре Мальцева был кошмар, то взор Харона так же, как и прежде ничего не высказывал. Необычный визитер в одежде, напоминающей сплав-костюм, как будто бы знал что-то про этого зверя, чего не знал о нем Мальцев. И это знание разрешало ему оставаться невозмутимым. Медведь вправду уходил спустя какое-то время, разочарованно вздыхая и поскуливая.

А беседы длились.

После этого воздушное пространство неизбежно становился ярче, и Харон, как и подобает хорошим призракам, неизменно уходил. Сам процесс его исчезновения постоянно ускользал от Мальцева. Лысый человек имел возможность оборвать фразу, не завершив ее, и подняться с песка, неожиданно направившись к воде.

Но вот куда девался он дальше, Мальцев никак не имел возможности заметить.

То ли он нырял в реку, воспользовавшись тем событием, что Владислав довольно часто моргал — глаза воспалились и к тому же слипались от хронической усталости. То ли таинственный инопланетянин куда-то за камни, исчезая в том месте до следующего визита. Цепочка его следов обрывалась у самой воды.

А время от времени никаких следов не оставалось и вовсе.

Мальцев не удивлялся. Он всецело принял условия данной необычной игры, уже просто не зная, где заканчивалась явь и начиналась иллюзия, либо напротив, где, наконец, обрывались сотканные из галлюцинаций видения, и начиналась жёсткая действительность, терзавшаяжёсткими опробованиями двух людей, уже утративших надежду на спасение.