Год. алтай. улаганский район 4 страница

С Ириной они уже фактически не общались. В то время, когда она просыпалась, Владислав, бодрствующий из последних сил, тут же засыпал. Приходил в себя он уже под вечер.

Они делали очередную, весьма маленькую, с учетом последних визитов медведя, набег в лес за грибами и сушняком, и быстро возвращались назад, под зыбкую защиту каменной гряды.

Жизнь на грани смерти длилась.

— Погибнуть — это не означает успокоиться… — На лице беспристрастного Харона пляшут отсветы от костра, — Смерть да и то, что ты о ней думаешь — не одно да и то же…

Мальцев не удивляется. То, что собеседник просматривает его мысли, разъяснялось весьма легко — данный таинственный человек сам был порождением этих мыслей. Получалось что Мальцев, по сути, говорил сам с собой.

Неясно было лишь, из-за чего умирающее подсознание выбрало в качестве визуального образа лысого, совсем незнакомого Владу, человека.

Но безтолку было пробовать разбирать непредсказуемые и таинственные механизмы психики, тем более, психики находящейся не так далеко от провала.

— А ты откуда знаешь?

Харон молчит. Словно бы рассматривает причудливые узоры на тлеющих углях в самом чреве костра.

— Что Харон, страшно умирать? — Мальцеву захотелось сбить невозмутимости и эту спесь всезнайства с порождения собственной фантазии. В итоге, они погибнут совместно, и нечего сидеть тут и разглагольствовать о том, что лишь еще должно случиться. Не смотря на то, что, быть может, подсознание так само себя перед последним прыжком в неизвестное.

— Страшно… — ровным голосом проговорил призрак и взглянул, обернувшись, сперва на реку, а после этого на Мальцева, больше не добавив ни слова.

Сейчас проснулась Ирина. немного подняла голову, взглянула прищуренными глазами на необычную парочку у костра, и, практически не просыпаясь, снова заснула, откинувшись на импровизированный лежак из мальцевской куртки.

— Ты доверяешь ей? — ровный и мёртвый голос Харона еле слышен на фоне шума реки и треска костра.

Мальцев кивает.

— Да. Я ее весьма обожаю.

— Я задал вопрос про доверие, а не про любовь.

Мальцев с большим удивлением рассматривает порожденную им же иллюзию. Это уже что-то новенькое. Подсознание вызывает его на спор о любви и доверии?

— А это разве не одно да и то же?

Харон отрицательно мотает собственной лысой головой.

— Нет. Это не одно да и то же.

— Из-за чего?

— Она также обожает тебя. Но она тебе не верит.

Мальцев фыркает и разводит руками.

— У нее нет оснований мне не верить.

Глаза собеседника не отсвечивают отблесков костра. Они, как будто бы губка, впитывающая влагу, втягивают в себя все около, как словно бы человек ими владеющий никак неимеетвозможности насладиться этим миром.

— А у тебя?

— Ты желаешь знать, имеется ли у меня основания верить себе?

Собеседник кивает.

Мальцев думает некое время, рассеянно замечая за дикой пляской огненных язычков в костре.

— Ты знаешь, а ведь ты прав. Я сам себе не верю. Лгу сам себе. И ей не верю. Я знаю, что она мне изменяла пара раз, в том месте, в городе.

Знаю с кем. Но я постоянно боялся кроме того думать об этом.

Опасался утратить ее. А она точно знает, что я изменял ей. Вот бредятина.

Исповедоваться о собственных сексуальных и моральных проблемах собственному же глюку.

Харон закрывает глаза, как будто бы прислушиваясь к чему-то, после этого медлительно открывает их.

— Она желает убить тебя.

Мальцев нахмурился.

— Ты что несешь, придурок?

Харон, казалось, кроме того не обиделся.

— Она думает об этом, в то время, когда ты дремлешь.

Мальцев почувствовал, как колючий мороз прошел по пояснице царапающей волной. Он отыскал в памяти, как проснулся день назад днем и заметил, что супруга сидит в метре от него. В руках она держала его охотничий нож.

Он без звучно кивнул ей тогда, как бы задавая вопросы, в чем дело.

Но она только безрадостно покачала головой, показывая, что все нормально. Сейчас, в свете комментариев собственного экстравагантного подсознания, данный эпизод представал совсем в новом свете.

— Но для чего?

Харон моргнул.

— Это не имеет значение.

— А что принципиально важно?

— Принципиально важно, что она желает убить тебя.

Мальцев почувствовал, как тело охватывает какое-то оцепенение. Быть может, его сознание просто не могло допустить таковой мысли, а подсознание, накопившее значительно больше исходной информации, вынесло столь шокирующий вердикт и озвучило его ровным голосом лысого приведения по прозвищу Харон. А что, поскольку Ирина также человек.

Причем ее психика имела возможность появляться значительно более уязвимой, чем у супруга.

И возможно, у нее уже давно также случился какой-нибудь сбой, вызванный столь сильными потрясениями. И в случае если у Мальцева сумасшествие проявлялось в виде болтливого ночного собеседника, то у жены оно в полной мере имело возможность проявиться в виде столь необычного, с позиций здравого смысла, жажды.

— Ты уверен?

— Да.

— И что мне сейчас делать? Не дремать? Поболтать с ней?

Харон пожимает плечами.

— Это безтолку. Не дремать ты не сможешь. Поболтать с ней также — она тебе не доверяет.

— Но из-за чего? Мы столько пережили с ней! — в голосе Владислава уже нет насмешливых ноток. Подсознание озвучило через чур важную тему, дабы пренебрегать ей лишь вследствие того что в качестве собственного глашатая оно применяло образ незнакомого лысого мужика. — Я начал любить ее еще больше.

Я лишь на данный момент осознал, как она нужна мне. И как я был довольно часто не честен к ней в том месте, в том мире…

Харон наблюдает на него.

— Ты осознал. доверие и Любовь — не одно да и то же. В таких ситуации обостряется и то и другое.

Люди переполнены страхами и обидами, позже появляется неправда.

Они убивают быстрее всего остального.

— Постой. Так она что, мстит мне?

— Нет. Она ощущает. Она готовится.

— К чему?

— Она не желает, дабы ты оставался тут один. И сама не желает оставаться одна. Она обожает тебя, но она растеряна.

Она уже решила. Она желает все прекратить. Она желает, дабы ты заметил…

Появилась продолжительная пауза. Мальцев пробовал осмыслить услышанное, но шум реки мешал сосредоточиться.

— И что же нам сейчас делать? — беспомощно повторяет собственный вопрос Мальцев, с тревогой посматривая на медлительно светлеющее небо, опасаясь не успеть узнать ответ на данный вопрос.

Харон кивает, как будто бы снова прочтя его мысли, и поднимается.

— Не вам. Тебе. Она уже решила.

— Что делать мне?

Равнодушный Харон стоял и наблюдал на него, словно бы ему было все равно, что случится с этими двумя перепуганными, усталыми и обреченными людьми. После этого он развернулся и, как неизменно, направился к речной заводи. На половине пути он остановился и, обернувшись на растерянного Мальцева, негромко сказал:

— Беги.

Шум реки пробует заглушить эти ужасные слова. Узкие губы легкомысленного призрака двигаются чуть заметно в утренних сумерках:

— Либо убей ее первым.

Следующий сутки превратился для Мальцева в кошмар, превосходящий по собственному трагизму все остальные, случившиеся за все время данной злополучной поездки в горы. Он пробовал заметить в Ирине показатели сумасшествия, но она вела себя как в большинстве случаев. Погладила его рукой по голове и нежно кивнула на лежачее место у костра.

— Дремли дорогой, я буду рядом…

Учитывая события прошлой ночи, фраза раздалась зловеще. «Она не верит тебе». Проклятый Харон!

— Ириша…

— Что, любимый?

— Ты мне веришь?

В ее пронзительно голубых глазах непонимание, удивление и… еще что-то.

— Само собой разумеется. Из-за чего ты задаёшь вопросы?

— Да так, — Мальцев ощущает, как закрываются под действием непреодолимой силы усталые веки. на данный момент нельзя спать. Запрещено. Любой ценой необходимо удержаться от того, дабы не провалиться в глубочайший сон.

Не смотря на то, что, на данный момент, при свете солнца, разговор со своим необычным ночным видением казался каким-то горячечным бредом. И тот случай с ножом. Ирина имела возможность забрать его просто так, ощущая себя увереннее с оружием.

Ей так как также приходилось оставаться на берегу в одиночестве… Уже через дымку накатывающей дремы, Владиславу пришла в голову идея что вероятно Ирина также остается сейчас не одна. И вероятно кроме того, что ее собеседником есть тот самый лысый призрак, обитающий в данной пустынной местности.

Он проснулся от предчувствия. Супруга склонилась прямо над ним, зажимая обеими руками рукоять ножа, готовясь нанести им удар в грудь. Заметив, что он проснулся, и сейчас с удивлением наблюдает на нее, Ирина размахнулась, но он успел перехватить ее руки, оторвав из них нож.

Так значит все это правда!

— Ира, ты..? За что? — он с силой тряхнул ее так, что у нее клацнули зубы. Она зарыдала, пробуя что-то бессвязно поведать ему.

Но он не осознал ни слова из ее истеричных фраз.

— За что? Ты? Меня? Ты сошла с ума?

Он тряс ее за плечи, как будто бы эта тряска имела возможность выбить из нее, поселившееся в недрах психики, сумасшествие.

— К тебе кто-то приходит? Что он тебе говорит? Это он тебе приказал? Харон, да? Ты видела его?

У нас не должно быть секретов друг от друга, осознай! Ирочка, я тебя обожаю…

Она взглянуть на него, на мгновение прояснившимся взором, а после этого ее зрачки закатились, и Ирина утратила сознание, завалившись слабохарактерным кулем на бок. Мальцев уложил ее на лежак, а сам побежал к реке. В том месте он в первую очередь окунулся в ледяную воду с головой, прогоняя сон и проясняя мысли.

После этого он возвратился к жене и выжал на нее обрывки отрезанной от одежды ткани. От холодной воды супруга пришла в себя, но сказать так же, как и прежде не имела возможности. Мальцев поднял руки вверх, и закричал в бессильной злобе, не зная, кому он отправляет это бессильное проклятие: небесам, тайге, медведю, людям либо таинственному ночному инопланетянину с тусклыми глазами.

В любом случае его никто не услышал — вместо крика у него вырвался только хриплый стон.

Стон отчаяния.

Призрак шел от реки, сливаясь с ночной темнотой. Выйдя в световое пространство костра, безликий силуэт превратился в лысого человека.

Харон. Подошел и сел к костру, так же, как и прежде не проявляя полностью никаких чувств. Он все знал, все предвидел. Всезнающий советчик. Вестник сумасшествия. Он может просматривать мысли и появляется кроме того во снах.

Да, да, Мальцев видел его сейчас во сне! Эту ужасную безмятежную рожу.

От него нереально укрыться кроме того в снах, последнем убежище агонизирующего сознания! Мальцев испуганно наблюдает на отрешенного гостя.

— Ты кто? Линия? Леший? Водяной? Инопланетянин?

Харон качает головой.

— Нет.

— Откуда ты? Ты мне кажешься либо существуешь в действительности?

— Не знаю. Я тут живу. Я существую.

— Ты живешь прямо тут? На берегу реки?

— Тут. Река дает жизнь. Она же отнимает. Все справедливо. Я всему обучаюсь у реки.

— Ты отшельник?

— Нет. Я часть всего, один из многих. Я поздно это осознал. Сейчас живу тут.

Наслаждаюсь рекой, лесом, костром, ночью, звездами. Вы, люди, не цените всего этого…

— Что означает — «вы, люди»? А ты что, не человек что ли?

Харон поднимает перед собой руки совершает перед собой в воздухе необычные перемещения, не то, танцуя, не то, поглаживая костер, не то, отмахиваясь от невесомого пепла и дыма.

— На Земле имеется такие места, как это. Они необыкновенные. Исходя из этого я тут.

В то время, когда настают смутные времена, мы можем оказаться.

— «Мы», это кто?

— Такие как я.

Мальцев ощущает, что предстоящие расспросы в подобном стиле лишь заберут у него остатки сил. Он внимательно наблюдает на собеседника, но того не смущает данный взор. Харон совсем нормально выдерживает его, как будто бы в действительности не осознавая о чем идет обращение.

Мальцев ухмыляется и переводит взор на костер.

— Ты снился мне сейчас…

— Я знаю. Я не желал пугать твою жену и пришел к тебе во сне. Мне необходимо успеть сообщить тебе очень многое.

— Ты можешь приходить в сны?

— Ты видел меня. Я видел тебя. Мы общались.

— Да, я тебя видел. Но я не могу ходить по снам. Я их. А ты, значит, можешь?

Харон растягивает губы в мертвенной ухмылке. Так смогут радоваться разве что механические куклы в фильмах кошмаров.

— Ты можешь. Все могут. Ходят не все. Опасаться.

— Кого опасаться?

— Себя. Снов.

— А ты, значит, не опасаешься?

Резиновая ухмылка исчезает с губ собеседника.

— Я не помню. Ужас был в далеком прошлом. Сейчас нет. Я это и все. Ходить по снам легко.

— Кто же ты, все-таки? — повторяет собственный вопрос Мальцев. — Человек либо нет?

Харон, не мигая, наблюдает на него.

— Необычный вопрос, — он молчит какое-то время, — А ты — человек?

Мальцев не знает, как ответить. Он ощущает какой-то подвох.

— До тех пор пока еще да.

— А по окончании того, как ты погибнешь, ты прекратишь быть человеком?

Мальцев закрывает глаза. Дух-софист. Последний собеседник перед смертью.

Призрак-философ, напоминающий больше мастера-дзэн со собственными сводящими с ума вопросами, советами и ответами.

— Я не знаю. Я определю, в то время, когда погибну.

Молчание. Мальцев открывает глаза. Харон наслаждается костром, как будто бы любой раз видит его в первоначальный и последний раз.

— Ты же все знаешь. Знаешь, в то время, когда я погибну? — Мальцев не верит этому алтайскому дзэн-отшельнику озвучивающему его внутренние сомнения, но, задав данный вопрос, он почувствовал, как неожиданно замерло сердце в груди, притормаживая динамику потоков крови, циркулирующих по телу.

— Это принципиально важно для тебя?

— Принципиально важно.

— Из-за чего?

— Желаю готовиться.

Харон молчит, как будто бы вспоминая что-то. После этого, его лишенный чувств голос снова выдает таинственную фразу:

— К этому нереально готовиться.

Высоко в небе горит голубовато-оранжевым пламенем броский шар, разрезая тьму. Он медлительно прочерчивает дугу среди звезд и тает, провалившись сквозь землю за ближайшей горой. Харон провожает его взором.

Разумеется, это отработанная ступень ракетоносителя либо часть спутника.

Бурман говорил, что главная траектория падения продуктов космической индустрии проходит через Алтай. Харон снова просматривает его мысли.

— Алтай готовится. Все около готовится.

— Готовится к чему?

В первый раз за все время общения на лице Харона проступает что-то похожее на сожаление либо боль.

— Не так долго осталось ждать все будет по-второму. Люди запутались. Стали страшными. Все около будет против них.

Застонала дремлющая на лежаке Ирина. Владислав нагнулся к ней и погладил по голове, отмечая у жены сильнейший жар.

— Харон, ты можешь оказать помощь мне вылечить ее?

Ответ отрицательный.

— Ты можешь оказать помощь нам выбраться из этого?

Опять кивок лысой головы.

— Тогда для чего ты приперся к нам?

Харон равнодушно пожимает плечами.

— Это вы пришли ко мне.

— Ну, так отпусти нас.

— Я вас не держу.

— Выведи нас из данной гребаной дыры.

— Куда?

— К себе.

Харон наблюдает через него, как словно бы это Мальцев есть бесплотным призраком.

— Ты что, не осознал? У вас нет дома.

С этими словами он поднялся, и не смотря на то, что до утра было еще далеко, медлительно отправился в реке, как будто бы не хотя больше говорить с обреченным человеком. Мальцев отрешенно смотрел на удаляющуюся пояснице призрака, после этого перевел взор на постанывающую во сне жену, и также встал с места, добывая из чехла отобранный у Ирины нож.

Он догнал его уже практически у самой воды. Нож с ужасным хрустом вошел в пояснице недалеко от сердца. Харон выгнулся и, вскрикнув, упал вперед, в воду, раскинув руки.

Мальцев еще какое-то время замечал, как его слабохарактерное тело безмятежно плавает в медленной заводи, неспешно увлекаемое течением в главный бурный поток реки.

В то время, когда замечательная тяга сшибающихся волн захватила мертвого духа в собственные объятия и понесла вдаль, играясь с ним как со сломанной игрушкой, Владислав стёр тыльной стороной руки лицо и, повернувшись, зашагал к костру. Раскаяния не было, только лишь тягучая пустота в. Пустота, безнадёжность и обречённость.

Не было возможности осознать, был ли Харон человеком либо все-таки это была галлюцинация.

Исходя из этого и волноваться на данный счет не имело смысла. Мальцев поразмыслил, что вероятно подобные мотивы и толкают некоторых умалишенных на убийства, превращая их в маньяков. Но ему не было на данный момент до этого ровным счетом никакого дела.

Он избавился от него. От собеседника, что целенаправленно сводил его с ума, копаясь у него в мыслях и попадая в его сны. Возможно, этот лысый советчик доводил таким же образом и Ирину.

Но кто бы он ни был, в любом случае все было кончено.

Владислав подошел к костру, и, подбросив в том направлении последние тяжелые сучья, лег рядом с Ириной, поцеловав ее в лоб. Надоело все. Пускай все будет так, как будет…

Он лежал на пояснице и отрешенно наблюдал в ночное небо, раскинувшееся над ними бесконечным звездным лугом. Созвездия завораживали, оживали, говорили с ним. Млечный Путь клубился и тек, как будто бы река, приглашая человека отправиться в далекое путешествие к берегам неизвестных миров.

Вселенная наблюдала на него миллиардами глаз, все осознавая, сочувствуя, плача и смеясь в один момент. Все было не просто так. Владислав лишь на данный момент начал осознавать это.

И их поездка в эту тайгу, и все их злоключения, и появление Харона, а также его смерть. Все складывалось в какой-то замысловатый узор, осознать что возможно было, лишь оттолкнувшись от почвы и упав в данный завораживающий вечный океан космоса, сливаясь с ним и растворяясь в нем без остатка. Владислав обнял Ирину и обширно раскрыв глаза приготовился к прыжку.

Мокрое утор разбудило его собственной всепроникающей прохладой. Он все-таки заснул, пренебрегая собственными сторожевыми обязанностями. Проспал остаток ночи, покинув их лежбище без охраны.

Но медведь к счастью не показался, а Харон больше не должен был тревожить ни его самого, ни его жену своим сводящим с ума присутствием. Никого.

Какое-то саднящее чувство в. Предчувствие чего-то…

— Ириша, как ты?

Супруга не ответила. Мальцев согнулся к ней и легко потряс за плечо. Ирина не шевелилась.

Мёртвое тело сжалось в комок, прижимаясь напоследок к самому дорогому существу в нашем мире — к мужу, что проспал ее уход.

— Ира! — Мальцев еще раз потряс ее, осознавая, что это безтолку. И не смотря на то, что они оба были уже готовы к этому, сознание никак не желало сдаваться, признавая возможность собственной кончины и кончины любимого человека.

— на данный момент, Ирочка. на данный момент. Тебе легко нужно согреться. на данный момент. Я тебя верну. Согрею…

Мальцев заметался у костра, бросая в потухший пламя узкие прутики, оставшиеся от ночного запаса дров.

— на данный момент. Я его зажгу. Подожди. Не уходи. Любимая моя… Я на данный момент…

Он сорвал с себя рубаху и накрыл ей без движений лежащую Ирину, как будто бы это имело возможность вернуть ее к судьбе. После этого, слабо отдавая отчет в происходящем, он, как был, полуобнаженный, не подмечая утреннего холода, побежал, шатаясь, в направлении самого низкого камня, отделявшего речную заводь от таежной чащи. Как раз через него они с Ириной делали собственные вылазки в тайгу за дровами и пищей.

Дрова. Дрова. Дрова. Лишь только одно это спасительное слово билось в агонизирующем сознании. Пламя. Пламя.

Жизнь… Он залез на камень и застыл от кошмара. Прямо перед ним, иначе гряды показалась огромная морда бурого медведя.

Крик. Истошный крик, прорезавшийся из самых глубин тела, подобно последнему выдоху, вместившему в себя всю силу тела и силу духа. Время остановилось на мгновение.

А после этого все снова пришло в перемещение. Медведь как-то сипло выдохнул и мгновенно шарахнулся назад, исчезая за серой поверхностью валуна. По всей видимости он все-таки решился перелезть через каменные завалы, не ожидая встретить тут собственную потенциальную жертву.

А Мальцев, как будто бы крик прорвал в нем какие-то потаенные плотины энергии, прыгнул назад, на песок и пронзительно рыча, как будто бы ослепленный гневом зверь, побежал к костровищу. В том месте Ира, в том месте древесное копье. Он будет защищать ее.

Подбежав к потухшему костру, он схватил долгую пику, и сжал ее до боли в пальцах. После этого, хищно озираясь, крикнул, обращаясь к неподвижной Ирине:

— Я на данный момент. Ничего не опасайся. Я на данный момент. на данный момент.

И побежал назад, не подмечая испуга и усталости. В том месте, в тайге были дрова, каковые имели возможность спасти Ирину, и он не планировал останавливаться. Кроме того перед этим подлым зверем, пользующимся своим физическим превосходством перед не сильный человеком. Его душила жажда мести. Мести за всю боль, которую доставил им данный жестокий хищник. Мести за собственных друзей, за собственную жену, за все!

Он преодолел камень в один прыжок и с диким криком ринулся вниз, на ту сторону гряды.

Во враждебную таежную среду, выносившую в собственном чреве медведя-убийцу.

Приземлившись на землю, он завалился на траву, по причине того, что падения не выдержали слабые ноги, подломившиеся в коленях. Завалился в этот самый момент же быстро встал, выставляя перед собой заготовленное специально для этого момента оружие. Убить.

Стереть с лица земли. Проткнуть.

Нанизать. гнев и сила, боль и ненависть. Мальцев, рыча, осмотрел замер и поляну, не опуская копья.

Прямо перед ним, в лужах едкого помета лежала неподвижная туша медведя. Из оскаленной пасти вывалился окровавленный, прокушенный собственными смертоносными зубами, язык. Зверь был мертв.

Но Мальцев, еще не осознавая этого, с размаху воткнул в него древесный кол, как будто бы изгоняя из этого мира жестокого вампира.

Острие соскользнуло по толстой шкуре, лишая собственного хозяина равновесия. Подниматься пришлось нелегко, но Мальцев снова поднялся на ноги и, уставившись с неприязнью на мертвую тушу бывшего хозяина тайги, ринулся на нее, нанося уже поверженному сопернику удары руками и ногами. В то время, когда через пара мин. приступ сумасшествия прошел, Владислав поднялся и, отойдя от трупа в сторону, опустился на колени, ощущая, как дрожит все тело.

Вибрация мышц достигла таковой частоты, что ноги внезапно, и человек опять упал в траву, заходясь в стонах и рыданиях.

Солнце было уже в самом зените, а паралич все не проходил. Мальцев лежал на расстоянии вытянутой руки от существа, которое еще недавно наводило на них с Ириной кошмар. Как раз вот эти лапы драли на кровавые куски тела их друзей, вот эти зубы крошили их кости.

Сейчас зверь был мертв. На косматую шкуру уже слетались небольшие насекомые, роящиеся то ли над трупом, то ли над покинутым им пометом. Мальцев лежал и наблюдал на искривленную смертельной агонией морду зверя.

Мысли приходили в голову сами собой, выстраивая смысловую цепочку объяснений, каковые давали ответы на вопросы, мучавшие его в течение последних дней.

Медведь погиб от неожиданности. Сердце не выдержало неожиданного испуга, и животное погибло не от острого кола, а от очевидного разрыва сердечной мускулы. Выясняется, и столь могучие животные смогут быть уязвимыми.

Стечение событий. Фактор неожиданности.

Роковое мгновение. Встреться они хотя бы на пара секунд раньше либо позднее все было бы по-второму. А ведь медведь решился на атаку лишь этим утром. Ни раньше, ни позднее.

Для таковой махины каменная гряда изначально являлась малым препятствием. Он имел возможность легко преодолеть ее еще тогда, в то время, когда первый раз пришел по их следу на данный злополучный берег.

Но он не нападал. Бродил, фыркал, подготавливался к чему-то. К чему?

Ответ пришел мгновенно, словно бы пробудилась спавшая на дне чувственной сферы интуиция.

Ужас. Медведь опасался. Опасался кого? Их с Ириной? Смешно.

Мальцев видел как данный монстр шутя расправился с его приятелями. Тогда кого?

Ответ снова напрашивался сам собой. Харон. Таинственный лысый человек с песчаной заводи.

Медведь не имел возможности преодолеть гряду, по причине того, что ощущал за ней его присутствие. Харон и приходил, возможно, дабы обезопасисть их от этого зверя. Так как оказался он, как будто бы предчувствуя появление мохнатого убийцы. А в то время, когда Мальцев убил Харона, медведь тут же примчался из тайги, почувствовав, что сдерживающих его факторов на этом песчаном пляже больше нет.

И в то время, когда перед ним неожиданно появился Мальцев, быть может, что мишка поразмыслил что это Харон, и погиб от кошмара.

Кто же он, данный необычный собеседник, которого опасаться кроме того грозные повелители тайги? Мальцев ожидал, что интуиция снова не замедлит с ответом, но вместо него в сознании вспыхнул целый сноп искр, любая из которых была воспоминанием этих безумных бесед. Харон защищал их с Ириной.

Он был необычным, непонятным, но он не сделал им ничего нехорошего. Его беседы сводили с ума, но в них все было правдой. Он как будто бы желал передать Мальцеву что-то.

Что-то крайне важное.

Владислав глубоко втянул в себя утренний воздушное пространство. Он обязан отыскать в памяти. Но для чего? Все равно это финал.

И без оглядки на то, что медведь лежал перед ним костей и безвредным куском мяса, Мальцев осознавал, что он переживет его всего на пара часов. Ну и пускай. Сейчас это уже не имело значения.

Он сделал это. Отомстил. Он уходит из этого мира как солдат, а не как изможденная и гонимая страхом, жертва. Мало кому из людей получалось убить медведя. Особенно своим криком. Мальцев засмеялся.

Его опасаются медведи. До помета, до разрыва сердца.

Кто ничего не опасается, тот и имеется самый ужасный! Пускай. Сейчас возможно.

Он смеялся легко и легкомысленно, как человек, которому больше нечего опасаться в нашем мире. Как человек, приготовившийся к последнему прыжку в Бесконечность.

— Ирочка, подожди, я иду за тобой. Не так долго осталось ждать. Уже весьма не так долго осталось ждать…

Его негромкий хриплый хохот утонул в оглушительном стрекоте лесных сверчков.

Видения сменяли одно второе, как будто бы черно-белые слайды, лишенные звукового сопровождения. Ему мерещилась супруга, которая, радуясь, шла к нему через цветочный луг в окружении роя бабочек. Позже перед глазами замерцали какие-то полупрозрачные пятна.

Какие-то мифические призрачные животные похожие на гибрид птиц и зверей парили в воздухе.

Позже пришел Харон и продолжительно сидел рядом, в нескольких метрах, подпирая лысую голову рукой, но в этом случае без звучно, не говоря ни слова, как будто бы опасаясь взять в ответ на собственные философствования удар ножом в пояснице. Мальцев наблюдал на череду немых образов , пока легкий свежий ветерок не вывел его из этого дремотного состояния. Все около было без трансформаций: солнце, трава, кузнечики, шелест листвы, далекий шум реки, туша мертвого медведя…

В то время, когда он услышал голоса, то первой мыслью было желание поскорее впасть в это состояние как возможно глубже. Галлюцинации это прекрасно. Это значит, сознание начинает мерцать, меркнуть, умирать.

Мальцев ощущал, что еще чуть-чуть, и он шагнет за какую-то фундаментальную линии, за которой его будет ожидать Ирина. Строгановы. Бурман.

Харон. Лица снова замелькали перед внутренним взглядом как кадры в ветхом фильмоскопе. Привычные и незнакомые.

Вот одно склоняется над ним совсем близко. Ты кто?

Слышится далекий изумленный голос. Он кличет кого-то. Сейчас людей пара. Лица незнакомые. Они удивляются, что он убил медведя. Да, он убил.

Они удивляются, что он жив. Он жив?

Жив!?

Жив!!!

Мальцев сидел закутанный в теплое шерстяное одеяло около извлечённого на песок рафта. Пара глотков очень сильно разбавленной водки сделали собственный дело, и он, возвратившись в сознание, снова быстро впадал в неконтролируемое состояние спасительного опьянения. Рафтеры, четверо молодых ребят, замотали тело Ирины в громадный отрез полиэтилена, и сейчас данный сверток лежал на том же месте, на котором раньше лежало ее тело.

Они заявили, что заберут ее позднее, что рафт перегружен, и они смогут забрать с собой лишь Владислава. Он сперва сопротивлялся, но позже как-то сходу утих и успокоился, осознавая, что Ирину уже не вернуть, а ее телу уже никто не угрожает. Труп медведя был подвергнут трофейному разделыванию: на руке у подошедшего к рафту парня лежали пара огромных зубов и пара тёмных кривых когтей.

Он протянул их Мальцеву.

— На, это тебе. Боевой трофей.

Мальцев машинально принял природные орудия убийства, не отводя взора от полиэтиленового свертка. Он думал лишь об одном. Ирина так продолжительно ожидала этого момента. Не дождалась. Сейчас она остается.

А он уезжает. Он выжил.

Рука сжала приложив все возможные усилия когти и острые зубы. Сквозь пальцы просочились пара капель крови. Боль вернула возможность соображать.

— Все. Отправились.

Юноши засобирались, а он поднялся и остановил их рукой:

— Парни постойте. Я на данный момент. Секунду. Прощусь.

Он подошел к завернутому трупу жены и опустился перед ним на колени.

— Прощай, Ирочка. Я никого не обожал, поскольку тебя. Никого. Ты до тех пор пока остаешься тут. Не опасайся.

Тебя больше никто не напугает. Медведь мертв. Я его убил. Он больше не придет и не причинит никому вреда. А я приеду за тобой. В обязательном порядке.

Весьма не так долго осталось ждать.

Увезу тебя к себе. Прощай…

Он уткнулся в сверток головой и обнял его напоследок аккуратно и ласково.

Пустынный берег удалялся, и это событие заметно сказалось на участниках сплав-команды. Они расслабились, перемещения стали раскованней. Мальцев повернулся к самому старшему участнику группы, прохрипев сорванным и простуженным голосом:

— Как вы нас нашли?

Большой крепкий юноша лет тридцати ослепительно улыбнулся, кивая головой назад, в сторону удаляющегося залива.

— Да случайно нашли. Глебу, вон, сон необычный приснился, про это место. Словно бы позвал кто. Вот и решили зайти.

Мы по этому рукаву по большому счету стараемся не сплавляться.

— А что так?

Юноша промолчал, и Мальцев осознал из-за чего — нехорошая примета. Упоминание о несчастных случаях на маршруте в момент другого маршрута угрожает притягиванием подобных несчастий.

— Ясно.

В рафте появилось молчание, нарушаемое только шумом воды за бортами судна.

«Необычный сон… Словно бы позвал кто…».

Мальцев улыбнулся. В памяти опять появилось невыразительное лицо ночного гостя.

«— Ты снился мне сейчас…»

«— Я знаю. Я не желал пугать твою жену и пришел к тебе во сне».

Харон. Галлюцинация-телохранитель. Философ-призрак.

— Проклятое это место, — наконец пробормотал один из команды, — плохой славой пользуется. Тут переход страшный — довольно много рафтов переворачивается. А вода ледяная.

Трупы в данный залив и выносит.