Громкие слова, тихие слова 12 страница

Узкая, каменистая тропа вела по заросшему дроком склону от пустующих домов к скальному выступу, откуда взор поверх Непроходимой Чащи имел возможность вольно двигаться на юг, где далеко, за буграми, лежало море. Мертвым Карандреллы, говорили в Омбре, – раскрывается прекрасный вид.

Кладбище окружала полуразвалившаяся стенки. Для надгробий тут применяли те же камни, что и для постройки домов. Живым – камни, и мертвым – камни.

На некоторых были выцарапаны имена – неуклюже, как словно бы тот, кто их писал, наспех выучил буквы чтобы оторвать любимое имя у безмолвия смерти.

Мегги шагала между могил, и ей казалось, что надгробия шепчут эти имена – Фарина, Роза, Лучио, Ренцо… Камни без надписей были как будто бы стиснутые губы, печальные рты, разучившиеся сказать. Но, возможно, мертвым все равно, какие конкретно имена они носили раньше?

Мо все еще говорил с Орфеем. Силач рассматривал его телохранителя, как будто бы в мыслях мерялся с ним обхватом бицепсов.

Не нужно, Мо! Пожалуйста!

Мегги взглянуть на маму – и сходу отвернулась, в то время, когда Реза встретила ее взор. Мегги на данный момент практически ненавидела ее. Лишь из-за Резиных слез Мо и стоит на данный момент тут – из-за той ее проклятой поездки к Орфею.

Не только Силач, но и Тёмный Принц отправился с ними, и Дориа, не смотря на то, что брат ему это запретил. Он стоял, как и Мегги, на дорожке среди могил и разглядывал предметы, лежавшие у надгробий, – увядшие цветы, древесные игрушки, башмак, флейту. На одной из могил лежал свежий цветок. Дориа поднял его.

Цветок был белый, как дамы, которых они ожидали. Почувствовав взор Мегги, Дориа подошел к ней. Он был совсем не похож на брата.

У Силача волосы были чернее и кратко острижены, а у Дориа они спадали волнами до плеч; Мегги иногда казалось, что он сошел со страниц древней книги сказок, которую подарил ей Мо, чуть она обучилась просматривать. Мегги часами разглядывала пожелтевшие картины в полной уверенности, что их нарисовали маленькими ручками феи, о которых рассказывалось в этих сказках.

– Ты можешь прочесть буквы на камнях? – Дориа все еще держал в руках белый цветок.

Два пальца на левой руке у него не гнулись. Их сломал ему пьяный папа, в то время, когда Дориа пробовал обезопасисть от него сестру. Так говорил Мегти Силач.

– Да, само собой разумеется. – Мегги опять взглянуть в сторону Мо.

Фенолио передал с Баптистой записку: Мортимер, Орфею нельзя доверять! Безтолку.

Не нужно, Мо! Прошу вас, не нужно!

– Я ищу одно имя, – сообщил Дориа смущенно, что с ним нечасто бывало. – Но я… я не могу просматривать. Я ищу имя собственной сестры.

– Как ее кличут?

По словам Силача, Дориа именно в тот сутки, в то время, когда Зяблик планировал его повесить, исполнялось пятнадцать. Мегги казалось, что он выглядит старше. Возможно, – сообщил на это Силач, – возможно, он и старше. Мать у нас не сильна в счете!

Про меня она по большому счету не помнит, в то время, когда я появился.

– Ее кликали Суза. – Дориа взглянуть на могилы, как будто бы имя имело возможность позвать оттуда ту, которой оно принадлежало. – Брат говорит, что ее похоронили тут. Лишь он точно не помнит, где.

Они нашли данный камень. Он зарос плющом, но имя светло читалось. Дориа нагнулся и отодвинул плющ.

– У нее были такие же яркие волосы, как у тебя, – сообщил он. – Лазаро говорит, что мама прогнала ее, по причине того, что она желала уйти к комедиантам. Он так этого матери и не забыл обиду.

– Лазаро?

– Мой брат. Силач, как вы его именуете. – Дориа водил пальцем по надписи на камне.

Похоже, буквы были выцарапаны ножом. В букве С рос мох.

Мо все еще говорил с Орфеем. Тот протянул ему лист пергамента: слова, каковые заказывала Реза.

Прочтет ли их Мо прямо тут, в случае если Белые Дамы вправду придут? Неужто они еще до зари опять окажутся в доме Элинор? Мегги сама не знала – скорбь либо облегчение она испытывает при данной мысли. И ей не хотелось в это вникать.

на данный момент ей хотелось только одного: дабы Мо сел на коня и ускакал из этого прочь.

А лучше бы он и не приходил, пускай бы Реза плакала какое количество душе угодно.

Фарид стоял в стороне. На плече у него сидела куница. Мегги наблюдала на него на данный момент так же холодно, как на Резу.

Фарид передал Мо требования Орфея, не смотря на то, что знал, в какую опасность он ввергает ее отца, не говоря уж о том, что для них – Фарида и Мегги – эта сделка свидетельствует, возможно, расставание окончательно.

Но это Фариду безразлично. Ему нужен лишь один человек – Сажерук.

– Говорят, вы с Перепелом родом из далекой страны. – Дориа извлёк из-за пояса нож и начал соскребать мох с имени сестры. – В том месте все не так, как у нас?

Что возможно на это ответить?

– Да, – сообщила она, помолчав, – В том месте все по-второму.

– Правда? Фарид говорил, словно бы в том месте имеется кареты, каковые ездят без лошадей, и тёмные шкатулки, откуда играется какая захочешь музыка.

Мегги нечайно засмеялась.

– Да, это действительно, – негромко ответила она.

Дориа положил на могилу сестры белый цветок и выпрямился.

– А действительно, что в твоей стране имеется летающие автомобили? – какое количество любопытства было в его взоре! – Я в один раз попытался соорудить себе крылья. Я кроме того пролетел мало, но совсем неподалеку.

– Да… Летающие автомобили у нас также имеется, – ответила Мегги рассеянно. – Реза может тебе их нарисовать.

Мо сложил пергамент, протянутый Орфеем. Реза подошла к нему и начала уговаривать – слов было не слышно. Для чего?

Он ее все равно не послушается.

Другого пути нет, Мегги, – ответил он, в то время, когда она умоляла его не соглашаться на предложение Орфея. – Твоя мать права. Пора возвращаться. Тут делается с каждым днем страшнее.

Что она имела возможность на это возразить? Разбойники за последние дни трижды переносили лагерь из-за везде шнырявших патрулей Свистуна, а в замок Омбры, говорят, любой час приходили дамы, утверждавшие, что видели Перепела.

Этим они сохраняли надежду спасти собственных детей.

Ах, Мо!

– С ним ничего не произойдёт, – сообщил Дориа. – Вот заметишь! Кроме того Белые Дамы обожают его голос.

Ерунда. Поэтическая чушь.

Мегги подошла к Мо. Ее сапоги оставляли следы на инее, как словно бы по кладбищу прошел призрак. Какое важное у него лицо!

Страшно ему?

А ты как думаешь, Мегги? Он планирует позвать Белых Дам! Мегги, они сотканы из чистого томления!

Фарид смущенно отвел глаза, в то время, когда она проходила мимо.

– Прошу тебя! Ты не обязан этого делать! – громкий голос Резы мучительно вспарывал тишину кладбища, и Мо мягко прикрыл ей рот ладонью.

– Я делаю это по хорошей воле, – сообщил он. – Не опасайся. С Белыми Дамами я знаком лучше, чем ты думаешь.

Мо сунул ей за пояс сложенный листок.

– Вот. Береги его. В случае если я не известно почему не смогу его прочесть, это сделает Мегги.

В случае если я не известно почему не смогу его прочесть… – если они убьют меня, как Сажерука, собственными холодными белыми руками. Мегги открыла было тут и рот же закрыла, встретив взор Мо. Она знала взор. Не спорь, Мегги.

Безтолку.

– Ну что ж. Я собственную часть контракта выполнил, я думаю… мм… не следует откладывать! – Орфею очевидно не терпелось. Он переминался с ноги на ногу, на губах блуждала необычная усмешка. – Говорят, они обожают являться при лунном свете. Так что, пока луна не скрылась за облако…

Мо кивнул и подал символ Силачу. Тот мягко потянул Резу и Мегги за собой, подальше от могил, к развесистому дубу на краю кладбища. Дориа, повинуясь оклику брата, присоединился к ним.

Орфей также отошёл на пара шагов, как словно бы уже на данный момент было страшно пребывать рядом с Мо.

Мо переглянулся с Тёмным Принцем. Что он ему поведал? Что планирует позвать Белых Дам лишь для Сажерука?

Либо Принц знает о словах, каковые Перепел желает приобрести таковой ценой? Нет, само собой разумеется.

Плечом к плечу шагали они между могил. Медведь ковылял за ними. А Орфей со своим телохранителем поспешил к дубу, где находились Реза и Мегги.

И только Фарид остался на месте как вкопанный.

На его лице ужас перед теми, кого планировал позвать Мо, мешался с тоской по тому, кого они увели с собой.

Над кладбищем повеял легкий ветерок, прохладный, как дыхание тех, кого они ожидали. Реза нечайно шагнула вперед, но Силач удержал ее.

– Нет! – негромко сообщил он.

И Реза осталась под деревом. Как и Мегги, она неотрывно смотрела на двоих мужчин, находившихся среди могил.

– Покажитесь, Дочери Смерти! – Мо сказал размеренно, как будто бы призывал их уже несчетное количество раз. – Вы так как не забывайте меня? Вы не забывайте крепость Каприкорна, пещеру, куда вы за мной приходили, вы не забывайте, как слабо билось мое сердце о ваши белые пальцы. Перепел желает задать вопрос вас об ушедшем приятеле.

Где вы?

Реза прижала руку к груди. Возможно, сердце у нее колотилось так же бешено, как у Мегги.

Белая Дама показалась прямо у надгробия, около которого стоял Мо. Ей достаточно было протянуть руку, дабы его коснуться, и она это сделала, мягко, как будто бы приветствуя приятеля.

Медведь взвыл и опустил голову, а позже попятился, ход за шагом, и сделал то, чего не делал ни при каких обстоятельствах: покинул собственного хозяина. Но Тёмный Принц остался находиться плечом к плечу с Мо, не смотря на то, что и на его чёрном лице был написан ужас, чего Мегги ни разу прежде не видела.

Но Мо не повел и бровью, в то время, когда бледные пальцы коснулись его плеча. Справа от него показалась еще одна Белая Дама. Она коснулась его груди, того места, где билось сердце.

Реза вскрикнула и опять шагнула вперед – но Силач удержал ее.

– Она ему ничего нехорошего не делает! Ты что, не видишь? – тихо сказал он.

Еще одна Белая Дама появилась из ночного мрака, позже четвертая, пятая. Они окружили Мо и Тёмного Принца плотным кольцом, так что Мегги видела только две чёрные тени в кругу туманных фигур. Эти вестницы смерти были так красивы – и без того страшны!

Мегги на мгновение захотелось, дабы Фенолио имел возможность их заметить.

Она знала, какую гордость испытал бы он в эту 60 секунд, – гордость за созданных его воображением бескрылых ангелов.

А их оказалось все больше. Казалось, они появляются из белых облачков дыхания, выходивших изо рта у Мо и Принца. Из-за чего их так много? Мегги видела, что и Реза очарована ими, а также Фарид, так опасавшийся призраков. А позже встал шепот. Голоса Белых Дам казались такими же бесплотными, как они сами.

Шепот становился все громче, и очарованность присутствующих перешла в ужас. Силуэт Мо начал размываться, как будто бы он растворяется во всей данной белизне.

Дориа кинул на брата тревожный взор. Реза звучно позвала Мо по имени. Силач опять постарался ее удержать, но она вырвалась и побежала.

Мегги рванулась за ней, утопая в тумане прозрачных тел. К ней поворачивались лица, бескровные, как камни, о каковые она спотыкалась. Где папа?

Мегги пробовала расталкивать бледные фигуры, но хватала руками вакуум, пока внезапно не наткнулась на Тёмного Принца. Он стоял, белый как мел, держа клинок в дрожащей руке, и озирался кругом, как будто бы забыв, кто он и как ко мне попал. Шепот Белых Дам смолк.

Они растворились в воздухе, как будто бы дым, унесенный ветром. С их уходом ночь стала еще чернее. И как страшно холодно!

Реза постоянно кликала Мо, а Принц озирался в отчаянии, сжимая ненужный клинок.

Мо провалился сквозь землю.

Вина

Время, пускай я провалюсь сквозь землю.

Тогда то, что мы разделяем своим присутствием может соединиться.

Одри Ниффенеггер.

Супруга путешественника во времени[14]

Реза ожидала на кладбище, пока не занялась заря, но Мо не возвратился.

Горе Роксаны – сейчас ее горе. Лишь у нее не осталось кроме того мертвого тела, дабы его оплакать. Мо провалился сквозь землю, как будто бы его ни при каких обстоятельствах не было.

История проглотила его, а виновата во всем она, Реза.

Мегги плакала. Силач держал ее в объятиях, а у самого также текли слезы по широкому лицу, – Это вы виноваты! – Мегги выкрикивала эту фразу опять и опять, отталкивая Резу и Фарида. Но и Тёмному Принцу она не разрешила себя успокоить. – Это вы его уговорили!

Для чего я выручала его тогда, раз они все же забрали его себе?

Весьма сожалею! Я правда страшно сожалею! – Реза не имела возможности стряхнуть ядовито-сладкий голос Орфея, как будто бы он налип ей на кожу. В то время, когда провалились сквозь землю Белые Дамы, он стоял и как будто бы ожидал чего-то, с большим трудом пряча ухмылку, мелькавшую на губах.

Но Реза ее увидела. И Фарид также.

– Что ты сделал? – Он схватил Орфея за шикарную одежду и замолотил кулаками по его груди.

Телохранитель желал отшвырнуть Фарида, но вмешался Силач.

– Нечистый обманщик! – со слезами кричал Фарид. – Змея двуязычная! Из-за чего ты их ни о чем не задал вопрос? Ты и не планировал их задавать вопросы, да?

Ты желал лишь дабы они забрали Чудесного Языка.

Спросите его! Спросите его, что он в том месте еще написал! Я видел!

Он написал не только те слова, что давал слово Чудесному Языку. В том месте был еще второй листок! Он думает, я не осознаю что он делает, по причине того, что не могу просматривать, но вычислять-то я могу!

В том месте было два листка, а его стеклянный человечек говорит, что этой ночью он просматривал вслух!

Он прав! – шепнул Резе внутренний голос. – О Господи, Фарид прав!

Орфей попытался разыграть возмущение.

– Что за глупости! – вскрикнул он. – Неужто вы думаете, что я и сам не разочарован? Я не виноват в том, что они его забрали. Собственную часть уговора я выполнил!

Я написал как раз то, что просил Мортимер! Но разве взял я за это возможность задать вопрос о Сажеруке?

Нет! Но я не требую собственный листок обратно. Я лишь надеюсь, что всем присутствующим светло, – он взглянуть на Тёмного Принца, все еще сжимавшего клинок, – проигравший в данной сделке – я!

Листок со словами Орфея торчал у Резы за поясом. Она желала бросить его вслед предателю, в то время, когда он сел на коня и поскакал прочь, но передумала и сунула пергамент обратно. Слова, каковые имели возможность перенести ее к себе… она их кроме того не прочла.

Они достались через чур дорогой ценой. Мо больше не было, а Мегги ни при каких обстоятельствах ей этого не забудет обиду. Она опять утратила обоих.

Реза прислонилась лбом к надгробию, у которого стояла. Тут был похоронен ребенок, на могиле лежала маленькая рубашонка. Я правда страшно сожалею. Опять и опять раздавался в ее ушах тягучий, приторный голос Орфея, смешиваясь с рыданиями ее дочери.

Да, Фарид прав. Орфей лжет. Он написал как раз то, что случилось, и голосом перевоплотил это в действительность – он убрал Мо с дороги, из зависти, как давно давала предупреждение Мегги, а она, Реза, помогла ему в этом.

Дрожащими пальцами она развернула листок. Он был мокрым от росы. Над строками красовался герб Орфея.

Фарид говорил, что Орфей заказал себе в Омбре герб с короной в знак собственного якобы королевского происхождения – пальмой, означающей дальнюю страну, откуда он родом, и единорогом с чернильно-тёмным острием крученого рога.

Эмблемой Мо также был единорог. У Резы опять подступили к глазам слезы. Слова на листке расплывались. Дом Элинор был обрисован мёртво и сухо, но для тоски Резы по дому и для ее страха за мужа, которого эта история превращает в другого человека, Орфей отыскал необходимые слова….

Откуда он так прекрасно знал, что творится в ее сердце? От тебя самой, Реза, – с печалью поразмыслила она. – Все собственный отчаяние ты отнесла к нему.

Она начала читать дальше – и внезапно запнулась: И вот дочь и мать отправились назад, в дом, полный книг – но Перепел не отправился с ними. Он давал слово, что придет, в то время, когда настанет его роль и время будет сыграна до конца…

Я написал как раз то, что просил Мортимер! – раздался в ее памяти голос Орфея, полный обиженного преимущества.

Нет. Этого не может быть. Мо желал пойти с ними. Либо…

Ответа ты ни при каких обстоятельствах не определишь, Реза, – поразмыслила она и скорчилась над маленькой могилой от боли, пронзившей ее сердце. Ей казалось, что ребенок у нее в также плачет.

– Отправимся, Реза! – рядом с ней стоял Тёмный Принц. Он протянул ей руку. В его взоре не было упрека, не смотря на то, что лицо было вечно печальным.

Он не задал вопрос о словах, каковые написал Орфей.

Возможно, он считал, что Перепел был все-таки в действительности колдун. Перепел и Чёрный Принц, две руки справедливости – тёмная и белая. А сейчас Принц опять один.

Реза ухватилась за его протянутую руку и с большим трудом поднялась на ноги. Отправимся? Куда? – хотелось ей задать вопрос. – Обратно в лагерь, где меня ожидает враждебные взгляды и пустая палатка твоих людей?

Дориа подвел ей коня. Силач все еще стоял с Мегги. Он отвел глаза, в то время, когда Реза на него взглянула.

Его неотёсанное лицо было залито слезами, как и у ее дочери.

Значит, и он винит Резу в том, что случилось.

Куда же ей возвращаться?

Реза все еще держала в руках листок со словами Орфея. Дом Элинор. Каково будет возвратиться в том направлении без Мо?

В случае если, само собой разумеется, Мегги захочет просматривать эти слова. Элинор, я утратила Мо. Я желала его спасти, но… Нет, ни за что. Она не желает говорить эту историю.

Для нее нет возвращения. Для нее ничего больше нет.

– Отправимся, Мегги! – Принц подозвал ее и желал посадить на лошадь к Резе, но Мегги отшатнулась.

– Нет, я отправлюсь с Дориа, – сообщила она.

Дориа подъехал к ней. Фарид зло взглянуть на парня, в то время, когда тот подсаживал Мегги на собственного коня.

– А ты что тут делаешь? – крикнула ему Мегги. – Все сохраняешь надежду увидать Сажерука? Он не возвратится, как и мой папа, но Орфей, само собой разумеется, с наслаждением тебя примет по окончании всего, что ты для него сделал.

Фарид сжимался при каждом слове, как будто бы побитая собака. Позже без звучно повернулся и отправился к собственному ослу. Он позвал куницу, но Пролаза не показался, и Фарид уехал без него.

Мегги не смотрела ему вслед. Она обернулась к Резе.

– Не думай, что я возвращусь с тобой к Элинор! – быстро сообщила она матери. – В случае если тебе нужен чтец для твоих драгоценных слов, иди к Орфею. Ты так как к нему уже ходила!

И опять Тёмный Принц не задал вопрос, о чем она говорит, не смотря на то, что Реза видела удивление на его усталом лице. Всю продолжительную дорогу он ехал рядом с Резой. Солнце освещало бугры друг за другом, но Реза знала, что для нее ночь не кончится ни при каких обстоятельствах.

Отныне она поселилась в ее сердце.

Одна нескончаемая ночь. Тёмная и одновременно с этим белая, как Белые Дамы, забравшие Мо.

конец и Начало

* * * ВОТ МЕЛКИЙ ФАКТ * * *

Когда-нибудь вы погибнете.

Маркус Зузак.

Книжный вор[15]

Они вернули прошлое: память о боли и страхе, о лихорадочном жаре и холодном прикосновении их рук к сердцу. Но сейчас все было в противном случае. Белые Дамы прикасались к Мо, а он их не опасался.

Они шептали имя, которое вычисляли его именем, и оно звучало как весёлое приветствие. Да, они приветствовали его собственными негромкими голосами, выполненными томления, голосами, каковые так довольно часто звучали в его снах; – приветствовали как давно потерянного приятеля, что наконец возвратился.

Их было большое количество. Их белые лица окружили его, как туман, за которым провалилось сквозь землю все – Орфей, Реза, Мегги и Тёмный Принц, что только что стоял рядом. Провалились сквозь землю кроме того звезды и почва у него под ногами.

Внезапно оказалось, что он стоит на куче прелых листьев. Их сладковатый запах висел в холодном воздухе. Тут же лежали кости – белые, чистые.

Черепа.

Части скелета. Куда он попал?

Они забрали тебя с собой, Мортимер, – поразмыслил он. – Как Сажерука.

Из-за чего эта идея нисколько не испугала его?

Он слышал, как кричат над ним птицы, – множество птиц. Белые Дамы расступились, и он заметил над собой воздушные корни – они свисали, как будто бы паутина, c чёрной высоты. Мо стоял в дерева, полого, как труба органа, и большого, как крепостные башни Омбры.

Из коры прорастали грибы, светившиеся бледно-зелелым светом. В этом свечении становились видны фей – и гнезда птиц. Мо протянул руку и потрогал корни – он желал определить, сохранилось ли у него осязание.

Да, пальцы чувствовали любой выступ. Он совершил рукой по лицу, почувствовал собственную кожу, теплую, такую же, как неизменно.

Что же это? Значит, это все-таки не смерть?

А что же тогда? Сон?

Он обернулся, так же, как и прежде как во сне, и заметил ложа из мха. На них дремали кикиморы. Их мертвые лица были так же лишены возраста, как при жизни.

А на последнем ложе Мо заметил привычную фигуру.

Лицо было без движений, как тогда, в то время, когда он видел его в последний раз. Сажерук.

Роксана сдержала зарок, этот в закинутой шахте: И он будет смотреться как будто бы только что заснул, в то время, когда мои волосы уже поседеют, по причине того, что Крапива научила меня сохранять тело нетронутым, не смотря на то, что душа в далеком прошлом отлетела.

Мо нерешительно подошел к неподвижной фигуре. Белые Дамы без звучно расступились перед ним.

Где ты находишься, Мортимер? Похоже, это все-таки мир живых, хоть тут и покоятся мертвые?

Сажерук и в самом деле как будто бы дремал. Мирно, без снов.

Навещает его тут Роксана? Возможно. Но я-то как ко мне попал? – недоумевал Мо.

– Это так как и имеется тот приятель, о котором ты желал задать вопрос?

Голос доносился сверху. Подняв глаза, Мо различил в полумраке, среди переплетавшихся корней, птицу в золотом оперении, с красным пятном на груди. Она наблюдала на него круглыми птичьими глазами, но голос, выходивший из клюва, был человечий – женский.

– Твой приятель у нас – дорогой гость. Он принес нам пламя – единственный элемент, что мне не подчиняется. Тебя мои дочери также с удовольствием забрали бы к себе, по причине того, что им нравится твой голос, но они знают, что этому голосу необходимо дыхание плоти.

А в то время, когда я приказала им все же забрать тебя, в наказание за то что ты переплел Пустую Книгу, они уговорили меня пощадить тебя. Они заявили, что у тебя имеется план что утишит мой бешенство.

– Какой план? – личный голос казался Мо чужим.

– Ты не знаешь? А ведь ты готов для этого оторваться от всего, что обожаешь. Ты приведешь ко мне того, кого ты у меня забрал.

Добудь мне Змееглава, Перепел!

– Кто ты? – Мо взглянуть на Белых Дам. Позже перевел глаза на спокойное лицо Сажерука.

– Предугадай.

Птица взъерошила перья, и Мо заметил, что красное пятно у нее на груди – кровь.

– Ты – Смерть. – Как не легко поворачивается язык! Имеется ли слово тяжелее?

– Да, так меня именуют, не смотря на то, что я заслужила много других имен!

Птица встряхнулась, и золотые перья посыпались на листья у ног Мо. Они падали и падали, застревали у него в волосах, ложились на плечи, а в то время, когда он опять поднял глаза, в переплетении корней висел скелет птицы.

– конец и Начало – вот что я такое.

Кости стали одеваться мехом. На голом черепе показались острые ушки. На Мо с высоты наблюдала белка.

Она держалась за корни маленькими лапками, а из маленькой пасти раздавался тот же голос, которым сказала птица.

– Многоликая – вот имя, которое мне нравится.

Белка также встряхнулась, скинула мех, хвост, ушки, превратилась в мотылька, в гусеницу, в кошку с крапинами, как блики света в Непроходимой Чаще, а позже в куницу, которая прыгнула к Сажеруку на моховое ложе и свернулась клубочком у ног мертвеца.

– Я – начало всех историй и их финиш, – сообщила куница тем же голосом, что был у птицы и у белки. – обновление и Распад. Без меня нет ничего, что рождается, по причине того, что без меня нет ничего, что умирает. Но ты, Перепел, нарушил мой порядок, в то время, когда переплел книгу, связавшую мне руки.

Исходя из этого я разгневалась на тебя, страшно разгневалась.

Куница ощерила зубы, и Мо почувствовал, как Белые Дамы придвигаются ближе. Так вот она, смерть? Грудь ему стеснило, дышать стало тяжело, как в те уже далекие дни, в то время, когда он в первый раз почувствовал ее так близко.

– Да, я разгневалась, – тихо сказала куница. Голос у нее был так же, как и прежде женский, но звучал он сейчас старчески. – Но уговоры дочерей смягчили мой бешенство. Они обожают твое сердце не меньше, чем твой голос.

Они говорят, что это громадное сердце, большое, и что жаль останавливать его так рано.

Куница замолчала, и внезапно воздушное пространство опять наполнился шепотом, навеки памятным Мо с тех дней в пещере. Шепот окружал его со всех сторон, вытеснил все другие звуки.

– Берегись! Берегись, Перепел!

Кого беречься? На него наблюдали бледные лица. Они были красивы, но расплывались и исчезали, когда он пробовал вглядеться в них.

– Орфей! – шептали бледные губы.

И внезапно Мо услышал привычный голос. Его мелодичное звучание заполнило безлюдной ствол, как будто бы сладкий запах. Послушай, владычица холода! – сообщил поэт. – Послушай, хозяйка темноты! Я предлагаю тебе сделку.

Я отправлю к тебе Перепела, что выставил тебя на посмешище.

Он будет думать, что обязан только позвать твоих бледных дочерей, но я предлагаю его как выкуп за Огненного Танцора. Забери его, а за это отпусти Сажерука обратно в мир живых – так как его повесть еще не поведана до конца. Но в истории Перепела не достаточно только одной главы, пускай ее напишут твои Белые Дамы.

Так написал поэт, так он прочёл вслух, и слова его сбылись, как неизменно. Безумный Перепел позвал Белых Дам, и Смерть уже не выпустила его из собственных объятий. Но Огненный Танцор возвратился, и его история взяла продолжение…

Берегись…

Мо не сходу осознал… а позже проклял собственную глупость. Как он имел возможность довериться человеку, что в один раз уже пробовал его убить! Мо мучительно пробовал отыскать в памяти, что стояло на листке, что Орфей написал для Резы. А что, в случае если Мегги и Резу он также желал убрать с дороги?

Вспоминай, Мо!

Что в том месте было написано?

– Да, ты вправду сделал глупость, – насмешливо сообщил женский голос. – Но он еще глупее тебя. Он считает, что посредством слов может повелевать мной – мной, правительницей страны, где умолкают все слова и откуда все слова родом! Мою волю неимеетвозможности сковать ничто, не считая Безлюдной Книги, по причине того, что ты наполнил ее страницы белым тишиной. Тот, кого защищает твоя книга, что ни сутки отправляет ко мне убитого им человека – как насмешку нужно мной.

О, как мне хочется сгноить его заживо!

Но мои дочери – они просматривают в твоем сердце, как в открытой книге, с того времени, как прикоснулись к тебе и заверили, что ты не успокоишься, пока тот, кого защищает книга, не станет моей добычей. Это действительно, Перепел?

Куница легла на неподвижную грудь Сажерука.

– Да! – тихо сказал Мо.

– Прекрасно. Тогда возвращайся и сотри с лица земли эту книгу. Впиши в нее заветные слова перед тем, как наступит весна, в противном случае зима для тебя ни при каких обстоятельствах не кончится.

За судьбу Змееглава я заберу тогда не только твою жизнь, но и жизнь твоей дочери, по причине того, что она помогала переплетать книгу.

Ты осознал мои слова, Перепел?

– Из-за чего две? – хрипло задал вопрос Мо. – Как ты можешь потребовать две жизни за одну? Забери мою, этого достаточно.

Куница прищурила янтарные глаза.

– Цену назначаю я, – сообщила Смерть. – Ты лишь платишь.

Мегги. Нет. Нет! Возвращайся к себе, Реза! – думал Мо. – Пускай Мегги прочтет слова Орфея! Все лучше, чем это!

Возвращайтесь, дорогие мои! Скорее!

Но куница засмеялась – и опять голос у нее был как у старая женщина.

– Мною заканчиваются все истории, Перепел! – сообщила она. – От меня нигде не укроешься.

И в подтверждение превратилась в одноухую кошку, которая довольно часто забиралась в сад Элинор поохотиться на птичек. Кошка упруго соскочила с груди Сажерука и потерлась об ноги Мо.

– Ну, что сообщишь, Перепел? Принимаешь мои условия?

И за судьбу Змееглава я заберу тогда не только твою жизнь, но и жизнь твоей дочери.

Мо взглянуть на Сажерука. Он смотрелся спокойным, каким ни при каких обстоятельствах не бывал при жизни. Встретил ли он за роковой чертой собственную младшую дочь?

Козимо?

Второго мужа Роксаны? Все ли мертвые попадают в одно да и то же место?

Кошка уселась наоборот и внимательно смотре него.

– Я согласен, – сообщил Мо так хрипло, что сам не определил собственного голоса. – Но с одним условием. Отпусти со мной Огненного Танцора. Когда-то мой голос похитил у него десять лет судьбе.

Разреши мне вернуть их ему. И позже… не напрасно же поется в песнях, что погибель Змееглава придет из огня.

Кошка выгнула пояснице. Шерсть посыпалась на прелые листья. Кости опять покрылись перьями – и золотой пересмешник с кровавым пятном на груди вспорхнул на плечо к Мо.

– Тебе так как нравится воплощать в судьбу то, о чем поется в песнях? – проговорила птица. – Хорошо. Я отпущу его с тобой, пускай Огненный Танцор еще поживет. Но в случае если придет весна, а Змееглав все еще будет бессмертен, его сердце прекратит биться в тот же миг, что твое – и сердце твоей дочери.

У Мо закружилась голова. Ему хотелось схватить птицу и свернуть ей золотую шею, только бы не слышать этого голоса, старческого, равнодушного, насмешливого. Мегги.

Мо чуть не упал, в то время, когда опять шагнул к Сажеруку.

В этом случае Белые Дамы расступились перед ним нехотя.

– Видишь, моим дочерям не хочется его отпускать, – сообщил старушечий голос. – Не смотря на то, что они замечательно знают, что он обязан возвратиться.

Мо посмотрел на неподвижное тело. Для того чтобы умиротворенного лица он ни при каких обстоятельствах прежде не видел у Сажерука. Будет ли Огнеглотатель благодарен ему за собственный возвращение?

Птица все еще сидела у Мо на плече – невесомо-легкая, с острыми, как сталь, коготками.

– Чего ты ожидаешь? – задала вопрос Смерть. – Окликни его!

И Мо повиновался.

Привычный голос

Что у него осталось? – задаёт вопросы себя Лангшаттен. Какие конкретно мысли и запахи, какие конкретно имена? Либо в его голове нет ничего, не считая кучи и смутных ощущений бессвязных слов?

Барбара Гауди. Белая кость

Они ушли. Покинули его наедине со всей данной голубизной, так не хорошо сочетавшейся с багряным блеском огня. Цвет летнего неба, цвет незабудок, цвет язычка в самом сердце пламени, в то время, когда оно горит через чур жарко. Да, и в нашем мире иногда бывало жарко. Тут было жарко и холодно, светло и мрачно, страшно и замечательно – все сходу.

Неправда, что в стране смерти царит бесчувствие.

Тут слышат и видят, обоняют и осязают – лишь сердце остается наряду с этим необычно спокойным, как будто бы отдыхая перед новой пляской.