Громкие слова, тихие слова 13 страница

Умиротворение. Возможно, так это возможно назвать.

А хранительницы данной страны также пронизаны ее покоем либо их снедает тоска По другому миру? По боли, которая им незнакома, по плоти, в которую они ни при каких обстоятельствах не облекались? Возможно. А возможно, и нет.

По их лицам он не имел возможности этого осознать. На них отражалось все сходу: томление и умиротворённость, боль и радость. Как словно бы им было ведомо все и в нашем мире, и в другом, так же как сами они складывались из всех цветов сходу, сливавшихся в белое свечение.

Они говорили ему, что в стране смерти имеется и другие места, чернее, чем то, куда они его привели, и что никто не задерживается тут на долгое время – не считая него. По причине того, что он может призывать пламя…

Белые Дамы обожали пламя и опасались его. Они подносили к пламени холодные бледные руки – и смеялись, как дети, в то время, когда он жонглировал для них огненными языками. Они были детьми, одновременно юными и ветхими, ветхими, как мир.

Они просили его изобразить цветы и огненные деревья, солнце и луну, а он заставлял пламя рисовать лица – те лица, что виделись ему, в то время, когда Белые Дамы брали его с собой к реке где выполаскивали сердца мертвых.Громкие слова, тихие слова 13 страница Посмотри в воду! – шептали они. – Посмотри в воду, и те, кто тебя обожает, заметят тебя во сне. И он наклонялся над прозрачной светло синий водой и видел парня, молодую девушку и женщину, чьих имен он не помнил. Он видел, как они радуются во сне.

Из-за чего я не могу отыскать в памяти их имен? – задавал вопросы он.

По причине того, что мы выполоскали твое сердце, – сообщили они. – По причине того, что мы выполоскали его в светло синий реке, отделяющей отечественный мир от другого. От этого сердце теряет память.

Да, по всей видимости, так оно и было. какое количество он ни пробовал отыскать в памяти, около была все та же нежная, прохладная голубизна. И только в то время, когда он призывал пламя и все озарялось его багряным светом, к нему приходили образы – те самые, что он видел в речной воде.

Но тоска по ним засыпала, не успев до конца пробудиться.

Как меня кликали? – задавал вопросы он время от времени, а они смеялись. Огненный Танцор, – шептали они ему. – Так тебя кликали и будут кликать неизменно, по причине того, что ты навечно останешься у нас и не уйдешь, как все остальные, в новую судьбу…

Время от времени они приносили к нему мелкую девочку. Она гладила его по лицу и радовалась, совсем как та дама, которую он видел в воде и в огне. Кто это? – задавал вопросы он. Она была тут, но уже ушла, – отвечали они. – Она была твоей дочерью.

Дочь… Это было больное слово, но его сердце только не забывало о боли, но не чувствовало ее. Оно ощущало лишь любовь, одну только любовь. Все другое провалилось сквозь землю.

Где они? Они ни разу еще не оставляли его одного с того времени, как он попал ко мне… как бы ни именовалось это место.

Он так привык к их бледным лицам, к их тихим голосам и красоте.

Но внезапно до него донесся второй голос, совсем не похожий. Он знал его когда-то, знал и имя, которое данный голос произносил.

Сажерук.

Он ненавидел данный голос… Либо обожал? Он не знал. Знал он только одно: данный призыв привел обратно все, что он забыл.

Как будто бы резкая боль, вынудившая его сердце опять забиться.

Думается, данный голос в один раз уже причинил ему боль, такую сильную, что она чуть не разбила ему сердце. Да, он отыскал в памяти! Он зажал уши ладонями, но в мире мертвых слышат не одними ушами, и зов пробрался в самое его существо, как будто бы свежая кровь, внезапно заструившаяся по в далеком прошлом застывшим жилам.

– Просыпайся, Сажерук! – сообщил голос. – Возвращайся к живым. Твоя история еще не поведана до конца!

История… Он почувствовал, как голубизна выталкивает его, как он опять облекается в плоть и как сердце снова колотится о грудную клетку, через чур узкую для его отчаянного биения.

Чудесный Язык, – поразмыслил он. – Это голос Чудесного Языка. К нему внезапно возвратились все имена: Роксана, Брианна, Фарид – и он опять почувствовал боль, время и тоску по любимым.

Потерянный возвратился

Дело в том, что я ни при каких обстоятельствах действительно не верил, что мертвые уходят в никуда.

Сол Беллоу. Хендерсон, король дождя[16]

Было еще мрачно, в то время, когда Гвин разбудил Роксану. Она так же, как и прежде не обожала куницу, но прогнать Гвина у нее не хватало духу. Через чур довольно часто она видела его на плече у Сажерука. Время от времени ей казалось, что пушистый мех еще хранит тепло его рук. С того времени как не стало хозяина, зверек разрешал Роксане себя гладить.

Прежде для того чтобы не бывало.

Раньше он норовил душить у нее кур. А сейчас он к ним не прикасался, как будто бы это было частью их немногословного уговора, признательностью за то, что она разрешала ему – и никому больше – следовать за ней, в то время, когда она шла к его хозяину. Гвин был единственным, кто знал ее тайну, кто был с ней, в то время, когда она сидела рядом с мертвецом, – час, иногда два, всецело уходя в созерцание неподвижного лица.

Куница прыгнула ей на грудь. Он возвратился, – сказала вставшая дыбом шерсть Гвина, но Роксана не осознала. Она посмотрела на окно, заметила, что на дворе еще ночь, и согнала зверька. Но он не унимался, шипел на нее и скребся в дверь.

Роксана, само собой разумеется, поразмыслила о патрулях, каковые Зяблик обожал отправлять по ночам в одинокие усадьбы. В страхе она схватила нож, лежавший у нее под подушкой, и скоро натянула платье. Гвин все нетерпеливее скреб дверь когтями.

Прекрасно еще, что не разбудил Йехана.

Мальчик дремал глубоко и прочно. Гусыня также не подняла тревоги… необычно.

Босиком, с ножом в руке, она подбежала к двери и прислушалась. Но снаружи не доносилось тишина. Роксана с опаской отворила дверь и ступила в темноту.

Ей казалось, что ночь дышит глубоко и ровно, как во сне.

Звезды свисали сияющими гроздьями с небесных лоз, и усталому сердцу было больно от их красоты.

– Роксана…

Гвин промчался мимо нее.

Этого не может быть. Мертвые не возвращаются, даже в том случае, если давали слово. Но силуэт, выступивший из мрака, был до дрожи привычным.

Гвин зашипел, заметив на плече хозяина другую куницу.

– Роксана…

Он произносил ее имя, как будто бы пробовал его на языке, как лакомство, которого в далеком прошлом не случалось отведать.

Это был сон, один из тех снов, что снились ей практически каждую ночь, в то время, когда она видела его лицо так четко, что рука сама собой тянулась к нему, а наутро пальцы еще не забывали чувство его кожи. А также в то время, когда он обнял ее, так с опаской, как будто бы опасался, что разучился это делать, она не пошевелилась. Ладони не верили, что в действительности коснутся его, руки не верили, что опять обовьются около него. Но глаза его видели.

Уши слышали его дыхание.

Кожей она ощущала его кожу, теплую, как будто бы в нем жил пламя по окончании продолжительных дней, в то время, когда он был холоден, как лед.

Он сдержал собственный обещание. А также если он возвратился только во сне – это лучше, чем ничего, намного лучше.

– Роксана! взглянуть на меня. Ну взгляни же на меня!

Он забрал ее лицо в ладони, погладил по щекам, стёр слезы, каковые она уже привыкла ощущать на коже при пробуждении. И лишь тогда она притянула его к себе, разрешила себе убедиться, что обнимает не призрака. Этого не может быть.

Она плакала, прижимаясь лицом к его лицу. Ей хотелось ударить его за то, что он покинул ее для мальчишки, за все горе, которое она выстрадала из-за него, но сердце подвело ее, как и при первом его возвращении. Оно ее постоянно подводило.

– Что с тобой? – Он опять ее поцеловал.

Шрамы. Они провалились сквозь землю, как будто бы Белые Дамы стерли их, перед тем как отпустить его обратно в мир живых.

Она забрала ладони Сажерука и приложила к его щекам.

– Наблюдай-ка! – Он с большим удивлением совершил руками по собственному лицу, как словно бы оно было чужое. – И правда провалились сквозь землю. То-то бы Баста разозлился!

Из-за чего они его отпустили? Кто выкупил его, как он сделал это для Фарида?

Какое ей дело? Он возвратился. Все другое не имеет значения, принципиально важно только то, что он возвратился оттуда, откуда не возвращаются.

Оттуда, где остались все остальные. Ее дочь, папа ее сына, Козимо… Столько погибших.

А он возвратился. Пускай кроме того она видела по его глазам: в этом случае он был так на большом растоянии, что часть его еще оставалась в том месте.

– какое количество ты пробудешь в этом случае? – тихо сказала она.

Он ответил не сходу. Гвин терся о его шею и заглядывал в глаза, как будто бы и он желал узнать ответ.

– Столько, сколько Смерть разрешит, – сообщил он наконец и положил ее руку себе на сердце.

– Это что может значить? – задала вопрос она.

Но он закрыл ей рот поцелуем.

Новая песня

Из тьмы лесов – надежды свет.

Черноволос и строен.

Князьям наделает он бед.

А бедный с ним спокоен.

Фенолио. Песни о Перепеле

Перепел возвратился. Эту весть Тёмному Принцу принес Дориа. Незадолго до восхода солнца парень вбежал к нему в палатку, до того запыхавшись, что сначала не имел возможности выговорить ни слова.

– Его видела кикимора. Около Дуплистых Деревьев, в том месте, где целительницы хоронят собственных мертвых. Она говорит, что он привел с собой и Огненного Танцора!

Возможно, я первым поведаю Мегги?

Немыслимые вести. Через чур прекрасные, дабы быть правдой. И все же Тёмный Принц отправился к Дуплистым Деревьям, предварительно забрав с Дориа честное слово, что он никому ничего не сообщит: ни Мегги, ни ее матери, ни Хвату, ни еще кому-нибудь из разбойников, кроме того брату , что прочно дремал около костра.

– Но Свистун, говорят, также об этом слышал! – сообщил парень.

– Тем хуже, – ответил Принц. – Тогда захоти мне, дабы я отыскал его раньше, чем Свистун.

Принц скакал скоро, так что медведь, бежавший рядом, скоро недовольно запыхтел. К чему эта спешка? Для глупой, безумной надежды?

Ну из-за чего его сердце до сих пор не прекратило сохранять надежду на просвет в окружающей тьме?

Откуда оно опять и опять черпало надежду по окончании стольких разочарований? У тебя сердце ребенка, Принц. Сажерук неизменно ему это сказал. Он привел с собой и Огненного Танцора. Этого не может быть. Такое не редкость в песнях и в сказках, каковые матери говорят на ночь детям, дабы тем не страшно было засыпать в темноте…

Надежда делает человека неосторожным, это ему также пора было бы знать. Тёмный Принц увидел солдат только тогда, в то время, когда они уже показались из-за деревьев. Их было большое количество. Он насчитал десять. С ними была кикимора.

Веревка, на которой ее тащили, до крови натерла дистрофичную шею. По всей видимости, они поймали ее, дабы она продемонстрировала им дорогу к Дуплистым Деревьям.

Практически не было человека, кто знал, где целительницы хоронят собственных погибших. Говорили, что они специально выбрали место, со всех сторон окруженное густым подлеском. Но Тёмный Принц знал дорогу с того времени, как помог Роксане отнести в том направлении Сажерука.

Место было священным, но до смерти напуганная кикимора вела латников верно. Далеко уже показывались сухие вершины Дуплистых Деревьев. Их тёмные ветви выделялись на фоне осеннего золота дубов, как словно бы утро обгрызло их догола.

Принц молился про себя, дабы Перепела в том месте не было.

Лучше у Белых Дам, чем во власти Свистуна.

Трое латников подошли к нему позади, на ходу обнажая мечи. Кикимора упала, в то время, когда те, что ее тащили, также выхватили мечи и повернулись к новой добыче. Медведь поднялся на задние лапы и оскалил зубы.

Лошади испугались, двое воинов отшатнулись, но их все равно было через чур много для одного меча и двух медвежьих лап.

– Наблюдай-ка, наверное, несколько Свистун так глуп, что верит россказням кикимор! – У предводителя была бледная – практически как у Белых Дам – кожа, вся усыпанная веснушками. – Тёмный Принц! Я тут проклинаю судьбу, по причине того, что должен гоняться по чертову лесу за призраком, и кто же попадается мне на пути? Его тёмный брат!

Приз за его голову, действительно, мельче, чем за Перепела, и все же ее хватит, дабы всех нас сделать богачами!

– Ошибаешься. Кто его прикоснётся, станет не богачом, а покойником!

От его голоса мертвые просыпаются и волк ложится рядом с агнцем… Из-за дуба вышел Перепел, как будто бы специально ждал в том месте солдат. Не именуй меня так, это имя для песен! Он неоднократно сказал это Принцу. Но как же его тогда именовать?

Перепел! Как хрипло они шептали это имя, помертвев от страха. Кто он в действительности?

какое количество раз Принц задавал себе данный вопрос! Правда ли, что он пришел из страны, куда на много лет исчезал Сажерук?

И что это за страна? Страна, где песни становятся правдой?

Перепел!

Медведь приветствовал его весёлым рыком, от которого лошади повскакали на дыбы. А Перепел извлёк из ножен клинок – не торопясь, как он неизменно это делал, – тот самый клинок, что принадлежал когда-то Огненному Лису и убил столько людей Тёмного Принца. Лицо под тёмными волосами казалось бледнее, чем в большинстве случаев, но ни мельчайшего страха Принц на нем не заметил.

Возможно, в то время, когда побываешь в гостях у смерти, забываешь, что такое ужас.

– Да, как видите, я вправду возвратился из царства Смерти. Не смотря на то, что еще ощущаю ее когти. – Он сказал с таким отсутствующим видом, как будто бы часть его еще оставалась в том месте, у Белых Дам. – Могу продемонстрировать вам дорогу, в случае если желаете. Мне не тяжело.

Но если вы желаете еще пожить, – Перепел совершил клинком по воздуху, как будто бы писал на нем их имена, – покиньте его в покое.

И медведя также.

Они без звучно наблюдали на него, а их руки, лежавшие рукоятях клинков, явственно дрожали, как будто бы они прикоснулись к собственной смерти. Нет ничего, что нагоняет для того чтобы страха, как бесстрашие. Тёмный Принц поднялся рядом с Перепелом и почувствовал, что слова окружают их, как щит, слова, каковые пелись тихо по всей стране: белая и тёмная рука справедливости.

Сейчас о нас сложат новую песню, – поразмыслил Принц, вынимая клинок из ножен, и почувствовал себя внезапно поразительно молодым, талантливым сразиться с тысячью неприятелей… Но воины Свистуна неожиданно развернули коней и обратились в бегство – испугавшись двоих… Испугавшись слов.

В то время, когда латники ускакали, Перепел подошел к кикиморе, которая стояла в траве на коленях, закрыв руками чёрное, как древесная кора, лицо, и снял веревку с ее шеи.

– Пара месяцев назад одна кикимора вылечила меня от страшной раны, – сообщил он. – Думается, это была не ты, либо я ошибаюсь?

Кикимора не оттолкнула руку, помогшую ей встать, но взор у нее был неприветливый.

– Что ты желаешь этим сообщить? Что, на взгляд человека, мы все на одно лицо? – быстро задала вопрос она. – Так и вы для нас так же. Откуда же мне знать, видела я тебя раньше либо нет?

И заковыляла прочь, кроме того не обернувшись на собственного спасителя, что стоял и наблюдал ей вслед, как будто бы забыл, где находится.

– какое количество времени я отсутствовал? – задал вопрос он Тёмного Принца, в то время, когда тот подошел к нему.

– Четвертый сутки отправился.

– Так продолжительно? – Да, он был на большом растоянии, весьма на большом растоянии. – Само собой разумеется, в то время, когда видишься со смертью, время течет по-второму. Так так как говорят?

– Об этом ты знаешь больше, чем я, – ответил Принц.

Перепел промолчал.

– Ты слыхал, кого я привел? – задал вопрос он спустя пара мгновений.

– Мне тяжело поверить в такую весть, – хрипло сказал Принц.

Перепел улыбнулся и погладил его по маленьким волосам.

– Можешь отпустить их опять, – сообщил он. – Тот, из-за кого ты остриг волосы, возвратился к живым. Лишь шрамы он оставил в царстве мертвых.

Этого не может быть.

– Где он? – В сердце Принца еще не зажила рана той ночи, в то время, когда он бодрствовал рядом с Роксаной у тела Сажерука.

– У Роксаны, возможно. Я не задал вопрос, куда он идет. Нам обоим было не до бесед.

Белые Дамы оставляют за собой молчание, Принц.

Слова от встречи с ними исчезают.

– Молчание? – Тёмный Принц засмеялся и обнял его. – Что за ерунду ты говоришь! В этом случае они покинули радость, чистую эйфорию! И надежду!

Я как будто бы помолодел на много лет! Мне думается, я могу вырывать с корнем деревья – с тем дубом, возможно, не справлюсь, но те, что чуть уже, – свободно. Сейчас же вечером в Омбре будут распевать новую песню – о том, что Перепел не опасается смерти и свободно ходит к ней к себе домой. Свистун со злости бросит об почву собственный серебряный шнобель…

Перепел улыбнулся, но взор у него был нерадостный. Через чур напряженный взор для человека, возвратившегося живым из царства смерти. И Тёмный Принц додумался, что за хорошими вестями имеется и плохая, за светом – тень.

Но они не стали говорить об этом.

Не на данный момент.

– А что мои дочь и жена? – задал вопрос Перепел. – Они уже… ушли?

– Ушли? – Тёмный Принц с большим удивлением взглянул ца него. – Нет. А куда им уходить?

На лице его собеседника выразились в один момент тревога и облегчение.

– Когда-нибудь я тебе растолкую, – сообщил он. – В второй раз. Это долгая история.

Гость в подполе Орфея

Столько судеб!

Столько воспоминаний!

Я был камнем в Тибете.

Куском коры

В самом сердце Африки.

И все темнел и темнел…

Дерек Махон. Жизнь

В то время, когда Осс, прочно ущипнув Фарида позади за шею, передал приказ хозяина срочно встать к нему в кабинет, тот прихватил с собой сходу две бутылки вина. Сырная Голова выпивал, не просыхая, с того момента, как они возвратились с кладбища комедиантов; причем Орфей от вина становился не болтлив, как Фенолио, а злобен и непредсказуем.

Орфей, как это довольно часто бывало, стоял у окна, легко пошатываясь и уставившись на страницу пергамента, что он в последние дни без финиша перечитывал, проклинал, комкал и снова разглаживал.

– Тут все прописано тёмным по белому, любая буква – загляденье, и звучат слова превосходно, лучше некуда! – проговорил он заплетающимся языком, барабаня пальцем по листку. – Так отчего же, тысяча линий, переплетчик возвратился?

О чем он говорит? Фарид поставил бутылки на стол и выжидательно повернулся к Орфею.

– Осс заявил, что ты меня кликал…

Сланец у кувшина с перьями делал ему отчаянные символы, но Фарид их не осознавал.

– Ах да! Азраиль Сажерука. – Орфей положил листок на стол и обернулся к нему со злобной ухмылкой.

И для чего я к нему возвратился? – поразмыслил Фарид. Но тут ему вспомнился ненавидящий взор Мегги на ответ – и кладбище пришел сам собой: по причине того, что тебе больше некуда было пойти, Фарид.

– Да, я приказал тебя позвать. – Орфей взглянуть на дверь.

Осс вошел в кабинет за Фаридом, очень тихо чего тяжело было ожидать при его размерах. И опоздал Фарид осознать, из-за чего Сланец снова приложив все возможные усилия подает ему символы, замечательные руки уже прочно держали его.

– Ты, значит, еще не слышал новость! – сообщил Орфей. – Ну само собой разумеется. В противном случае бы ты сходу побежал к нему.

К кому? Фарид постарался высвободиться, но Осс так рванул его за волосы, что у парня от боли слезы выступили на глазах.

– Он и правда ничего не знает. Как мило! – Орфей подошел так близко, что Фариду стало дурно от ударившего в шнобель перегара.

– Сажерук, – сообщил он своим бархатным голосом. – Сажерук возвратился!

Фарид забыл о металлических пальцах Осса и не добрый ухмылке Орфея. Его охватило счастье, подобное острой боли, – счастье, разрывавшее сердце.

– Да, он возвратился, – продолжал Орфей, – благодаря моим словам. Но уличный сброд, – он неуважительно махнул на окно, – говорит, что его вывел из царства мертвых Перепел! Будь они прокляты!

Пускай Свистун всех их сделает добычей червей!

Фарид не слушал. У него шумело в ушах. Сажерук возвратился! Возвратился!

– Отпусти меня, Дуботряс! – Фарид ударил Осса локтями в пузо и постарался разжать его хватку. – Сажерук напустит пламя на вас обоих! – закричал он. – Когда услышит, что вы не отпустили меня сходу к нему!

– Вот как? – Орфей опять дохнул ему в лицо перегаром. – Я думаю, он скорее поблагодарит меня за это. Вряд ли ему хочется, дабы ты опять накликал на него смерть, приблудыш несчастный. Я так как его уже в один раз предостерегал от тебя.

Тогда он не захотел меня слушать, но теперь-то, нужно думать, поумнел.

Если бы у меня была тут книга, из которой ты родом, я бы в далеком прошлом послал тебя назад в твою историю, но в нашем мире ее временно нет в продаже.

Орфей засмеялся. Он довольно часто смеялся собственным шуткам.

– Закрой его в подпол! – приказал он Дуботрясу. – А в то время, когда стемнеет, отведи на Мрачный бугор и сверни ему в том месте шею. Скелетом больше, скелетом меньше – никто не увидит.

Сланец закрыл лицо руками, заметив, как Осс схватил Фарида и перебросил через плечо, как набитый куль. Фарид кричал и пинался, но Дуботряс ударил его кулаком в лицо так, что парень практически утратил сознание.

– Перепел! Перепел! Без меня данный Перепел и не додумался бы пойти к Белым Дамам! Я отправил его в том направлении! – смутно доносился до него голос Орфея, пока Осс нес его по лестнице. – Из-за чего, хвост сатаны ему в глотку, Смерть не покинула его у себя?

Разве я не натравил ее на этого добропорядочного дурака благозвучнейшими, отборнейшими словами?

На последних ступенях лестницы Фарид опять постарался вырваться, но Осс снова ударил его, так очень сильно, что у Фарида хлынула кровь из носу, и перебросил на второе плечо. В то время, когда Дуботряс нес его мимо кухни, оттуда высунулась испуганная служанка – маленькая брюнетка, которая всегда нашептывала ему амурные признания, – но вступиться за него не вступилась. Да и что она имела возможность бы сделать?

– Сгинь из этого! – прикрикнул на нее Осс на ходу.

В подполе он привязал Фарида к подпиравшему потолок столбу, вложил ему в рот нечистую тряпку, ещё раз пнул на прощанье и отправился к двери.

– Увидимся, в то время, когда стемнеет! – дал обещание он, закр вая за собой дверь.

На лестнице раздались его тяжелые шаги. А Фарид остался в чёрном подполе, прижатый спиной к холодному камню, со вкусом слёз и крови на языке.

Как больно было знать, что Сажерук возвратился и что они так и не увидятся! Ничего не сделаешь, Фарид! – сообщил он себе. Кто знает, возможно, Сырная Голова и прав – внезапно ты опять накличешь на него смерть?

Слезы жгли ему лицо, избитое кулаками Осса. Ах, если бы он имел возможность позвать пламя, дабы тот пожрал Орфея и его дом, и Дуботряса заодно, пускай кроме того он сам сгорит вместе с ними! Но руки у него были связаны, рот заткнут, и он стоял у столба и беспомощно всхлипывал, как в ночь смерти Сажерука.

Оставалось только ожидать, в то время, когда настанет вечер и Осс придет за ним и свернет ему шею под виселицами на том бугре, где он выкапывал для Орфея клады.

Куница, к счастью, сбежала. Осс бы и ее убил. Но Пролаза, возможно, в далеком прошлом уже у Сажерука. Зверек почуял, что хозяин возвратился. Из-за чего ты ничего не почуял, Фарид? Какая отличие!

Прекрасно хоть Пролаза сохранится. Но что будет со Сланцем?

Он останется сейчас без всякой защиты. Орфей уже неоднократно закрывал стеклянного человечка в коробку стола без света и еды лишь за то, что тот неровно разрезал пергамент либо брызнул ему на рукав чернилами.

Сажерук! Как прекрасно было шептать про себя его имя и знать, что он жив. какое количество раз Фарид воображал себе встречу с ним!

От желания его заметить парня трясло, как в лихорадке.

Весьма интересно, кто первым быстро встал ему на плечо и лизнул покрытое шрамами лицо – Гвин либо Пролаза?

Время шло, и Фариду удалось наконец выплюнуть кляп. Он постарался перегрызть веревку, которой связал его Осс, но кроме того у самой маленькой мышки это оказалось бы лучше. Дуботряс закопает его на Мрачном бугре. Будут они его искать? Сажерук, Чудесный Язык, Мегги… Ах, Мегги!

Ни при каких обстоятельствах ему больше ее не целовать.

Действительно, сейчас он и без того делал это не довольно часто. И все же… Сырноголовый, подлая тварь! Фарид клял его всеми проклятиями, какие конкретно имел возможность отыскать в памяти, – из ветхого собственного мира, из этого и из того, в котором он в первый раз встретил Сажерука.

Он произносил их вслух, по причине того, что в противном случае проклятие не подействует, – и со страхом смолк, услышав, как раскрывается дверь наверху.

Уже вечер? Так не так долго осталось ждать? Все возможно. Разве он может смотреть за временем в данной чёрной заплесневелой дыре?

Весьма интересно, Осс вправду переломит ему шейный позвонок, как зайцу, либо собственными замечательными руками?

Не нужно об этом думать, Фарид, не так долго осталось ждать определишь! Он посильнее уперся спиной в столб. Может, удастся еще пнуть Дуботряса.

Хорошенько прицелиться и попасть пяткой прямо в шнобель, в то время, когда он согнётся его развязать. Шнобель переломится, как сухая ветка.

Фарид из последних сил напряг мускулы, пробуя порвать веревку, но Осс, к сожалению, связывал мастерски. Мегги! Не имела возможности бы ты прочесть обо мне пара спасительных слов, как ты делала для собственного отца?

Ах, как ослабели у него от ноги и страха руки!

Фарид прислушался к шагам на лестнице. Для Дуботряса они были страно легкими. И внезапно к нему метнулись две куницы.

– Клянусь феями, отечественный Луноликий в самом деле разбогател! – раздался негромкий голос из темноты. – Ничего себе дом!

В воздухе заплясали огоньки – один, второй, третий… Пяти выяснилось достаточно, дабы выхватить из мрака лицо Сажерука – и смущенно радовавшегося Сланца у него на плече.

Сажерук.

Фарид почувствовал, как сердце делается легким до того легким, что, того смотри, вылетит из груди вместе с дыханием. Но что у Сажерука с лицом? Оно стало вторым. Как словно бы с него смыли все эти долгие годы, плохие одинокие Шрамы и…

– годы! У тебя провалились сквозь землю шрамы!

Фарид сказал чуть слышно. Счастье приглушало его голос, как вата. Пролаза прыгнул на него и лизал ему связанные руки.

– Да, и, представь себе, Роксана, думается, по ним скучает.

Сажерук ступил с лестницы в подпол и опустился на колени рядом с Фаридом. Сверху до них донеслись возбужденные голоса. Сажерук дотянулся из-за пояса нож и разрезал путы Фарида.

– Слышишь? Опасаюсь, Орфей не так долго осталось ждать определит, что у него гости.

Фарид растирал занемевшие руки. Он не имел возможности отвести глаз от Сажерука. Что, в случае если это всего лишь призрак либо, хуже того, сон?

Но так как он ощущает тепло его тела и слышит биение сердца!

В Сажеруке не было ни следа той пугающей тишины, что окружала его в шахте. И от него пахло огнем.

Перепел привел его обратно. Да, само собой разумеется, Перепел, и никто второй. Что бы в том месте ни говорил Орфей.

Он напишет его имя огненными буквами на городских стенках Омбры! Чудесный Язык, Перепел – любое! Фарид протянул руку и неуверено потрогал такое родное и одновременно с этим незнакомое лицо.

Сажерук негромко засмеялся и поднял его на ноги.

– Что с тобой? Желаешь убедиться, что я не призрак? Ты так как их так же, как и прежде опасаешься, правда?

А что если я все-таки дух?

В ответ Фарид так бурно обнял его, что Сланец с пронзительным криком скатился с плеча Сажерука. Прекрасно что тот успел подхватить его раньше, чем Гвин.

– Тише, тише! – тихо сказал Сажерук, сажая Сланца на плечо Фариду. – Ты так же, как и прежде буйный, как жеребенок! Сообщи благодарю собственному стеклянному приятелю, что я тут. Он поведал Брианне, что Орфей планирует с тобой сделать, и она поскакала к Роксане.

– Брианна?

Стеклянный человечек покраснел, в то время, когда Фарид посадил его себе на ладонь.

– Благодарю, Сланец!

Он содрогнулся. На лестнице в подпол раздался голос Орфея.

– Незнакомец? Что ты такое говоришь? Как же ты его пропустил?

– Служанка виновата! – оправдывался Осс. – Эта рыжая разрешила войти его с заднего хода!

Сажерук прислушивался к голосам на лестнице, и губы его кривила насмешливая ухмылка, по которой так продолжительно скучал Фарид. На его волосах и плечах плясали искры. Казалось, они светятся у него и под кожей, а Фарида как будто бы обожгло, в то время, когда он прикоснулся к Сажеруку.

– Пламя! – тихо сказал он. – Ты носишь его в себе?

– Возможно! – тихо сказал в ответ Сажерук. – Я, возможно, уже мало утратил сноровку, но выучился кое-чему новому.

– Новому?

Фарид уставился на него во все глаза, но сверху опять донесся голос Орфея:

– От него пахнет огнем? Да пропусти же мена, носорог двуногий! А лицо у него в шрамах?

– Нет! Какие конкретно еще шрамы? – Осс, наверное, обиделся.

На лестнице опять раздались шаги, в этом случае тяжелые и робкие. Орфей терпеть не мог ходить по ступеням, ни вверх, ни вниз. Фарид услышал, как он чертыхается.

– Мегги вычитала ко мне Орфея! – тихо сказал он, прижимаясь к Сажеруку. – Я попросил ее об этом, по причине того, что сохранял надежду, что он сможет тебя вернуть.

– Орфей? – Сажерук опять засмеялся. – Нет. Я слышал лишь голос Чудесного Языка.

– Голос, может, был и его, но слова – мои! – Орфей, целый красный от вина, преодолел последние ступени и стоял сейчас прямо перед ними. – Сажерук! Это и правда ты!

В его голосе звучало настоящее счастье.

За спиной Орфея показался Осс. На его неотёсанном лице мешались ярость и страх.

– Вы лишь взглянуть на него, хозяин! – еле выговорилон. – Это не человек! Это демон либо ночной призрак! В то время, когда я пробовал его удержать, он мне чуть пальцы не сжег, как словно бы сатана положил мне в руки горящие уголья!

– Да-да, – рассеянно сообщил Орфей. – Он пришел издали, из самой дальней дали. Такое путешествие кого желаешь может поменять.

Он не сводил глаз с Сажерука, как будто бы опасаясь, что тот на данный момент растворится в воздухе либо превратится в мёртвые слова на исписанном странице.

– Как же я рад, что ты возвратился, – бормотал Орфей, захлебываясь от восхищения. – И шрамы у тебя провалились сквозь землю! Как необычно! Об этом я ничего не писал.

Как бы то ни было… Ты возвратился! Без тебя данный мир и вполовину не так оптимален, но теперь-то все опять будет чудесно, как тогда, в то время, когда я в первый раз прочел о тебе. Это и прежде была лучшая из всех историй, но сейчас ее храбрецом будешь ты, лишь ты – благодаря моему мастерству, вернувшему тебя в твой мир, а сейчас вызволившему и из царства Смерти.

– Твое мастерство? По-моему, это сделало мужество Чудесного Языка. – По ладони Сажерука затанцевал язычок пламени.

ТАЕТ ЛЁД Голосами Политиков (Грибы)


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

  • Громкие слова, тихие слова 14 страница

    Пламя принял образ Белой Дамы – до того узнаваемый, что Осс со страхом прижался к стенке подпола. – Чушь! – Голос Орфея задрожал, как у обиженного…

  • Громкие слова, тихие слова 18 страница

    – Словно бы заклятье какое-то: ничто его не берет – ни яд, ни пуля. Как будто бы все в нашем мире взялось его защищать – любой камень, любой зверь, любая…

  • Громкие слова, тихие слова 22 страница

    Разве мы с тобой не привычны? – задавали вопросы их глаза. – Разве не твой голос всегда выручал человека что уже два раза принадлежал нам? Мегги только…

  • Громкие слова, тихие слова 21 страница

    – Якопо! – Змееглав так сильно обернулся, что его внук застыл на месте. – какое количество раз тебе сказать, что кроме того принц неимеетвозможности…

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: