Громкие слова, тихие слова 17 страница

Мо еще раз обернулся, проезжая между стражниками, как будто бы почувствовал, что дочь и жена, не обращая внимания на его запрет, стоят в данной толпе, – и Реза заметила ужас на его лице. Мегги, само собой разумеется, также его увидела.

Ворота медлительно закрылись.

– Отобрать у него оружие! – донесся до Резы крик Зяблика. Последнее, что она видела через смыкающиеся створки, были латники, стаскивающие Мо с коня.

Нежданные гости

Всевышний собрал в грудь побольше воздуха. Снова жалоба.

Было ли хоть раз, дабы Адам пришел без жалобы?

Но он лишь поднял брови, улыбнулся и задал вопрос:

Ну что, Адам, прекрасно ли уродилась морковка?

Тед Хьюз. Секрет жены Адама

Ах, Деспина! До чего же приятно было опять встретиться с ней личико! Не смотря на то, что вид у нее был усталый и печальный, напуганный, как у птенчика, вывалившегося из гнезда.

А Иво – разве был он таким взрослым перед тем, как данный поганец Коптемаз взялся заманивать детей в ловушки?

До чего же худой… А что это у него за кровь на рубахе?

– Нас покусали крысы, – сообщил он с бесстрашным, взрослым видом, что начал напускать на себя по окончании смерти отца.Громкие слова, тихие слова 17 страница Но Фенолио видел ужас, затаившийся в детских глазах. Крысы!

Он без финиша целовал и обнимал обоих. Как же полегчало на сердце… Еще бы! Он очень многое себе прощал, умел прощать, но если бы его история убила еще и детей Минервы – этого он бы, возможно, не смог пережить.

Но они живы – а их спасителя создал он!

– Что с ним сейчас сделают? – Деспина высвободилась из объятий Фенолио и взглянуть на него чёрными от тревоги глазами. Линия забери, вот это-то и злит в детях – они постоянно задают как раз те вопросы, которых приложив все возможные усилия стараешься избежать. А позже еще дают на них ответы, каковые совсем не хочется слышать.

– Его убьют! – четко отрапортовал Иво, и глаза его сестренки наполнились слезами.

Из-за чего девочка плачет о незнакомом человеке? Так как она до этого дня ни при каких обстоятельствах не видела Мортимера! По причине того, что по твоим песням, Фенолио, она обучилась его обожать.

Все они обожали Перепела, а сегодняшний сутки окончательно закрепил эту любовь в их сердцах.

Что бы ни сделал с ним Свистун, Перепел отныне так же бессмертен, как Змееглав. Бессмертие добропорядочного разбойника кроме того надежнее – его не смогут убить три слова, вписанные в книгу. Слова сохранят Мортимера живым, даже в том случае, если его убьют в замке, – те слова, каковые уже на данный момент шептали и пели на улицах Омбры.

Деспина утерла слезы и взглянуть на Фенолио в надежде, что он опровергнет ужасные речи брата. Что он, само собой разумеется, и сделал – для нее, да и для себя также.

– Что за глупости ты говоришь, Иво? Думаешь, Перепел просто так им сдался, не придумав замысла, как спастись? По-твоему, он отправится в руки Свистуну, как заяц в силки?

Деспина с облегчением улыбнулась. По лицу Иво мелькнула тень сомнения.

– Само собой разумеется, у него имеется замысел, – сообщила Минерва, еще не проронившая ни слова с того времени, как привела детей к Фенолио. – Он лис, а не заяц! Он всех их перехитрит.

Вот они, всходы, посеянные его песнями. Надежда – как раз ее воплощал Перепел. Надежда вопреки всему.

Минерва увела детей с собой. Она желала поскорее накормить их всем, что у нее имеется. А Фенолио остался наедине с Розенкварцем, что без звучно размешивал чернила, пока хозяин целовал и обнимал детей.

– Он всех их перехитрит? – раздался его тоненький голосок, чуть Минерва закрыла за собой дверь. – Весьма интересно как? Я думаю, твоему сказочному разбойнику пришел финиш. Причем казнят его каким-нибудь особенно неаппетитным методом.

Прекрасно бы это произошло по крайней мере не тут, а во Дворце Ночи. Никто не думает о том, как раскалывается стеклянная голова от криков казнимых!

Бессердечный стекляшкин! Фенолио бросил в него винной пробкой, но Розенкварц, привычный к такому обстрелу, своевременно пригнулся. Ну из-за чего из всех стеклянных человечков ему достался данный брюзга? Левая рука у Розенкварца была на перевязи.

В то время, когда детей похитили, Фенолио уговорил его все же пробраться на разведку в кабинет Орфея, и ужасный стеклянный человечек Сырной Головы вправду вышвырнул беднягу из окна.

К счастью, Розенкварц упал в водосток и лишь сломал руку, но Фенолио так и не узнал, не Орфей ли написал историю с понятием Коптемаза. Нет, вряд ли. Орфей ни на что не был способен без книги, а ее – это, по крайней мере, Розенкварцу удалось разузнать – Сажерук вправду унес.

Не говоря уж о том, что сцена была через чур гениальна для Бараньей Головы.

Он всех их перехитрит…

Фенолио подошел к окну, не обращая внимания на стеклянного человечка, с укоризненным видом поправлявшего собственную повязку. Если бы лишь он был уверен, что у Мортимера вправду имеется замысел! Но откуда ж ему, Фенолио, об этом знать!

Мортимер не его персонаж, линия забери, он лишь играет роль персонажа! И это очень обидно, – думал Фенолио, – в другом случае я бы, возможно, знал, что происходит на данный момент за этими проклятыми стенками.

Он мрачно взглянуть на замок. Бедная Мегги! И так как точно она в итоге обвинит во всем его, Фенолио.

Ее мать уже и по сей день так вычисляет. Фенолио не имел возможности забыть умоляющий взор Резы. Ты обязан послать нас обратно! Это твой долг перед нами! Возможно, необходимо было постараться.

Что, в случае если Мортимера убьют?

Тогда уж не останется сомнений, что лучше было им всем возвратиться. А сам он что будет тут делать? Замечать, как бессмертный Змееглав и Среброносый перекраивают его повесть по собственному вкусу?

– Да, нам совершенно верно ко мне! Ты слышал, что она сообщила? Вверх по лестнице. Ты видишь тут другую лестницу?

С тобой с ума возможно сойти, Дариус!

Розенкварц забыл о сломанной руке и уставился на дверь.

Это еще кто?

В дверь постучали, и, перед тем как Фенолио успел сообщить войдите, посетительница уже показалась на пороге. Это была увесистая женщина, и ворвалась она в помещение так решительно, что Фенолио нечайно отошёл на ход и стукнулся головой о потолочную балку. Платье гостьи было, наверное, забрано напрокат в костюмерной какого-либо провинциального театра.

– Ну вот. Это он! – заявила она, оглядывая Фенолио с таким презрением, что он заметил внутренним взглядом каждую дыру на собственной тунике. Я знаю эту даму! – поразмыслил он. – Но откуда? – Что тут происходит, а? – Она так яростно уперлась пальцем ему в грудь, как будто бы желала проткнуть старое сердце. Худого субъекта за ее спиной он также где-то видел. Само собой разумеется, в… – Из-за чего над Омброй развевается флаг Змееглава?

Кто данный омерзительный тип с серебряным носом?

Из-за чего они угрожали Мортимеру копьями и с каких пор, линия побери, он таскает с собой клинок?

Книгожорка. Ну само собой разумеется! Элинор Лоредан. Мегги ему большое количество о ней говорила. Сам он видел ее последний раз через решетку – в собачьей клетке на площадке, где проходило торжество поджигателей.

А запуганный тип с совиными глазами – тот заикающийся чтец Каприкорна.

Действительно, имени его Фенолио ни за что не имел возможности отыскать в памяти. Как они ко мне попали? Похоже, в его мир уже реализовывают турпутевки…

– Я, само собой разумеется, и тому счастлива, что заметила Мортимера живым, – продолжала незваная гостья (весьма интересно она когда-нибудь остановится перевести дух?), – да, он, слава Всевышнему, цел и невредим… Но где Реза и Мегги? И что сталось с Мортолой, Бастой и этим гнусным воображалой Орфеем?

О Господи, эта тетка вправду такое чудище каким он ее себе воображал! Ее худосочный спутник – Дариус, вот как его кликали! – с таким восхищением смотрел на Розенкварца, что тот, польщенный, пригладил ласково-розовые стеклянные волосы.

– Негромко! – взорвался наконец Фенолио. – Заткнитесь хоть на 60 секунд, для всего святого!

Никакого результата. Другими словами легко ни мельчайшего.

– С ними что-то произошло? Признавайтесь! Из-за чего Мортимер один? – Она опять замахала пальцем у него перед грудью. – Да, с Мегги и Резой что-то произошло… страшное… Их раздавил гигант, их…

– Ничего с ними не произошло! – успел засунуть Фенолио. – Они у Тёмного Принца!

– У Тёмного Принца? – Глаза у нее стали практически для того чтобы же размера, как у сопровождавшего ее очкарика.

– Да! В случае если с кем-то из них и произойдёт что-то страшное, это будет Мортимер. И исходя из этого, – Фенолио достаточно грубо забрал ее под локоть и потащил к двери, – покиньте меня в покое, умоляю, мне необходимо поразмыслить!

Тут она и в действительности примолкла. Но ненадолго.

– Что-то страшное? – переспросила она.

Розенкварц забрал руки от ушей.

– Что вы имеете в виду? Кто, в итоге, пишет то, что тут происходит? Вы, так так как?

Великолепно! Сейчас она еще будет лезть собственными толстыми пальцами в его израненную душу!

– Нет! – рявкнул он. – Эта история сама себя говорит. Мортимер сейчас не разрешил ей принять совсем уж плохой оборот. Но это, возможно, будет стоить ему жизни, и на таковой случай я могу вам лишь дать совет забрать его дочь и жену и как возможно скорее возвратиться с ними в том направлении, откуда вы пришли. Проход вы нашли, как я осознаю…

С этими словами он открыл дверь, но сеньора Лoредан легко опять захлопнула ее.

– Стоить жизни? О чем вы рассказываете? – Она легко стряхнула его руку со собственного локтя. (Тысяча линий, у данной бабы силища как у бегемота!)

– Я говорю о том, что его, увы, вероятнее повесят, а возможно, отрубят голову либо четвертуют – не знаю уж, какой род казни Змееглав предпочтет для собственного злейшего неприятеля.

– Злейшего неприятеля? Это Мортимер-то? – Как недоверчиво она вскинула брови – дескать, ветхий дурак сам не осознаёт, что говорит.

– Он сделал из него разбойника!

Розенкварц. Подлый предатель. Прозрачный пальчик так беспощадно показывал на Фенолио, что старику хотелось схватить стеклянного человечка и переломить пополам.

– Он обожает придумывать песни о разбойниках, – поведал Розенкварц незваным гостям таким доверительным тоном, как будто бы знал их всю жизнь. – Он на них легко помешан, и папа Мегги, бедняжка, запутался в его прекрасных словах, как муха в паутине.

Это было уж через чур. Фенолио сделал ход к Розенкварцу, но Книгожорка загородила ему дорогу.

– Не смейте обижать беспомощного стеклянного человечка!

Глаза у нее как у бульдога – вот-вот вцепится. Господи, бывают же такие неприятные тетки!

– Мортимер – разбойник? Да он самый смирный человек, какого именно я знаю!

– Вот как?! – Фенолио кричал так, что Розенкварц опять зажал маленькие ушки. – По всей видимости, кроме того смирный человек перестает быть смирным, в то время, когда в него вначале стреляют, а позже разлучают с женой и закрывают в колонию… И все это придумал вовсе не я, что бы в том месте ни сказал данный стеклянный лгун. Напротив, если бы не мои слова, Мортимера уже давно не было бы в живых.

– Стреляют? Колония?

Сеньора Лоредан неуверенно посмотрела на собственного заику.

– Похоже, это долгая история, Элинор, – мягко увидел тот. – Тебе, я думаю, необходимо ее выслушать.

Фенолио опоздал еще ничего сообщить в ответ, как в дверь просунула голову Минерва.

– Фенолио, – сообщила она, кинув стремительный взор на гостей, – Деспина меня замучила. Она тревожится за Перепела и желает, дабы ты ей поведал, как он спасется.

Лишь этого не хватало. Фенолио глубоко набрался воздуха и попытался пропустить мимо ушей насмешливое фырканье Розенкварца. Отнести бы его в Непроходимую Чащу и в том месте покинуть!

– Пошли ее ко мне, – ответил он Минерве, не смотря на то, что понятия не имел, что поведать малютке. Куда подевались те дни, в то время, когда голова у него пухла от избытка идей? Скрылись во мраке, утонули во всем этом бескрайнем горе…

– Перепел? Думается, Среброносый именовал так Мортимера?

О Господи, а он и забыл на миг о незваных гостях.

– Пошли вон! – закричал он. – Вон из моей помещения! Вон из моей повести! Ко мне и без того сейчас есть кто ни попадя.

Но безнравственная тетка уселась на стул перед его рабочим столом, скрестила руки на груди и без того прочно уперлась ступнями в пол, как будто бы собралась разрешить войти тут корни.

– Ну уж нет! – заявила она. – Я желаю услышать, что тут случилось. От начала и до конца.

Час от часу не легче. Что за невезучий сутки – и так как он еще не кончился.

– Фенолио! – В дверях показалась заплаканная Деспина. Заметив незнакомых людей, она нечайно отошла на ход, но Фенолио забрал мальппку за руку.

– Минерва говорит, ты желала послушать про Перепела?

Деспина застенчиво кивнула, не сводя глаз с гостей.

– Вот и превосходно! – Фенолио сел в постель и посадил девочку к себе на колени. – Мои гости также желают про него определить. Давай совместно поведаем им всю историю.

Деспина кивнула:

– Как он перехитрил Змееглава и вернул Огненного Танцора из царства мертвых?

– Да, – подтвердил Фенолио. – А позже совместно подумаем, что должно сейчас случиться. Поведем нить истории дальше. Я так как Чернильный Шелкопряд, правда?

Деспина снова кивнула и взглянуть на него с таковой надеждой, что у старика отчаянно защемило сердце. Шелкопряд, у которого кончился шелк, – поразмыслил он. Неправда, шелк-то имеется, сколько угодно, но он разучился превращать его в ткань…

Сеньора Лоредан внезапно притихла и уставилась на него так же доверчиво, как Деспина. Совоглазый также замер в ожидании.

И лишь Розенкварц повернулся спиной и принялся усердно размешивать чернила, как будто бы хотя напомнить, как давно его хозяин к ним не прикасался.

– Фенолио! – Деспина совершила ладошкой по его морщинам. – Говори!

– Да, говорите! – отозвалась Книгожорка. Элинор Лоредан. Он так и не расспросил ее, как она ко мне попала.

В данной истории и без того перебор дам.

Да и от заики вряд ли будет большое количество проку.

Деспина потянула его за рукав. Откуда в ее заплаканных глазенках столько надежды? Как сумела эта надежда пережить коварство Коптемаза и ужасные дни в чёрном застенке? Дети, – поразмыслил Фенолио, сжимая мелкую ладошку.

В случае если кто-то может вернуть ему дар слова, так лишь они.

Всего лишь сорока

Что с ней было сейчас, в непрочное время беды?

О, она была птицей, колдуньей, королевой огня и воды.

Франц Верфель. Заклинания 1918–1921 гг.

Дом, где жил Фенолио, напомнил Орфею его личные пристанища прошлой, не таковой уж далекой, поры: покосившаяся лачуга с плесенью на стенах, чьи окна наблюдают на такие же убогие развалюхи – не говоря уж о том, что в том направлении залетает ливень, потому, что оконные стекла в нашем мире были роскошью, дешёвой немногим. Нищета! До чего же неприятно скрываться в самом чёрном углу заднего двора, где пауки заползают в бархатные рукава, а куриный помет оставляет несводимые пятна на сафьяновых сапогах!

А все вследствие того что квартирная хозяйка Фенолио навозными вилами выпроваживала всякого, кто без дела ошивался у нее на дворе, с того времени как Баста на ее глазах убил какого-либо комедианта. Но другого выхода нет. Ему необходимо знать.

Необходимо знать, взялся ли Фенолио опять за перо!

Прекрасно бы эта стеклянная бестолочь возвратилась перед тем, как он тут по горло увязнет в навозе! Мимо проковыляла тощая курица, и Цербер зарычал. Орфей быстро зажал ему пасть.

Цербер. Орфей, само собой разумеется, был рад, в то время, когда тот нежданно-негаданно заскребся в его дверь, но тут же ему пришла идея, погасившая эйфория. Откуда пес тут взялся?

Значит, Фенолио все-таки опять пишет? Возможно, Сажерук дал книгу старику? Чушь какая-то получается, – думал Орфей, – но я обязан разобраться. Кто, не считая Фенолио имел возможность придумать милую сцену, разыгравшуюся, в то время, когда Перепел въезжал в замок?

Как все его сходу полюбили!

И не смотря на то, что на данный момент Свистун точно избивает его так, что кости хрустят, переплетчик стал божеством въехав в эти проклятые ворота! Перепел – агнец Божий, невинная привлекательная жертва! Чтобы меня линии съели, в случае если это сочинил не Фенолио!

Сперва Орфей попытался отправить со стеклянным человечком Осса, но квартирная хозяйка Фенолио его тут же выставила. Этого дуболома ни в каком чёрном углу не запрячешь. А в одиночку Халцедон не добрался кроме того до лестницы Фенолио – его погнала по двору курица, а позже стеклянную голову чуть не откусила кошка… Да, стеклянные человечки не были созданы для шпионажа, бесплатно что мелкие и бесцветные!

По размеру подошли бы и феи, но эти дурочки забывали кроме того самое простое поручение, не успев еще вылететь из окна. Фенолио так как также подсылал к нему собственного стеклянного человечка – для того чтобы же недотепу.

Халцедон был, пожалуй, посообразительнее. Но вот беда – он опасался высоты, так что лазание по крышам исключалось. А на земле он так не хорошо ориентировался, что приходилось высаживать его прямо у лестницы, в противном случае он обязательно бы заблудился.

Куда он запропастился, линия забери?

Само собой разумеется, для стеклянного человечка эта лестница как горная вершина, но все-таки… За спиной у Орфея заблеяла коза – видно, почуяла собаку; а через узкую подметку сапог просачивалась жидкость, запах которой подозрительно нравился Церберу. Пес с таковой страстью рылся в покрывавшей двор жиже, что Орфею приходилось все время оттаскивать его за ошейник.

Ну вот он наконец! Халцедон прыгал, как мышка, со ступени на ступень. Будем сохранять надежду, что его сведения стоят сломанных сафьяновых сапог.

Орфей спустил Цербера с цепочки – ее было нужно заказать на улице Кузнецов, потому, что собачьих поводков в нашем мире не водилось, – и пес, прошлепав к лестнице, мягкими губами снял протестующего человечка с последней ступени. Халцедон утверждал, что от собачьей слюны у него выступает сыпь, но в противном случае ему было просто не перебраться через навозную жижу. Из окна высунулась какая-то старая женщина, но, к счастью, это была не хозяйка Фенолио.

– Ну как?

Цербер выплюнул стеклянного человечка в протянутую ладонь Орфея. Фу, собачья слюна – вправду ужасная мерзость.

– Ничего он не пишет! Ни строки! – Халцедон утер рукавом мокрое лицо. – Я так как вам сказал, хозяин. Он последний ум пропил.

У него руки дрожат, стоит ему лишь взглянуть на перо!

Орфей взглянул вверх, на дверь Фенолио. Из-под нее пробивалась полоса света. В эту щель под дверью Хадцедон неизменно и пролезал.

– Совершенно верно? – Орфей прикрепил цепочку к ошейнику Цербера.

– Никаких сомнений! И книги в том месте также нет. Но у него гости.

старая женщина вылила в окно ведро воды. В случае если, само собой разумеется, это была вода. Цербер что-то уж весьма заинтересованно принюхивается.

– Гости? Это меня не интересует. И все-таки я уверен, молния и гром, что он опять пишет!

Орфей взглянуть на убогие домишки. На каждом окне горело по свечке. По всей Омбре. За Перепела.

Пропади он пропадом! Пропади все они пропадом: Фенолио, Мортимер, его дура дочка, и Сажерук.

Да, Сажерук прежде всего. Он предал его, обокрал – его, Орфея, столько лет преданно обожавшего его, вчитавшего обратно в родную историю, оторвавшего из рук самой смерти! И во что он превратился? Огненная тень Перепела, говорят в Омбре. Тень!

Так ему и нужно. Уж я бы сделал его не просто чьей-то тенью, – думал Орфей. Но сейчас уже поздно.

Сейчас Орфей начал им всем войну. Уж он напишет для них историю по собственному вкусу – лишь бы заполучить обратно книгу!

Из дома вышел ребенок. Прошлепал босыми ногами по нечистому двору и скрылся в хлеву. Пора уходить.

Орфей обтер Халцедона носовым платком от собачьей слюны, посадил на плечо и скорее зашагал прочь, пока ребенок не вышел из хлева.

Как прекрасно выбраться из данной грязи, не смотря на то, что на улице было ненамного лучше.

– Чистая бумага, одна лишь чистая бумага, хозяин! – сказал Халцедон, пока они шли обратно по ночной Омбре. – Две-три зачеркнутые фразы – и больше ничего, клянусь! Его стеклянный человечек меня сейчас чуть не заметил, но я успел спрятаться в сапог Фенолио. Вонища в том месте – вы себе не воображаете!

Именно это Орфей себе превосходно воображал.

– Я велю служанкам вымыть тебя с мылом.

– Не нужно, пожалуйста! Последний раз я от мыльной воды больше часа икал, а ступни у меня стали молочно-белые!

– И что с того? Ты же не думаешь, что я разрешу войти тебя разносить эту вонь по моему пергаменту?

Навстречу им шел, пошатываясь, ночной дозорный. Из-за чего эти типы ни при каких обстоятельствах не просыхают? Орфей сунул в морщинистую руку пара бронзовых монет – в противном случае еще, чего хорошего, приведёт к патрулю.

С того времени как Перепел стал узником замка, Омбру ночь и день прочесывали вооруженные отряды.

– А книга? Ты вправду везде взглянул?

На улице Мясников сходу две лавчонки, если доверять вывескам, предлагали на продажу свежее мясо единорога. Хохот и грех. Откуда ж оно возьмется?

Орфей свернул на улицу стекольщиков, не смотря на то, что Халцедон постоянно просил его идти второй дорогой.

– Да, не смотря на то, что это было непросто. – Халцедон жадно наблюдал на витрины с руками и искусственными ногами для стеклянных человечков. – У него так как, как я докладывал, на данный момент гости, так что было нужно проводить тайный обыск в присутствии нескольких человек! И все же я обшарил все, кроме того одежду у него в сундуке. Он меня в том месте чуть не закрыл.

Но нигде ничего, хозяин, клянусь!

– Тысяча линий! – Орфей испытывал неудержимое желание бросить что-нибудь об стенке либо разломать на куски. Халцедон прекрасно знал эти порывы хозяина и на всякий случай покрепче вцепился в его рукав.

У кого возможно книга, если не у старика? Кроме того в случае если Сажерук отнес ее Мортимеру, не потащил же тот ее с собой в колонию? Нет, Сажерук, возможно, покинул ее себе.

Орфей почувствовал мучительную резь в желудке, как будто бы ему грызла внутренности одна из куниц Сажерука. Он знал эти симптомы – они появлялись всегда, в то время, когда события не хотели ему подчиняться. Язва желудка, так это, думается, именуется?

Страшная заболевание, кстати. Ну и что? – прикрикнул он на самого себя. – Попытайся хотя бы ее не растравлять, в противном случае лечить тебя тут некому, не считая цирюльников, каковые от любой заболевания пускают кровь.

Халцедон сидел у него на плече, притихший и грустный. Возможно, думал о грядущем купании в мыльной воде. Но Цербер обнюхивал каждую стенке на пути. Неудивительно, что псу так нравилось в нашем мире – чего-чего, а запахов тут хватало! Это я также поменяю, – думал Орфей. – И шпиона вычитаю себе получше, маленького, как паучок, и уж само собой разумеется не стеклянного! – Ничего ты себе не вычитаешь, Орфей! – сообщил ему внутренний голос. – Книги-то у тебя сейчас нет!

Орфей, ругнувшись, потянул за собой Цербера – и наступил в кошачий кал. Навозная жижа, куриный помет, кошачье дерьмо – сапоги погибли безвозвратно, но откуда забрать денег на новые? Последняя его попытка вычитать себе новый клад с Мрачного бугра закончилась неудачей.

Монеты были узкими, как будто бы из фольги.

Наконец-то. в первых рядах показался его дом во всем собственном великолепии. Самый шикарный дом в Омбре.

Орфей все еще испытывал приятное беспокойство при виде алебастрово-белых герба и ступеней над входом – он кроме того сам начинал верить в собственный княжеское происхождение. В итоге, пока его дела идут совсем хорошо.

Он всегда напоминал себе об этом, в то время, когда ему хотелось переколотить всех стеклянных человечков и наслать чуму на худого арабского мальчишку. Не говоря уж о неблагодарных огнеглотателях!

И внезапно Орфей остановился как вкопанный. На лестнице сидела птица. Похоже было, что она планирует свить гнездо прямо на ступенях.

Птица не упорхнула и тогда, в то время, когда Орфей подошел совсем близко, лишь поблескивала на него тёмными бусинами глаз.

Мерзкие твари. Они загаживают все своим пометом, везде роняют перья, а уж какое количество на этих перьях всяких микробов и личинок…

Орфей спустил Цербера с цепочки.

– Ату ее!

Цербер обожал гонять птиц, время от времени ему кроме того получалось поймать зазевавшегося воробья. Но на данный момент он поджал хвост и попятился, как словно бы заметил на лестнице не птицу, а змею. Какого именно черта…

Птица развернула голову набок и перепрыгнула на ступень ниже.

Цербер прижал уши, а стеклянный человечек со страхом вцепился Орфею в воротник.

– Это сорока, хозяин! – зашептал он ему на ухо. – Они рас… – голос у него пресекся, – расклевывают стеклянных человечков и украшают осколками собственные гнезда! Хозяин, прогоните ее, пожалуйста!

Сорока опять развернула голову и поглядела на Орфея. Необычная птица. Что-то тут не так.

Орфей нагнулся и кинул в нее камнем. Сорока взъерошила перья и хрипло застрекотала.

– Хозяин, она желает меня расклевать! – заверещал Халцедон, вцепляясь Орфею в ухо. – Дымчатое стекло – большая редкость!

Стрекот сороки был сейчас похож на хохот.

– У тебя, Орфей, все такой же глупый вид!

Он сходу определил данный голос. Сорока надула зоб, закряхтела, как будто бы подавилась проглоченным в спешке куском, выплюнула на алабастрово-белую лестницу одно за вторым три начала и зёрнышка расти.

Цербер с жалобным воем терся о колени хозяина, а Халцедон дрожал так, что ножки и стеклянные ручки колотились приятель о приятеля и звенели, как посуда в корзинке для пикника.

А сорока все росла и росла. Из-под перьев показались тёмное платье, седые, туго затянутые назад волосы, пальцы, тут же подхватившие зернышки, каковые выпали из птичьего клюва. Мортола постарела с их последней встречи.

Ее плечи остались сгорбленными, кроме того в то время, когда она выпрямилась.

Пальцы были скрючены, как птичьи когти, щеки под высокими скулами впали, а кожа напоминала пожелтевший пергамент. Но глаза так же, как и прежде пронизывали полностью, и Орфей под их взором втянул голову в плечи, как провинившийся мальчишка.

– Как… как ты это делаешь? – насилу выговорил он. – В книге Фенолио нет ни слова о превращениях! Лишь о ночных кош…

– Фенолио! Да что он по большому счету знает? – Мортола отряхнула перышко со собственного тёмного платья. – Все в нашем мире меняет вид. Лишь в большинстве случаев для этого необходимо погибнуть.

Но имеется метод, – с этими словами она бережно сложила подобранные зернышки в кожаный кошель… измениться и без помощи Белых Дам.

– Неужто? – Орфей сходу начал прикидывать, какие конкретно возможности это открывает для развития сюжета, но Мортола не разрешила ему поразмышлять.

– А ты хорошо устроился в нашем мире, – увидела она, посматривая на дом Орфея. – Бледнокожий заморский торговец с дополнительной парой стеклянных глаз, поставляющий гномов и единорогов, могущий выполнить любую прихоть новых хозяев Омбры! Да это же некто другой, как мой ветхий друг Орфей, – поразмыслила я. – Значит, ему-таки удалось вчитать самого себя в отечественный мир. А также собственную мерзкую псину ты ухитрился прихватить!

Цербер ощерился, а Халцедона все так же била дрожь. Какая нелепая выдумка эти стеклянные человечки. А Фенолио еще ими гордится!

– Что тебе от меня необходимо? – Орфей приложив все возможные усилия старался сказать холодно и свысока, дабы не смотреться напуганным мальчишкой, каким он постоянно становился в присутствии Мортолы.

Нужно согласиться, он ее и сейчас опасался.

В темноте раздались шаги. Очередной патруль, возможно.

– Ты постоянно принимаешь гостей на лестнице? – прошипела Мортола. – Отправимся-ка в дом!

Орфею было нужно трижды ударять в дверь медным молоточком. Заспанный Осс неуверенно заморгал, заметив Мортолу.

– Верзилу ты также с собой прихватил либо это уже второй? – задала вопрос Мортола, проходя мимо телохранителя.

– Уже второй, – пробормотал Орфей, пробуя уяснить себе, прекрасно это либо не хорошо, что Мортола опять объявилась. Так как говорили, что она погибла. Но на смерть в нашем мире надеяться запрещено, как все чаще узнается сейчас.

Это, само собой разумеется, воодушевляет – но и пугает.

Он повел Мортолу не в собственный кабинет, а в гостиную. старая женщина осматривала обстановку, как словно бы все это в собственности ей. Нет, возможно, не хорошо, что она возвратилась.

Что ей от него необходимо?

Он догадывался. Мортимер. Она, само собой разумеется, желает убить переплетчика.

Мортола непросто отказывалась от таких планов, а тут обращение шла об убийце ее сына.

Но в этом случае ее, наверное, опередят.

– Сейчас он, значит, и в действительности Перепел! – проговорила она, как будто бы подслушав его мысли. – какое количество еще нелепых песен о нем сочинят? Глупый народ прославляет его как спасителя… А ведь это мы привели его в данный мир! А Змееглав, вместо того дабы ловить разбойника, что перебил на Змеиной горе его лучших людей, обвиняет во всем Мортолу.

Я, выясняется, виновата в том, что Перепел ушел невредимым, а князь гниет заживо… Чудесный Язык коварен, но всех обманывает его невинный вид; и Змееглав не его, а меня дал в руки пытчиков, дабы определить, какой яд его так терзает. У меня и по сей день все болит от пыток, но я была умнее – настойчиво попросила доставить определенные травы и семена, словно бы бы для противоядия, и они сами принесли мне в колонию спасительные зерна. Так Мортола получила крылья и улетела от них.

Я слушала рыночные пересуды и голос ветра и не так долго осталось ждать выяснила, что переплетчик в действительности изображает сейчас разбойника и что Тёмный Принц отыскал для него укрытие. Он прекрасно его запрятал, но я их отыскала!

Мортола вытягивала губы, как словно бы ей не хватало клюва.

– В то время, когда я его наконец нашла, тяжелее всего было сдержаться, дабы сходу не выклевать ему глаза! Не торопись, Мортола, – сообщила я себе. – Один раз ты уже поторопилась. Подбрось ему в еду отраву, от этих ягод он будет извиваться, как червь, и умирать продолжительно, в корчах и муках, так что ты сможешь насладиться местью. Но дура-ворона склевала ягоды из его миски, а при следующей попытке медведь разинул на меня собственную вонючую пасть и оторвал перья из хвоста.

Я попыталась еще раз, в лагере, куда Тёмный Принц привел их всех – переплетчика, его дочку и мою предательницу-служанку, – но еда досталась не тому человеку.

Это грибы! – говорили они. – Он отравился грибами!

Мортола захохотала, а у Орфея пробежал по пояснице холодок – он заметил, как скрючиваются ее пальцы, как будто бы она все еще цепляется за ветку.

Хозяйка передумала сдавать квартиру из-за фотосъемки


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

  • Громкие слова, тихие слова 3 страница

    – Двенадцать? Давай попросим Силача завязать ему худые руки бантиком! Мегги засмеялась. Что бы она делала без Мо, неизменно могущего рассмешить? – Я еще…

  • Громкие слова, тихие слова 11 страница

    Я чувствую присутствие безмолвной воды И ощущаю, как звезды, слепые днем. Стоят без движений над моей головой, окутанные светом. Я отдыхаю в возвышенной…

  • Громкие слова, тихие слова 15 страница

    Как довольно глупо звучат ее слова – как будто бы детское упрямство. Но она так опасается за него. – Погибло трое детей, Мегги. Попроси Дориа, пускай он…

  • Громкие слова, тихие слова 1 страница

    Корнелия Функе Чернильная смерть «Корнелия Функе Чернильная смерть»: Machaon; 2012; ISBN 978-5-389-02912-5, 978-3-7915-0476-6 Перевод: Мария Сокольская…

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: