Громкие слова, тихие слова 22 страница

Разве мы с тобой не привычны? – задавали вопросы их глаза. – Разве не твой голос всегда выручал человека что уже два раза принадлежал нам? Мегги только на долю секунды встретилась с ними взором и сходу почувствовала томление, о котором говорил Мо: тоску по тому месту, что находится за пределами всех слов. Она сделала ход к Белым Дамам, ей хотелось ощутить на бешено бьющемся сердце их прохладные руки, стирающие боль и страх. Но другие руки – утепленные, сильные – удержали ее.

– Мегги, не наблюдай на них, для всего святого, – тихо сказала Элинор. – Отправимся на свежий воздушное пространство. Ты сама уже бледная, как эти создания.

И, не слушая возражений, потащила Мегги наружу, где разбойники переговаривались, а дети игрались под деревьями, как будто бы забыв о том, что происходит в пещере. Трава была белой от инея, белой, как Белые Дамы, ожидавшие Тёмного Принца, но бледные чары разрушились, когда Мегги услышала детский хохот. Дети кидали приятель в приятеля еловыми шишками и кричали, в то время, когда на них прыгала куница.

Жизнь казалась намного посильнее смерти, а смерть – намного посильнее жизни. Как отлив и прилив…

Реза также стояла снаружи, зябко обхватив себя руками, не смотря на то, что Силач накинул ей на плечи накидку из кроличьего меха.

– Вы не видели Хвата? – задала вопрос она. – Либо Гекко с его сорокой?

К ним подошел Баптиста. Вид у него был измученный. Он в первоначальный раз за все время отошел от Принца.

– Они ушли, – сообщил он. – Хват, Гекко и еще десять человек. Отправились за Перепелом… в то время, когда стало ясно, что Тёмный Принц не сможет пойти на его поиски.

– Но Хват ненавидит Мо! – Реза заговорила так звучно, что разбойники стали оборачиваться а также дети оторвались от игр. – С чего это он захотел ему оказать помощь?

– Опасаюсь, он вовсе не планирует ему помогать, – негромко ответил Баптиста. – Он говорил, что уходит, по причине того, что Перепел планирует нас предать, сговорившись с Виолантой. Помимо этого, он говорит, что твой супруг поведал нам не всю правду о Безлюдной Книге.

– Какую еще правду? – задала вопрос Реза упавшим голосом.

– Хват, – полушепотом сообщил Баптиста, – говорит, что книга делает не только бессмертным, но и несметно богатым. Для большинства отечественных достаток куда привлекательнее бессмертия. За такую книгу они готовы реализовать мать .

Исходя из этого им думается в полной мере естественным, что и Перепел их предаст.

– Но это неправда! Книга дает лишь бессмертие, и ничего больше! – Мегги и не старалась сказать тише. Пускай слышат все те, кто тайком перешептывается о ее отце!

Эльфогон обернулся к ней со не добрый ухмылкой на узком лице.

– А ты-то почем знаешь, маленькая колдунья? Так как о том, что Змееглав от данной книги начнёт гнить заживо, папа тебе также ничего не сообщил.

– Ну и что? – закричала Элинор на Эльфогона, обнимая Мегги за плечи. – В любом случае она доверяет собственному отцу больше, чем убийце-отравителю. Кто, сообщите на милость, отравил Принца, если не ваш любимый Хват?

Среди разбойников встал обиженный ропот и Баптиста потянул Элинор за рукав.

– Думай, что говоришь! – тихо сказал он ей в ухо. – Не все приятели Хвата ушли с ним. И, в случае если желаешь знать мое вывод, отрава – не для Хвата. Нож – это да, но яд…

– А кто же тогда это сделал? – возразила Элинор.

Реза подняла глаза к серому небу, как словно бы ответ необходимо было искать в том месте.

– Гекко забрал с собой сороку? – задала вопрос она.

Баптиста кивнул:

– Да, к счастью. Дети ее опасались.

– И верно делали. – Реза опять взглянуть на небо. – Что замышляет Хват? Сообщи мне всю правду.

Баптиста устало пожал плечами:

– Не знаю. Быть может, он постарается выкрасть у Змееглава книгу, перед тем как тот доберется до Озерного замка. А возможно, отправится прямо в том направлении, дабы завладеть ею по окончании того, как Перепел впишет в том направлении три слова.

Что бы он ни замыслил, мы ничего сделать не можем. Мы должны заботиться о детях и о Принце, пока он не поправится. Помни, что с Перепелом Сажерук.

С ними обоими Хват вряд ли справится.

А сейчас забудь обиду, мне пора обратно к Принцу.

С ними обоими Хват вряд ли справится. Да, но если он вправду похитит у Змееглава Пустую Книгу еще на пути, и тот явится в Озерный замок с уверенностью, что Перепел уже ничем неимеетвозможности ему оказать помощь? Так как тогда Змееглав, вероятнее, убьет Мо на месте.

А вдруг Мо и удастся вписать в Пустую Книгу три слова, кто поручится, что Хват не отравит его позже так же коварно, как Принца, дабы заполучить книгу?

Что, в случае если… Что, в случае если… Мегги не имела возможности уснуть до поздней ночи. Она встала, дабы пойти взглянуть, как чувствует себя Принц.

Он дремал. Белые Дамы ушли, но лицо у него все еще было мертвенно-бледное, как будто бы их руки выбелили ему кожу. Минерва и Роксана попеременно дежурили у его ложа, а рядом с ними сидел Фенолио, как будто бы присматривая за собственными словами, дабы их воздействие не ослабело.

Мегги задала вопрос его когда-то в далеком прошлом: Из-за чего для разбойничьих песен ты придумал Перепела, а не стал о Тёмном Принце? По причине того, что Принц устал, – ответил Фенолио. – Тёмному Цринцу Перепел нужен не меньше, чем беднякам, каковые, засыпая, с надеждой шепчут его имя. Помимо этого, Принц всегда был частью этого мира, и исходя из этого не верит, что его вправду возможно поменять. И уж само собой разумеется, его люди не сомневаются, что он человек из крови и плоти, как они сами. по поводу твоего отца они не так уверены, осознаёшь?

Да, Мегги это превосходно осознавала. Но Мо все-таки был человеком из крови и плоти, и Хват в этом уж точно не сомневается. В то время, когда она возвратилась на собственный место, Дариус держал на коленях двух детей и тихо говорил им сказку.

Малыши довольно часто будили его среди ночи, по причине того, что он умел рассказами прогонять плохие сны, и Дариус покорно принимал собственную участь. Ему нравился мир Фенолио – не смотря на то, что он, возможно, испытывал тут больше страха, чем Элинор, – но согласится ли он вмешаться в его судьбу, в случае если Фенолио попросит его об этом? Станет Дариус просматривать то, от чего Мегги, возможно, отказалась бы?

Что написано на листках, каковые Фенолио так быстро запрятал от них с Элинор?

Что?

Взгляни, Мегги. Уснуть ты все равно не сможешь.

В то время, когда она подошла к каменной перегородке, за которой размещался Фенолио, до нее донеслось тоненькое похрапывание Розенкварца. Его хозяин сидел у постели Тёмного Принца, но стеклянный человечек дремал именно на одежде, под которую Фенолио запрятал исписанные листки. Мегги с опаской немного подняла прозрачное тельце, привычно удивившись, до чего оно холодное, и положила на подушку, которую Фенолио принес с собой из Омбры.

Да. Листки были в том месте, куда он их тогда запрятал.

Целая стопка, не меньше дюжины, исписанные торопливым почерком, – обрывки фраз, вопросы, заметки, понятные, возможно, лишь тому, кто их написал: Клинок либо перо? Кого обожает Виоланта? С опаской, Свистун… Кто напишет три слова?

Мегги не везде разбирала почерк, но на последней странице были выведены большими буквами слова, от которых у нее замерло сердце: Песнь Перепела.

– Это всего лишь наброски, Мегги, вопросы и наброски, я же тебе сообщил!

Она со страхом содрогнулась от голоса Фенолио и чуть не уронила листки на дремлющего Розенкварца.

– Принцу лучше, – сообщил Фенолио, как словно бы она пришла, дабы задать вопрос его об этом. – Похоже, мои слова для разнообразия помогли кому-то выжить, а не послали к праотцам . Но, возможно, он не погиб лишь вследствие того что еще понадобится в данной истории. Почем я знаю? – Он со вздохом уселся рядом с Мегги и мягко вытянул листки у нее из рук.

– Мо твои слова также спасли, – сообщила она.

– Возможно. – Фенолио совершил рукой по высохшим чернилам, как будто бы хотя нейтрализовать написанное. – И все-таки ты им сейчас также не доверяешь, как и я сам.

Это была правда. Она обучилась обожать слова и в то дее время опасаться их.

– Из-за чего Песнь Перепела ? – задала вопрос она негромко. – Не пиши о нем больше песен! Это мой папа. Придумай себе нового храбреца.

Тебе так как не тяжело.

А Мо пускай опять станет Мо – и никем больше.

Фенолио задумчиво взглянуть на нее:

А ты уверена, что твой папа также этого желает? Либо тебе это не имеет значения?

– Очевидно, принципиально важно! – сообщила Мегги так быстро, что Розенкварц приподнялся, очумело озираясь, в этот самый момент же опять заснул. – Но Мо уж точно не желает, дабы ты ловил его в сеть слов, как муху в паутину. Ты делаешь его вторым!

– Ерунда! Твой папа сам захотел быть Перепелом. Я всего лишь сочинил пара песен, и ты никого из них не просматривала вслух.

Как они имели возможность что-то поменять?

Мегги опустила голову.

– Вот это да! – Фенолио в удивлении взглянуть на нее. – Ты их просматривала?

– По окончании того, как Мо отправился в замок. Дабы предохранить его, сделать сильным, неуязвимым. Я просматриваю их ежедневно.

– Поразмыслить лишь! Ну что ж, будем сохранять надежду, что эти слова окажутся такими же действенными, как те, что я написал для Тёмного Принца.

Фенолио обнял ее за плечи, как в те дни, в то время, когда они оба были пленниками Каприкорна – в другом мире, в второй истории. Либо история была все-таки одинаковая?

– Мегги, – негромко сообщил он, – кроме того если ты будешь просматривать мои песни по десять раз на дню, мы с тобой замечательно знаем, что твой папа не потому стал Перепелом. Если бы я забрал его наружность за пример для Свистуна, думаешь, он стал бы убийцей? Нет, само собой разумеется. Твой папа из того же теста, что Тёмный Принц.

Он сочувствует не сильный.

И это сочувствие положил ему в сердце не я. Оно неизменно в том месте было. Твой папа отправился в замок Омбра не из-за моих слов, а из-за детей, каковые дремлют на данный момент около нас. Быть может, ты права. Возможно, эта история его меняет.

Но и он меняет эту историю!

Она длится, Мегги, за счет того, что он делает, а не тому, что я пишу. Не смотря на то, что верно подобранные слова возможно, способны ему оказать помощь…

– Спаси его, Фенолио! – тихо сказала Мегги. – Хват отправился ему вслед, а он ненавидит Мо.

Фенолио с удивлением уставился на нее:

– Другими словами как? Так ты все-таки желаешь, дабы я написал для него что-нибудь? Господи, мне в полной мере хватало забот с моими собственными персонажами.

Которых ты нормально обрекал на смерть, – поразмыслила Мегги, но промолчала. В итоге, Фенолио сейчас спас Тёмного Принца, и он вправду переживал за него. Что бы сообщил Сажерук об этом неожиданном приливе сочувствия?

Розенкварц опять захрапел.

– Слышишь? – задал вопрос направляться. – Сообщи на милость, как может такое маленькое создание так звучно храпеть? Время от времени мне хочется вложить его на ночь в чернильницу, дабы наконец стало негромко!

– Ты страшный старик! – Мегги забрала исписанные листки и совершила пальцем по торопливо набросанным словам. – Что все это значит? Перо либо клинок? Кто напишет три слова? Кого обожает Уродина?

– Вопросы, вопросы… Ответы на них выяснят движение данной истории. Любая история скрывается за нагромождением вопросов, и не так-то легко ее в том месте выследить. А эта к тому же особенно своенравна, но, – Фенолио понизил голос, как словно бы история имела возможность его подслушать, – в случае если поставить верные вопросы, она выдаст все собственные секреты.

Истории – громадные болтушки.

Фенолио принялся просматривать собственные записи вслух:

– Перо либо клинок? Очень важный вопрос. Но ответа я пока не знаю. Возможно, да и то, и второе. Как бы то ни было… Кто напишет три слова? Твой папа добровольно отправился в колонию, чтобы это сделать, но кто знает… Поддастся ли Змееглав на хитрость дочери?

Так ли умна Виоланта, как она мнит? И наконец: Кого обожает Уродина? Она, я опасаюсь, влюбилась в твоего отца.

В далеком прошлом уже. Задолго перед тем, как в первый раз его заметила.

– Что? – Мегги ошеломленно взглянуть на него. – Что ты такое говоришь? Виоланта ненамного старше меня и Брианны!

– Ерунда! Годами, может, и ненамного, но Уродина столько пережила, что она тебя по крайней мере в три раза старше! К тому же у нее, как у большинства княжеских дочерей, весьма романтические представления о разбойниках.

Как ты думаешь, из-за чего она вынудила Бальбулуса разукрасить миниатюрами все мои песни о Перепеле?

А сейчас он, живой и настоящий, прыгает рядом с ней во мраке. Это ли не романтика?

– Ты легко ужасен! – возмущенный возглас Мегги опять на мгновение разбудил Розенкварца.

– Из-за чего? Я тебе, как много всего необходимо учесть, в случае если я вправду постараюсь привести эту историю к хорошему финишу, не смотря на то, что она, возможно, в далеком прошлом решила по-второму. Что, в случае если я прав?

В случае если Виоланта обожает Перепела, а твой папа ее отвергнет? Будет она однако защищать его от Змееглава? Какую роль сыграет во всем этом Сажерук?

Разгадает ли Свистун игру Виоланты? Целые вопросы! Поверь мне, эта история – настоящий лабиринт.

Думается, что дорог большое количество, но только один из них верный, а любой фальшивый ход может привести к самым неожиданным неожиданным. Но в этом случае я не разрешу застать себя неожиданно, Мегги!

Я рассмотрю ловушки, каковые история мне ставит, и отыщу верный выход. Но для этого я обязан задавать вопросы! К примеру: куда подевалась Мортола?

Данный вопрос не дает мне спокойствия! И чем, ко всем чернильным чертенятам, занят Орфей? Вопросы, вопросы без финиша… Но Фенолио опять вступил в игру!

И спас Тёмного Принца!

На его лице выразилось бесконечное самодовольство.

Нет, Фенолио вправду страшный старик!

Озерный замок

Имеется в нем что-то такое, что отгораживается от слова.

Джон Стейнбек. Путешествие с Чарли в отыскивании Америки[25]

Они ехали все дальше на север. Утром второго дня Виоланта приказала развязать Мо: один из воинов шепнул ей, что в противном случае Перепел не так долго осталось ждать не сможет ничего делать руками.

В миле от Омбры к ним присоединились более пятидесяти человек подкрепления. Все они были не старше Фарида, и любой похоже, готовьсяследовать за Виолантой хоть куда макар телят не гонял.

С каждой милей леса становились чернее, а равнины – глубже. Бугры превратились в горы, а на перевалах иногда лежал таковой глубочайший снег, что им приходилось спешиваться и вести коней в предлогу. В горах не видно было ни одной живой души.

Только иногда на большом растоянии на горизонте оказалась деревня, одинокий хутор либо хижина угольщика. Казалось, эту часть собственного мира Фенолио забыл населить.

Сажерук присоединился к ним на первом же привале – просто оказался тут, как будто бы ему не составило ни мельчайшего труда найти след, что так старательно заметали воины Виоланты. Они наблюдали на него с таким же боязливым благоговением, как на Мо. Перепел… Огненный Танцор… Очевидно, они знали песни об этих храбрецах, и глаза их задавали вопросы: вы то люди из крови и плоти, как и мы?

Про себя Мо верил вответе, не смотря на то, что сейчас время от времени задавался вопросом, не текут ли в его жилах чернила вместо крови, но по поводу Сажерука у него иногда появлялись сомнения. Кони пугались, завидев Огненного Танцора, не смотря на то, что он умел успокоить их несколькими негромкими словами. Он практически не ел и практически не дремал, а пламя имел возможность брать в руки, как будто бы воду.

Но в то время, когда он сказал о Роксане либо Фариде, в его словах звучала людская любовь, а в то время, когда он наблюдал вслед собственной дочери – украдкой, как будто бы стесняясь этого, – это был взор смертного отца.

Так прекрасно было ехать верхом, по Чернильному миру, что разворачивался перед ними, как искусно сложенная бумага. С каждой милей Мо посильнее и посильнее сомневался в том, что все это вправду появилось из слов Фенолио. Значительно более возможным казалось, что старик только поведал о маленьком кусочке этого мира, об отрезке, за пределы которого они в далеком прошлом уже выехали.

Горизонт окаймляли незнакомые горы, а Омбра была на большом растоянии. Непроходимая Чаща казалась такой же далекой, как сад Элинор, а Дворец Ночи – ужасным сном…

– Ты был когда-нибудь в этих горах? – задал вопрос он в один раз Сажерука.

Тот всю дорогу без звучно ехал рядом с ним. Время от времени Мо казалось, что он слышит его мысли. Роксана, – шептали они. И взор Сажерука опять и опять устремлялся к дочери, которая ехала рядом с Виолантой, не удостаивая отца взором.

– По-моему, нет, – ответил Сажерук.

Мо показалось, как и всегда, в то время, когда он с ним заговаривал, что он привёл к товарищу из места, находящегося за пределами слов. Сажерук не говорил о нем, и Мо не спрашивал. Он знал, что тот ощущает.

Белые Дамы коснулись их обоих и посеяли в их сердцах однообразное томление, постоянную, безмолвную тоску, сладкую и неприятную в один момент.

Сажерук взглянул через плечо, как будто бы искал глазами привычные виды.

– Я раньше ни при каких обстоятельствах не ездил на Север. Горы меня пугали, – сообщил он и улыбнулся, как будто бы посмеиваясь над собственным прошлым я, знавшем о мире так мало, что его имели возможность напугать какие-то горы. – Меня постоянно тянуло к морю – к морю и югу.

И опять замолчал. Сажерук ни при каких обстоятельствах не был особенно разговорчив, и путешествие в царство смерти ничего в этом не поменяло. Мо покинул его в покое, погрузившись в раздумья о том, успел ли Фарид сказать Тёмному Принцу, что он уже не в Омбре, и как Мегги и Реза приняли эту весть.

Не легко было уезжать от них все дальше, не смотря на то, что он был уверен, что в безопасности они смогут быть лишь далеко от него. Не думай о них! – приказал он себе. – Не задавай вопросы себя, заметишь ли ты их еще, и не так долго осталось ждать ли.

Убеди себя, что у Перепела ни при каких обстоятельствах не было дочери и жены. Это ненадолго…

Виоланта обернулась в седле, как будто бы желала убедиться, что Перепел следует за ней. Брианна шепнула ей что-то, и Виоланта улыбнулась. Ухмылка красила ее, не смотря на то, что радовалась она редко.

В такие мгновения было заметно, как она еще молода.

Они ехали вверх по поросшему густым лесом склону. Через практически обнажённые ветви пробивался солнечный свет. И не смотря на то, что чуть выше снег покрывал корни и мох, тут еще пахло в осеннюю пору, гниющими страницами и последними увядающими цветами.

Феи носились в звонкой от инея желтой траве, полусонные от дыхания надвигающейся зимы, следы кобольдов пересекали тропу, а за кустами Мо подмечал промельки диких стеклянных человечков. Один из воинов Виоланты тихо запел, и звука юного голоса все, что покинул Мо сзади, внезапно побледнело – тревога за Мегги и Резу, Тёмный Принц опасность, угрожающая детям, а также сделка со Смертью.

Осталась лишь тропа, вечно вившаяся по незнакомым склонам, и неукротимое желание скакать дальше, все глубже погружаясь в дебри этого непонятного мира. Весьма интересно, какой он, замок, куда ведет их Виоланта? И правда ли, что в горах живут гиганты?

Где кончается эта тропа? Имеется ли у нее финиш? Для Перепела нет, – шепнул ему внутренний голос, и на мгновение сердце его забилось свежо и бесстрашно, как у десятилетнего мальчика…

Он почувствовал на себе взор Сажерука.

– Мой мир тебе нравится.

– О да! Весьма. – Мо сам ощущал, что его голос звучит виновато.

Сажерук звучно засмеялся, что редко с ним случалось. Без шрамов он смотрелся совсем по-новому, как словно бы Белые Дамы исцелили не только его лицо, но и сердце.

– Ты этого стесняешься? – сообщил он. – Из-за чего? Неужто ты до сих пор веришь, что все это сделано из слов? Необычно, само собой разумеется.

Глядя на тебя на данный момент, возможно поразмыслить, что данный мир для тебя такой же родной, как для меня.

Ты уверен, что в тот, второй, мир тебя никто случайно не вычитал, как ты – меня?

Мо не знал, нравится ему эта идея либо нет.

– Точно так оно и было.

Ветер кинул ему на грудь древесный лист. За него цеплялись маленькие ручки, мелькнуло испуганное личико, бледно-коричневое, как сам лист. Лиственные человечки Орфея, по всей видимости, распространились везде.

Мо потянулся за ним, но необычное существо укусило его за палец, и следующий порыв ветра понес лист дальше.

– Ты также видел их день назад ночью? – Сажерук обернулся в седле. Солдат, ехавший за ним, отвел глаза. Нет страны более чуждой, чем царство смерти.

– Кого?

Сажерук ответил насмешливым взором.

Их было две. Две Белые Дамы. Незадолго до восхода солнца они появились между деревьями.

– Как ты думаешь, из-за чего они идут за нами? Дабы напомнить, что мы так же, как и прежде в их власти?

Сажерук пожал плечами, как будто бы позволяя понять, что ответ не серьёзен и вопрос поставлен неправильно.

– Я вижу их любой раз, в то время, когда закрываю глаза. Сажерук, – шепчут они, – мы скучаем по тебе. Твоему сердцу опять больно? Ты ощущаешь на плечах груз времени?

Желаешь, мы снимем его? Опять загрузим тебя в забвение? Нет, – говорю я им. – Дайте мне еще мало пожить со всем этим. Кто знает, возможно, вы все равно не так долго осталось ждать меня заберете.

Меня, – тут он взглянуть на Мо, – и Перепела.

Над их головами собрались чёрные облака, как словно бы поджидали за горами, и кони забеспокоились, но Сажерук успокоил их негромкими словами.

– А тебе они что нашептывают? – задал вопрос он Мо и взглянуть на него так, как будто бы уже знал ответ.

– О… – сказать о Белых Дамах было тяжело. Так тяжело, как будто бы они удерживают твой язык при мельчайшей попытке. – В большинстве случаев они просто стоят рядом, как словно бы ожидают меня. А вдруг говорят, то неизменно одно: Перепел, бессмертным тебя сделает лишь смерть.

Он этого еще никому не говорил – ни Тёмному Принцу, ни Резе, ни Мегги. Для чего? Эти слова лишь напугали бы их.

Но Сажерук знал Белых Дам и ту, кому они помогали.

– Бессмертным, – повторил он. – Да, они обожают сказать такие вещи, и, быть может, это сущая правда. Но что это с тобой? Тебе так не терпится стать бессмертным?

Мо опоздал ответить.

Виоланта подъехала к ним. Тропа вышла на гребень горы. На большом растоянии внизу лежало озеро, а в его глади отражался замок.

Он вырастал среди воды, как будто бы каменный цветок, далеко от берегов… Стенки его были чернее елей, росших на окружающих склонах.

От замка на берег вел казавшийся нескончаемым мост, узкий, как каменная лента, на бесчисленных столбах. На берегу среди закинутых лачуг находились две полуразвалившиеся сторожевые башни.

– Неприступный мост! – тихо сказал один из воинов. В этом шепоте слышались все легенды, каковые парень слышал об этом месте.

Опять отправился снег, небольшой и мокрый. Снежинки исчезали в чёрном озере, как будто бы оно их глотало, а юные воины Виоланты подавленно молчали, глядя на цель собственного путешествия. Но лицо их повелительницы сияло, как у молоденькой девушки.

– Что сообщишь, Перепел? – сообщила она, нацепляя на шнобель очки в золотой оправе. – Ты лишь взгляни! Мать так довольно часто говорила мне об этом замке, что мне думается, словно бы я сама тут выросла. Жаль, что от этих стекол мало толку, – добавила она с раздражением. – Но кроме того из этого я вижу, как он красив.

Красив? Мо замок казался скорее мрачным, но, быть может, для дочери Змееглава эти два понятия совпадали.

– Сейчас ты осознаёшь, из-за чего я привела тебя ко мне? – задала вопрос Виоланта. – Данный замок неприступен. Кроме того гиганты ничего не могли с ним сделать в ту пору, в то время, когда еще спускались в эту равнину. Озеро через чур глубокое, а мост таковой узкий, что наездники смогут ехать лишь по одному!

Тропа спускалась к озеру так сильно, что им было необходимо вести лошадей в предлогу. В густом еловом лесу было мрачно, как будто бы хвоя пожирала дневной свет, и на сердце у Мо стало не легко. Но Виоланта нетерпеливо спешила вперед, и они еле поспевализа ней, пробираясь между тесно находившихся деревьев.

– Ночные кошмары! – тихо сказал Сажерук, в то время, когда тишина между деревьями стала чёрной, как хвоя, устилавшая почву. – Тёмные эльфы, красноголовики… Тут собрана вся нечисть, которой опасается Фарид. Будем сохранять надежду, что в замке и правда никого нет.

В то время, когда они наконец добрались до берега, над водой лежал туман, и замок с мостом выступали из белой дымки, как словно бы только что появились из нее – каменные водоросли, вставшие из водной пучины. Лачуги на берегу смотрелись не так призрачно, не смотря на то, что по ним было заметно, что тут в далеком прошлом уже никто не живет. Мо подвел коня к одной из сторожевых башен.

Дверь обуглилась, в все было черно от сажи.

Виоланта подошла к нему.

– Племянник моего деда был последним, кто пробовал забрать данный замок. Он не смог кроме того перейти мост. Мой дедушка развел в озере хищных рыб.

Говорят, они размером больше лошади и весьма жадны до человечины.

Озеро защищает замок лучше, чем каждая армия. Солдат тут всегда было мало, но мой дедушка беспокоился о том, дабы иметь запасы провианта на случай осады. За стенками держали скот, на внутренних дворах он приказал устроить плодовые сады и огороды.

Но мама говорила мне, что ее все равно через чур довольно часто кормили рыбой.

Виоланта засмеялась. Мо с неприятным эмоцией наблюдал на чёрную воду. Ему казалось, что он видит среди клочьев тумана мертвых солдат, пробовавших перейти Неприступный мост.

Озеро смотрелось знаком Чернильного мира, одновременно прекрасным и страшным.

Поверхность была ровная, как лед, а берег болотистый, и рои жужжащих насекомых, разумеется не опасающихся зимы, носились по белому от изморози тростнику.

– А из-за чего ваш дедушка поселился в таком уединенном месте?

– По причине того, что ему надоели люди. Что в этом необычного? – Виоланта все еще зачарованно смотрела на замок, как будто бы не веря, что в действительности заметила то, что так продолжительно знала по книгам и рассказам. Как довольно часто картины и слова первыми говорят нам о отечественной мечте!

– Покои моей матери пребывали в левой башне. В то время, когда дедушка выстроил данный замок, гиганты еще приходили ко мне. – Виоланта сказала как будто бы во сне. – Это озеро было тогда единственным местом за пределами городов, где люди были от них в безопасности, по причине того, что кроме того гиганты не могли его перейти. Но они обожали смотреться в его гладь, и исходя из этого озеро прозвали Зеркало великанов.

Мать их опасалась.

Она скрывалась под кровать, заслышав их шаги, и одновременно с этим всегда спрашивала себя, какого именно они размера, в то время, когда видишь их не через озеро, а вблизи. в один раз, в то время, когда ей было пять лет, она заметила на берегу гиганта с ребенком и захотела пойти к ним, но няня поймала ее у самого начала моста, а дедушка в наказание закрыл на трое суток и три ночи вон в той башне. – Виоланта продемонстрировала на самую высокую башню, иглой устремлявшуюся в небо. – Эта башня – единственное место в замке, о котором моя мать не обожала говорить.

На стенах в том месте висели морских ночных чудовищ и изображения кошмаров, волков и змей, разбойников, убивающих путников… Мой папа заказал эти картины, дабы продемонстрировать дочери, как страшен мир по ту сторону озера. Гиганты довольно часто забирали людей к себе вместо игрушек. Особенно детей.

Ты слыхал об этом?

– Просматривал, – ответил Мо.

Он был тронут счастьем, звучавшим в ее голосе, и задавал вопросы себя уже не в впервые, как вышло, что книга Фенолио, так много сказавшая об великанах и огненных эльфах, практически ничего не говорила о дочери Змееглава. Для Фенолио Виоланта была второстепенным персонажем, несчастной некрасивой девочкой, не более того. Возможно, стоит у нее поучиться тому, что из маленькой роли возможно сделать громадную, в случае если играться ее по-своему.

Виоланта, наверное, забыла о его существовании. Казалось, она забыла обо всем, кроме того о том, что приехала ко мне, дабы убить собственного отца, и с таковой тоской смотрела на замок, как будто бы сохраняла надежду, что на данный момент заметит за зубцами стенки собственную мать. Но спустя мгновение чары рассеялись.

– Четверо остаются на сторожевых башнях! – быстро обернувшись, приказала она воинам. – Остальные за мной. Отправьтесь медлительно, если не желаете, дабы стук подков приманил рыб. Мать говорила мне, что они часто стаскивали наездников с моста.

Среди воинов встал тревожный ропот. Они и правда были практически еще детьми.

Но Виоланта не обратила на это внимания. Она подобрала тёмное платье – одежды другого цвета Мо на ней не видал – и посредством Брианны поднялась в седло.

– Вы не так долго осталось ждать убедитесь, – сообщила она. – Я знаю данный замок лучше, чем если бы жила тут. Я прочла все книги, в которых о нем говорится. Я изучила его замысел и все его тайны.

– А ваш папа тут был? – Сажерук задал вопрос, чуть Мо успел об этом поразмыслить.

Виоланта взялась за поводья.

– Лишь в один раз, – ответила она, не глядя на спросившего. – В то время, когда делал предложение моей матери. Это было в далеком прошлом. Но он, само собой разумеется, не забывает, что данный замок неприступен.

Виоланта развернула коня.

– За мной, Брианна! – сообщила она, направляясь к мосту. Но лошадь испугалась, заметив каменную тропу над водой.

Сажерук без звучно подъехал близко, забрал у нее из рук поводья и повел ее коня за своим по мосту. Раздалось мерное цоканье подков – люди Виоланты тронулись за ними.

Мо въехал на мост последним. Казалось, всю землю складывается из воды. В лицо ему летели клочья тумана, а замок поднимался над поверхностью озера, как ужасный сон: башни, зубцы, мосты, эркеры, глухие стенки, изглоданные дождями и ветром.

Мост казался нескончаемым, а ворота замка – недостижимыми, но вот они начали расти с каждым шагом коня.

Башни и стенки заполняли небо, как грозная песня. Мо видел чёрные тени, скользившие по воде, как будто бы сторожевые псы,