Идея и натура раскольникова

Но нравственная математика, логическая казуистика храбреца всегда сталкиваются с его душевной алгеброй, заставляющей выполнять нелепые поступки: честно сострадать несчастьям Мармеладовых, оставляя у них на подоконнике последние деньги, жалеть опозоренную девочку на проспекте, ненавидеть свидригайловых и лужиных, именовать подлость подлостью вопреки логической выкладке — подлец человек, и подлец тот, кто его за это подлецом именует.

На какое дело желаю покуситься и одновременно с этим каких пустяков опасаюсь! — думает Раскольников, пораженный страхом встречи с квартирной хозяйкой. Храбрец вычисляет низким жанром собственную причастность к миру простых людей с их мелкими заботами и обыдённым сознанием. Характерные ему черты обыкновенности он ненавидит.

Так появляется конфликт между его поведением и сознанием Раскольникова, неожиданным для самого храбреца, не поддающимся контролю его ожесточённого и безжалостного разума.

Ужасная неприязнь храбреца к мелочам, постоянная досада на то, что он не властен вычислить себя,- прямое следствие его рабства в плену у ограниченной, оторванной от судьбы, безжалостной идеи.

Отношение фанатически настроенного храбреца к судьбе заведомо деспотично: он предрасположен очень остро реагировать только на те впечатления, каковые подтверждают правоту его теории.Идея и натура раскольникова Болезненно-раздраженный ум, отточен-(*49)ный на оселке идеи как бритва, довольно часто не в состоянии улавливать все достаток жизненных связей, всю полноту мира Божьего, в котором рядом с людскими страданиями существуют великие взлеты людской доброты, обоюдного тепла, сострадательного участия.

Ничего этого ослепленный идеей храбрец в окружающем мире не видит. Он принимает мир вспышками, озарениями Он выхватывает из окружающего только те впечатления, каковые усиливают неподвижную идею, прочно засевшую в его душе. Из этого многозначительные мелькнуло на миг, охватило его, как громом в него ударило, вскричал он внезапно в исступлении, ему стукнуло в голову и потемнело в глазах, внезапно он опомнился.

Так Достоевский подчеркивает одно уровень качества в характере восприятия и размышлений судьбы у Раскольникова — предвзятость. Обратим внимание, что и роковое письмо матери он просматривает не просто так, а с идеею: ухмыляясь и злобно торжествуя заблаговременно (!) успех собственного решения.

Целый монолог храбреца по поводу этого письма выглядит через чур взвинченным: Раскольников как словно бы намерено над собой издевается, с громадным злорадством, с извращенным удовольствием обыгрывая каждую строке: Так он мучил себя и поддразнивал этими вопросами кроме того с каким-то удовольствием. Но мотивировки поведения храбреца в романе всегда раздваиваются, потому что сам храбрец, попавший в плен к безжалостной идее, лишается цельности.

В нем живут и действуют два человека в один момент: одно раскольниковское я контролируется сознанием храбреца, а второе я в то же самое время совершает безотчетные поступки и душевные движения. Не просто так приятель Раскольникова Разумихин говорит, что у Родиона два противоположных характера поочередно сменяются. Вот храбрец идет к старая женщина процентщице с светло осознанной целью — совершить пробу.

Если сравнивать с ответом, которое Раскольников осуществит на следующий день, ничтожны и последняя дорогая вещь, за бесценок приобритаемая старая женщина, и грядущий финансовый разговор. Необходимо второе: прекрасно запомнить размещение помещений, шепетильно подсмотреть, какой ключ от комода, а какой от укладки, куда прячет деньги старая женщина. Но Раскольников не выдерживает.

Старушонка процентщица втягивает его в сети собственных финансовых комбинаций, спутывает логику пробы. На отечественных глазах Раскольников, забыв о цели визита, вступает в спор с Аленой Ивановной и лишь позже одергивает себя, отыскав в памяти (!), что он еще и за вторым пришел.

В душе храбреца все время сохраняется не поддающийся холодной диалектике его мысли остаток, потому и поступки, и монологи его всегда раздваиваются. О Боже! Как все это отвратительно! — восклицает храбрец, выходя от старая женщина по окончании совершения пробы.

Но практически через пара мин. в распивочной он будет убеждать себя в обратном: Все это бред… и нечем тут было смущаться! Парадоксальная двойственность в поведении храбреца, в то время, когда сострадание и жалость сталкиваются с отчаянным равнодушием, обнаруживает себя и в сцене на проспекте. Жалость к девочке-ребёнку, желание спасти невинную жертву, а рядом — презрительное: А пускай! Это, говорят, так и направляться.

Таковой процент, говорят, обязан уходить ежегодно… куда-то… к линии… За городом, незадолго до ужасного сна-воспоминания, Раскольников снова бессознательно включается в судьбу, обычную для бедного студента. Раз он остановился и пересчитал деньги: выяснилось около тридцати копеек. Двадцать полицейскому, три Настасье за письмо,- значит Мармеладовым дал день назад копеек сорок семь али пятьдесят,- поразмыслил он, для чего-то рассчитывая, но не так долго осталось ждать забыл кроме того, для чего и деньги вытащил из кармана. Снова раскрывается парадокс как следствие расколотой души храбреца: решимость на такое дело обязана исключать подобные мелочи.

Но убежать от пустяков не удается, как не удается убежать от самого себя, от сложностей собственной души. Нелогичные с позиций Раскольникова-теоретика, эти мелочи обнажают существо живой, не порабощенной теорией натуры храбреца. Обычная судьба, неистребимая в Раскольникове, тянет в прохладу островов, дразнит сочной зеленью и цветами трав. Особенно (!) занимали его цветы: он на них всего продолжительнее наблюдал.

Тут, на островах, видит храбрец мучительный сон об избиении лошади сильными, громадными мужиками в красных рубахах. Тут же, придя в сознание от этого сна, он в последний раз перед правонарушением на миг освободится от трихина теории. Внезапно придет к нему мирное и легкое чувство той полнокровной тишины, которое он позже будет жадно ловить в негромких глазах Сонечки Мармеладовой.

Раскольникову откроется природа с ее вечным самообладанием, гармонической полнотой. Проходя через мост, он негромко и нормально наблюдал на Неву, на броский закат броского, красного солнца… Совершенно верно нарыв на сердце его, нарывавший целый месяц, внезапно прорвался. Свобода!

Свобода! Он свободен сейчас от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!

Считают, что Достоевский намерено вводит в роман необъяснимые, иррациональные человеческие поступки. Вот и по сей день жизнь, как специально, подсовывает Раскольникову роковое совпадение, наталкивающее его на правонарушение. Из-за чего храбрец, освободившийся от власти идеи, отправился на Сенную площадь и встретил в том месте Лизавету?

Раскольников видит в этом что-то роковое и необъяснимое. Создатель же думает совсем второе: Раскольников в основном обожал эти места… в то время, когда выходил без цели на улицу. Одним замечанием — без цели — Достоевский оттеняет и растолковывает авторскую позицию, в которой роковые случайности, каким подвержен храбрец, приобретают художественную мотивировку.

Раскольникову возвратилось ясное зрение, вкус к судьбе, столь скудно отмеренный людям для того чтобы склада.

Его впечатления остры и весёлы, он во все беседы вслушивается, ко всему жадно присматривается. Вот из-за чего в описании прогулки по Сенной видится столько всяких подробностей, среди них и нероковым образом подвернувшаяся Лизавета, которую при вторых событиях храбрец, пожалуй, легко бы не увидел. Значительно сложнее второй парадокс, совершающийся в психологии Раскольникова.

Храбрец, пришедший к разумному пониманию жестокости собственной идеи, остается, однако, у нее в плену. Вытесненная из сознания, она сохраняет власть над подсознанием раскольниковской души. Увидим, что храбрец идет на правонарушение, утратив каждый контроль над собой, как орудие, действующее в руках чужой воли.

Он похож на человека, которому в гипнотическом сне внушено его правонарушение, и он совершает его как автомат, повинующийся давлению внешней силы. Последний же сутки, так нечаянно наступивший и все разом порешивший, подействовал на него практически совсем механически: как словно бы его кто-то забрал за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественной силой, безоговорочно. Совершенно верно он попал клочком одежды в колесо автомобили, и его начало в нее втягивать.

Появлявшись во власти идеи, одержимый ею, Раскольников утратил на протяжении правонарушения всякую ориентировку в хаосе случайностей и мелочей. Он совершил убийство, и под топор его теории попала Лизавета, то самое беспомощное существо, для счастья которого Раскольников допускал кровь по совести и убийство которого не входило в его расчеты. Всем ходом правонарушения Достоевский отстаивает необходимость важного и осмотрительного обращения человека с публичными теориями, каковые при выяснен-(*52)ных жизненных событиях способны воспламеняться в душах людей, порабощая их сознание и волю, превращая их в бездушных, стихийных исполнителей.

«Здесь могло быть ваше бытие»


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: