Иерархичность — свойство системы перевода

Иерархичность как одно из особенностей любой совокупности предполагает, что любой компонент совокупности со своей стороны может рассматриваться как совокупность. Одновременно с этим исследуемая в этом случае совокупность представляет собой один из компонентов более широкой совокупности.

Разглядывая перевод как системный процесс, владеющий определенной структурой, мы отмечали, что данный целостный процесс возможно представлен в виде совокупности взаимозависимых операций по проникновению в смыслы, заключенные в определенных последовательностях знаков одного языка, и их толкованию, интерпретации в символах другого. Любая из этих операций кроме этого возможно представлена в виде неких взаимосвязанных систем.

В случае если мы обратимся к структуре «порции» перевода, то заметим, что познание определенного фрагмента текста иерархически подчинено пониманию всего текста в целом. Представим себе, что на каком-то этапе перевода таковой «порцией» оказывается отдельное слово. Забранное изолированно, вне контекста, практически каждое слово в силу собственной полисемичной природы предполагает массу толкований.

Его настоящая судьба начинается лишь в речи, в окружении других слов, актуализирующих те из его значений, каковые нужны для создания смысла. Как раз исходя из этого начинающим переводчикам не рекомендуется через чур довольно часто заглядывать в словарь, да и не всегда словарь может дать нам хоть какой-нибудь выбор.

В одном из вышеприведенных примеров (в переводе булгаковского высказывания на французский) мы видели, что переводчик подчиняет перевод отдельного слова не только одному высказыванию, обрисовывающему конкретную сцену, но и более неспециализированным нюансам понимания. В первую очередь он осознаёт, что слово Абрау-Дюрсо в данном контексте обозначает не поселок, в частности вино.

Исходя из понимания смысла фрагмента, он делает вывод о том, что речь заходит о достаточно дорогом респектабельном вине, напоминающем шампанское. Он осознаёт, что для французского читателя естественным образом существует лишь шампанское, произведенное во Франции, исходя из этого переводческие ответы британского и итальянского сотрудников выясняются для него неприемлемыми. Он сохраняет основной элемент смысла, заключенный в данном сло-

вe, — высокая цена и престижность — и выбирает определенную форму для его передачи на языке перевода. выражение и Понимание составляют две взаимосвязанные фазы перевода, иерархически подчиненные содержанию переводимого текста в целом. Одинаковая форма, встретившаяся в различных текстах, может переводиться различно.

Так, словосочетание французского языка char de combat будет переводиться как боевая колесница в тексте о римских войнах и как танк в текстах современной военной тематики. Эта иерархическая зависимость конкретного переводческого ответа от содержания всего текста в целом и его формы, на первый взгляд достаточно несложная и понятная, есть яблоком раздора для многих поколений переводчиков. Одной из таких неприятностей оказывается неприятность «историзации» текста перевода.

Как «состарить» текст перевода произведения, написанного в XVI в., как придать ему добропорядочную древность, поскольку не переводом же его на старославянский язык?

Каждый перевод, являясь речевым действием, подчиняется нормам языка перевода в целом, нормам того речевого жанра, в рамках которого он развертывается, и личной стилистике автора. Выбор конкретной формы в языке перевода иерархически подчинен форме всего текста. Перевод поэтического рифмованного произведения кроме этого рифмованной формой предполагает, как мы знаем, большой отход от семантики, заключенной в отдельных словах а также в произведении в целом.

Семантика поэтического произведения оказывается иерархически подчиненной эстетическим устремлениям переводчика, его жажде создать у читателя переводного текста чувство, подобное тому, какое приводит к тексту оригинала у того читателя, для которого он был создан.

Перевод военно-технического документа кроме этого будет осуществляться в соответствии с нормами жанра: переводчик будет стремиться к большой точности терминов, он попытается избежать описательных перифраз и через чур долгих и сложных фраз. Так, норма речи каждого конкретного перевода иерархически подчинена нормам речевого жанра и переводящего языка в целом.

Перевод может рассматриваться и как система в общей совокупности межкультурной коммуникации, и и как система в общей совокупности посреднических одолжений, входя в ту и другую совокупности собственными различными сторонами. Литературный перевод оказывается системой в общей совокупности литературного творчества, а перевод научной литературы является подсистемойв общей совокупности обмена научной информацией и т.д.

Так, перевод, как и любая другая система, владеет свойством иерархичности.

Множественность описаний

Всилу принципиальной сложности каждой совокупности ее адекватное познание требует построения множества различных моделей, любая из которых обрисовывает только один нюанс совокупности. Перевод кроме этого есть объектом множественных описаний, о чем мы упоминали, говоря о месте теории перевода среди вторых наук.

Лишь лингвистическая теория перевода дала множественные его описания, взявшие собственный лаконичное выражение в так называемых моделях перевода. Теории перевода известны множественные попытки построения моделей переводческого процесса как коммуникативного акта. Более простые модели перевода по мере развития теории приобретали разнообразные усложнения в зависимости от того, как представляется исследователю перевода механизм переводческой деятельности.

Германский исследователь О. Каде внес предложение модель процесса перевода, опираясь на неспециализированную теорию коммуникации и полагая, что при переводе действуют факторы, познание которых вероятно только в рамках акта коммуникации в целом1. В его модели перевод представлен как процесс двуязычной коммуникации, начинающийся с восприятия текста ИЯ переводчиком и заканчивающийся порождением текста ПЯ*. Первая фаза этого процесса является коммуникациеймежду переводчиком и отправителем.

На следующем этапе происходит мена кода, осуществляемая переводчиком, выступающим в качестве перекодирующего звена. На третьем, завершающем, этапе осуществляется коммуникация между переводчиком, выступающим в качестве отправителя, и получателем переведенного сообщения. «Серьёзной фазой этого процесса есть мена кода ИЯПЯ, подчиняющаяся определенным условиям в связи со собственными своеобразными функциями в рамках акта коммуникации.

Эту фазу возможно назвать переводом в узком смысле слова»2, — писал исследователь. Построение коммуникативной модели разрешило ему сформулировать главную проблему перевода, которая в коммуникативном нюансе содержится в соответствии между действием, оказанным на переводчика как на получателя уникального речевого произведения, и его намерением как отправителя по реализации сообщения средствами иного языка. Это соответствие и образовывает предпосылку эквивалентности между исходным сообщением и переводным.

1 Каде О. Неприятности перевода в свете теории коммуникации // Вопросы
теории перевода в зарубежной лингвистике. М, 1978. С. 69—90.

2 В том месте же. С. 70.

* Традиционно применяемые в теории перевода сокращения: ИЯ — исходный язык; ПЯ — переводящий язык.

Мысль анализа перевода как акта коммуникации получила свое развитие в работах Миньяр-Белоручева и других исследователей. Миньяр-Белоручев исходил из того, что перевод есть одним из видов коммуникации, в частности коммуникацией с применением двух языков. Исходя из этого и закономерности перевода смогут изучаться на фоне неспециализированных закономерностей коммуникации.

Его модель перевода, выстроенная на базе известной модели речевого (коммуникативного) акта, предложенной Р.Якобсоном1, воображает процесс перевода как речевой акт, в котором компоненты коммуникации удваиваются: появляются два отправителя, любой со целями высказывания и своими мотивами, две ситуации, два речевых произведения, два получателя сообщения. «Удвоение компонентов коммуникации и есть главной отличительной чертой перевода как вида речевой деятельности»2, — утверждал исследователь.

Определение перевода с позиций неспециализированной теории коммуникации было большим шагом вперед, поскольку предполагало более широкий взор на извечные «тупиковые» неприятности теории перевода, в частности на проблему переводимости и переводческого инварианта. Взор на перевод как на деятельность, нужную для коммуникации, разрешал положительно решить проблему переводимости, абстрагируясь от некоторых непереводимых частностей. Коммуникативная обстановка подсказывает, какие конкретно элементы информации, содержащейся в исходном сообщении, смогут опускаться, а какие конкретно должны быть обязательно переданы в переводе.

Предстоящее усложнение моделей перевода, выстроенных на базе представлений о переводе как об акте межъязыковой коммуникации, предполагало, в большинстве случаев, введение новых компонентов. Так, Швейцер обращается к модели перевода, предложенной американским исследователем перевода Найдой, выстроенной на сопоставлении двух восприятия: и процессов порождения порождения и исходного текста и восприятия текста перевода. Концептуально эта модель напоминала ту, что предлагал Миньяр-Белоручев. В ней фигурировал отправитель исходного сообщения, порождавший исходное речевое произведение, что воспринимался первичным получателем в первичном акте коммуника-

1 В данной модели коммуникативный акт предстает как совокупность из шести
компонентов: отправителя сообщения, его получателя (адресата), предметной
ситуации, т.е. того, о чем идет обращение в сообщении (референта), канала связи,
языкового самого сообщения и кода, каждому из которых может соответство
вать отдельная речевая функция (эмотивная, конативная, фатическая, референт
ная, металингвистическая, эстетическая), главная в том либо другом рече
вом произведении (см.: Якобсон Р. поэтика и Лингвистика // Структурализм
«за» и «против». M., I975).

2 Миньяр-Белоручев Р.К. Неспециализированная устный перевод и теория перевода. С. 31.

ции. Переводчик кроме этого появился в этом коммуникативном акте получателем, что, восприняв исходное сообщение, появился потом отправителем вторичного речевого произведения. Вторичное речевое произведение воспринималось соответствующим вторичным получателем.

Швейцер вычислял нужным усложнить эту достаточно несложную модель коммуникации с переводом новыми компонентами. «Мы расширили, — писал он, — схему Ю. Найды, включив в нее, с одной стороны, контактирующие в акте перевода языки (Я1 и Я2), а с другой — такие внеязыковые компоненты, как две культуры (К1 и К2), две предметные обстановки (ПС1 и ПС2) и две коммуникативные обстановки (КС1 и КС2)»1. Как возможно подметить, с этими уточнениями коммуникативная модель процесса перевода еще больше приближается к универсальной модели коммуникативного акта Якобсона.

Коммуникативные модели перевода имеют определенную познавательную сокровище, по причине того, что разрешают посмотреть на перевод не только как на языковое явление, но как на процесс, особенности которого обусловлены самыми разными факторами. В этих моделях в известной степени реализуется нужный для современной науки о переводе синтез подходов к переводу.

Одновременно с этим в большинстве из этих моделей то самое «перекодирующее звено», фактически перевод, т.е. механизм переводческого преобразования, выясняется нераскрытым. Мы видим, что заставляет переводчика идти на те либо иные преобразования, совокупности смыслов исходного произведения, но мы не видим в этих моделях, как идет сам процесс преобразования.

Большим шагом в познании механизма переводческих преобразований были так именуемые лингвистические модели перевода, самыми известными из которых являются денотативная, семантическаяи трансформационная.Любая из этих моделей есть теоретическим понятием какого-либо одного из качеств переводческого процесса. Денотативная (либо ситуативная) модель показывает, как переводческие преобразования связаны с настоящей действительностью, отраженной в тексте оригинала и воссоздаваемой в тексте перевода. Семантическая модель демонстрирует процесс выбора переводчиком гаммы семантических элементов, нужных для передачи в финальном речевом произведении совокупности смыслов исходного текста. Трансформационная модель, основанная на идеях трансформационной грамматики, показывала возможность перехода от уникального текста к тексту перевода, каковые рассматривались как поверхностные структуры, методом проникновения на глубинный уровень и отыскания ядерных

1 Швейцер А.Д. Теория перевода. С. 52. 238

структур, талантливых составить базу межъязыковой эквивалентности. Все эти модели много раз и достаточно детально описы-вались в работах по лингвистической теории перевода 70—80-х гг.

Во всех этих моделях делалась попытка представить, как осуществляется фактически процесс перевода, имеющий конечной целью достижение эквивалентности между уникальным речевым его переводом и произведением.

Увлекательную теоретическую концепцию, применяющую коммуникативный подход к переводу как к коммуникативному акту, в котором может господствовать та либо другая речевая функция для уточнения понятия переводческой эквивалентности, внес предложение В.Н. Комиссаров. Исследователь сооружает собственную теорию перевода около категории цели коммуникации.

Согласно его точке зрения, цель коммуникации «возможно трактована как часть содержания высказывания, высказывающая главную либо доминантную функцию этого высказывания»2. Сохранение цели коммуникации есть, согласно точки зрения Комиссарова, не только нужным, но и достаточным условием эквивалентности перевода, тогда как ее несохранение делает перевод неэквивалентным.

Примат цели коммуникации перед вторыми факторами, среди них и перед описанием предметной обстановке, дает занимательное ответ извечному вопросу о множественности переводов одного и того же исходного речевого произведения. «Требуется только, дабы перевод сохранял цель коммуникации оригинала, а конкретное ответ возможно различным»3, — утверждает исследователь. Он предлагает различать пара типов, правильнее, уровней эквивалентности в зависимости от того, какая часть содержания уникального речевого произведения сохраняется в переводе. Эта теория, названную «теории уровней эквивалентности», разрешила приблизиться к ответу центральной неприятности перевода — неприятности эквивалентности продукта, создаваемого переводчиком, тому объекту, с которым он создаёт многообразные и сложные трансформационные операции.

В некоторых изучениях модели переводческой деятельности строятся не обобщенно, а через призму какой-либо одной разновидности перевода. Так, А.Ф. Ширяев внес предложение комплексную модель синхронного перевода, которая воображает деятельность переводчика в виде трех параллельно протекающих и тесно связанных между собой процессов: 1) ориентирования в исходном

1 См. напр.: Комиссаров В.Н. Слово о переводе; Швейцер А.Д. лингвистика и
Перевод; Львовская З.Д. Теоретические неприятности перевода; и др.

2 Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М., 2001. С. 121.

3 В том месте же. С. 122.

тексте, 2) принятия и поиска переводческих осуществления и 3) решений переводческих действий. Эта модель увлекательна в первую очередь тем, что в ней классическое представление о переводе как о двухфазном ходе восприятия порождения текста и исходного текста перевода, которое мы обнаруживаем во многих определениях, нарушается. Перевод оказывается трехфазным процессом.

Ширяев вводит промежуточную фазу — «поиск либо выбор переводческих ответов», — которая содержится «в определении синтаксической структуры высказывания на языке возможных вариантов и перевода ее развития, определении роли порождаемого отрезка в данной синтаксической структуре и его лексического наполнения»1. Закономерно появляется вопрос о том, отличается ли синхронный перевод от вторых видов перевода столь разительно, что сама деятельность переводчика протекает как регулярное чередование не двух, а трех фаз, либо же, наоборот, любой перевод возможно представлен в виде трехфазного процесса.

Скорее, возможно предположить второе. В действительности, введение в модель переводческой деятельности промежуточной, а правильнее, центральной фазы более совершенно верно отражает сущность происходящих в переводе процессов. Переводчик формулирует высказывание на языке перевода не сразу после того, как он уяснил суть исходного сообщения либо его фрагмента, а по окончании принятия ответа, которому предшествует выбор самая приемлемой, адекватной формы.

Наличие таковой промежуточной «межъязыковой» фазы, в то время, когда переводчик уже оторвался от языка исходного сообщения, но еще не сформулировал собственный речевое произведение на языке перевода, подтверждает практика другого вида устного перевода — последовательного. Как мы знаем, процесс последовательного перевода предполагает запоминание и освоение больших по временной протяженности текстов.

В большинстве случаев переводчик начинает произносить собственный текст лишь по окончании того, как завершилась обращение оратора. До этого он старается письменно зафиксировать приобретаемое сообщение. Наряду с этим переводчик обширно применяет знаки, т.е. символы особенной совокупности, не принадлежащие ни исходному языку, ни языку перевода, записывает отдельные слова или на исходном языке, или на языке перевода и организует сообщение не в настоящей синтаксической форме, а в условной логической последовательности (так называемый принцип «вертикализма»)2. Лишь по окончании данной фиксации он приступает к оформлению сооб-

1 Ширяев А.Ф. Синхронный перевод. М., 1979. С. 101.

2 Об изюминках последовательного перевода и совокупности записи в устном
переводе см. более детально: Миньяр-Белоручев Р.К. Последовательный перевод.
М, 1969; Он же. Пособие по устному переводу. M., I969; Записи в последова
тельном переводе. М., 1997.

щения на языке перевода. Процесс записи протекает в один момент с процессом выбора и поиска переводческих ответов. Как раз исходя из этого, быть может, переводчик записывает одни слова да исходном языке, т.е. так, как он их принимает, а другие — на языке перевода.

Так, модель перевода как трехчастного процесса, созданная на базе анализа синхронного перевода, оказывается продуктивной и для неспециализированной теории перевода, поскольку разрешает в противном случае посмотреть на механизм переводческой деятельности в целом.

Очень ответственной представляется и еще одна модель перевода, предложенная Л.К. Латышевым, в которой переводческая деятельность рассматривается в контексте переводящего языка, его норм, и представлений переводчика о верной и, быть может, прекрасной речи на языке перевода.

Опираясь на догадку Швейцера о том, что процесс перевода не есть одноразовым актом, исследователь сооружает теоретическую модель перевода в виде «последовательности последовательных операций, любая из которых направлена на преодоление одного из факторов лингвоэтнического барьера: расхождения совокупностей ИЯ и ПЯ, их норм, соответствующих узусов и преинформационных запасов»1. В противном случае говоря, в данной концепции перевод принимает вид процесса отсеивания вариантов и многократного перебора.

Переводчик в этом случае многократно осуществляет «изменение буквального перевода, что, пускай в неявной форме, но на начальном этапе процесса перевода присутствует в сознании переводчика»2. Эта теоретическая модель, не претендующая на безотносительную истину и предложенная, скорее, как догадка, нужна тем, что дает одно из вероятных описаний фактически механизма перевода, а не только тех факторов, каковые обусловливают функционирование этого механизма.

Более того, она позволяет снова задуматься о единице перевода. Так как наивно считать, что переводчик много раз возвращается к первичному варианту, улучшая его, оперирует всем речевым произведением в целом. Переводчик выбирает наилучший вариант, трудясь с некой «порцией» текста.

Косвенным подтверждением этого есть признание М. Лютера о сложности нахождения нужной формы в языке перевода: «Довольно часто случалось так, что мы в течении двух, трех, 30 дней подыскивали одно-единственное слово, расспрашивали о нем везде, время от времени так и не обнаружили»3. Лютер говорит о письмен-

1 Латышев Л.К. Разработка перевода. М., 2001. С. 49.

2 В том месте же. С. 48.

3 Цит. по: Копанев П.И. теории и Вопросы истории художественного пере
вода. Минск, 1972. С. 149 (выделено мною. — И.Г.).

ном переводе, в то время, когда у переводчика имеется возможность возвратиться к тому либо иному фрагменту текста. В устном переводе переводчик в праве только на один вариант. Но и в устном переводе догадка Латышева находит собственный занимательное подтверждение при сравнении действий умелых и начинающих переводчиков.

Особенно четко это проявляется при так именуемом переводе «с страницы», что возможно условно разглядывать как разновидность синхронного перевода, в то время, когда переводчик обязан переводить устно совсем незнакомый текст, не имея возможности кроме того пробежать глазами его начало, т.е. просматривать на одном языке и сказать на втором в один момент. Умелые переводчики переводят с страницы неспешно, в ровном ритме, не допуская возвращения к уже переведенным фрагментам.

Это в полной мере объяснимо самой сущностью данного вида перевода, что есть в первую очередь подготовительным упражнением к фактически синхроному переводу, в то время, когда у переводчика легко физически нет времени чтобы вслух «выбирать варианты». Он делает это мгновенно в себя. Начинающие же переводчики систематично исправляют себя, время от времени по нескольку раз кряду, время от времени начиная сперва целые фразы.

Эти порции и являются, по всей видимости, элементами сообщения, требующими особенного ответа на перевод, т.е. практически некими единицами перевода.

Понятие единицы перевода появляется и при обращении к более частным моделям перевода, дающим теоретическое представление о каком-либо одном виде перевода, в частности машинного, и синхронного перевода.

Множественность описаний перевода, выражающаяся в построении самых разных моделей, говорит о сложности принципиальной невозможности и этой деятельности выстроить объемную картину перевода на основании изучения какого-либо одного, пускай крайне важного, его нюанса. Но, не обращая внимания на все различие описаний подходов и многообразие перевода к его изучению, во всех теориях с полной очевидностью просматривается основное свойство перевода как совокупности, в частности его трактующая сущность. В действительности, с каких бы позиций мы ни наблюдали на перевод, мы стремимся найти, как осуществляется интерпретация смыслов, заключенных в исходных сообщениях, средствами другой знаковой совокупности.