Юность герцена. первые идейные влияния

Незаконный сын родовитого и богатого русского аристократа И. А. немки и яковлева Л. Гааг (что растолковывает секрет его неестественной германской фамилии), Герцен взял достаточно хорошее домашнее воспитание, с детства кроме русского знал германский и французский языки. Весьма рано проявилась и политически оппозиционная настроенность Герцена, характерная для всей его последующей жизни.

Он с жадностью просматривал запрещенные по политическим мотивам Рылеева и стихи Пушкина; в 14 лет, при известии о разгроме восстания декабристов, сразу же принял их сторону, почувствовав, по его собственному признанию, что не может быть «с той стороны», где «цепи и тюрьмы», т. е. на стороне Николая I, что с этого момента делается для него знаком правительственного насилия. Значительную роль в поддержании и формировании этого оппозиционного угла зрения сыграло для Герцена чтение произведений Вольтера с его резкой, язвительной критикой консервативных публичных университетов и, например, неизменно скептическим отношением к религии и церкви. Одновременно с этим собственного рода контраст к увлечению Вольтером составлял столь же рано проявившийся и кроме этого сохранившийся на всегда глубочайший интерес Герцена к Евангелию с его, по словам писателя, «миром и проповедью» и кротостью самоотверженной любвик ближнему.Юность герцена. первые идейные влияния

На интеллектуальное развитие молодого Герцена оказал кроме этого влияние его двоюродный брат А. А. Яковлев, фанатически увлекавшийся химией и другими естественными науками, своеобразный философ и атеист «от науки», разглядывавший жизнь людской общества со всеми его культурными достижениями и высокими идеалами как разные модификации химических соединений и несложных нервных реакций организма. С целью более полного изучения естественных наук Герцен поступает на физико?математическое отделение МГУ.

В университете около его друга и Герцена Н. П. Огарева складывается кружок свободомыслящей молодежи, быстро критически оценивающей существующее положение вещей в Российской Федерации. Через год по окончании университета, в 1834 г., за распевание «пасквильных» песен, порочащих царствующую фамилию, Герцена, как политически неблагонадежного субъекта, высылают из Москвы в Пермь. Начинается первая, продолжавшаяся до 1839 г. ссылка Герцена: Пермь – Вятка – Владимир.

В эти очень серьёзные для его неспециализированной духовной эволюции годы он близко сталкивается с застойным провинциальным бытом русском глубинки и усиленно ищет дорог духовно, интеллектуально и этически верного реагирования на окружающую его прозаическую реальность, колеблясь между трезвым и вдумчивым принятием ее и страстно?бунтарским противостоянием ей. В годы ссылки по?новому расцветает начавшееся еще в университете и частично поддерживаемое религиозно?мистическим настроем двоюродной сестры Герцена Натали, ставшей в 1838 г. его женой, увлечение сен?симонизмом, либо, по?второму, христианским социализмом в изложении французского мыслителя А. де Сен?Симона, идеи которого стали особенно популярны во Франции по окончании революции 1830 г. В собственном трактате «Новое христианство» (1825) и в других работах Сен?Симон выступал против деспотических структур ветхого феодального общества, традиционно поддерживаемого католической церковью, и попыток их реставрации в новой послереволюционной, «буржуазной» Франции, где беднейшие слои населения по?прошлому оставались без работы и хлеба.

Выход из создавшегося положения Сен?Симон видел в утверждении свободной экономики, не контролируемой извне никакой властью , и через это в постепенном мирном приближении к идеалу «золотого века», неизбежный и быстрый приход которого был провозглашен им в известной формуле: «Золотой век, что слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится в первых рядах нас». Лишь в будущем, полагал Сен?Симон, в то время, когда отношения между людьми будут основываться на настоящем равенстве и по?настоящему открытой, несобственнической любви друг к другу, человечество сможет достигнуть идеала, завещанного в свое время Иисусом Христом.

Быстро противопоставленный церковной традиции и церкви, Христос тем самым преобразовывался в глашатая и защитника святых для Сен?Симона правил, начертанных на знамени французской революции 1789 г.: Свободы, Братства и Равенства. Особенной симпатией Герцена пользовалась кроме этого развитая учеником Сен?Симона Анфантеном и, например, отыскавшая отражение в ряде произведений Жорж Санд, пребывавшей в 1830?е гг. под его сильным влиянием, мысль о полном равенстве полов, требующая со стороны мужчины не господства над дамой, а признания ее прав на свободное, свободное существование, что на языке сенсимонистов именовалось «реабилитацией плоти».

Огромное чувство произвела на Герцена публикация в 1836 г. «Философического письма» П. Я. Чаадаева в издании «Телескоп». Уверенный западник, поклонник европейской цивилизации и культуры, Чаадаев в этом письме отказывал России в праве именоваться цивилизованным страной и обрисовывал ее как страну, стоящую вне магистрального пути развития человечества.

Герцена в первую очередь привлекли чаадаевский скептицизм в отношении современной – николаевской – России и смелость, с которой мыслитель показывал на ее недочёты: отсутствие свободы, настоящих творческих достижений, духовную и умственную вялость сломленность русского человека – от интеллигента до простолюдина. Отказывал Чаадаев России и в настоящей религиозности, полагая, что настоящее христианство, а им он считал католичество, существует лишь в Европе, неудержимо стремящейся к установлению Царства Божия на земле, символами которого и являются культурные достижения и духовные европейской цивилизации.

Не смотря на то, что идея Чаадаева развивалась в русле консервативной религиозности, той самой, которую отвергал Сен?Симон, основанием для нее служила все та же вера в неизбежность перемещения человечества к высшей точке собственного существования – райскому «золотому веку», предсказанному в Евангелии. Воззрения Сен?Чаадаева и Симона питали, так, не только социальный критицизм Герцена, но и поддерживали в нем необычную религиозность, не лишенную мистического отсвета и пребывающую в вере в божественное Провидение, самопроизвольно влекущее человечество в предсказанный мир совершенства и, в определенном смысле, обеспечивающее его.

Сходный взор на историю Герцен находит и в философии Гегеля, к изучению которой приступает, по возвращении из ссылки, в 1839 г. под влиянием собственных новых друзей – В. Г. Белинского, М. А. Бакунина и Т. Н. Грановского, не просто увлекавшихся философией Гегеля, но принимавших ее (особенно это касалось Бакунина и Белинского) как некое религиозное откровение. По Белинскому и Бакунину, божественное Провидение, на гегелевском философским языке именуемое Абсолютом, требует от человека полного и безоговорочного «примирения» с ним, в каком бы виде, пускай самом ужасном, ужасном и ожесточённом, оно ни выступало.

На этом основании русские гегельянцы утверждали необходимость «примирения» с Николаем I и его империей. Герцену их выводы казались ужасными, он полемизировал с ними, обосновывая возможность другой, не столь консервативной трактовки гегелевской философии истории, но что?то в позиции «примиренцев» представлялось ему если не привлекательным, то по крайней мере исторически оправданным и хотя бы исходя из этого заслуживающим внимания.

«Записки одного молодого человека»

интеллектуальные поиски и Опыт жизни Герцена 1830?х годов нашли отражение в первом его опубликованном художественном произведении – повести «Записки одного молодого человека» (1841). Первая ее часть – скрупулезно?подробная и совместно лирическая автобиография Молодого человека, узкого, впечатлительного, изощренно наблюдательного, вежливого на Шиллере и совершенных, романтических представлениях о действительности.

Вторая часть – описание патриархальных нравов города Малинова, в который храбреца заносит будущее, сталкивая его с настоящей, настоящей действительностью русской провинции, унылой и прозаической. Соединение высокой, время от времени кроме того патетической интонации с меткими, острыми, живыми наблюдениями над прозой судьбы, изображаемой, в большинстве случаев, в ироническом ключе, напоминает Гоголя, но ближе всего к Г. Гейне, в прозе и поэзии которого открыто романтический пафос довольно часто соседствует со столь же откровенной насмешкой над ним, его разоблачением и комическим выворачиванием.

Не зная, как объединить «поэзию» идеала с «прозой» существования, Юный человек начинает прислушиваться к позиции, высказываемой вторым главным действующим лицом повести – богатым помещиком Трензинским, живущим в Малинове, но не затронутым обывательской пошлостью, не растворившимся в ней. Трензинский считает, что во взорах Молодого человека через чур много умозрительной, романтической отвлеченности, не разрешающей ему заметить реальность таковой, какая она имеется, принять ее и так примириться с ней.

Как раз рвение жить умозрительными представлениями, согласно точки зрения Трензинского, мешает просвещенному, нравственному, важному человеку делать собственный долг – «стараться делать maximum пользы» на том «клочке почвы», что дает ему будущее. Но философию Трензинского, при всей ее разумности и последовательно антиромантической направленности, Герцен, не обращая внимания на то что сам к этому времени усиленно изживает в себе остатки отвлеченной умозрительности и романтического пафоса, не вычисляет решением проблемы, стоящей перед Молодым человеком. За храбрецом остается право оценить позицию собственного оппонента как позицию скептика, вынужденного «прилаживаться к событиям» и волей либо неволей пасующего перед досадной властью «случайности».

Записки Юного Врача. Трейлер с русским переводом


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: