Мене, мене, текел, упарсин 21 страница

Хозяин усаживал почетного гостя конкретно справа от угощения. Если бы оба опирались на левый локоть, то голова гостя была бы близко к груди хозяина. Некоторым образом гость был бы на лоне хозяина.

В случае если мы используем это выражение сейчас, в то время, когда западные обычаи приема пищи на всех ступенях общества включают сидение, а не облокачивание в полулежащем положении, то выражение на лоне вызывает мысли о том, что голова одного человека лежит на груди другого человека, но это неверно. Было бы лучше, если бы мы переводили это выражение подобной современной метафорой и сообщили бы так: Погиб бедный и отнесен был Ангелами по правую сторону от Авраама. Другими словами, Лазарь не только попал на небо, но и удостоился высочайшей чести пребывать по правую руку от самого Авраама.

Что касается богатого человека, то его будущее была совсем второй; он попал в преисподняя. Более того, это был не Шеол Ветхого Завета, безрадостное место нескончаемого небытия, с главным наказанием в виде отсутствия в том месте Всевышнего. В ветхозаветное время преисподняя, либо Шеол, имел мало неспециализированного с наказанием.

наказание и Награда рассматривались израильтянами как что-то такое, что было отмерено в нашем мире, а не в следующем.

Но в течение тех столетий, в то время, когда иудеи были под властью вторых народов, казалось через чур очевидным, что зарубежные угнетатели процветали, а иудеи страдали. Вся неприятность добра и зла, страдания и награды, теологически говоря, стала очень сложной. В этом отношении примером появившегося несоответствия есть Книга Иова.

С того времени практически всем иудеев казалось немыслимым, дабы Всевышний был несправедливым, следовательно, кажущиеся несправедливости этого мира должны быть компенсированы в мире будущем. Добродетельные люди должны быть вечно вознаграждены на небе, тогда как безбожники будут вечно наказаны в аду. Эта точка зрения начала чувствоваться в последнем стихе Книги пророка Исайи, которая есть частью Третье-Исайи, написанного во время по окончании плена. Те, кто спасен:

Ис., 66: 24. …будут выходить и заметят трупы людей, отошедших от Меня: потому что червь их не погибнет, и пламя их не угаснет…

Главным причиной, развивающим представление об адских муках, во времена Птолемеев и Селевкидов стали греческие мифы. Аид греков — место не меньше мрачное, чем Шеол израильтян. Особенно Тартар славился самыми изнурительными мучениями, каковые лишь имело возможность изобрести воображение.

Тому примеры — Сизиф, всегда вкатывающий камень на вершину гора, откуда тот постоянно скатывается вниз, и Тантал, стоящий в воде, касающейся его подбородка, она исчезает любой раз, в то время, когда он пробует напиться. Менее изобретательные иудеи цепко держались за представление о внешнем огне как о средстве пыток, и ко времени Нового Завета данный обычай уже закрепился. Так, Марк пишет, что Иисус даёт предупреждение людей, дабы не

Мк., 9: 43. …идти в геенну, в пламя неугасимый…

Богатый человек в притче о бедном Лазаре нисходит именно в таковой преисподняя:

Лк., 16: 22–24. …Погиб и богач, и похоронили его. Ив аде, будучи в муках, он поднял глаза собственные, заметил далеко Лазаря и Авраама на лоне его и, возопив, сообщил: Отче Аврааме! умилосердись нужно мною и пошли Лазаря, дабы омочил финиш перста собственного в воде и прохладил язык мой, потому что я мучаюсь в пламени сем.

Авраам отказывается, поскольку между адом и небом находится непроходимая пропасть. Помимо этого, Авраам обрисован в данной притче у Луки как обосновывающий присутствие Лазаря на небе, а богатого человека в аду независимо от греховности и достоинства. Никакие грехи богатого человека не припоминаются, не считая несложного факта его богатства:

Лк., 16: 25. Но Авраам сообщил: чадо! Отыщи в памяти, что ты взял уже хорошее твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; сейчас же он тут утешается, а ты страдаешь;

Это таковой драматический поворот, такое обещание бедным и униженным этого мира, что они возьмут отмщение в загробном мире, что, быть может, разрешило стать данной притче особенно популярной. Из-за ее популярности термин Лазарь начал применяться по отношению к больным нищим. Так как предполагается, что упомянутые язвы являются язвами проказы, то данный термин, в особенности в сокращенной форме lazar, стал синонимичным со словом прокаженный.

Дальняя страна

Иисус у Луки говорил притчу о талантах. Введено некое изменение. Вместо несложного упоминания о человеке, путешествующем в дальнюю страну, как у Матфея, сообщается цель странствия:

Лк., 19: 12. Итак сообщил: некий человек большого рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться;

Лк., 19: 14–15. Но граждане ненавидели его и послали за ним консульство, сообщив: не желаем, дабы он царствовал над нами. И в то время, когда возвратился, взяв царство…

В современном контексте это озадачило бы: из-за чего необходимо было идти в дальнюю страну, для получения царства? Но во времена Нового Завета это не было необычным по большому счету, потому, что дальней страной был Рим.

По всему периметру Римской империи было множество марионеточных царств, каждое из которых было теоретически свободным, но все всецело пребывали под пятой у Рима. Никто не имел возможности взойти на престол любого из этих царств без разрешения со стороны Рима, и не всегда было вероятно добраться в том направлении без громадной взятки. А если бы претендент поспешил в Рим вручить такую взятку, то имело возможность бы случиться так, что его подчиненные на родине отправят делегацию, дабы выступить в суде против, в случае если личность претендента была непопулярна.

По-видимому, именно это случилось при Ирода Архелая в 4 г. до н. э., по окончании смерти Ирода Великого, и как раз к нему, по-видимому, относилась эта притча. Архелай был утвержден на правление, но лишь как этнарх, а не как царь, а через десятилетие в следствии постоянных ходатайств со стороны его подчиненных он был наконец утвержден на царство.

Ирод Антипа

Описание серьёзной семь дней, совершённой Иисусом в Иерусалиме, данное в Евангелии от Луки, мало отличается в целом от описания у Матфея и Марка. Но Лука — нееврей, и, по-видимому, он стремился уменьшить степень участия языческого правителя Пилата в распятии Иисуса и расширить степень участия иудейских светских правительства.

Как у Матфея и Марка, Пилат у Луки изображен как нежелающий осудить Иисуса, но у Луки он объявляет о том, что верит в невиновность Иисуса три раза, а несколько раз, как у Матфея, либо два раза, как у Марка. Помимо этого, у Луки, и лишь у Луки, обрисовано, как Пилат пробовал отрицать в целом его вину:

Лк., 23: 6–7. Пилат, услышав о Галилее, задал вопрос: разве Он Галилеянин? И, выяснив, что Он из области Иродовой, отправил Его к Ироду, что в эти дни был кроме этого в Иерусалиме.

Это, само собой разумеется, как раз Ирод Антипа, тетрарх Галилеи, был в Иерусалиме, и быть может, именно на протяжении Пасхи. В конечном итоге, суд перед Иродом ни к чему не приводит, по причине того, что Иисус ничего не сказал в собственную защиту. Ирод отказался высказывать какое-либо суждение:

Лк., 23: 11. Но Ирод со собственными солдатами, уничижив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату.

Но, по-видимому, независимо от того, что вина падает на Пилата, в глазах Луки она падает кроме этого и на Ирода Антипу.

Распятие на кресте

Подробности распятия на кресте, обрисованные Лукой, некоторым образом отличаются от подробностей, данных Марком и Матфеем. В Евангелиях от Матфея и Марка мы имеем описание того, как исторический Иисус был всеми покинут и поносим, и, казалось, он погиб в полном отчаянии.

В Евангелии от Луки это в значительной мере провалилось сквозь землю, и значительно более очевидно Иисус изображен как Мессия. Он прощает собственных палачей, сообщив добропорядочную фразу, которой нет в других Евангелиях:

Лк., 23: 34. Иисус же сказал: Отче! Забудь обиду им, потому что не знают, что делают.

Как у Марка и Матфея, у Луки описывается, что в то время было распято три человека, Иисус был распят на среднем кресте между двумя разбойниками. Марк больше ничего не может сказать об этом, тогда как Матфей обрисовывает кроме того этих разбойников, как что-то оскорбительное для Иисуса:

Мф., 27: 44. Кроме этого и разбойники, распятые с Ним, поносили Его.

Но в Евангелии от Луки Иисус опять прощает. Один из разбойников принимает Иисуса как Мессию:

Лк., 23: 42–43. И сообщил Иисусу: помяни меня, Господи, в то время, когда приидешь в Царствие Твое! И сообщил ему Иисус: действительно говорю тебе, сейчас же будешь со Мною в раю.

Данный разбойник известен в традиции как добродетельный разбойник либо кающийся разбойник. Он не назван по имени в Евангелии, но традиция предполагает, что его имя Дисма (Dismas).

Наконец, Лука не обрисовывает последний отчаянный крик Иисуса: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня покинул? Это не совсем соответствует представлению о Мессии, кроме этого и Лука неимеетвозможности рассчитывать на то, что его читатели-неевреи оценят тонкость применения псалма, в первой фразе которого имеется данный крик. Вместо этого он делает так, что окончательные слова Иисуса выглядят намного более формально и недраматично:

Лк., 23: 46. Иисус, возгласив громким голосом, сообщил: Отче! В руки Твои предаю дух Мой. И, сие сообщив, умер.

То, как это происходит, кроме этого есть цитатой из Псалтыря:

Пс., 30: 6. В Твою руку предаю дух мой; Ты избавлял меня, Господи, Боже истины.

После этого направляться история воскресения, поведанная в значительно большем количестве и в значительно более обстоятельных подробностях, чем у Матфея и Марка. На этом Евангелие от Луки заканчивается.

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА

Четвертое Евангелие * Любимый ученик * Иоанн, сын Зеведеев * Слово * Иоанн Креститель * Агнец Божий * Нафанаил * Сын Иосифа * Кана * Иудейская Пасха * Храм * Никодим * Самария * Иудеи * Авраам * Лазарь * Каиафа * Утешитель * Пилат * Копье * Фома

Четвертое Евангелие

Подробности судьбы Иисуса, данные в четвертом Евангелии, всецело отличаются от подробностей, каковые имеется в первых трех синоптических Евангелиях.

Имеется те, кто пробует принимать все четыре Евангелия как подлинные, и исходя из этого они вынуждены растолковывать все их очевидные несообразности. Возможно, к примеру, доказать, что синоптические Евангелия связаны в первую очередь с проповедями Иисуса простым людям Галилеи, и проигнорировать его деятельность в самом Иерусалиме, за исключением последней, решающей семь дней его жизни.

Тогда возможно было бы высказать предположение, что четвертое Евангелие организовано за счет концентрации на служении Иисуса в Иерусалиме, которое описывается как продолжавшееся три года, а не семь дней. Беседы Иисуса сейчас, в большинстве случаев, долгие и дискуссионные (а не простые и полные притч), каковые подошли бы для споров с учеными теологами и священниками.

Иначе, возможно кроме этого доказать, что четвертое Евангелие было написано весьма поздно, для сообщества, которое было уже христианским, но было вовлечено в богословские споры. Тогда его цель могла быть не в том, дабы представить реалистическое описание Иисуса, а скорее применять его как образ, при помощи которого представлена теология автора, в противоположность противоречивым точкам зрения вторых. С данной точки зрения может показаться, что четвертое Евангелие можно считать формой дидактического выдумки, приблизительно подобного тем диалогам, в которых Платон собственную философию положил в уста Сократа.

Мене, мене, текел, упарсин 21 страница

Палестина во времена Христа

Все согласны с тем, что четвертое Евангелие написано позднее, чем другие, но уже в 150 г. оно было известно и упоминалось христианскими авторами. Быть может, 100 г. возможно принять как приблизительную возможную дату его составления, не смотря на то, что оно могло быть написано и пара позднее.

В случае если это так, то четвертое Евангелие показалось приблизительно через поколение по окончании разрушения Иерусалима, ко времени которого стало без сомнений, что христианства и пути иудаизма безвозвратно разошлись и будущее христианства зависело от языческого мира.

Это положение дел отражено в Евангелии, в котором Иисус выглядит значительно меньше как местный пророк евреев и значительно больше как мировой Сын Божий, чем в любом синоптическом Евангелии, значительно больше, чем кроме того в Евангелии от Луки. И в четвертом Евангелии к иудеям отношение еще менее благоприятное, чем у Луки.

Любимый ученик

Довольно авторства четвертого Евангелия, которое, по-видимому, в собственности малоизвестному человеку, упоминающемуся в нем в событиях, не видящихся в синоптических Евангелиях. К примеру, мы встречаем его на Тайной вечере, в то время, когда Иисус объявляет, что один из апостолов предаст его.

Это событие обрисовано во всех четырех Евангелиях, и в каждом из них ответ со стороны апостолов обрисован по-различному. В Евангелии от Марка все двенадцать апостолов встревожились:

Мк., 14: 19. Они опечалились и стали говорить Ему, друг за другом: не я ли? И второй: не я ли?

В Евангелии от Луки все двенадцать апостолов встревожились, но обсуждают это между собой:

Лк., 22: 23. И они начали задавать вопросы друг друга, кто бы из них был, что это сделает.

В Евангелии от Матфея Иуда Искариот сам виновато попадается на удочку:

Мф., 26: 25. При сем и Иуда, предающий Его, сообщил: не я ли, Равви?

Но в четвертом Евангелии события не происходят спонтанно. Иисус представлен как божественная и богоподобная фигура, к которой не так-то легко приблизиться. Так как он сам не открывал имя загадочного предателя, то быть может, он не желал открывать этого, и исходя из этого была опасность, которая связана с попыткой постичь эту тайну.

Быть может, взять на себя риск вопрошания должен был тот ученик, что был у Иисуса любимым и исходя из этого имел возможность самый безопасно пользоваться терпением Преподавателя.

Ин., 13: 23–24. Один же из учеников Его, которого обожал Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал символ, дабы задал вопрос, кто это, о котором говорит.

Мы, само собой разумеется, не должны осознавать это так, что разглядываемый ученик практически лежал на груди Иисуса. Выражение возлежал у груди Иисуса было легко распространенной метафорой, обыкновенно означающей, что данный ученик размешался на почетном месте справа от Иисуса.

Ни в одном из синоптических Евангелий нет упоминания о каком-нибудь конкретном апостоле, которого обожал Иисус, — лишь в четвертом Евангелии.

Любимый ученик упоминается как свидетель распятия на кресте, как первый апостол, что пришел к могиле, из которой Иисус воскрес, и как признавший воскресшего Иисуса.

Самым знаменательным есть то, что он появляется в самом финише Евангелия, в то время, когда воскресший Иисус дает последние наставления Петру:

Ин., 21: 20. Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого обожал Иисус и что на вечери, приклонившись к груди Его…

Позднее к этому было добавлено пара стихов комментария:

Ин., 21: 24. Этот ученик и говорит о сем, и написал сие; ч знаем, что действительно свидетельство его.

есть ли это подписью любимого ученика? Свидетельствует ли это, что любимый ученик вправду написал четвертое Евангелие, которым мы сейчас располагаем? Либо кто-то второй написал четвертое Евангелие, применяв воспоминания о любимом ученике как источнике для собственного материала, и приписал ли он тогда авторство этому источнику, считая себя лишь секретарем?

Либо же данный стих был добавлен более поздним переписчиком либо комментатором, что выразил собственную теорию, в соответствии с которой четвертое Евангелие написал любимый ученик? Тяжело осознать, как возможно когда-либо ответить на эти вопросы так, дабы это удовлетворяло всех. Но в христианской традиции говорится, что автором вправду был любимый ученик Иисуса.

Быть может, покажется необычным а также отталкивающе тщеславным, что любимый ученик, если он создатель четвертого Евангелия, всегда, в то время, когда он упоминает о себе, подчеркивает собственный привилегированное положение в глазах Иисуса. Но быть может, в этом был нетщеславный план. Если бы четвертое Евангелие было написано чтобы изложить теологическую точку зрения, направленную против очевидно соперничающих сил, было принципиально важно, дабы создатель как возможно посильнее подчеркивал собственный личный авторитет.

Он был не только одним из апостолов, но и самым любимым из них апостолом Иисуса и, наверное, был в курсе дел.

И в случае если это Евангелие вправду было написано секретарем со слов либо написанного учеником, быть может, это был секретарь, что подчёркивалпривилегированное положение источника для только что приведенной цели.

Иоанн, сын Зеведеев

Тогда появляется еще один вопрос о том, кто же мог быть любимым учеником. Для начала, по-видимому, разумно было бы высказать предположение, что это был один из апостолов, поскольку любимый ученик принимал участие в Тайной вечере, и, как повествуют синоптические Евангелия, на этом ужине были лишь Иисус и его двенадцать апостолов:

Мф., 26: 20–21. В то время, когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и в то время, когда они ели…

Но именно в четвертом Евангелии, единственном из Евангелий, намерено не перечисляются имена двенадцати апостолов и намерено не утверждается, что в Тайной вечере к Иисусу присоединились лишь апостолы. В контексте четвертого Евангелия любимый ученик не мог быть одним из этих двенадцати апостолов, и для данной роли было предложено пара неапостолов. Но христианская традиция делает любимого ученика одним из апостолов.

Но кто из них?

Он любимый ученик, и из синоптических Евангелий думается, что среди апостолов была внутренняя группа из трех учеников, каковые более глубоко разделяли с Иисусом серьёзные моменты его жизни. Эти трое — сыновья и Петр Зеведея, Иоанн и Иаков, — обрисованы как замечавшие, к примеру, преображение:

Мф., 17: 12. …По прошествии дней шести, забрал Иисус Петра, Иоанна и Иакова, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет.

Остальные девять апостолов не были удостоены этого видения.

Те же Петр, Иоанн и Иаков были с Иисусом на протяжении молитвы в Гефсимании именно перед его арестом:

Мф., 26: 37. И, забрав с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать.

Возможно было бы доказать, что Иисус вряд ли не забрал бы с собою ученика, которого он обожал более всех, в эти решающие моменты, так что любимым учеником был один из трех: Петр, Иаков либо Иоанн.

Из этих троих Петр был, по-видимому, практически автоматическим выбором, поскольку все Евангелия соглашаются в том, что он главенствовалапостолом, что среди них постоянно брал инициативу на себя. Но как раз Петра направляться вычеркнуть из претендентов, поскольку в трех случаях, в то время, когда находился любимый ученик, находился кроме этого и Петр. Так, как раз Петр подошел к любимому ученику, дабы задать вопрос его о предателе.

По-видимому, получается так, что любимым учеником был или Иаков, или Иоанн, один из двух сыновей Зеведея. (Возможно, как раз по данной причине эти двое были столь храбрыми, прося привилегированного положения у Иисуса, в то время, когда будет установлено Мессианское царство, предполагая о предпочтении одного из них?)

Выбирая между Иоанном и Иаковом, давайте возвратимся к последнему появлению любимого ученика в последней беседе воскресшего Иисуса с Петром. Петр поворачивается, наблюдает на любимого ученика и задаёт вопросы:

Ин., 21: 21–22. Его заметив, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что? Иисус говорит ему: в случае если Я желаю, дабы он пребыл, пока приду, что тебе до того?

Ты иди за Мною.

Иначе говоря Петр обязан направляться наставлениям и не тревожиться о любимом ученике. У любимого ученика будут собственные задачи, каковые смогут включать в себя что-то, впредь до того, дабы дожить до второго пришествия.

После этого создатель четвертого Евангелия исправляетнедоразумение, показывая на то, что Иисус не сказал категорически, что любимый ученик не погибнет до второго пришествия; но что он не погиб бы, если бы Иисус захотел бы устроить так.

Ин., 21: 23. И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не погибнет. Но Иисус не сообщил ему, что не погибнет, но: в случае если Я желаю, дабы он пребыл, пока приду, что тебе до того?

Тут имеется один принципиальный момент. Ранние христиане верили, что Иисус не так долго осталось ждать возвратится и скоро будет установлено Царство Божие. Имеется стихи, каковые казались им подтверждающими это.

Так, во всех трех синоптических Евангелиях повторяется то, что, по-видимому, было жёстким обещанием по этому поводу со стороны Иисуса.

Мф., 16: 28. Действительно говорю вам: имеется кое-какие из стоящих тут, каковые не вкусят смерти, как уже заметят Сына Человеческого, будущего в Царствии Собственном.

Разумеется, любимый ученик, должно быть, стоял в том месте в то время, и в случае если у этого ученика была громадная длительность судьбы, то замечание Иисуса, должно быть, получало конкретный суть. Друг за другом те, кто знал и слышал Иисуса, умирали, но любимый ученик жил . Само собой разумеется, тогда многие, должно быть, думали, что именно его Иисус упоминал как того, кто не вкусит смерти до второго пришествия.

Четвертое Евангелие как последнее из написанных (через семьдесят либо более лет по окончании распятия) должно быть уже менее уверенным, чем синоптические Евангелия, в грядущем втором пришествии. В частности, если бы любимый ученик погиб, не дождавшись второго пришествия, то его секретарю либо какому-нибудь более позднему комментатору было бы нужно засунуть замечание по поводу того, что Иисус вправду высказал утверждение в отношении любимого ученика, но оно было условным, а не безотносительным.

(Само собой разумеется, возможно было бы посчитать, что упоминание о тех, кто не погибнет до второго пришествия, относилось не к любимому ученику, а к какой-то совсем неизвестной личности, о которой Иисус слышал в то время. Эта идея, быть может, внесла свою лепту в воскрешение рассказа о так именуемом Вечном жиде. Это был иудей, что совершил некое правонарушение против Иисуса либо обидел его на протяжении распятия и был осужден на вечные скитания по земле, впредь до второго пришествия. Об данной личности появилось огромное множество преданий, каковые все совршенно лишены библейской базы, за исключением отдаленного подтверждения в этом стихе.)

Но, возвращаясь к любимому ученику, мы можем заметить, что данный последний отрывок в четвертом Евангелии возможно применять, дабы доказать, что он, должно быть, был долгожителем. И вправду, если он написал четвертое Евангелие в 100 г. либо пара позднее, то, должно быть, это так.

Но из двух сыновей Зеведея Иаков не был долгожителем. Он погиб мученической смертью через пара лет по окончании распятия:

Деян., 12: 1–2. В то время царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви, дабы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, клинком.

Остается лишь Иоанн, сын Зеведея, к тому же он есть единственным апостолом, по поводу которого нигде в везде принятой традиции не говорится о мученической смерти. Наоборот, в одной легенде предполагается, что он дожил до возраста в девяносто либо более лет.

В соответствии с данной легенде, Иоанн в более позднем периоде собственной жизни занимался миссионерской деятельностью в Эфесе, городе на побережье Малой Азии. На протяжении царствования Домициана (81–96), в то время, когда христиане подвергались преследованию, он удалился в целях безопасности на остров Патмос, что находится приблизительно в 50 милях к юго-западу от Эфеса. По окончании смерти Домициана он возвратился в Эфес и погиб в том месте на протяжении Царствования Траяна (98-117).

В случае если это — настоящие факты и в случае если ему было двадцать лет на протяжении распятия Иисуса на кресте, то сын Зеведея Иоанн появился в 9 г., и ему было бы девяносто один год в 100 г., в то время, когда могло быть написано четвертое Евангелие. Это громадный возраст, но, очевидно, в полной мере достижимый.

Еще одним доводом в пользу данной теории есть то, что в четвертом Евангелии Иоанн ни разу не упоминается по имени, так что нет никакой возможности отличить его от любимого ученика. Громаднейшая возможность упоминания появляется в тот момент, в то время, когда кое-какие из учеников перечисляются среди тех, кто в один раз заметил воскресшего Иисуса:

Ин., 21: 2. …были совместно Симон Петр, и Фома, именуемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое вторых из учеников Его.

Но и в этом месте нет никакого упоминания о любимом ученике.

Так, нет никаких явных несообразностей в том предположении, что любимым учеником был сын Зеведея Иоанн. И вправду, прочной традицией ранней церкви было то, что данный Иоанн есть автором четвертого Евангелия. С 200 г. эта традиция стала общепринятой, а ее истоки возможно отыскать еще у Иустина.

Его свидетельство считается особенно полезным, поскольку он претендовал на то, что знал Поликарпа, христианского епископа Малой Азии, что жил приблизительно с 70-го по 155 г. и что, со своей стороны, как предполагалось, был учеником самого Иоанна.

В наши дни существуют теории, в соответствии с которым Иоанн, которого Иустин упоминает как автора четвертого Евангелия, был пара иным Иоанном, не сыном Зеведея, но данный вопрос нереально дать добро до полного удовлетворения всех точек зрения. Мы можем просто заявить, что христианская традиция делает сына Зеведея Иоанна автором четвертого Евангелия и нет какого-нибудь очевидного и несложного метода опровергнуть эту традицию. Исходя из этого четвертое Евангелие именуется Евангелием от Иоанна.

Слово

Евангелие от Марка начинается с крещения Иисуса Иоанном Крестителем как того момента, в то время, когда в Иисуса вошел Дух Святой. Лука и Матфей начинают с рождения Иисуса, выбрав данный момент в таком же качестве.

Иоанн идет еще потом вспять. Тогда как в синоптических Евангелиях Иисус выглядит в первую очередь как человек (не смотря на то, что он кроме этого и Мессия), то у Иоанна Иисус продемонстрирован значительно более возвышенным образом, как очевидно божественная личность для всех, не считая отъявленных подлецов. И, подчеркивая данный момент, Иоанн начинает собственный Евангелие с хвалебного гимна Слову (либо, по-гречески, Логосу), которое возвращает нас к самому началу времен.

Ин., 1:1 В начале было Слово, и Слово было у Всевышнего, и Слово было Всевышний.

Применение термина Слово с прописной буквы, как обозначающего некоторый нюанс Всевышнего, не обнаруживается более нигде в Ветхом Завете либо, в этом отношении, нигде в Новом Завете, не считая Евангелия от Иоанна и пары вторых книг, приписываемых этому же автору. Термин Логос возможно найти, но, в произведениях греческих философов, и в том месте оно употребляется приблизительно в том же смысле, как и у Иоанна.

Истоки этого термина восходят к VI в. до н. э., к тому времени, в то время, когда царство Иуды доходило к концу, а иудеев уводили в вавилонский плен. В том веке в среде некоторых ученых западной части береговой полосы Малой Азии появился новый взор на вселенную.

Первым из них был Фалес из Милета, что появился приблизительно в 640 г. до н. э. (в то время, когда завершалось долгое царствование Манассии в Иудее). Считается, что он первым изобрел способы абстрактной геометрии, изучал электрические и магнитные явления, привнес вавилонскую астрономию в греческую науку и высказал предположение, что вода есть фундаментальным материалом вселенной.

Но наиболее значимым вкладом Фалеса, и его последователей и учеников, было предположение о том, что вселенная в собственных явлениях не хаотична и не зависит от власти импульсивных всевышних либо демонов, каковые вредили природе, дабы удовлетворить собственные прихоти, и на которых возможно было воздействовать людскими мольбами либо угрозами. Наоборот, Фалес и его последователи высказали предположение, что вселенная функционирует в соответствии с каким-то строгим правилам, каковые мы имели возможность бы назвать законами природы, и что эти законы не окончательно являются непостижимыми, но человек может разобраться в них благодаря размышлениям и наблюдениям. Это предположение о познаваемости и разумности вселенной было Установлено греками в качестве базы науки, но потом так предположением и осталось.

Фалес и остальные вовсе не отрицали существование всевышних либо тот факт, что мир был создан сверхчеловеческим существом. Именно всевышние, создавая мир, сделали его в соответствии с некоему разумному принципу, а после этого твердо выполняли данный принцип, не совершая произвольного вмешательства в повседневные явления вселенной.

Одним из тех, кто последовал за Фалесом в данной мнению на вселенную, был Гераклит из Эфеса, что учил приблизительно в 500 г. до н. э. По-видимому, он применял слово Логос как воображающий некоторый разумный принцип, в соответствии с которому был создан мир. (Сходится ли это всецело с тем, что пропитанное логосом Евангелие от Иоанна было, в соответствии с легенде, написано в том самом городе Эфесе, что и ввел первым в потребление данный термин?)

Практически Логос свидетельствует Слово, но греческий термин имеет значения, выходящие за пределы несложного значения слово. Логос относится ко всей рациональной структуре знания. Мы используем его в заглавиях отечественных наук: зоология (наука о животных, либо более верно, рациональная структура знания о животных); геология (наука о Земле); биология (наука о жизни) и без того потом.

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

  • Мене, мене, текел, упарсин 18 страница

    Помимо этого, об этом сообщено кроме этого у Луки, не смотря на то, что и не в связи с воскресением, а с более ранним периодом, в то время, когда Иисус…

  • Мене, мене, текел, упарсин 9 страница

    Смерть злодеев в данной части дается в бессчётных (но неправдоподобных) подробностях. Так, обрисовано, как Антиох IV умирает в медленных муках от…

  • Мене, мене, текел, упарсин 22 страница

    Потому, что Логос стал все больше употребляться греческими мыслителями, среди них и мистически настроенными, он начал означать не только слишком общий…

  • Мене, мене, текел, упарсин 16 страница

    Итак, тут был таковой вопрос: должны ли иудеи платить дань? Надлежащим мессианским ответом, с позиций зилотов, было громовое Нет!. Это сходу дало бы…

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: