Мифология окопной войны

Долгое нахождение в зоне боевых действий порождает среди вовлеченных в конфликт людей особенную военную мифологию. Наряду с этим в сложном сплаве солдатских суеверий и мифов сложно отличить друг от друга следы народного фольклора, результаты работы армейских пропагандистов либо последствия настоящих событий. Давайте разберемся, каковы были механизмы появления окопных мифов, и какие конкретно из них были самый популярны?

Хорошая почва

В далеком прошлом подмечено, что стрессовое состояние, в котором неизбежно оказываются участники военных действий, содействует расшатыванию критического восприятия, формирует предрасположенность ко всякого рода слухам, приметам, оживлению ветхих и появлению новых суеверий. Историк Е.С. Сенявская отмечает, что «большая часть солдатских примет связаны с ожиданием несчастий, – ранений либо смерти, – и попытками через мистические ритуальные действия их прекратить».

Подобные настроения были распространены как среди российских, а позднее советских воинов, поведение которых изучала Е.С. Сенявская, так и среди военнослужащих других государств во всех громадных и малых конфликтах ХХ века.

Талисманы воинов Первой Мировой, собрание английского Имперского военного музея.

Английские армии на Западном фронте Первой Мировой предоставляли хорошую возможность для наблюдения за самыми различными видами солдатской религиозности и мистицизма. Священники (капелланы), каковые, по идее, должны были как-то обустроить духовную жизнь армий, довольно часто не справлялись со собственными обязанностями (многие из них добровольно пошли на фронт из тыловых приходов в Британии, ничего не зная о войне, которая привела их, как и солдат, в кошмар).

Помимо этого, священников было через чур мало для миллионной армии, да и воины не всегда им доверяли. У большинства офицеров и британских солдат сформировались собственные представления о том, что их ожидает в окопах и как они должны относиться к смертной казни. Так, английский журналист Филипп Гиббс встретил в один раз на фронте пехотного полковника, что в полной мере без шуток сказал:

«Я наделен мистической силой. Нет ничего, что навредит мне, пока эта сила, проистекающая из веры, при мне. Это вопрос безоговорочной убежденности во власти духа над материей… Я способен сохраниться под любым обстрелом, потому, что моей силы воли хватает на то, дабы отклонять в сторону пулемётные очереди и осколочные снаряды.

По сути, они вынуждены подчиняться моей воле. Они бессильны перед разумом человека, конкретно связанного со Мировым Духом…»

Гиббс, уверенный в сумасшествии офицера, излагавшего все это в полной мере будничным тоном, отмечал кроме этого, что полковник вычислял себя талантливым предугадать по взору, кто из его солдат и офицеров погибнет в битве. Но, фронтовики обеих мировых войн довольно часто признавали, что обреченного человека возможно было предугадать еще до боя – таковой воин предавался апатии и унынию, в сражении был пассивен, что вело к смерти. Многие подобные пророчества сбывались, усиливая веру сражающихся в приметы.

Талисманы английских солдат Великой войны.

В отличие от другой Европы, тёмная кошка в Англии приносила счастье.

Воины, искушенные в мистике не так прекрасно, как упомянутый выше полковник, и неспособные к столь правильной формулировке собственных мыслей о смерти, успехе. Её, по словам историка Пола Фассела, должны были доставить им талисманы: «приносящие успех монетки, пуговицы, засушенные цветы, издания Нового Завета (что имели возможность и не открывать, но шепетильно оберегали – прим. авт.), камушки из дома, медальончики с изображением святого и святого Христофора Георгия, плюшевые медвежата и детские куколки… Потребность была столь громадна, что никакой талисман не казался через чур абсурдным».

Поэт Зигфрид Сэссун везде носил с собой в виде оберега драгоценный камень — огненный опал, но были случаи и поэкзотичнее. Так, приятель Сэссуна, будущий популярный писатель Роберт Грейвз, своим талисманом вычислял невинность, которую хранил на фронте все время, ни разу не посетив английские либо французские «радостные дома». Подобные мысли о необходимости следования какому-то правилу, обеспечивающему успех в сражении, были обширно распространены в армии.

Распятия и кресты

Не считая оберегов, талисманов, примет и талисманов различной степени абсурдности, среди воинов Английского экспедиционного корпуса были обширно распространены слухи, касающиеся как английской либо союзных армий, так и армии соперника. Слухи эти, перетекая с фронта в тыл и обратно, обрастали самыми фантастическими подробностями и неспешно организовали настоящую новую мифологию Западного фронта. Многие из сюжетов солдатских преданий были использованы ушлыми пропагандистами, а кое-какие изначально были сочинены и внедрены упрочнениями последних.

Сюжеты о небесном заступничестве, подобные «Ангелам Монса», были популярны неизменно и везде, среди них и как источник воодушевления для живописцев.

Дело в этом случае не в том, что те либо иные слухи имели одного конкретного автора – как, к примеру, это обстояло с историей о известных призрачных лучниках, «ангелах Монса», якобы явившихся оказать помощь английским армиям в бою недалеко от этого бельгийского города. Всё загадочное и сверхъестественное срочно завлекало интерес воинов, передавалось и интерпретировалось совсем необыкновенным образом.

Думается, что француз Марк Блок, кроме этого вести войну на Западном фронте, был прав, говоря, что «в окопах господствовало представление, что правдой может являться все что угодно, помимо этого, что представлено в печатном виде». На фронте, отмечал данный будущий узнаваемый французский историк-медиевист, происходило «повсеместное восстановление устной традиции, старой праматери всех мифов и легенд».

следствие и Причина.

Слева — акварельный рисунок с английским воином, привязанным по схеме «полевого наказания №1», справа — распятый немцами англичанин на пропагандистском плакате оказывает помощь реализовывать облигации армейского займа.

Слухи, обретавшие черты средневековых легенд и мифов, на фронте курсировали самые различные. Многие касались религиозных сюжетов либо образов, каковые в изобилии виделись в сельской местности католической Бельгии и Франции. Поэт Руперт Брук цитировал одного воина, что с удивлением восклицал, что «тут везде портретов Иисуса Христа и евонных родственников за всякими этими, так их, стеклышками» (воинов имел в виду, само собой разумеется, часовенки и придорожные кресты).

Собственный вклад внесло и использование «полевого наказания №1»: провинившегося привязывали, раскинув ему руки, к какому-нибудь неподвижному предмету. Пол Фассел пишет, что у проводивших наказание «особенной любовью пользовались громадные, со спицами, колеса повозок интендантской работы». Лучшего напоминания о распятии не было возможности придумать.

Карандашный набросок со множеством штыков и тем самым злосчастным канадцем.

Ясно, из-за чего с таковой силой отозвались войска, а за ними и тыл, на слух о распятом канадце, ставшем знаком солдатской жертвы и, в один момент, подтверждением зверств германских армий. Лорд Артур Понсонби, собравший по окончании конфликта для собственной книги много армейских слухов, приводит цитату из газеты «Таймс» за 10 мая 1915 года (перевод автора):

«Несколько дней назад много канадских солдат, раненных в битвах около Ипра, прибыло в базисный военного госпиталь в Веркюлле. Все они твердят о том, что один из их офицеров был распят немцами. Его руки и ноги пригвоздили к стенке штыками, и вдобавок один штык был воткнут в горло, и, наконец, его изрешетили пулями.

Пострадавшие канадцы объявили, что воины из Дублинского фузилерного полка видели всё собственными глазами, и канадцы сами слышали, как об этом говорили офицеры-дублинцы».

История эта позже обросла подробностями (время от времени говорили о распятой девушке либо англичанине) и, перекинувшись через океан, была напечатана большими американскими газетами, увеличившими, действительно, число жертв до двух человек. Любопытно, что во время второй мировой аналогичный слух появился уже в американской армии, действовавшей во Франции.

Собор в Альбере с покосившейся статуей и проходящими мимо английскими воинами.

Позднее храм вернули.

Второй узнаваемый слух, имевший дело с религией, касался скульптуры Богородицы с младенцем на колокольне уничтоженного собора в городе Альбер. Кое-какие французские и английские наблюдатели склонны были трактовать жест статуи как жест отчаяния – согнувшись, «она как будто бы бы кидала ребенка в битву». Бывшая достаточно несложным железным изваянием, не имевшим особенной художественной ценности, Богоматерь из Альбера в глазах английских солдат мало-помалу превратилась в ответственный знак, падение которого должно было означать финиш войны.

Причем, как подчеркивает Пол Фассел, веру эту разделяли и немцы, потому обе стороны пробовали дотянуться несчастную статую посредством артиллерии. Неудача кроме того породила у немцев устойчивую легенду, что сторона, сбившая статую, фактически, и проиграет войну. В 1918 году на протяжении германского наступления англичане вели в Альбере затяжные битвы, на протяжении которых статуя все же упала со шпиля. «Эта мелодрама, – согласится один из английских воинов, – всколыхнула отечественные сердца».

«Фабрика по переработке трупов»

Не считая религиозных знаков, так четко возвращавших англичан в Средневековье, закономерно должны были показаться среди окопных преданий и символы новой, индустриальной эры. В итоге, на фронте было сосредоточено немыслимое количество техники, а в тылу развернуты новые производства. Вот эта тотальная мобилизация ресурсов в глазах воинов распространилась кроме того на тела погибших.

Так показалась история о «фабрике по переработке трупов».

Карикатура из известного английского издания «Панч».

Текст под картиной гласил, что кайзер желает, дабы ты пожертвовал собой не только при жизни, но и по окончании смерти. Кайзер говорит о фабрике по переработке трупов.

Сама легенда, по всей видимости, появилась из смутных и неизвестных бесед об издевательстве немцев над трупами убитых солдат (история о распятом канадце применяет похожий сюжет). Но в 1917 английские пропагандисты решили применять новость об применении тел павших на особой фабрике (на эту идея их натолкнула германская практика т.н. Kadaververwertung – переработке трупов животных чтобы получить глицерин).

Корни слухов уходят в бельгийскую прессу 1914 года, где были обильно представлены рассказы о германских зверствах. В числе другого проскальзывали ужасные подробности обращения с телами погибших, как собственных, так и чужих. Любопытно, что подобный рассказ существовал в английской армии применительно и к собственной стороне: «трупорезка» либо «комбинат по переработке» был оборудован, по глубокому убеждению многих военнослужащих, на военной базе недалеко от французского города Этапль.

Быть может, пищу для слухов давали пребывавший в том месте крематорий либо армейские кладбища недалеко от больниц.

Изменники на «ничьей почва»

Самой же изумительной из всех преданий, и в этом случае возможно всецело дать согласие с Полом Фасселом, была история о наличии на «ничьей почва», между линиями окопами соперников, укрытий, в которых прятались изменники с обеих сторон. Участник сражения на Сомме вспоминал, как «лабиринты ходов и траншей тянулись на несчетные мили», а в один раз встретившаяся ему спасательная команда предотвратила, что окрестная территория «кишит дикарями, британскими, французскими, австралийскими и германскими изменниками, каковые обитают в том месте под почвой, как упыри среди разлагающихся мертвецов, а по ночам выходят на поверхность, дабы мародерствовать и убивать».

В условиях окопной войны на грани нервного истощения уже достаточно не так долго осталось ждать возможно было заметить и услышать что угодно.

В окопах, по уверению одного офицера, было слышно, как «к рычанию псов-трупоедов примешиваются звук и нечеловеческие вопли ружейных выстрелов». Спасательная команда пробовала выманить этих солдат из-под почвы, покинув им приманку в виде посылки с продуктами, бутылкой и табаком виски. На следующее утро на нетронутых продуктах была только отыскана записка: «Не пройдет!»

Великая война показала чрезвычайную живучесть устных преданий и вдохнула новую судьбу в религиозно-мистические представления сражавшихся на фронте офицеров и солдат. Помимо этого, образы и старые сюжеты были перетолкованы и использованы для полностью новых историй, каковые, циркулируя в виде слухов, породили устойчивую мифологию войны. Эта мифология имела возможность, само собой разумеется, употребляться пропагандистами, но как раз увлеченность фронтовиков подобного рода рассказами обеспечила им продолжительную судьбу и по окончании войны.

Литература:

Сенявская Е.С. История войн России ХХ века в людской измерении: неприятности военно-психологии и исторической антропологии: Курс лекций – М.: РГГУ, 2012
Фассел П. современная память и Великая война / пер. с англ. А. Глебовской – СПб.: Издательство Европейского университета в Петербурге, 2015
Neander J. The German Corpse factory: the master hoax of British propaganda in the First World War – Saarbrucken: Universaar, 2013
Ponsonby A. Falsehood In War-Time: Propaganda Lies of the First World War – London: George Allen and Unwin, 1928

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: