Милый лy, пес‑разрушитель 2 страница

Юрий потащил Лу за собой по помещению, как загарпуненного. Лу взвизгнул, позже затормозил и умело выскользнул из ошейника. Юрий постарался его схватить, но Лу увернулся от загребущих ручищ и прошмыгнул наружу.

– Во лает!

– Он весьма умный, – подтвердил я с гордостью.

Лу сидел на съемной крыше пикапа и вылизывал лапу, как пума. Питбули ритмично бились лбами изнутри, и с каждым ударом Лу легко подпрыгивал. Юрий, схватившись за голову, ринулся к машине.

Алюминиевый тент уже страшно выгибался кверху.

– С ним так запрещено!

– К себе, Лу, – скомандовал я и открыл дверь. Лу спрыгнул вначале на капот, позже на землю и завилял хвостом. Три оскаленных морды жались к стеклу, похожие на громил в телефонной будке.

Лу забежал в дом и спрятался в клетке, которая сейчас стала его личным убежищем. На всякий случай я закрыл створку, опасаясь, что Юрий выпустит собственных монстров, но в то время, когда вышел из дома, он уже заводил машину. Я проводил его взором.

Адские псы без умолку лаяли друг на друга, алюминиевая крыша бугрилась, как котелок.

– Таких дрессировщиков сажать нужно, – заявила мне Чандра. Она сидела на ковре по?турецки и кормила Лу индейкой. Он устроился рядом, зачарованный бесплатным угощением.

Чандра (она сообщила, это значит «богиня») пара лет занималась воспитанием псов и была приверженцем «хорошей способы».

Это была самая большая дама, какую я в то время, когда?или видел. Она весила не меньше 250 фунтов и казалась бескрайней, как космический корабль. Лу не имел возможности отвести от нее глаз.

– Запрещено подвергать псов стрессу. Представь, как учат косаток, их же нельзя наказывать – необходимо легко своевременно давать им рыбу.

– Желаешь чаю? – задал вопрос я. В случае если кто?то и был способен к чему?то принудить косатку, Чандра точно бы справилась, я в нее верил.

– А особенный индийский у тебя имеется?

– Особенный?

– Да, со специями. Это вкусно.

У Лу вся морда была в индейке. Он был пьян от мяса, как от вина, и весело радовался. Не помню, дабы в книгах учили воспитывать псов, владеющих деструктивными наклонностями, посредством обжорства.

– Нужно будет попытаться, – сообщил я. – Но пока у меня лишь «липтон».

– Тогда благодарю, не нужно.

– Так что в том месте косатки?

– С ними возможно применять лишь хорошие способы.

– Это по причине того, что они убивают китов?

– Не имеет значение. Возвратимся к Лу. Осознай основное: перед тобой мелкий щенок, что растерян, он не осознаёт, чего от него желают.

Возможно, в лесу он привык, что грызть возможно все – палки, шишки, камни, что захочется. Никаких запретов. А сейчас он в доме, в этот самый момент все это… барахло. – И она пренебрежительно обвела помещение замечательной дланью.

– И как сделать, дабы он не ел мои вещи?

– Для начала не думай о них как о «собственных вещах». Это и его вещи также.

– Без шуток?

– Само собой разумеется. Собаки по природе коммунисты.

Я отыскал в памяти Юрия.

– Правда?

– Ну да. Отыщи в памяти волков, у них же в свора все общее. – Я снова отыскал в памяти Юрия. язычники и Коммунисты сговорились против нас с Лу и медлительно сжимали кольцо.

– Другими словами в случае если я прекращу вычислять эти вещи собственными, он прекратит их кушать?

– Лу почувствует, что ты больше не проявляешь собственную собственническую натуру. Тогда эти вещи прекратят воображать для него сокровище, и он потеряет к ним интерес. Совмещай это с отвлекающим обучением, и все наладится.

? А как его отвлекать?

– Я занимаюсь этим уже двадцать мин..

– Другими словами кормить его индейкой?

– Возможно и чем?то вторым, что он обожает. Основное, поменять нехорошее поведение на хорошее поведение. Хвали его, в то время, когда он грызет пластмассовую косточку либо веревку.

– Из пластмассы он ест лишь пульт от телевизора.

– А ты его больше хвали.

Все игрушки, что я брал для Лу, он расценивал как дурные обманки. Я просматривал это в его глазах, в то время, когда приносил к себе очередное сокровище, делал вид, что сам его грызу, а позже отдавал ему с видимой неохотой. Он взирал на меня с снисхождением и жалостью, как бы говоря: «Я что, похож на лабрадора, балбес?» Уже в семь месяцев у него были очень утонченные вкусы.

Чандра скормила Лу хороший фунт индейки и наконец встала с места.

– Видишь, как он на меня наблюдает. – Ей удалось усадить Лу рядом. Она была похожа на баскетболиста в детском саду. – Тебе кроме того поводок не пригодится, основное, постоянно держи мясо наготове.

Чандра. Поклонница здорового образа судьбы и индюшатины. Необычно, что она не вегетарианка, с таким?то подходом к воспитанию – я бы не удивился.

Но, с ее габаритами, возможно, без мяса было не обойтись.

– Другими словами нужно приобрести индейку и везде носить с собой?

– Да.

– А ночью он может дремать в клетке?

– Господи, нет, само собой разумеется. Это же наказание. Поразмысли про косаток!

– Да, правильно. Косатку в клетку не посадишь.

– Лу обязан спать с тобой. Так принято у волков, ты же не забываешь?

Я уже осознал, что оправдать возможно было все, что угодно, в случае если так делают либо не делают волки. Убийство, инцест, нудизм в публичных местах, тиранию – основное, щедро сдобрить индейкой, и все в порядке.

– В кровати?

– Все мои псы дремлют со мной.

– И какое количество их у тебя?

– Шестеро, они все из приюта.

Мамочки.

– В одной постели?

– Сталь, Арвен и Меч постоянно спят со мной. Лилит и Мистерия – попеременно, а Шафран больше обожает диван.

Да, и Шафран, само собой разумеется. Я представил себе Чандру с ее языческими дворнягами на нечистом вонючем диване, и меня затошнило.

– Ясно. – Я протянул ей руку, ощущая себя как астронавт из ветхого мультика, в окружении огромных, весьма голодных инопланетян. Чандра стёрла жирные пальцы об мою ладонь.

Лу фыркнул и запрыгнул на кухонный стол, дабы взглянуть, что в том месте делают соседские дети.

– И пускай побольше резвится, – наставительно сообщила она.

– Благодарю, Чандра. Я позвоню.

– До тех пор пока, Лу.

Я протянул ей чек на сорок баксов, и она двинулась к выходу. В дверях обернулась в последний раз:

– И вдобавок тебе нужно починить дверь.

У дрессировщиков псов нет никаких необходимых к соблюдению правил. Все делается по наитию, и нереально угадать, что подойдет клиенту, а что нет. Помимо этого, какие конкретно тут вероятны советы?

Любой вчерашний зек может напечатать себе визитку – и вот он уже авторитетный собаковод. Авантюристы из бывшего СССР, необъятные поклонницы ненасилия, истерички, ксенофобы всех мастей, социофобы – кого я лишь не навидался за все эти долгие годы.

Мне нравится мнить, как в один раз на конференции собачников, в безумном доме либо в тюремной камере Юрий и Чандра встретятся, полюбят друг друга и отправятся в Вегас, дабы растить в том месте питбулей?буддистов. Но, как минимум, мне они оказали одну полезную услугу: сейчас я как огня опасался любой помощи со стороны и был полон решимости справляться самостоятельно. И именно это, возможно, в итоге помогло Лу вырасти таким превосходным псом.

Я послушал советов Дина, приобрел клетку, начал читать книги и брать Лу с собой, куда лишь имел возможность. Мы стали неразлучны и обучались всему на собственных неточностях. А также в то время, когда я иногда делал глупости, мне это сходило с рук, по причине того, что Лу исправлял их сам.

Таковой уж это был превосходный пес. И дом сейчас был в полной безопасности, и мы с Лу нормально высыпались по ночам.

Дела отечественные шли на лад.

Мы довольно часто ездили на пляж. В том месте Лу имел возможность носиться, сколько захочет, и проявлять собственный ненасытное любопытство, а я не опасался, что он куда?нибудь убежит. Вправду, куда он имел возможность оттуда деться? в Каталину?

С одной стороны был Тихий океан, с другой – Санта?Моника, а между ними люди, собаки, велосипеды и песок.

У нас имелся мяч. Практически ежедневно я учил его апортировке. И Чандра – благослови Господь ее языческую душу – была права в одном: за кусочек индейки Лу готовьсяна каждые подвиги.

Как бы на большом растоянии он ни забегал и как бы ни заигрывался с другими псами, стоило мне дунуть в свисток, и он спешил ко мне сломя голову за очередным лакомым кусочком.

Как?то утром в субботу я заехал за Нэнси, и мы отправились на пляж все втроем. В том месте были и другие собаки с хозяевами и пара бегунов. Лу взметал фонтанчики песка и загонял чаек в набегающую волну.

Соленую воду он рискнул отведать всего один раз, несколько дней назад, и позже его продолжительно рвало.

Сейчас он лишь нюхал ее, тряс головой и отходил подальше.

К направляться устремился щенок овчарки, еще совсем мелкий, но размерами уже практически с моего пса. у него были уши торчком и сверкающие белые зубы. Тёмный со яркими подпалинами, он превосходно смотрелся на фоне песка.

Лу принял игривую позу, прижался к замер и земля. В то время, когда новый приятель желал на него наскочить, он взвился в атмосферу, как из засады, развернулся в полете и приземлился сзади оторопевшего щенка.

– С ума сойти, какой он ловкий, – увидел я, глядя, как псы мчатся по пляжу наперегонки.

– Он же дикарь из диких прерий! – заулыбалась Нэнси.

Я посвистел, и, как по волшебству, Лу затормозил, а после этого галопом понесся обратно к нам. Щенок овчарки безнадежно отстал.

– Ну и скорость! – Я отщипнул кусочек мяса.

– Легко ураган, – дала согласие Нэнси и отошла, в то время, когда Лу налетел на нас в пыли и клубах песка.

Вправду, он был весьма стремительным, в особенности в молодости. Лу уступал лишь гончим, это все же была совсем вторая лига. Но никакая вторая собака, будь то колли, далматинец, доберман либо хаски, не имела возможности его обогнать.

Как?то раз на безлюдной дороге у моря я прокатился рядом с ним на машине. Четверть мили на скорости практически тридцать пять миль в час – вот как он бегал!

Лу обрисовал круг и уселся передо мной в ожидании приза, и я дал ему кусочек индейки. Наконец подбежал и щенок овчарки, в полном удивлении, что же тут такое творится.

– Ох, и носится же ваш пес, – увидел хозяин щенка, подошедший следом. Лу со щенком дружески обнюхали молодого человека, и тот забрал собственного пса на поводок. – Что это за порода?

– Помесь ротвейлера с овчаркой, – ответил я.

– Он дикий, – с гордостью добавила Нэнси. Ей это нравилось.

– В смысле, совсем?

– Мы его нашли месяц назад в лесу.

– Страно, таковой дружелюбный… – Щенок по?прошлому тянулся к Лу, что то и дело толкал его носом, как будто бы предлагая поиграть в догонялки.

– Да отпустите его, – внес предложение я юноше.

Он отцепил поводок, и собаки снова начали носиться по пляжу. Лу игрался со щенком, крутился рядом, перепрыгивал через него, поднимался на задние лапы. Я в первый раз по?настоящему оценил, как же он красивый и стремительный.

Он двигался как мастер боевых искусств, на которого пробует нападать пьяный.

– Вам нужно его отвести на аджилити, – заявил юный человек. – Он у вас как цирковой акробат.

Через два года я вел занятия по аджилити, и Лу поставил неофициальный рекорд, проходя автостраду стремительнее каждый собаки, независимо от размера.

К клетке он привык скоро и без неприятностей. Днем мы занимались чем?нибудь занимательным. Ночи проходили мирно.

Дом был спасен.

Мы с Лу стали как братья. Он ездил со мной на работу. Мы игрались в гляделки и в «сумасшедшего пса», бегали по пляжу, выясняли друг друга все лучше и лучше, обучались понимать язык тела и намерения.

Мы изучали подробности, интонации и тональность. Мы имели возможность выяснить, о чем второй на данный момент думает, по позе, взору, мельчайшим звукам. Часто я подмечал, как он смотрит на меня: не так, как в большинстве случаев наблюдают собаки, в то время, когда им что?то необходимо, а вдумчиво, изучающе, как если бы он пробовал решить, стоят ли того все приносимые им жертвы.

Я обожал его, но не так, как родитель обожает ребенка. В этом не было неуемной приторной слащавости, которой люди обычно окружают собственных питомцев и нещадно их этим портят. Я чувствовал себя скорее старшим братом Лу, что обязан научить его главным правилам судьбы среди людей.

Это стало моей главной задачей. Я был как музыкант?любитель, которому случайно подвернулась на чердаке пыльная скрипка Страдивари. Лу был моим духом?хранителем, он связывал меня с дикой природой, и мне это нравилось.

Я обожал его за то, что с ним совместно мы росли над собой, и с каждым днем он становился все лучше и лучше. Я питал зависть к его дару завоевывать сердца и тому, как он умел наблюдать в вакуум, тоскуя по потерянной семье… так имел возможность бы печалиться иммигрант, знавший, что уже ни при каких обстоятельствах не возвратится обратно.

Лy обучается новому

Лy сидел у кровати и наблюдал на меня.

– В чем дело? – задал вопрос я. Час назад я выпустил его во двор, а позже прилег подремать по окончании обеда. – На улицу тебе не нужно, и до ужина еще далеко, не приставай.

Он по?прошлому не сводил с меня глаз. Время от времени у него был таковой взор, как будто бы он примеривается, как бы половчее перекусить вам глотку, и сейчас был именно таковой сутки.

– Я не поднимусь, – отрезал я. На часах было без четверти четыре.

Он сунул шнобель в открытый шкаф, позже взглянуть на меня, позже снова на шкаф.

– В чем дело? – повторил я.

Он выбежал из помещения, но тут же возвратился.

– Р?р.

– У тебя что, снова диарея?

В этот самый момент все около зазвенело. Я спросонья кроме того не осознал, в чем дело. У меня не было ни колокольчиков, ни тамбуринов, ни литавр.

Именная бляха на ошейнике у Лу звякала по?второму. Соседский грузовичок с мороженым по большому счету не звенел, он лишь на всю улицу игрался дурные, весьма громкие песенки, дабы приманивать детишек… Нет, звон – это было что?то новое.

Лу опять посмотрел в шкаф, и сейчас я последовал его примеру и, наконец, осознал в чем дело: на перекладине висели безлюдные железные вешалки, каковые на данный момент весело звякали приятель об приятеля, как буддистские молитвенные колокольчики.

Со стенки упала литография в раме. Лу постарался ухватить ее зубами, но чуть?чуть промахнулся. Мы переживали отечественное первое совместное землетрясение, и он определил об этом на пара мин. раньше, чем я.

Помещение тряслась около нас, как вагон метро. Лу выбежал из помещения и принес мячик, выбежал еще раз и возвратился с диванной подушкой, выбежал снова и приволок мне сковороду.

Я все еще пробовал проснуться. Лу заскочил в постель и весело зафыркал: происходящее очевидно его развлекало.

В то время, когда?то я просматривал рассказы древнегреческих историков про крыс, змей и хорьков, каковые перед землетрясением быстро покинули город, что после этого был стёрт в пух и прах. Зрелище, полагаю, было впечатляющее, так что я устремился к окну и выглянул наружу – но, увы, никакого массового финала грызунов в том месте не нашёл.

Так же неожиданно, как началось, все закончилось. Вешалки прекратили отзванивать призыв к молитве, а я неспешно принялся обходить дом, что получил привычную неподвижность, пробуя осознать, что же мне сейчас делать. Взбудораженный Лу обнюхивал вещи, упавшие на пол.

Землетрясение выяснилось силой 5,2 балла.

Меня это впечатлило, но для привычных ко всему местных обитателей это были сущие мелочи.

– Вам очень рады в город колокольчиков, Лу. – Он лизнул меня в щеку, после этого сбегал и принес из гостиной бейсболку. – Благодарю. – Лу весело помчался за поводком. – Хорошо, отправимся гулять.

Новый район мы изучали совместно. Лу обучился идти рядом, не выскакивая вперед. Сначала не обошлось без недоразумений, само собой разумеется, но он скоро сообразил, что в случае если пристально смотреть за тем, что я делаю, гулять станет значительно занимательнее.

Большая часть псов осваивают команду «рядом» не сходу, временами на это уходят семь дней изматывающего труда, но Лу это нравилось. Он обожал гулять со мной.

Собаки и хозяева проносились мимо нас, как листья, гонимые ветром. Обладатели чуть удерживались на ногах: похоже, они понятия не имели, куда пес их на данный момент потянет. «Кто тут кого выгуливает, неясно», – посмеялся я про себя.

В то время, когда очередная такая парочка налетала на нас, чужая собака в большинстве случаев начинала зазывать Лу в игру. Он весьма обожал чужое веселье и внимание. Но в случае если второй собаке хотелось подраться, на это у Лу был совсем второй ответ: он не применял силу и скорость для защиты, а вместо этого становился весьма дипломатичным.

Он изучал, как движется тот пес, а позже уклонялся от его бросков, как будто бы Джеки Чан от кулаков пьянчуги, и непременно нападавший выдыхался.

Вспоминая об этом, я осознаю, что таковой инстинктивный талант, как и многие другие его манеры, показался неспроста. С самого детства в лесу ему было нужно обучиться хитрости и выживанию, и сейчас он использовал эти навыки к местным домашним псам. Лу отпрыгивал, увертывался, кружился, смеялся – делал все, дабы вторая собака успокоилась и прекратила на него нападать.

В таких случаях я в большинстве случаев отпускал поводок и разрешал Лу делать все, что он считал нужным, пока второй обладатель из последних сил удерживал собственного пса. Наряду с этим у Лу на морде игралась вечная ухмылка, как у Чеширского кота. Тогда я этого еще не знал, но эта «тактичность» Лу потом стала отечественным оружием для спасения сотен вторых псов.

Лу был еще щенок, интересный и жадный до ласки. Он не имел возможности осознать, что далеко не все, кого он встречает на своем пути, считает его милым и превосходным. Со временем, само собой разумеется, он и для самых страшных случаев выработал собственную, особенную стратегию, но в ту пору им двигал ничем не омраченный энтузиазм.

Мы были совсем без ума друг от друга. Он в буквальном смысле готовьсядля меня в пламя и в воду (и в один раз это доказал). И я также не чаял в нем души.

Это было как в кино: у меня появился совершенный верный пес, как Лэсси… действительно, я?то не был ребёнком, мне было уже под тридцать, и временами я ощущал себя легко неудобно.

Но я еще не знал, что отечественная история с Лу лишь начинается, и во многом она будет увлекательнее, чем приключения придуманного его пса и мальчика.

какое количество себя не забываю, я постоянно высмеивал хозяев, каковые делают из собственных псов объект поклонения. Пес не должен быть центром вселенной, он просто член вашей семьи, такой же, как остальные, он обязан выполнять правила, и у него должны быть привилегии, а вдруг относиться к собаке как к рок?звезде, она перевоплотит вашу жизнь в кошмар.

У нас с Лу все было по?второму, он сначала осознавал, кто он таковой и где его место. В то время, когда мы совладали с отечественными начальными проблемами, он весьма скоро обучился вести себя сдержанно и разумно и дал мне возможность не спеша осваивать базы дрессуры. Я сосредоточился на хорошем закреплении и на том, как лучше проводить обучение.

Я смело имел возможность ставить перед Лу все новые, более непростые задачи, по причине того, что верил внем.

Лу знал, что я не ставлю его во главу угла, но сам я был для него центром вселенной, и в этом вся отличие.

По утрам мы довольно часто ходили в маленький парк, именно в то время, в то время, когда дети бежали в школу. Я намерено выбирал таковой маршрут; мне хотелось, дабы он больше общался с детьми. Я кроме того раздал им пакетики с собачьим лакомством, дабы они имели возможность угощать Лу при встрече.

Весьма не так долго осталось ждать для них и для Лу это стало настоящим праздником: он вилял хвостом, вываливал язык, все радовались, малышня хвасталась приятель перед втором, как их слушает данный громадный тёмный пес с этими умными глазами. Новички сначала пугались и повизгивали, но весьма скоро также начинали смеяться, а Лу наслаждался общим вниманием, фыркал, толкал их носом и обнюхивал, как словно бы это были его сестры и братья по помету.

За два месяца Лу собрал двадцать фунтов. Сейчас он был похож на собственного отца, лишь помельче – но такой же замечательный, с крепким оформленным телом. Лапы и плечи у него были крепкие и налитые, как руки бодибилдеров, которых мы время от времени видели на улице.

Спортзал, где они занимались, был находится в соседнем квартале, а на половине пути пребывало мое любимое кафе.

В хорошую погоду я устраивался на террасе и трудился, а Лу, привязанный к ограде, потребовал внимания у прохожих.

Он держал себя с дружелюбием и таким достоинством, что скоро завоевал общую любовь. Грозные качки при встрече с ним вели себя как восторженные малые дети. За каких?то два месяца из дикого пожирателя белок Лу превратился в лос?анджелесскую звезду.

И вдобавок он большое количество трудился. Мы оба обожали обучаться, и он осваивал все новое весьма скоро. Все способы поведения и основные команды он изучил в считаные семь дней, а позже захотел еще.

Как?то раз мы шли по улице, и внезапно я взглянуть на поводок, что висел вольно и не натянуто… и неожиданно осознал, что он нам не нужен. Исходя из этого я уложил его Лу на пояснице, а сам продолжил идти рядом, по?прошлому о чем?то с ним говоря. Он поднял голову и улыбнулся.

Он шел рядом без поводка, все было весьма легко.

Я ощущал себя как гордый папаша, в первый раз отпустивший отпрыска на двухколесном велосипеде.

Я снижал темп, и он замедлялся. Я шел стремительнее, он также. Я тормозил, и он останавливался за мной, а позже садился.

Я хвалил его, но старался не через чур усердствовать, как словно бы во всем этом не было ничего необыкновенного. Но в я раздувался от гордости и за него, и за себя.

В то время, когда он попривык, я начал делать неожиданные повороты. Либо переходить на бег – и он постоянно поддерживал мою скорость. В случае если я неожиданно останавливался, он также поднимался и пятился на ход либо два, дабы мы снова были наравне.

Этому я его не учил, он просто стал так делать в какой?то момент.

Как бы я ни старался застать его неожиданно, он постоянно успевал за мной и ухмылялся, как Чеширский кот, в то время, когда знал, что у него получается на превосходно. Для него все это было игрой. Он бросал на меня довольный взор с видом: «Я тебя осознал, брат, давай дальше!»

И до тех пор пока я обучал самого превосходного на свете пса, рядом, всего в паре кварталов от нас Эрл Вудс занимался воспитанием величайшего в мире игрока в гольф – Тайгера Вудса, собственного сына. Тайгер был очень гениален с рождения. В то время ему было всего четырнадцать, и до начала карьеры оставалось еще несколько лет.

Но из книги Эрла я похитил один прием, что удачно испробовал на своем чудо?воспитаннике.

Тайгер должен был обучиться функционировать удачно при любых событиях и постоянно показывать самые отличных показателей, что бы ни творилось около. Дабы научить сына этому, Эрл применял технику, прекрасно известную как в спорте, так и в армии. Дрессировщики ее также знают.

До тех пор пока Тайгер подготавливался сделать замах, Эрл принимался звенеть мелочью в кармане, бросал в Эрла мячиком либо ронял клюшку, кашлял, вскрикивал – в общем, делал все, дабы его отвлечь. Неспешно сын обучился не обращать внимания ни на что постороннее и сосредотачиваться лишь на том, дабы сделать совершенный удар.

То, что Лу готов был меня слушаться дома либо на негромкой улице, – это ничего не стоило, я желал, дабы он делал все то же самое при любых событиях. Его потенциал необходимо было раскрыть до конца.

Рядом от нас пребывала промзона, где загружались и разгружались маленькие грузовики. По краю были высажены деревья, в том направлении рабочие выходили на перекур. К разгрузочной площадке вела дорога, по которой всегда сновали автомобили.

Со всего штата ко мне свозили какие конкретно?то автозапчасти и другие товары. Тут было шумно, людно и непредсказуемо – лучшего места, дабы проверить способности Лу, я не имел возможности и вообразить. В случае если Эрл Вудс сумел воспитать гения, то чем я хуже?

И вот, по четвергам и вторникам, перед тем как отправляться к своим ученикам, я шел с Лу на эту промзону. Вначале мы делали маленькой круг, без поводка, очевидно, здоровались с рабочими, каковые именно выходили на обеденный паузу, и Лу обнюхивал все около, привыкая к шуму и суете.

Для Лу это был собачий Диснейленд. Хаос ни при каких обстоятельствах не внушал ему страха: он развлекался.

Мы старательно отрабатывали команды «сидеть/место» и «лежать/место», до тех пор пока он наконец не обучился оставаться в таком положении подолгу. Дома и на улице с этим не было неприятностей, однако здесь, среди грузчиков и автомобилей, ему было куда сложнее. Я подводил его к самой проезжей части, оставлял на обочине и жестом и голосом давал команду «сидеть».

Позже отстегивал поводок и уходил.

В полусотне футах от того места, где я его покинул, были столики для рабочих. Я занимал место, выпивал газировку и замечал. Лу сидел, как истукан, только легко косясь на проезжающие мимо тридцатитонные грузовики.

Никакого поводка, и автомобили всего в десяти шагах.

Лу восседал гордо, как королевский гвардеец.

Из административного строения вышел какой?то человек и пристроился рядом со мной за столик, дабы покушать. Распаковывая собственный обед, он неожиданно увидел Лу.

– Эй, ты это видел? – Он ткнул в его сторону бутербродом.

– Он рулит перемещением, – пояснил я будто бы ничего не случилось, потягивая лимонад.

– Без шуток? Он что, у перевозчиков трудится?

– Ну да. Они сейчас берут на работу псов. – Я оставался невозмутим.

– А также не шелохнется. Мой пес бы уже обделался!

– А кто у тебя?

– Далматинец.

– Они лошадей обожают.

– Да, наподобие так говорят. – Он пожал плечами. К Лу тем временем подошел какой?то шофер и с ним заговорил. Мне было не хорошо видно издали, но, думается, Лу на него легко рыкнул.

– И вдобавок у них неприятности со слухом.

– Это в точку. Большое количество знаешь о псах?

– Большое количество просматривал про них, в то время, когда мелким был.

– Обожаешь их, да?

– Весьма, – согласился я.

Я отставил бутылку в сторону и направился к Лу. Тот замотал хвостом и начал выбирать лапами, но не сдвинулся с места. Не отреагировал он кроме того тогда, в то время, когда проезжавший мимо пикап погудел ему в знак приветствия.

– Молодец, Лу! – Я обнял его, скормил печенье и сообщил: «Прекрасно» – это было у нас с ним что?то наподобие команды «вольно». Он облизал меня, пофыркал и начал весело кружить на месте. Я сообщил ему: «Крутись – прекрасно!», в надежде, что он непременно запомнит и это слово также, а позже сможет выполнить новую команду.

Я отметил себе на память, что Лу обожает так делать, и совместно мы возвратились к нашему новому привычному. Я согласился, что разыграл его, но он был не в обиде.

В свое время Джон научил Лу ловить на лету кусочки и орехи сыра, а вот команде «лай лапу» его научила одна дама родом с Тайваня, и это был очень драматический вечер.

Родители Нэнси жили в маленьком городе к северу от Лос?Анджелеса, на границе громадного заповедника. Самое потрясающее, что было в данной местности, – это множество диких павлинов, каковые разгуливали везде свободно, кроме того по крышам ломов и капотам автомобилей. Местные обитатели терпеть не могли этих восхитительно броских птиц, с огромными хвостами?веерами, за пронзительные крики по ночам и огромные кучи гуано, каковые они оставляли везде.

Никто в точности не имел возможности сообщить, откуда на лос?анджелесских буграх взялись эти уроженцы далекой Индии. Но все были едины во мнении, что ничего хорошего от павлинов нет и быть неимеетвозможности. Кроме того, что они кричали и гадили, эти всеядные птицы еще и разоряли посадки, и уничтожали небольшую живность.

Павлины?психопаты орали на нас с Лу с перепачканных изгородей и черепичных крыш все то время, пока мы шли по улице. Зная повадки Лу, я предпочел не спускать его с поводка чтобы не было кровопролития. Он ненавидел павлинов всей душой, и не могу заявить, что я его не осознавал.

– Идите, я послежу за Луи, – сообщила нам мама Нэнси. Нам конечно же хотелось побыть наедине, и до вечера эта славная дама готова была взять на себя миссию собачьей няньки.

– Вы уверены? – все же уточнил я. До сих пор с Лу не оставался никто, не считая меня, и я не знал, как он на это отреагирует, он имел возможность перепрыгнуть через забор, выбить дверь либо разбить окно… Лу был мастером по таким фокусам, и, появляйся он на свободе, местную павлинью популяцию ожидала незавидная участь.

– Луи мне нравится. Идите. Я ему что?нибудь приготовлю и, возможно, научу каким?нибудь трюкам.

Я не уверен, держала ли госпожа Бэнкс в то время, когда?или псов, но Лу ей и правда нравился. И это именно она первой нарекла его Луи – потом это имя так и прижилось. Но лишь для других людей: я сам, в то время, когда к нему обращался, постоянно называл его лишь Лу.

Господин и госпожа Бэнкс познакомились в 60?х. Он был негромким и скромным армейским механиком и служил на Тайване, она влюбилась в него, и он также. По?английски она не знала ни слова, но была весьма хороша собой и владела радостным, открытым нравом.

Они уравновешивали друг друга: он был вдумчивым и старательным, она – решительной и дружелюбной. У них был один сын и одна дочь.

Как раз по причине того, что Нэнси характером отправилась в маму, ей удалось убедить меня в тот памятный сутки подобрать искусанного клещами и блохами беспородного пса.

Я представил, какой ущерб Лу может нанести чистеньком и ухоженному дому Бэнксов. Красивые китайские украшения рисковали быть изгрызены в хлам. Но сад был окружен высоким забором, и хозяйка дома была полна решимости проследить за Лу.

Так мы его и покинули с госпожа Бэнкс, в окружении кричащих павлинов, и совершили прекрасный сутки, разъезжая по окрестностям. Мы взглянули ветхую Пасадену, понежились на солнышке, прошлись по магазинам и пообедали в кафе на террасе с видом на ветхий проспект. Но дабы не злоупотреблять добротой госпожа Бэнкс, через несколько часов мы все же двинулись в обратный путь.

Мне не терпелось заметить, как они поладили между собой.

Госпожа Бэнкс мы нашли среди улицы, в двух кварталах от дома – она куда?то бежала трусцой.

– Оп?па, – сообщила Нэнси.

– Да, он сбежал, – набрался воздуха я, опуская окно.