Не только барбюс

Мировые конфликты ХХ столетия покинули глубочайший след в культуре всех государств-участниц. Фронтовой опыт был переплавлен в много тысяч произведений всех видов мастерства. Особенно интенсивным временем осмысления итогов войны, ее наследия в культуре стали 1920–1930-е гг.

Не стала исключением и Франция, многие писатели которой попали на фронт и запечатлели собственные армейские переживания на бумаге.

Среди них, непременно, выделяется фигура Анри Барбюса, чье произведение «Пламя» стало знаковым и породило множество подражаний, но французская военная литература не ограничивается этим романом. Какие конкретно же еще названия и имена возможно отыскать в памяти, в то время, когда мы говорим о французской военной литературе?

Русскоязычному читателю обыкновенно прекрасно известны пара зарубежных художественных произведений о Первой мировой. Англия представлена «Последним храбрецом» Олдингтона, Германия – романами Ремарка, Австро-Венгерская империя (либо, правильнее, уже Чехословакия) – гашековским романом о бравом воине Йозефе Швейке, американский взор на войну дан в романе Хемингуэя «Прощай, Дос и оружие Пассоса «Три воина».

Рекламный плакат, повествующий о выходе «записок комбатанта» — книги Анри Барбюса «Пламя».

Возможно отыскать в памяти, в принципе, и еще пара имён, но в целом европейские и американские произведения о Первой мировой, созданные ветеранами этого конфликта в течение 1920–1930-х гг., представлены фрагментарно и не дают полной картины. К примеру, по большому счету малоизвестны итальянские тексты Курцио Малапарте либо Эмилио Луссу, не переводились либо редко переиздавались словенские, венгерские, повести и румынские романы и т.д.).

Сходная картина сложилась и в отношении французской литературы. Подчас думается, что не считая романа Анри Барбюса «Пламя» ей нечего предложить, не смотря на то, что это, непременно, не так.

Французские писатели до войны. потери и Война

Война мобилизовала не только крестьян и рабочих, вместе с тем интеллигенцию. поэты и Французские писатели с радостью отозвались на призыв Республики. Среди пришедших на призывные пункты были представители самых направлений и разных стилей, и многие из именитых либо лишь начинающих писателей срочно нашли на Великой войне собственную смерть.

Слева Ален-Фурнье, он же Анри Фурнье (1886–1914), справа Шарль Пеги (1873–1914).

Так, в сентябре 1914 года на протяжении первой битве на Марне погиб юный писатель-реалист Ален-Фурнье (настоящее имя Анри Фурнье), за год до того прославившийся своим романом «Громадной Мольн». Тогда же был убит его старший товарищ по ремеслу Шарль Пеги, драматург и писатель, до войны проделавший путь от активного участия в движении социалистов к не меньше активной деятельности в рамках национально-религиозного направления в искусстве и политике.

Другие успели повоевать больше. Так, автор Эмиль Дриан, печатавшийся под псевдонимом «Capitaine Danrit», создал большое количество романов в жанре т.н. «мнимой войны». Темами его произведений становились, к примеру, будущая война с Германией («Война за завтрашний сутки», 1888) и конфликт с Англией («Смертельная война: Франция – Англия», 1902).

Уже пожилым человеком появившийся в 1855 году резервист Дриан был опять призван в армию, в то время, когда разразилась война. Он дослужился до звания полковника и был убит под Верденом в 1916 году. В этом, возможно, возможно заметить усмешку истории.

Как пишет историк Николя Бопре, картины будущих войн, каковые рисовал Дриан в собственных романах, «были очень популярны. Их предупреждения, без сомнений, содействовали созданию особенного психотерапевтического климата, предвосхищавшего войну в Европе задолго до событий в Сараево в 1914 году».

Эмиль Дриан (1855–1916) и обложка одной из его книг «Война за завтрашний сутки».

Многим посчастливилось удачно пройти всю войну – как, к примеру, поэту и знаменитому писателю, проповеднику литературы авангарда, Гийому Аполлинеру. Чужестранец польско-итальянского происхождения (настоящая фамилия Костровицкий), вести войну в рядах французской армии и целиком и полностью принадлежавший литературе и французской культуре, он своим волонтерством заслужил гражданство Республики и, в один момент, почетное право «погибнуть за Францию».

В 1916 году он был ранен в голову, прооперирован, два года пребывал в больницах и стал в 1918 году жертвой известной эпидемии «испанского гриппа». В его поздних стихотворениях (сборник «Каллиграммы: войны и Стихотворения мира, 1913–1916») образ войны занимает центральное место. Из стихотворения «К Италии» (пер. Н. Лебедевой):

«Любовь перепахала мою жизнь как бомбы полосу

передовую

Пришли зрелость и война совпадая

И сейчас в августе пятнадцатого тут

Вот в этом наспех вырытом окопе в жаркий сутки

Все мои мысли о тебе Италия отчизна сердца моего

В то время, когда фон Клюк шел на Париж в преддверье

Марны

Мне вспоминалось разграбленье Рима ордами

германцев

Как обрисовали ту картину

Испанец Деликадо Бонапарт и Аретино

Я силился осознать

Вероятно ли чтобы нация

Вскормившая культуру всей Европы

Ожидала уничтожения беспрекословно».

Блез Сандрар (1887–1961) и его книга «Отрезанная рука».

Приятель Аполлинера, швейцарский поэт-авангардист Блез Сандрар, кроме этого сражался во французской армии и также заслужил гражданство, но утратил руку. Его автобиографическое произведение «La main coupee» («Отрезанная рука», существует в двух вариантах – 1918 и 1946 гг.) посвящено войне и написано с громадной ясностью. Кошмар войны для Сандрара содержится не только в схватках и вылазках за траншеи, но и тайных, каковые не имеют решения. Один из эпизодов его книги особенно показателен (пер. автора):

«Красивым утром в июне мы сидели в траве, которая покрывала отечественный бруствер и прятала колючую проволоку, и которую необходимо было скосить и разбросать. Мы сидели среди данной высокой травы, разговаривая нормально в ожидании супа… в то время, когда внезапно данный идиот Фаваль быстро встал, вытянул правую руку, показывая на что-то пальцем, и, закрыв глаза левой рукой, начал издавать жалобные крики, как словно бы собака воет… Мы быстро встали и с большим удивлением уставились в том направлении, куда он показывал: в трех шагах от Фаваля выросла, как громадный цветок, посаженный среди травы, как красная лилия, истекающая кровью, прямая рука, отрезанная по локоть, словно кто-то, все еще живой, зарылся в почву пальцами, как бы разрешив войти корни.

Никакие самолеты тем утром не пролетали, вблизи либо далеко не было никаких выстрелов либо взрывов. Над нами было ласковое небо. Солнце мягко светило.

Над весенней травой было полно бабочек и пчёл.

Ничего не происходило».

продолжатели и Наследники Барбюса

Но самая мощной была, само собой разумеется, литература реализма. Недаром Раймон Лефевр, сам прошедший войну и окончательно оставшийся ее уверенным соперником, сказал (пер. Ф. Наркирьера):

«От вас [писателей] получает он [фронтовик] правды, как бы она ни была тяжела, только бы от нее не несло лицемерным оптимизмом, что по сточным канавам прессы доходит от тех, кто побеждаетв тылу, до тех, кто складывает головы на фронте».

В этом случае, само собой разумеется, нужно дать должное Анри Барбюсу. Его книга, изданная уже в 1916 году, первенствовала . Она проложила дорогу таким гениальным писателям, как Жорж Дюамель (сборники «Жизнь» и «Цивилизация мучеников»), Ролан Доржелес (роман «Древесные кресты»), Жан Жионо (роман «Громадное стадо»), Морис Женевуа (сборник «Те люди из 1914 года», объединивший его работы 1916–1921 гг.).

Раймон Лефевр и Поль Вайян-Кутюрье совместно с далека сборник рассказов «Солдатская война».

Все они были ветеранами , многие были ранены и имели награды. Нужно подчернуть, что их произведения, переведенные и изданные на русском в 1920–1930-е гг., к сожалению, в будущем ни при каких обстоятельствах не переиздавались. Во Франции же их произведения стали классикой.

Так, к примеру, Андре Моруа отзывался о Жорже Дюамеле (пер. И. Кузнецовой):

«В 1914 году Жорж Дюамель, военврач второго класса, был назначен в полевой военного госпиталь врачом, а после этого взял, по собственной просьбе, «газовое» отделение. Четыре года войны он совершил бок о бок со собственными больными, сражаясь вместе с ними против смерти на поле брани людской страдания. Через его руки прошли тысячи изувеченных, истекающих кровью французов всего общества – рабочие, крестьяне, буржуа.

Он обучился уважать их и обожать. Практически все они проявляли в страдании целомудрие и сдержанность, каковые являлись уроком как Дюамелю-живописцу, так и Дюамелю-человеку. Они были мучениками веры – веры во Францию – и помогли Дюамелю понять, как глубоко он сам чувствует себя в первую очередь французом».

критик и Известный литературовед Жан Нортон Крю, сам прошедший войну, в конце 1920-х гг. в собственной биобиблиографической работе «Свидетели» о произведениях ветеранов (романах, мемуарах, ежедневниках – всего более 300 книг), высоко оценив романы Барбюса и Доржелеса, отметил, однако, что эти тексты высказывают в основном индивидуальные переживания, а не коллективные.

Ролан Доржелес (1886–1973) и Морис Женевуа (1890–1980).

Но, поток писем ветеранов тому же Барбюсу, от генералов до рядовых, свидетельствует, что роман «Пламя» все же сумел выразить опыт всех комбатантов. Сам Крю отдавал предпочтение произведениям Женевуа, каковые позднее стали сравнивать с известнейшим текстом (практически это роман, выросший из дневниковых записей) Эрнста Юнгера «В металлических грозах».

Неспециализированный настрой этого направления выразил, возможно, Ролан Доржелес, в то время, когда вспоминал о погибших сослуживцах (пер. Л. Савельева):

«Нет, мученическая часть ваша еще не кончена, товарищи мои, и железо еще раз ранит вас, в то время, когда заступ крестьянина взроет вашу могилу… Вы были так молоды, так наивны, так сильны, товарищи мои – о, нет! вы не должны были умирать… Такая радость судьбы была в вас, что она преодолевала нехорошие опробования. Среди грязи окопов, изнывая под бременем военной тяготы, кроме того перед лицом смерти – вы смеялись, я слышал ваш хохот и ни при каких обстоятельствах не слышал плача.

В данной способности шутить не воплощалась ли ваша душа, бедные приятели мои, не она ли придавала вам больше силы? Дабы поведать о ваших продолжительных страданиях, я решил также пошутить, посмеяться, как смеялись вы. Один в моих безмолвных мечтах, я снова взвалил сумку на пояснице и, без спутника, в мыслях еще раз совершил целый путь с вашим полком – сейчас полком призраков».

Случай Селина

Нужно сообщить и о том, кто был в стороне от направления, заданного Барбюсом и Доржелесом, которое, в сущности, восходит к натуралистической школе Эмиля Золя. Данный отщепенец – Луи-Фердинанд Селин, также ветеран Первой Мировой. Изданный им в первой половине 30-ых годов XX века роман «Путешествие на край ночи», первая часть которого обрисовывает именно военную одиссею главного храбреца, произвел чувство разорвавшейся бомбы.

В случае если у Барбюса, Доржелеса и других имеется оптимизм, надежда на модернизацию по окончании войны связана с социальной активностью весов, революцией, очищением общества от скверны, то тут наоборот. Как правильно подметил Л.Д. Троцкий, появлявшийся неожиданно громадным поклонником романа:

«Зрелый человек, с огромным запасом художника и наблюдений врача, с суверенным безразличием к академизму, с необыкновенным эмоцией языка и интонаций жизни, Селин написал книгу, которая останется независимо от того, напишет ли он другие и будут ли они на высоте первой. «Путешествие вглубь ночи» – роман пессимизма, книга, продиктованная скорее кошмаром перед усталостью и жизнью от неё, чем возмущением. Активное возмущение связано с надеждой. В книге Селина надежды нет… Роман задуман и выполнен как панорама жизненной бессмыслицы, ее жестокостей, коллизий, лжи, без просвета и выхода».

Думается, что роман Селина закрыл целую страницу в истории французской военной литературы. настроение и Приёмы романа стали определяющими для восприятия войн и конфликтов. С эмоцией глубокого отвращения ко всякой бойне, неверием в высокие фразы и пессимизмом Франция в 1930-е гг. двигалась навстречу новым опробованиям, перечеркнувшим во многом все то, что было прежде.

рассказы и Романы ветеранов Первой Мировой превратились в факты истории, и только считанное их число вошло в литературный канон и получило вечную судьбу.

Литература:

Beaupre N. Literature (France) // International Encyclopedia of the First World War (http://encyclopedia.1914–1918-online.net)
The Cambridge companion to the literature of the First World War / ed. Sherry V.B. Cambridge – New York: Cambridge University Press, 2005
История французской литературы. Т.IV. 1917–1960 гг. – М.: Издательство Академии наук СССР, 1963
Барбюс, Анри. Пламя – М.: Наука, 1985
Вайян-Кутюрье, Поль. Записки отпускника / пер. с фр. Гурович P.А. – М.: «Жургазобъединение», 1938
Верт, Леон. Клавель воин / пер. с фр. под ред. Левина Е.М. – Л.: «фабрика и Земля», 1926
Доржелес, Pолан. Древесные кресты / пер. с фр. Савельева Л.М. – Л.: «Книга», 1925
Дюамель, Жорж. Кирасир Кювелье / пер. с фр. Тынянова Ю.Н. – Л.: «Прибой», 1926
Дюамель, Жорж. Цивилизация / пер. с фр. – М.: Берлин: «Межрабпом», 1925
Жионо, Жан. Громадное стадо. Бугор / пер. с фр. Парнок С.Я., Иванова Н.М. – Л.: ГИХЛ, 1934
Лефевр, Pаймонд и Вайян-Кутюрье, Поль. Солдатская война / пер. А.Н. Горлина – М.: ГИЗ, 1923
Селин, Луи-Фердинанд. Путешествие на край ночи / пер. с фр. Э. Триоле – М.-Л.: ГИХЛ, 1934

ДТП Савушкина — Анри Барбюса27.01.2017

Похожие статьи, которые вам понравятся: