Объективное и субъективное в переводе

Вряд ли стоит отрицать, что многие утраты при переводе но-сят объективный темперамент, что переводчик скован системными межъязыковыми расхождениями, асимметрией культурных реа-кций, стилистическими нормами и т.п. Эти и другие столь же объективные факторы, воздействующие на степень переводимости, тра-диционно изучаются наукой о переводе. Но лишь объективными факторами не исчерпываются утраты при переводе.

Правильнее, нетолько объективные факторы воздействуют на переводческий выбор. В не меньшей степени данный выбор предопределен субъективными факторами, в частности свойством конкретного индивида — переводчика расшифровать то, что зашифровано автором в тексте оригинала, т.е. расшифровать выбор автора, и данный выбор простирается в трех сферах: настоящего (обрисовываемые в тексте оригинала предметы настоящей действительности в их связях и с социально закрепленными метафорическими значениями и прямыми), совершенного (представления автора текста о значениях этих предметов и их связях, его впечатления о них, эмоции, связанные

с ними; эти представления, впечатления и чувства смогут не иметь постоянного характера, они смогут появиться только в какой-то момент быстро?] и не выводиться закономерно из всего мировоззрения и творчества автора) и знакового (речевые формы, избранные для отображения, но не настоящего, а совершенного, т.е.Объективное и субъективное в переводе формы текста, избранные автором исходя из личного представления об их семиотической и эстетической значимости).

Часто в теории перевода обосновывались методы межъязыковых преобразований для описания на языке перевода тех настоящих предметов, что фигурировали в тексте оригинала, а не тех совершенных сущностей, каковые в конечном итоге представлены в тексте оригинала. Идеал перевода наряду с этим понимался как некое практически зеркальное отражение чужой действительности, а не того совершенного мира, в котором эта реальность играется второстепенную роль.

Таковой перевод может иметь определенную сокровище как этнографический документ, но выясняется безлюдным с позиций отражения его совершенной сущности. Не нужно считать, что отражение совершенной сущности текста имеет значение только в художественном переводе. Наоборот, и в научном переводе либо, правильнее, в переводе научных текстов, что довольно часто и по многим параметрам противопоставляется художественному переводу, совершенная сущность выясняется серьёзнее настоящей.

Тут уместно отыскать в памяти об известном споре о том, чей перевод лучше — переводчика-специалиста, образованного филологически и не имеющего глубоких особых знаний, либо эксперта, замечательно разбирающегося в предмете и обладающего в большей либо меньшей степени языком перевода и языком оригинала. Переводчик-филолог будет переводить текст, пробуя расшифровать заключенную в нем совершенную сущность, т.е. авторское видение настоящего предмета.

Эксперт же, продираясь через дебри речевых форм зарубежного языка и найдя в том месте очертания предмета, будет стремиться сразу же обрисовать данный предмет в силу собственных опытных представлений о нем. А в этом случае громадна возможность того, что совершенная сущность предмета, т.е. то, что желал сообщить о предмете создатель уникального текста, будет подменено другой совершенной сущностью, той, которую создаст эксперт-переводчик не только, а время от времени и не столько на основании текста оригинала, сколько на основании собственного понимания предмета.

Кто из устных переводчиков не попадал в обстановку, в то время, когда в беседе специалистов ведущие переговоры эксперты не дослушивают перевод до конца и начинают отвечать собеседнику, домыслив часть его слов в силу хорошего знания предмета. Довольно часто это «речевое прогнозирование» оказывается успешным. Но нередки и случаи фальшивой предположения. И тут на помощь приходит

переводчик, пробуя распутать сложный узел из высказанного и домысленного. А вдруг в качестве переводчика выступает специа-лист? Не будет ли он домысливать не совсем совершенно верно осознанный уникальный текст, не подменит ли он своим понятием о предмете представление о нем автора уникального текста?

Различение настоящего, предметного, и совершенного в переводе очень принципиально важно.

Взор на перевод как на отражение совершенного разрешает в противном случае посмотреть на многие извечные неприятности теории перевода, а именно на неприятности переводимости и адекватности, вольного и буквального в переводе, проблему реалий и другое. Но уяснение совершенной сущности, заключенной в тексте оригинала, представляется очень затруднительным. Современная теория перевода не располагает какое количество-нибудь действенными способами для ответа данной задачи.

Запрещено дать согласие стем, что теория перевода не уделяла должного внимания проблеме понимания1, она научила переводчиков обнаружить соответствия предметам одной культуры в второй культуре, устанавливать межкультурные аналогии и выбирать средства для их обозначения средствами языка перевода. Так, денотативная модель показывает нам, что в случае если мы перевозим хрупкие, легко бьющиеся предметы и пишем наряду с этим на коробке «С опаской: стекло!», то, осознав предметную обстановку, при переводе этого предостережения на французский мы используем узуальную форму «Fragile», не обращая внимания на полное отсутствие семантической аналогии между речевыми конструкциями.

Семантическая модель перевода окажет помощь понятьсемантическую структуру британского слова student и выбрать соответствующий эквивалент русского для перевода в зависимости от того, идет ли обращение о юноше либо о девушке, об обучающемся школылибо высшей и т.п. И в том и в другом случае сообщениео предметной ситуации будет передано. Что же касается совершенной сущности высказывания, то ее дешифровка, т.е. познание, еще не отыскала должного отражения в науке о переводе.

§ 8. адекватность и Эквивалентность, верностьи точность

В современной теории перевода, стремящейся отойти от применения не хватает правильных, много раз критиковавшихся терминов, характеризующих перевод таких, как «верность» и «точность», наровне с термином «эквивалентность» обширно употребляется термин «адекватность». Примечательно, что термины «адекватность» и «эквивалентность» оказываются этимологически

1 См.: Крюков А.Н. Межъязыковая коммуникация неприятности понимания // коммуникация и Перевод. М., 1977.

С. 74.

связанными, поскольку восходят к одной латинской форме aeque — равняется, одинаково, так же.

Что же свидетельствует понятие адекватности перевода, какую роль оно может сыграть в теории перевода, в чем отличие категории эквивалентности от категории адекватности?

По всей видимости, понятие адекватности перекочевало в теорию перевода из теории познания, где термином «адекватное» обозначается верное воспроизведение в представлениях, суждениях и понятиях объективных отношений и связей действительности. Для теории перевода в качестве таковой действительности выступает уникальный текст как стройная совокупность отношений и связей между составляющими его элементами.

Задачей же перевода есть верное воспроизведение данной отношений и системы связей средствами другого языка. Что же предполагает верное воспроизведение подлинника (что термин верный обширно употребляется в зарубежной теории перевода для обозначения того же понятия, что и тождественный, ср. франц. fidele)!

Расшифровка определения верный через синонимы соразмерный, соответствующий, верный, правильный мало что может добавить к знанию о том, каким должен быть текст перевода если сравнивать с текстом оригинала. Пожалуй, лишь определение соразмерный подсказывает нам, что текст перевода не должен ни быть больше текст оригинала, ни быть меньше его, не смотря на то, что очевидно, что данное требование достижимо только довольно. Что же касается определения соответствующий (чему?), верный (по оценке кого?), правильный (?), то они достаточно абстрактны, не смотря на то, что и употребляются частенько по отношению к переводу.

Категория «верности» еще в древний период ассоциировалась с буквальным переводом. Достаточно отыскать в памяти Горация и его известное высказывание «Nec verbum verbo curabis reddere fidus interpres», взявшее потом так много интерпретаций. какое количество раз критики перевода задавали вопрос: «Кому должен быть верен переводчик? Автору оригинала?

Тексту оригинала?

Либо читателю, доверяющему ему и наивно полагающему, что перевод — это то же самое, что создал Создатель, лишь… на втором языке? Само определение верный представляется достаточно расплывчатым. Что такое верный!

Заслуживающий доверия? Неизменно придерживающийся чего-либо? Не вызывающий сомнений в собственной надежности?

Соответствующий истине? Правильный и точный? Неизменный?

Хотелось бы, дабы перевод владел всеми этими качествами.

Но, увы, настоящий перевод только частично заслуживает доверия, только частично придерживается подлинника, всегда приводя к в собственной надежности. В противном случае говоря, использование определения верный к переводу оказы-

вается красивой метафорой, но не правильным термином теории, Пожалуй, сейчас определение верный по отношению к переводу, скорее, есть категорией исторической, разрешающей глубже шять такое яркое явление в переводческой практике прошлого, как «красивые неверные».

Столь же расплывчатым выясняется определение правильный по отношению к переводу. Это вынудило исследователей искать иное юво для определения главного искомого качества перевода. В целом последовательности работ по теории перевода, — отмечал A.B.

Федо-ов, — усиленно подчеркивалась относительность понятия точ-ости. Понятие это было забрано под сомнение.

Кроме того слово точ-ость в применении к художественному переводу стало реже потребляться в отечественной художественной литературе последних де-ятилетий. В этом отыскал выражение верный в собственной базе принцип отказа от попыток устанавливать какие-либо абсолют-ные соответствия между разноязычными текстами, оперировать какими-либо размерами, взвешивать и измерять.

Вместо слова ‘точность и выдвинулся термин адекватность, означающий соответствие, соотнесенность, соразмерность. Имеется, но, возможность заменить данный зарубежный термин русским рловом полноценность, которое в применении к переводу свидетельствует: 1) соответствие подлиннику по функции (полноценность передачи) и 2) оправданность выбора средств в переводе»1. Стараясь уточнить понятие полноценности (адекватности) Перевода, Федоров формулирует более развернутое определение: «Полноценность перевода свидетельствует исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника и полноценное функцио- нально-стилистическое соответствие ему.

Полноценность перевода пребывает в передаче своеобразного для формы соотношения и подлинника содержания методом воспроизведения изюминок последней (в случае если это вероятно по языковым условиям) либо создания функциональных соответствий этим изюминкам. Это предполагает применение таких языко- вых средств, каковые, довольно часто и не совпадая по собственному формальному характеру с элементами подлинника, делали бы подобную смысловую и художественную функцию в совокупности целого»2.

Федоров ставит символ равенства между понятиями адекватности и полноценности. Адекватность для него — это всего лишь зарубежный термин, что, в соответствии с правилам художественного редактирования текста, лучше заменить словом родного языка. Но от таковой замены неприятность не делается более яс-

1 Федоров A.B. Базы неспециализированной теории перевода. М., 1983. С. 125—126.

2 В том месте же. С. 127.

ной. Наоборот, уподобление адекватности перевода его полноценности, предложенное Федоровым, ставит новые вопросы.

В первую очередь, чтобы оценить правомерность данного тождества, обратимся к определениям прилагательных тождественный и полноценный в лексической совокупности русского.

Прилагательное тождественный свидетельствует «в полной мере соответствующий, совпадающий», а прилагательное полноценный — «владеющий полностью нужными показателями, качествами»1. Как видно из этих определений, прилагательные полноценный и тождественный различаются в первую очередь тем, что первое дает качественную оценку чему-либо безотносительно к явлениям и другим предметам, тогда как второе обязательно предполагает сравнение, соотнесение одного явления с другим, не определяя их качеств.

Эти различия четко проявляются в сочетаемости данных слов с другими. Так, возможно сообщить полноценная валюта, полноценный диплом, полноценный продукт, полноценное произведение, полноценный летчик и т.п. Вряд ли эти имена возможно опреде лить прилагательным тождественный.

У прилагательного тождественный оценочное значение отсутствует. В действительности, тяжело с уверен-ностью сообщить, несут ли отрицательную либо хорошую опенку такие терминологические словосочетания, как адекватные меры, адекватные ответные действия, частенько употребляющиеся в политической речи. Кроме того бытовые высказывания адекватное/неадекватное поведение не несут в себе сильно выраженного оценочного значения.

Слово адекватность воображает в этом случае некий эвфемизм по отношению к прямо оценочным высказываниям. сравнения возможности и Отсутствие соотнесения объектов, которая нужна любой теории перевода, заставляет отказаться от термина «полноценный» по отношению к переводу Вместо него появляется новое, более соответствующее задачам теории перевода определение — равноценный. В.Н.

Комиссаров вводит категорию коммуникативной равноценности в само определение перевода. «Перевод, — пишет он, — это вид языкового посредничества, при котором на втором языке создается текст, предназна ченный для полноправной замены оригинала в качестве коммуникативно равноценного последнему»2. Предложенное определение, согласно точки зрения этого исследователя, «охватывает все переводы, хорошие и нехорошие, и разрешает отграничить перевод от вторых видов языкового посредничества, не предназначенных для данной цели»3. В этом определении утадьгеаются те же показатели перевода, что и в приведенном выше определении полноценности, данном

1 См.: Словарь русского: В 4 т.

2 Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М., 2001. С. 53.

3 В том месте же.

Федоровым, не смотря на то, что использована другая терминология. Для Федорова главным свойством перевода выясняется функциональное соответствие текста перевода тексту оригинала. Комиссаров пользуется более широкой формулировкой коммуникативной равноценности.

Одновременно с этим в определении Федорова имеется одно ответственное, на мой взор, уточнение, касающееся оправданности выбора средств в переводе. Это положение снова заставляет нас обратиться к категории адекватности.

В русском языковом сознании слово адекватность закрепилось за отношением между какими-либо ситуациями и действиями субъектов, в которых эти действия реализуются, или действиями и ожидаемыми от них результатами, нормами и действиями поведения и т.п. Но адекватными не смогут быть объекты по отношению друг к другу.

При системном подходе к переводу распространение понятия адекватности на перевод обращает нас к тем особенностям перевода, каковые проявляются в его сотрудничестве с окружающей средой. Адекватность перевода предполагает его соответствие тем ожиданиям, каковые возлагают на него участники коммуникации, и тем условиям, в которых он осуществляется.

Категория адекватности есть в основном чёртом не степени соответствия текста перевода тексту оригинала, а степени его соответствия ожиданиям участников коммуникации. В качестве последних смогут выступать оба участника коммуникации, как создатель исходного текста, так и получатель сообщения в переводе.

Адекватность для того чтобы уровня возможно замечать, например, в устном переводе, в то время, когда исходный текст изначально создается для перевода, а условия перевода и темперамент его протекания выяснены заблаговременно. Оба коммуниканта вычисляют перевод адекватным, в случае если коммуникация оказывается успешной, т.е. в случае если задачи коммуникации решены. Наряду с этим ни тот, ни второй коммуникант уверены в том, что речевое произведение, созданное переводчиком, эквивалентно исходному.

В этом случае срабатывает так называемая «презумция коммуникативной равноценности», которая появляется у коммуникантов любой раз, в то время, когда текст создается как перевод и употребляется в качестве перевода.

Однако адекватность как свойство перевода в основном ориентирована на получателя сообщения, созданного переводчиком. В любых ситуациях, в то время, когда переводу подлежит текст, создававшийся «для внутреннего потребления», т.е. как речевое произведение, перевод которого изначально не предполагался, адекватность выясняется целиком и полностью ориентированной на получателя переводной продукции. Именно он определяет степень коммуникативной равнозначности перевода и оригинала, нужную

10 280

ему для ответа задач комуникации. Исходя из этого кое-какие исследователи считают необходимым разграничить различные уровни адекватности. Так, Ю.В.

Ванников предлагает различать в первую очередь семантико-стилистическую адекватность, которая определяется «через оценку семантической и стилистической эквивалентности языковых единиц, составляющих текст оригинала и текст перевода», и функциональную (прагматическую, функционально-прагматическую), которая «выводится из оценки соотношения текста перевода с коммуникативной интенцией отправителя сообщения, реализованной в тексте оригинала»1. Помимо этого, учитывая потребности информационной практики, в которую вовлекается и перевод, он видит необходимость выделить особенный тип адекватности, в частности «дезидеративную адекватность», которая оказывается целиком и полностью ориентированной на запросы получателя переводной продукции. «С позиции семантико-стилистической теории адекватности такие виды обработки текста не должны принимать во внимание переводами, — отмечает исследователь. — На самом же деле, если они верно передают требуемый нюанс информации, заключенный в иноязычном тексте, т.е. реализуют коммуникативную установку, инициируемую получателем, их направляться признать полноправными переводами, отличающимися от вторых фактически переводов типом собственной адекватности»2. К этому типу адекватности по сути дела исследователь относит такие виды информационной обработки текста, как выборочный перевод, реферирование, аннотирование, просмотровое чтение и т.п., каковые сближаются с переводом тем, что оперируют исходными текстами на одном языке и создают тексты на втором, т.е. имеют тот же механизм, что и перевод.

Наконец, последней разновидностью адекватности выясняется так называемая «волюнтативная» адекватность, которую исследователь усматривает в переложениях. Она выяснена как волюнтативная потому, что в этом случае деятельно проявляется личная коммуникативная установка переводчика. Создатель данной типологии считает, что все эти разные виды перевода, предполагающие разный уровень близости текста перевода тексту оригинала, объединены между собой тем, что являются фактами двуязычной коммуникации при посредничестве переводчика.

В рассмотренной выше концепции понятие адекватности всецело покрывает собой все типы соответствия между текстом перевода и текстом оригинала. В этом случае понятие экви-

1 Ванников Ю.В. Неприятности адекватности перевода: Типы адекватности, виды
переводческой деятельности и перевода // перевод и Текст. М., 1988. С. 34—37.

2 В том месте же. С. 38.

валентности выясняется легко излишним. В противном случае говоря, понятие адекватности поглощает понятие эквивалентности.

Но таковой функциональный подход к установлению степени соответствия исходного речевого его перевода и произведения, опирающийся на коммуникативные установки трех участников коммуникации (автора уникального текста, получателя текста перевода, т.е. «клиента», и самого переводчика), выводит за рамки заинтересованностей теории перевода «таинство» переводческой кухни, его операции по максимально полному перевыражению всей совокупности смыслов, заключенной в тексте уникального речевого произведения. По сути, функционально допустимыми выясняются каждые формы межъязыкового посредничества независимо от того, как эквивалентен текст, порождаемый в ходе таких операций, тексту перевода.

С таким расширенным пониманием перевода тяжело всецело дать согласие. Сведение всех разновидностей межъязыкового посредничества к переводу чрезмерно расширяет и размывает рамки самого объекта, что уводит теорию перевода на через чур зыбкую землю. В данной концепции завлекает то, что различение типов адекватности разрешает нам снова ввести перевод в круг главных составляющих коммуникативного акта.

Не нужно забывать, что комуникативный акт — это не только участники коммуникации, но и само сообщение, совокупность смыслов в словесном обличий. Как раз установка на сообщение снова возвращает нас к категории эквивалентности, поскольку при всей важности коммуникативных установок на отправителя исходного сообщения, самого текста переводчика и получателя перевода не меньше значимыми являются тексты, порождаемые в ходе этого акта коммуникации, и отношение соответствия между ними.

Исходя из этого не меньше верным представляется и таковой взор на перевод, при котором большое совпадение между содержанием перевода и оригинала считается очевидным. В этом случае «хорошим», либо «верным», согласится лишь эквивалентный перевод1. В.Н.Комиссаров, полагая, что категория оценочности выясняется при таком подходе естественным показателем категории эквивалентности, предлагает вовсе вывести термин «адекватность» из научного оборота теории перевода2.

Исследователь исходит из положения теоретической концепции Федорова, уподоблявшего адекватность полноценности.

Но, как мы пробовали продемонстрировать выше, полноценность и адекватность сущность различные понятия, и понятию адекватности в отличие от понятия полноценности оценочность не характерна. Исходя из этого нет достаточных оснований для того, чтобы ликвидировать термин

‘ Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. С. 117. 2 В том месте же.

«адекватность» из теории перевода. Он не есть дублетом термина «эквивалентность», ни тем более таких понятий с неясным количеством, как «верность» и «точность». Термин «адекватность» обозначает особенную категорию теории перевода.

Его сосуществование с категорией эквивалентности не только возможно, но и целесообразно. Но чтобы они имели возможность существовать в пределах одной теории, направляться четко разграничить их понятийные области.

По крайней мере при первом приближении к разграничению понятийных эквивалентности и сфер адекватности возможно сделать вывод о том, что в переводе не все адекватно, что эквивалентно и не все эквивалентно, что адекватно.

Таковой взор на эквивалентности и категории адекватности в известной степени сходится с трактовкой различия между ними, предложенной А.Д. Швейцером. Данный исследователь отмечал пара отличий одной категории от второй.

Полагая, что обе категории имеют оценочный и нормативный темперамент, он видел первое их различие в том, что эквивалентность ориентирована на результаты перевода, на соответствие текста перевода определенным параметрам оригинала, тогда как адекватность связана с условиями протекания межъязыкового коммуникативного акта1. «Иными словами, в случае если эквивалентность отвечает на вопрос о том, соответствует ли конечный текст исходному, то адекватность отвечает на вопрос о том, соответствует ли перевод как процесс данным коммуникативным условиям»2. Второе различие пребывает в том, что эквивалентность предполагает максимально полную передачу «коммуникативно-функционального инварианта» оригинала, тогда как адекватность представляет собой некоторый компромисс, на что идет переводчик, жертвуя эквивалентностью для ответа основной задачи.

Таковой основной задачей считается сохранение в переводе функциональных доминант исходного текста. В противном случае говоря, адекватность имеет не большой, а оптимальный темперамент. Швейцер полагал, что категория адекватности выводится из переводческой практики, поскольку в реальности переводчик не всегда имеет возможность максимально полно передать всю совокупность смыслов, заключенную в исходном речевом произведении.

Время от времени, к примеру в устном переводе, он должен уменьшать сообщение, максимально «сжимая», компрессируя его, дабы успеть за выступающим. В другом случае он изменяет функциональное значение исходного текста, в то время, когда требуется, к примеру, лишь извлечь нужную информацию из текста имеющего для адресата оригинала значение нормативного документа. «Отсюда вытекает, — заклю-

1 Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, неприятности, нюансы. М., 1988. С. 95.

2 В том месте же.

мелок исследователь, — что требование адекватности носит не большой, а оптимальный темперамент: перевод обязан оптимально соответствовать определенным (иногда не в полной мере совместимым между собой) задачам и условиям»1. При таком подходе адекватными можно считать и переводы, сделанные французскими мастерами «красивых неверных».

Так, мы видим, что во всех теоретических концепциях происходит более либо менее четкое разделение двух сфер: сферы речевых соотношения и произведений между ними и сферы условий коммуникации, речевой ситуации, коммуникативного акта в целом. У Федорова оба нюанса представлены как два нужных требования к полноценному переводу. У Ванникова они составляют определенные уровни адекватности, у Комиссарова — уровни эквивалентности, а у Швейцера определяются как эквивалентность и адекватность.

Не обращая внимания на явные и неявные терминологические различия, мы обнаруживаем если не неспециализированный, то по крайней мере весьма близкий подход к тому, между какими качествами перевода уста-новливаются соответствия.

Понятия функций, функциональных различий речевых произведений, коммуникативных актов приямо либо косвенно появляются во всех теориях соответствий. Причем как правило эти теории опираются на функциональную структуру коммуникативного акта, предложенную Якобсоном. Его модель акта коммуникации оказывается если не универсальной, то по крайней мере главной при определении параметров межъязыковых соответствий, устанавливаемых в переводе.

Провозгласив семиотическую сущность перевода, исследователи стремятся уложить собственные критерии соответствий в достаточно твёрдые рамки трех типов взаимоотношений, в каковые вступают языковые символы с окружающей действительностью, и между собой в речевой цепи, в частности прагматические, семантические и синтаксические отношения.

Швейцер не без оснований полагал, что для «анализа эквивалентных взаимоотношений при переводе более подходит типологическая схема Р. Якобсона, в которой выделены функции, отличающиеся друг от друга установкой на тот либо другой компонент речевого акта. Это такие функции, как референтная либо денотативная (установка на референт либо «контекст»), экспрессивная — эмо-тивная (установка на отправителя), конативная — волеизъяви-тельная (установка на получателя), фатическая — контактоуста-навливающая (установка на контакт между коммуникантами), металингвистическая (установка на код), поэтическая (установка

Швейцер А.Д. Указ. соч. С. 96.

на сообщение, на выбор его формы). В соответствии с этими функциями возможно сказать об эквивалентности референтной, экспрессивной, конативной, фатической, металингвистической и поэтической»1.

Но потом следовал неожиданный вывод о том, что «установление доминантных функций оригинала (референтной, экспрессивной, конативной, фактической, металингвистической либо поэтической) определяется прагматикой текста — коммуникативной интенцией отправителя и коммуникативным эффектом текста — и предполагает наличие прагматической эквивалентности между переводом и оригиналом. Иными словами, прагматические факторы играются господствующую роль как в иерархической модели уровней эквивалентности, так и в одномерной функциональной типологии эквивалентности»2.

Появляются как минимум два вопроса: откуда берется эта самая прагматика, пребывающая в коммуникативной интенции отправителя и коммуникативном эффекте текста, т.е. в его действии на получателя, и из-за чего эта прагматика определяет не только референтную, поэтическую, контактоустанавливающую и металингвистическую, но и экспрессивную и волеизявительную функции? Эти вопросы не проясняются, а, наоборот, выделяются еще рельефней, в то время, когда исследователь пытается уточнить и пересмотреть категорию коммуникативной эквивалентности.

Конкретизируя суть, что вкладывается в понятие коммуникативного результата, он отмечает, что это понятие есть одним из элементов следующей триады: 1) коммуникативной интенции (цели коммуникации); 2) функциональных параметров текста; 3) коммуникативного результата. Эти три категории соотносятся с тремя компонентами коммуникативного акта: 1) отправителем; 2) текстом; 3) получателем3. Экспрессивная и волеизъявительная функции, являющиеся неотъемлемыми частями функциональных параметров текста, выясняются продублированными в триаде, поскольку как раз они создают коммуникативный эффект и задают коммуникативную интенцию.

Логический сбой происходит, на мой взор, по причине того, что прагматика, которая всему голова, предстает как составная часть сложного понятия переводческой эквивалентности.

Дабы лучше осознать сотрудничество функциональных параметров текста, прагматики текста и отыскать им место в общей теории эквивалентности и адекватности, обратимся к многоуровневым и функциональным моделям эквивалентности.

1 Швейцер А.Д. Указ. соч. С. 91.

2 В том месте же.

3 В том месте же. С. 92.

Свадебное платье для снегурочки. Пусть говорят, эфир от 25 01 2016 г


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: