Отечественная медиевистика в первой половине xix в

Интерес к западноевропейскому средневековью пробудился в русском обществе в один момент с проникновением в русскую литературу романтических влияний, т. е. во втором десятилетии XIX в. Показатели этого интереса видятся в творчестве Жуковского, Пушкина, и особенно Гоголя, которого возможно кроме того назвать экспертом по истории средних столетий. В 1834-1835 гг.

Н. В. Гоголь числился адъюнктом общей истории в Петербургском университете и прочёл в том месте последовательность лекций по западноевропейскому средневековью. Действительно, скоро он почувствовал слабость собственной исторической подготовки и прекратил преподавание.

До конца 30-х гг. XIX в. в Российской Федерации не было медиевистики как особой отрасли исторического знания. В университетах, кроме того столичных, не было особых кафедр средневековой истории; вся общая история читалась в большинстве случаев одним лектором, довольно часто не имевшем особой подготовки.

К примеру, в 1831 г. в Харьковском университете ординарным доктором наук кафедры философии был квартальный надзиратель Чанов (преподавал философию, словесность и право).

Изучений по истории западного средневековья не велось.

Историки, в большинстве случаев, занимались историей России, ещё слабо созданной и время от времени историей славян либо историей Византии. Византинистика и славистика имели сообщение сВосточным вопросом и исходя из этого правительство оказывало этим отраслям медиевистики умеренное поощрение. Первые учёные, занимавшиеся историей Византии показались ещё в XVIII в – Байер, Шлёцер, в основном – Ф. И. Круг (1764-1844) и его ученик А. А. Куник (1814-1899).

Но оба последних эксперта трудились в основном над публикациями византийских монументов и проблемами византийской хронологии. Настоящая же византинистика начала развиваться в Российской Федерации с 70-х гг. XIX в.

В Столичном университете более удачно развивалась славистика. Тут возможно назвать Ю. И. Венелина (1802-1839), что был сильно выраженным романтиком и пробовал, подобно германским историкам-националистам того времени, приписать славянам какую-то особенную историческую миссию и поднять их роль в истории Европы раннего средневековья путём достаточно фантастического доказательства, что скифы, сарматы, гунны, авары, хазары, варяги и т. д. принадлежали к славянам.

Это тесно связано со славянофильством, выросшим на романтической философской базе. Славянофилы приписывали высшее достижение мирового духа как раз славянам.

Одной из характерных изюминок русских историков первой половины XIX в. была не сильный научная продуктивность, в особенности у тех, кто трудился в провинциальных университетах. Не обращая внимания на то, что среди них было большое количество одарённых и гениальных людей, они редко оставляли по окончании себя больше, чем 1-2 работы и пара статей. Многие умирали в молодом возрасте – 30-40 лет.

По сути начало отечественной медиевистики как особой исторической дисциплины связано с именем Тимофея Николаевича Грановского (1813-1855). По окончании окончания юрфака Петербургского университета он отправился за границу, в Германию, слушал лекции Савиньи, учавствовал в семинарах Ранке. Возвратившись в Россию, он с 1839 г. начал преподавать в Столичном университете и уже с первых лекций стал известен как высококлассный лектор.

В 1844 г. Грановский защитил магистерскую диссертацию по одному из городов поморских славян «Волин Йомсбург, Венета», а в 1849 г. – докторскую – «Аббат Сугерий» по истории Франции XII в. По окончании смерти Николая I весной 1855 г. Грановский был назначен деканом историко-филологического факультета, взял задание от Министерства просвещения написать новый учебник по общей истории. Но 4 октября 1855 г. в возрасте 42 лет умер.

Грановский был одним из самые видных западников. Собственную кафедру он перевоплотил в центр пропаганды западнических идей. Грановский был романтиком, поклонником Гегеля, но ко всем реакционным элементам в романтизме он относился критически.

Не обращая внимания на то, что вежлив он был в школе германского романтизма, он склонялся больше к французским романтикам-либералам – Тьерри и Гизо.

Произведения Грановского отличаются громадными художественными преимущества, но ничего нового в науку не вносят. Ни магистерская, ни диссертацииявлялись хорошими для собственного времени работами, но никаких новых дорог в науке не прокладывали. Сила Грановского была в историческом синтезе.

У него была свойство удачно сгруппировать факты, выпукло обрисовать целую эру, дать меткую чёрта исторической личности.

Грановский был только обширно грамотным историком, самостоятельно перерабатывал продукцию европейской исторической мысли. В 1852 г., в то время, когда кроме того его ученики ещё оставались полностью во власти романтизма, он выдвигал позитивистское положение, что история обязана заимствовать у естественных наук их способ, стать настоящей наукой, в случае если кроме того наряду с этим нужно «будет отказаться от притязаний на художественную законченность формы». Кроме того собственные лекции он начал перерабатывать в духе позитивизма.

Неудивительно, что историк таких даров и для того чтобы широкого размаха имел учеников. самоё талантливым из них был Пётр Николаевич Кудрявцев (1816-1858). Его наиболее значимый труд «Судьбы Италии от падения Западной римской империи до восстановления её Карлом Великим» (1850) воображал собой важное научное изучение, основанное на источниках и не уступающее европейским работам на эту же тему.

Написан он был как плавное повествование о политических событиях.

Экономическая история им практически не затронута. Не обращая внимания на кое-какие значительные неточности, обусловленные состоянием исторической науки того времени, работа Кудрявцева до сих пор может иметь практическое значение, в особенности своим полным обзором политической истории Италии.

Вторым учеником Грановского (и Кудрявцева) был Степан Васильевич Ешевский (1829-1865), что известен своим трудом «Апполинарий Сидоний. Эпизод из литературной и политической истории Галлии V в.» (1855), где ярко и конкретно обрисован последний этап разложения Римской империи, в особенности социальная сторона неприятности. Ешевский по большей части занимался переходной эрой от античности к средним столетиям.

Тогда как в Столичном университете, благодаря Грановскому, Кудрявцеву и Ешевскому, история западноевропейского средневековья заняла позицию лидера среди вторых разделов истории и была представлена не хуже, чем в любом западноевропейском университете, в Санкт-Петербурге по этому разделу нельзя назвать ни одного большого имени. Только с конца 1850-х гг. здесь появляются ученики М. С. Куторги – Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826-1911) и Василий Васильевич Бауэр (1833-1884).

Стасюлевич известен не столько собственными изучениями, сколько зарекомендовал себя красивым опытным учителем, причём либерального образа мыслей, в связи с чем по окончании студенческий беспокойств 1861 г. лишился работы. Много лет (1865-1909) Стасюлевич был редактором и издателем журнала «Вестник Европы». Бауэр же занимался историей Реформации.

В провинциальных университетах – в Харькове, Киеве, Казани и т. д. – общая история была представлена, конечно, ещё не сильный, чем в столице. Деятельность учителей имела хотя бы то значение, что они шепетильно разрабатывали собственные университетские направления и тем содействовали формированию исторического образования и пробуждению интереса к независимым занятиям историей. В этом отношении самая заметная роль принадлежала харьковскому доктору наук Михаилу Назаровичу Петрову (1826-1887), курс которого «Лекции по глобальной истории» (4 тт., 1888 и потом) на целые десятилетия сделался главным для студентов историко-филологических факультетов.