Первая поэма» древней индии 4 страница. а наглость искателей ситы не знала предела

А наглость искателей Ситы не знала предела.

Но всевышние отправили мне войско, и, посредством силы,

Изгнал женихов незадачливых я из Митхилы.

Попытайся поднять данный лук, — молвил Джапака Раме, —

И Ситу возьмёшь, предбудущий царь над царями!»

Часть шестьдесят седьмая (Лук Шивы)

«Блистающий лук, Деварате подаренный Рудрой,

Разреши Раме узреть», — Вишвамитра сообщил благомудрый.

И раджа приказал принести данный лук известный,

Душистым сандалом натертый, цветами увитый.

Пять сотен мужей отличных, выполненных силы,

В телегу впряглись по приказу владыки Митхилы.

На восьмиколесной телеге сундук помещался.

Под крышкой металлической блистающий лук помещался.

Узрел данный ларь и сложил для привета ладони

Митхилы властительный царь, восседавший на троне.

И мыслями он поделился тогда с Вишвамитрой,

И с тем, кто рожден Каушальей, и с тем, кто — Сумитрой. .»

Великий подвижник и храбрых царевичей двое

Услышали умного Джанаки слово такое:

«Этот лук запредельный был отечественного рода святыней.

Надеть на него тетиву, обуяниы гордыней,

Соседние раджи зря пробовали поныне.

Ни всевышние, ни демоны им не обладают, — рассудим,

Откуда уменье такое дастся людям?

Стрелу наложить и напрячь тетиву для посылу,

Первая поэма» древней индии 4 страница. а наглость искателей ситы не знала предела

В то время, когда данный лук человеку поднять не под силу!»

«О Рама,— вскрикнул тогда Вишвамитра, — о чадо!

Заметить воочью божественный лук тебе нужно».

И ларь, где хранилось оружье Владыки Вселенной,

Открыл дивноликий царевич и молвил смиренно:

«Я лук неподражаемый в тот же час подниму и с натугой

Финиши, в случае если необходимо, сведу тегивою упругой!»

Мудрец и Мbтхилы владетель вскричали: «Отменно!»

И Рама рукою за лук ухватился мгновенно,

И поднял, как словно бы играючи, над головою,

И туго сплетенной из мурвы стянул тетивою.

Неожиданно раздался удар сокрушительный грома:

Десницей могучей царевич напряг до излома

Оружье, что Джанаки роду вручил Махадева!

В беспамятстве люди попадали справа и слева.

Только царь, да мудрец Вишвамитра, да Paгху потомки

Смогли устоять, в то время, когда лук превратился в обломки.

«Воитель, сломавший божественный лук Махадевы,

Хорош моей не из лона появившейся девы.

Явил он безграничное мужество отечественному дому! —

С беспокойством сообщил правитель Вишвамитре благому.—

А Сита прославит мой род, в случае если станет женою

Великого Рамы, добыта отваги ценою».

По приглашению Джанаки прибыл в Митхилу старый царь Дашарата с сыновьями Бхаратой и Шатpyгхнои. С громадной пышностью был совершен в столице Видехи свадебный обряд. Рама, в соответствии с обету Джанаки, стал супругом красивой Ситы.

Лакшмане была дана рука второй приемной дочери правителя, Урмилы, тогда как Бхарата и Шатругхна женились на двух его любимых племянницах.

Книга Вторая. Айодхья

Часть первая (Добродетели Рамы)

Шатругхной к царю Лшвапати, любимому дяде

Отправился Бхарата к себе домой учтивости для.

И были царем Ашвапати обласканы оба,

Как словно бы обоих носила Капкеии утроба.

Но не забывали братья, покинув родные пределы,

О том, что в Айодхъе остался папа старый.

Шатрух хна да Бхарата были средь поросли юной,

Как Индра великий с владыкою моря Варуной.

Айодхьи правитель, чье было безмерно сиянье,

Царевичей двух вспоминал па громадном расстоянье.

Собственных сыновей он считал наилучшими в мире:

Четыре руки от отцовского тела. Четыре!

Но Рама красивый, что Брахме под стать, миродержцу,

Дороже вторых был отцовскому сердцу.

Од был, — в людской виде — Вишну предвечный, —

Испрошен всевышними, чтобы Равана безжалостный

Отыскал собственную смерть и кончитесь в мире злодейство.

Возвысилась мать, что пополнила Рамой семейство,

Как дивная Адити, всевышнего родив, Громовержца.

Лица красотой невиданной, величием сердца,

И доблестью славился Рама, и нравом кротким.

Царевич отца превзошел совершенством душевным.

Неизменно весёл, нежен, приветлив сугубо,

С обидчиком он обходился достойно, не грубо.

На хорошее памятлив, а на дистрофичное забывчив,

Услугу ценил и всегда был душою отзывчив.

Мгновенно забудет он зло, а хороша отпечаток

В душе сохранит, хоть бы судеб он прожил дюжина!

Он общества умных искал, к беседам досужим

Любви не питал и обладал, как мужчина, оружьем.

Себе в собеседники он выбирал старых,

Приверженных благу, в житейских делах наторелых.

Он был златоуст: краспоречье не есть краснобайство!

Отвагой собственной не кичился, чуждался зазнайства.

Он милостив к подданным был и доступен для бедных,

Притом правдолюб и законов знаток заповедных.

Священной вычислял он домашнюю преданность родным,

К забавам плохим не привержен и к дамам низким.

Он стройно умел рассуждать, не выдерживал суесловья.

Вдобавок был молод, красив, выполнен здоровья.

Собственный бешенство обуздал он и в дружбе хранил постоянство.

Он время рассудком умел охватить и пространство.

Чтобы сущность человека раскрылась, его подоплека, —

Царевичу было достаточно мгновения ока.

Искусней царя Дашаратхи обладающий луком,

On веды постиг и вторым обучался наукам.

Царевич был дваждырожденными долгу наставлен,

К свершенью и добру поступков нужных направлен.

Он разумом стремительным постиг обхожденья мастерство,

И тайны хранть обучился, и сдерживать эмоции:

Не вымолвит бранного слова, и, мыслью не злобен,

Проступки собственные, как чужие, он взвесить способен.

Он милостиво награждал и смягчал наказанье.

Сноровист, удачлив, он всех побеждал в состязанье.

Как царства умножить казну — наставлял казначея.

В пиру за фиглярство умел одарить лицедея.

Слонов обучал и коней объезжал он по-свойски.

Дружины отцовской он был предводитель геройский.

Столкнув колесницы в сражении иль сойдясь в рукопашной,

Ни всевышнему, пи асуру не дал бы спуску бесстрашный!

Злоречья, надменности, зависти и буйства чуждый,

Ответов собственных ни при каких обстоятельствах не менял он без потребности.

Три мира его почитали; приверженный благу,

Имел он Брихаспати мудрость, Махендры отвагу.

И Раму народ возлюбил и Айодхьи владетель

За то, чю сияла, как солнце, его добродетель.

И царь Дашаратха помыслил про милого сына:

«Премногие доблести он сочетал воедино!

На царстве состарившись, эйфории ожидать мне доколе?

Я Раму при жизни заметить желаю на престоле!

Пугаются асуры мощи его и отваги.

Он дорог народу, как облако, полное жидкости.

Достигнуть его совершенства, его благородства

Не в силах цари, несмотря на господство и власть.

Мой Рама во всем одержал нужно мной превосходство!

Как правит страной необъятной любимец народа,

Под старость узреть — головой досягнуть небосвода!»

Приказал Дашаратха призвать благославпого сына,

Чтобы царство ему передать и престол властелина.

Часть седьмая (Мантхара празднество)

Случайно с террасы, аналогичной луне в полнолунье,

На город посмотрела Кайкейи служанка, горбунья.

Она, — с колыбели приставлена к данной царице, —

Жила при собственной госпоже в Дашаратхи столице.

И видит горбунья на улицах, свежих от жидкости,

Душистые лотосы, флаги и царские знаки.

И дваждырожденных узрела она вереницы,

Что сладкое мясо несли и цветов плетеницы,

И весёлых горожан, валом валивших,

Омытых водою, сандалом тела умастивших.

Из божьих домов доносился напев музыкальный,

На улицах слышался шум толпы беспечальной.

И чтение вед заглушалось иногда славословьем,

Мешалось с рёвом и коровьим мычаньем слоновьим.

Заметив льняные одежды на няньке придворной,

Что взглядом своим изъявляла восхищение непритворный,

Горбунья окликнула няньку: «Сообщи мне, сестрица,

С чего ликованья полна Дашаратхи столица

И щедро казну раздает Каушалья-царица?

Сияет владыка земной, на престоле сидящий.

Какое деянье задумал Великоблестящий?»

Придворную няньку вконец распирало счастье.

«Наследника царь возлюбил за его совершенства,

И на следующий день, чуть засияет созвездие Пушья, —

Ответила дама эта, полна простодушъя,—

Красивого Раму властитель венчает на царство!»

Проснулись спавшие в Мантхаре коварство и злость.

Быстро горбунья покинула эту террасу,

Что видом своим была похожим гору Кайласу.

Царицу Кайкейи отыскавшая в спальном покое,

Прислужница гневно сообщила ей слово такое:

«Я радость и горе дробила с тобой с каждым годом.

Не смотря на то, что ты — и раджи супруга, и царского рода,

Но диву даюсь я, Кайкейи! Heужто спросонья

Закон отличить не можешь ты от бесправия?

Медовых речей не жалели тебе в угожденье,

На ложе жены послушной ища удовольствия,

Твой супруг двоедушный наивную ввел в заблужденье!

Придется тебе, венценосной царице, бедняжке,

Ходить у любимой его Каушальи в упряжке!

Обманщик услал благосветлого Бхарату к дяде

И Раме престол отдает, на законы не глядя!

Твой супруг на словах, он будет похожим недруга делом.

И эту змею отогрела ты собственным телом!

Тебе и хорошему Бхарате, вашему сыну,

Чинит он обиду, одев благородства личину.

Для счастья тебя, несравненную, рок предназначил,

Но царь Дашаратха тебя улестил, одурачил.

Благодарю сообщи собственному ротозейству, что ходу

В Айодхье не будет кекайя роду и семейству!

Скорей, С большим удивлением Смотрящая, действуй, доколе

Царевич еще не сидит на отцовском престоле!»

Царица, в самом деле изумленная речью горбуньи,

Сияла подобно осенней луне в полполунье.

Она подарила служанке, поднимаясь с постели,

Собственный украшенье, где чудные камни сверкали.

«О Мантхара, это известье мне амриты слаще!

Пускай Раму на царство помажет Великоблестящий.

Мать Бхараты — Рамой горжусь я, как собственным сыном.

Ему из двоих предначертано быть властелином, —

Сообщила царица Кайкейи.— Мне дороги оба,

Как словно бы обоих моя породила утроба.

Два любящих брата не начнут считаться главенством.

О Мантхара, я упиваюсь душевным блаженством!

За то, что известье твое принесло мне отраду,

Проси, не чинясь, дорогая, любую приз!»

Часть восьмая (Козни Мантхары)

«Где Рама, в том месте Бхарата… В мире не станет им тесно.

Отцовской державой они будут править совместно».

Ответила Мантхара: «Довольно глупо ты делаешь выводы о власти,

Кидаешься, недальновидная, в пропасть несчастий.

У Рагху потомка неужто не будет потомства?

Откроется Бхарате царской родни вероломство.

Глумленье изведает данный могучий: не брат же,

А сын богоданный наследует новому радже!

Как мы знаем, что дубу, растущему в чаще дремучей,

Одна от порубки защита — кустарник колючий!

С Шатругхною Бхарата дружен, — его покровитель,

А Лакшмапа ходит за Рамой, как телохранитель,

И ашвнпами, божествами заката и зари,

Недаром зовутся в пароде два преданных брата.

Осознай, госпожа, в случае если Раму помажут на царство,

Не Лакшману — Бхарату он обречет на мытарства!

Пускай Раму пошлёт в изгнанье, в лесную обитель,

А Бхарате царский престол предоставит властитель!

Жить в достатке ты будешь, Кайкейи, по праву,

В то время, когда он родительский трон получит и державу.

Для льва трубногласный владыка слоновьего стада

Соперник страшный, с которым разделаться нужно.

Так Рама смотрит на твое несравненное чадо!

Над матерью Рамы показывая превосходство,

Не можешь сохранять надежду ты на ее доброхотство.

Коль не так долго осталось ждать унизила ты Каушальи гордыню,

Не сетуй, отыскав в обиженной царице врагиню,

И Раме, в то время, когда заполучит он почвы Кошалы,

С горами, морями, где дремлют жемчуга и кораллы,

Спокойствия не будет, покамест он Бхарату-брата

Не сгонит со света, как супостата и недруга!»

Часть девятая (Обещание Дашаратхи)

Кайкейи с пылающим гневной осанкой и ликом

Беседу собственную продолжала с горбатой служанкой:

«Любимому Бхарате в наше время престол предоставлю.

Постылого Раму сейчас в изгнанье пошлю.

Дай, Мантхара, средство, отыщи от недуга лекарство,

Чтобы сыну в наследство досталось отцовское царство!»

Тогда, погубить добропорядочного Раму хотя,

Царице Кайкейи сообщила наперсница злая:

«Припомни войну между асурами и всевышними,

Сраженья отшельников царственных с Индры неприятелями!

В то время, когда на всевышних непоборный напал Тимидхваджа,

Забрал сторону Ипдры муж твой, властительный раджа,

Но в битву с Громовником ринулся чары творящий,

Личину меняющий, имя Шамбары носящий!

Хоть асуров стрелы впились в Дашаратху, как змеи,

В беспамятстве с поля его унесла ты, Кайкейи.

Они изрешетили раджу, но супруг твой, богиня,

Твоей добродетели судьбой обязан поныне.

За то, что осекся Шамбара, людей погубитель,

Два дара в приз тебе посулил повелитель.

Но ты отвечала, ограничиваясь царским обетом:

«Две просьбы выполнишь, чуть заикнусь я об этом!»

Потому, что тебе изъявил повелитель согласье,

Ты можешь приз собственную взять в одночасье!

Рассказ твой, царица, хранила я в памяти свято.

Правителя слово обратно не может быть забрано.

У раджи проси, — так как спасеньем тебе он обязан! —

Чтобы Рама был изгнан, а сын твой на царство помазан.

Чего же ты медлишь, красивая? Время приспело!

Престола для Бхараты необходимо настойчиво попросить смело.

Народу полюбится данный радостный избранник,

А Рама четырнадцать лег проживет как изгнанник.

В Дом Бешенства ступай и, — царя не встречая, как прежде, —

На обнажённую почву пади в загрязненной одежде!»

(Кайкейи удаляется в дом бешенства)

«На мужа не глядя, предайся печали притворной,

И в пламя он бросится для тебя, безукорной!

Сносить не может твой твой отчужденье и гнев, —

Он с судьбой готов распроститься тебе в угожденье.

Ни в чем Дашаратха супруге собственной не перечит.

Пускай пред тобой жемчуга и бриллианты он мечет,

Ты находись на своем и не вздумай прельщаться соблазном.

Даров не бери, упоенная блеском алмазным!

Собственный осознан преимущество, дочь Ашвапати:

Могущество чудной божественной стати и красы!

В то время, когда бы не ты, Дашаратхе умереть было нужно бы.

Выполнить обязан сейчас повелитель две просьбы.

Напомни, в то время, когда тебя с пола поднимет Всемогущий,

Что клятвой себя он связал по окончании битвы страшной.

Пускай Рама четырнадцать лет обретается в чаще,

А Бхарату раджей назначит Великоблестящий».

И слову горбуньи послушно Кайкейи-царица

Вверялась, как фальшивой тропе — юная ослица.

«Практически с колесо, дорогая, твой горб несравненный.

Его по заслугам украшу я цепью бесценной!

В себе воплощает он все чародейства вселенной

И является вместилищем хитростей касты военной.

Твой горб умащу я сандалом, — сообщила царица, —

В то время, когда на отцовском престоле мой сын водворится!

Когда прикажет властитель постылому Раме

В леса уйти, тебя я осыплю дарами.

Убором златым увенчаю чело, как богине.

О Мантхара, будешь купаться в моей благостыне!»

Кайкейи на ложе блистала, как пламень алтарный,

Но сообщено было царице горбуньей коварной:

«Коль не так долго осталось ждать вода утечет — пи к чему и плотина!

Обязана ты в собственной правоте убедить господина».

В Дом Бешенства царица красивая с данной смутьянкой

Вошла, как небесная дева с надменной осанкой.

Сняла украшенья собственные золотые Кайкейи,

Собственный ожерелье жемчужное скинула с шеи

И, в бешенстве на обнажённой почва распростершись, горбунье

Сообщила: «Коль отечественные старанья останутся втуне,

Не будет ни Бхарате трона, ни Раме изгнанья,

Царя известите, что тут я лежу без дыханья!

Нa что мне сейчас жемчуга, и бриллианты, и лалы?

Погибну, в случае если Раме достанутся почвы Кошалы!»

Она отшвырнула собственные драгоценности яро

И, как будто бы упавшая с неба супруга кимнара,

Приникла к почва обнаженной пылающим телом

И скорую смерть заявила желанным уделом.

Царица, без броских венков, без камней самоцветных,

Казалась угасшей звездой в небесах предрассветных.

Часть десятая (Дашаратха находит Кайкейи)

В Кайкейи обитель — подобье небесного рая —

Вошел повелитель, пустынный покой озирая.

В большинстве случаев царица Каккейи, в собственном постоянстве,

Царя ожидала на ложе в шикарном убранстве.

И Maну потомок, амурным жаждой охвачен,

Задумался, видом постели безлюдной озадачен.

Царицей, некстати покинувшей опочивальный

Покой, раздосадован был повелитель печальный.

Привратницу задавать вопросы стал он о царской супруге,

И дама эта ладони сложила в испуге:

«В Дом Бешенства моя госпожа удалилась в расстройстве!»

Властительный раджа в том направлении поспешил в тревоге.

Он жалость почувствовал к данной презревшей приличье

Жене юный, что забыла величье и свой сан,

На обнажённую почву поменяв златостланное ложе.

Кайкейи была ему, ветхому, жизни дороже!

Безукоризненный встретился с ней, одержимую скверной.

Она, как богиня, блистала красой беспримерной.

Царица отломанной ветвью древесной казалась,

На землю низринутой девой небесной казалась,

Она чародейства игрой бестелесной казалась,

Испуганной ланью, плененной в лесу звероловом..;

И царь согнулся к поверженной с нежным словом, —

Слоновьего стада вожак со слонихою рядом,

Что ранил охотник стрелою, напитанной ядом.

Касаясь красивого тела жены желанной,

Сообщил Дашаратха: «Не опасайся! Как сумрак туманный

Рассеяло солнце — твою разгоню я кручину.

Поведай мне, робкая, данной печали обстоятельство!»

Часть одиннадцатая (Кайкейи требует два дара)

Полна ликованья, во власти страшной выдумки,

Как вестница смерти, к царю обратилась Кайкеии:

«Приверженный долгу подвижник, о благе радетель,

Ты дал мне великую клятву, Кошалы владетель.

Свидетели — тридцать бессмертных, сам Индра — свидетель,

И солнце, и месяц, и звезды, и стороны света

Слыхали тобой изреченное слово обета.

Известно гандхарвам и ракшасам, тварям и духам

О щедрой награде, обещанной мне правителем».

Властитель Айодхьи пылал, уязвленный любовью.

В объятьях Кайкейи — внимал он ее славословью.

Взывала к всевышним восхвалявшая мужа царица,

И лучник великий готов был жене покориться.

«Мой раджа, напомню тебе о сраженье давнишнем,

Где бились могучие асуры с Индрой всевышним.

Шамбара изранил тебя, ненавистник смертельный,

И ты бы, предположительно, отправился в мир запредельный,

Но, видели всевышние, — в тяжелую эту годину

Кайкейи на помощь пришла собственному господину!

И были два дара обещаны мне по заслугам

Тобой, Дашаратха, моим венценосным супругом.

Ты слово из уст изронил, и оно непреложно.

А если ты клятву преступишь, мне жить нереально!

Властитель, нарушив обет, пожалеешь об этом:

Тобой обиженная, с белым расстанусь я светом!»

Очень опечалился раджа, собой не обладая.

Казалось, оленя в капкан завлекает Кайкейи.

Она расставляла тенета, готовила стрелы.

Добычей охотничьей стал властелин старый.

И волю собственную изъявила немедля царица:

«Не смотря на то, что ожидает помазанья Рамы столица,

Не сын Каушальи, но Бхарата пускай воцарится!

А Рама четырнадцати лет из бересты одежду

Пускай носит в изгнанье, потеряв на царство надежду.

Ты Раму в леса прикажи утром послать,

Чтобы от соперника Бхарату разом избавить!

Пускай возликует законный наследник, по праву

Отцовский престол взяв и Кошалы державу.

Два дара обещанных дай мне, Айодхьи владетель!

О царь, нерушимое слово — твоя добродетель!»

Часть двенадцатая (Раджа отвечает Кайкейи)

Злосердью Кайкейи-царицы, ее своеволыо

Дивился властитель, пронзенный неожиданной болью.

Он вслух думал: «Соблазняет меня наважденье,

Мутится мой ум либо душу томит сновиденье?»

И раджа, Кайкейи ожесточённое слово услыша,

Всем телом дрожал, как олень, зверолова услыша.

Дыханье царя, обиженного речью жены,

Казалось шипеньем змеи зачарованной в круге.

«О, горе! — вскричал побуждаемый долгом и честью,

На обнажённой почва пролежавший в беспамягстве долгом. —

Для чего, ненавистница, волю дала душевредству?

Какие конкретно обиды чинил тебе Рама, ответствуй? —

И, праведным бешенством палим изнутри, как жаровней,

Добавил: — Дарил тебя Рама любовью сыновней!

Для чего же ущерб, недостойной натуре в угоду,

Наносишь ему и великому отечественному роду?

Не царские дочери, по ядовитые змеи

Подобно тебе поступают, — сообщил он Кайкейи. —

Себе па погибель я ввел тебя в отечественное семейство!

В упадок повергнет Кошалу твое лиходейство!

Сообщи, за какую провинность я Раму отрину?

За что нанесу оскорбленье любимому сыну?

Его добродетели славит народ везде.

Да будет об этом тебе, криводушной, известно!

С достатком расстался бы я, с Каушальей, Сумитрой …

Но Рама? Да что тебе в голову впало, злохитрой!

Мой Рама — отрада отца, воплощенье отваги.

Без солнца почва проживет и растенье — без жидкости,

Но дух мой расстанется с плотью, в то время, когда я безвинно,

По воле твоей изгоню благосдавного сына.

Пускай водами Индры не будет омыта природа,

И Сурья на землю лучей не прольет с небосвода!

Но вид уходящего Рамы для сердца надрывней,

Чем броского солнца потеря и радужных ливней!

Так царствуй, змея вредоносная, с Бхаратой совместно

Стране в поруганье и отечественному роду в бесчестье!

В то время, когда государство Кошалы повергнешь в упадок,

Неприятелям поклонись, чтобы они навели в ней порядок!

Для чего, раскрошившись, из этого скверны сосуда

Не выпали зубы, в то время, когда изрыгалась оттуда

Хула на того, от кого не видала ты худа?

С рожденья мой сын благородства печатью отмечен.

Мой Рама с людьми добр, приветлив, сердечен,

Почтителен, нежен, кроток, душою не злобен.

Мой Рама обидного слова изречь не может!

Исчадье бесстыжее царского дома Кекаия,

Не думай, ужасной речью меня подстрекая,

Что я для тебя, скудоумной, пущусь на злодейство!

Державу замыслила ты погубить и семейство.

Постылая лгунья, претит мне твое лицедейство!»

Неприятелей сокрушитель, под стать одинокой вдове,

Рыдая, ударился в ноги ожесточённой царице.

Как в муке предсмертной, мужу молил он усердно;

«Ко мне, госпожа дивнобедрая, будь милосердна!»

Часть тринадцатая (Мольба Дашаратхи)

И опять просил у Кайкейи пощады властитель,

Проживший собственный век добродетельно, долга блюститель:

«Не прихоти для,— о пользе державы радея,

Преемника раджа себе выбирает, Кайкейи!

Царица с округлыми бедрами, с ликом красивым,

Дай Раме Айодхьи правителем стать полновластным!

И Раму, и Бхарату — любящих братьев обрадуй!

Тебе почитанье народное будет призом».

Стремясь победить нечестивицы предвзятость и злость,

Молил он: «Уважь мою старость, наставников святость!»

Глаза повелителя были от слез бронзово-красны,

Но были его просьбы и увещанья напрасны.

На землю упал в беспамятстве раджа несчастный.

Очень обиженный супругой собственной непреклонной,

Он горько вздыхал и ворочался ночью бессонной.

В то время, когда на заре пробудили царя славословья,

Приказал он певцу отойти от его изголовья.

(3a Рамой отправляют царского возничего Сумантру.)

Часть пятнадцатая (Сумантра во дворце Рамы)

Помазанья Рамы ожидала с нетерпеньем столица.

По городу лихо Сумантры мчалась колесница.

Дворец белый как снег узрел, торжествуя, возница.

Красой отличались ворота его и террасы.

Он высился наподобие горы осиянной, Кайласы,

Казалось, блистает не Рамы, по Индры обитель,

Что в райском селенье воздвигнул всевышних повелитель.

Обилыо камней драгоценных, златым изваяньям

Громады порталов обязаны были сияньем.

Громадный дворец походил па пещеру златую,

Что Меру собою украсила, гору святую.

В покоях блистали гирлянды жемчужин отменных,

Искрились тяжелые гроздья камней драгоценных.

И, белым сандалом изысканно благоухая,

Подобно туманом повитой вершине Малайя,

Был полон дворец журавлей белокрылых, павлинов,

Что дивно плясали, хвосты опахалом раскинув.

А стенки — приятное зрелище стад беззаботных —

Являли резцом иссеченных красивых животных.

Как месяц, как солнце, блистающий, стройный сверх меры,

Дворец богоравного Рамы, — жилище Куберы,

Небесную Индры обитель узрел колесничий,

С пернатыми пестрыми, с разноголосицей птичьей,

Горбатых прислужников, замерших в низком поклоне,

И граждан Айодхъи, что, Раму заметить на троне

Хотя, стеклись ко двору и сложили ладони.

В дворцовом саду обретались птицы и олени.

Сумантра, коней осадив, соскочил с колесницы,

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: