Первые залпы первой мировой: гроза у границ бельгии

К началу ХХ века Бельгия уже давно владела статусом «свободного и нейтрального навечно страны». Нейтралитет её был гарантирован Английским контрактом от 19 апреля 1839 года, инспирированным английским премьером лордом Генри Джоном Темплом Пальмерстоном; контракт был подписан, не считая фактически Англии, Францией, Пруссией, Россией и Австро-Венгрией.

С этого момента это маленькое государство начало играть разграничительную роль между Францией, Английской и – с 1871 г. – Германской империями. На протяжении франко-прусской войны 1870–1871 гг. нейтралитет Бельгии был сохранён. Позднее, на рубеже XIX–XX столетий, и Франция, и Германия, две противоборствующие державы, стремились завоевать доверие Бельгии, постоянно повторяяоб уважении её нейтралитета.

На торжестве в честь празднования 75-летия независимости Бельгии в 1905 г. германский посол Н. Вальвитц высказывал восторг королём бельгийцев Леопольдом II и его державой. Бельгия вела активную торговлю с Германией, чему содействовал контракт между двумя государствами, вступивший в силу в 1892 г. и продлённый в 1904 г.

Бельгия отличалась высокими нормами потребления промышленных товаров — к примеру, к 1911 г. она пребывала на втором месте в мире по потреблению чугуна на одного человека (173 кг), уступая только Соединённым Штатам Америки (233 кг). Её часть в мировом торговом обороте составляла 4,5%, по этому показателю Бельгии уступала кроме того деятельно экономически развивавшаяся незадолго до войны Российская Федерация.

Внимая заверениям немцев в готовности и дружбе поддерживать хорошие торговые отношения, бельгийцы, но, не строили иллюзий в отношении армейских вопросов. Осознавая степень угрозы вторжения на собственную территорию, они подготавливались отразить вероятные нападения разными дорогами – посредством дипломатии и обороны.

Король Бельгии Альберт I

Бельгийцы с тревогой наблюдали в будущее. Вопрос нацбезопасности и сохранения независимости страны неизменно стоял на повестке дня. За 10 лет до начала Первой Мировой бельгийский король Леопольд II был приглашён кайзером в Берлин, где последним в беседе было заявлено, что «в случае если Бельгия не поднимется на мою сторону, я обязан буду руководствоваться только стратегическими мыслями».

Подобное намерение, явившееся первой светло выраженной угрозой порвать контракт, привело Леопольда II в замешательство. Он ехал на вокзал в каске, надетой задом наперёд, и смотрелся, по словам сопровождавшего его адъютанта, так, «как словно бы бы пережил какое-то потрясение».

Защита страны была одной из самых животрепещущих неприятностей в Бельгии в конце XIX-начале XX в. Осознание необходимости упрочнения собственной оборонительной совокупности, талантливой остановить натиск любого, кто постарается посягнуть на нейтралитет страны, было, очень, чётким. Рассчитывая на помощь поручителей собственной независимости, бельгийцы не считали нейтралитет панацеей от вероятного нападения на собственную территорию и планировали обороняться.

В конце XIX века под управлением гениального военного инженера Анри Бриальмона были проведены работы по возведению Намюра и укреплений Льежа, в фортах которых должны были базироваться главные части армии для отражения наступления захватчика с любого направления. Предполагалось, что с завершением строительных работ в этих пунктах желание как Франции, так и Германии вторгнуться в центральную Бельгию отпадёт само собой.

В это же время монтаж броневых орудийных башен в крепостных фортах, энтузиастом внедрения которых в военно-инженерную практику был Бриальмон, согласно точки зрения, например, русских фортификаторов не оправдывал больших бюджетных затрат. Ввиду среди них и этого оборонительная теория Бельгии предполагала, что её армия будет нуждаться в помощи союзной армии.

Анри Бриальмон (1821–1903) – армейский инженер, создатель упрочнений на бельгийской границе

Анализ, который связан с вероятным вторжением Германии в Бельгию, проводился сотрудниками министерства национальной обороны Бельгии неизменно.

Уместно ещё раз подчернуть, что бельгийская армия, если сравнивать с армиями вторых государств-членов Евросоюза, была не сильный. До 1909 г. она по большей части комплектовалась из добровольцев, к каким присоединялись призывники, отобранные путём жеребьёвки. Военной работы возможно было избежать, заплатив финансовую компенсацию.

Милиционный закон 1909 г. отменил эту малоэффективную совокупность: он обязал проходить службу в армии одного сына на семью и всячески поощрял добровольцев.

Закон о общей воинской повинности был принят бельгийским правительством лишь в 1913 году, но это новшество к 1914 году ещё не принесло желаемых результатов, к тому же оно сделало работу в армии более непопулярной. К началу Первой Мировой общее колличество полевой бельгийской армии составляла 117 000 человек, а вся бельгийская армия вместе с гарнизонами крепостей и резервными войсками насчитывала 175 000 человек.

Всего на военной работе состояло 20 полков, а также 14 пехотных, 3 стрелковых, 2 карабинерных и 1 гренадёрский. Распределённые между смешанными бригадами полки испытывали острый недочёт квалифицированных кадров, и ещё более сильный недостаток оружий – к примеру, обеспечение армий пулемётами ограничивалось числом в 112 «Максимов» и 50 «Гочкисов». Для охраны коммуникаций и тыловой службы имелось около 200 000 не хватает обученного ополчения.

Большинство бельгийской артиллерии размещалась в крепостях – Льеже, Намюре, Гюи и Антверпене, а на вооружении полевой армии пребывало лишь 312 орудий. Главой бельгийского Генштаба был генерал Селльер де Моранвиль, а основная квартира бельгийской армии размешалась в Брюсселе.

Непременно, все указанные выше меры бельгийского правительства по подготовке к будущей войне были оправданными. Её приближение могло быть не только спрогнозировано армейскими политиками и специалистами, но подчас и интуитивно ощущалось представителями творческой интеллигенции – к примеру, в 1912 г. русский живописец Н. К. Рерих написал картину «Клинок мужества», которую двумя годами позднее посвятит смелой обороне Льежа.

В то время, когда же в июле-августе 1914 г. общеевропейская война фактически стала зримой действительностью, позиция бельгийцев была чёткой – соблюсти интернациональные обязательства и оказать сопротивление агрессору. В разгар июльского кризиса прямое покушение на нейтралитет страны казалось очень настоящим.

28 июля, по окончании получения известия об объявлении войны Австро-Венгрией Сербии, Совет министров под руководством короля Альберта I решил о переводе армии в состояние «усиленного мира». 29 июля газета «Монитёр бельж» обнародовала заявление правительства о интернациональном статусе неизменно нейтрального страны Бельгия, что являлось необходимым в начале любой войны. 30 июля министр национальной обороны издал приказ о призыве армейских, находящихся в бессрочном отпуске, 31 июля – о начале мобилизации.

«Клинок мужества».

Картина Н. К. Рериха. 1912

Вступление германских армий на территорию Люксембурга 2 августа не оставляло сомнений в том, что нарушение бельгийской границы – дело нескольких часов. Вправду, в 20 часов 30 мин. Белов-Залеске показался в МИДе Бельгии и передал Давиньону ультиматум Германии, ответ на что должен был быть дан в течение 12 часов.

Это было частью плана Шлиффена: дабы отговорить Бельгию от тщетного сопротивления, он внес предложение незадолго до вторжения направить ультиматум с требованием сдать все крепости, железные дороги и армию. В другом случае бельгийские укреплённые города были бы подвергнуты бомбардировке.

В 21 час началось совещание Совета министров под руководством короля Альберта. С 22 до 24 часов проходило расширенное совещание с министрами , длившееся с перерывом до 4 утра. На нём вырабатывались главные положения, каковые должны были быть зафиксированы в ответе.

Он был отрицательным.

Бельгия дала Германии ответ чести. Её король, правительство и целый народ готовьсяподняться на защиту независимости собственной страны. 4 августа стихийно на каждом доме в Брюсселе был вывешен национальный флаг.

За сутки до этого Вильгельм II направил Альберту I (представителю семейства Гогенцоллернов-Зигмарингенов и потому дальнему родственнику кайзера) весточку, в которой уверил короля Бельгии в «дружеских эмоциях», а предъявленный Бельгии ультиматум назвал «вынужденным шагом». Взяв весточку Вильгельма, Альберт I вскрикнул: «За кого он меня принимает?».

Отреагировав так на послание кайзера, Альберт распорядился взорвать мосты через Маас, а начальнику крепости Льеж генералу Жерару Леману направил приказ, в котором предписал «держаться до последнего». Тут направляться заявить, что прикрытие политическим руководством и германским военным собственных планов личиной миролюбия было частью плана Мольтке, содействующей успеху неожиданного удара по Бельгии.

Позднее германская дипломатия сняла ставшую ненужной личину миролюбия – 4 сентября Бетман-Гольвег заявит: «Мы перед лицом необходимости, а необходимость не признаёт никаких правовых норм». Приводились, но, и более хитроумные доводы наподобие ссылки на тайную статью Венского трактата, которая разрешала пруссакам при происхождения вооруженного конфликта с Францией оккупировать город Антверпен (британцы в этом случае приобретали право высадки в Остенде). Бельгийцев убеждали, что французы и англичане в далеком прошлом собирались нарушить бельгийский нейтралитет, в то время как «повелительным долгом самосохранения для Германии есть предупреждение этого нападения неприятеля».

Раскрашенное фото бельгийского пулемётного расчёта. Источник: http://oper-1974.livejournal.com

В конечном итоге французские армейские круги были озадачены проблемой французского нейтралитет в течении всех предвоенных лет. В 1912 г. глава французского Генштаба, вице-президент Высшего военного совета Ж. Жоффр тщетно получал согласия политического управления страны на вступление французской армии в Бельгию. Об этом не удалось договориться и с британцами.

Одновременно с этим германское руководство, во время разработки замысла войны на 2 фронта, изначально не поднимало вопроса о прохождении армий через Бельгию. Его не рассматривали ни Альфред фон Шлиффен, ни граф Альфред вон Вальдерзее – главы Генштаба германской армии.

Как писал в своих мемуарах офицер германского Генштаба Ганс Куль, в будущей войне Франция виделась только в обороне, но её стремительное военное усиление повлекло за собой смену главных стратегических расстановок. Чтобы не было вторжения в Германию не только по фронту с Францией, но и на бельгийской границе, был нужен независимый удар на благоприятном своевременном просторе – через территорию Бельгии, с одновременным охватом всех находящихся на пути французских позиций.

Так, по окончании окончания стратегического развёртывания германских армий их основные силы, I–V армии в составе 26 военных и резервных корпусов, должны были идти во Францию через Бельгию и Люксембург. На последнюю наступало германское правое крыло – 16 военных корпусов численностью в 700 000 воинов. Данный натиск был призван смять главные упрочнения Намюра и Льежа, защищавшие равнину реки Мез (Маас).

По окончании её форсирования немцам раскрывалась дороги и равнина на втором берегу. Ежедневно этого марша был старательно спланирован. Считалось, что бельгийцы не будут сражаться, но в случае если однако они отважатся так поступить, сила германского наступления, согласно точки зрения генералов, скоро вынудит их сдаться.

Графиком предусматривалось, что дороги через Льеж будут открыты на двенадцатый сутки мобилизации, Брюссель падёт на девятнадцатый, французская граница будет пересечена на двадцать второй, на линию Тьонвилль – Сен-Квентин войска выйдут на тридцать первый, решительная победа и Париж – на тридцать девятый.

Бельгией в данный критический момент было заявлено в призыве к нациям, обеспечивавшим её нейтралитет: «Мы радостны, имея возможность заявить, что обеспечим защиту собственных крепостей». Так, сначала войны в замысел своевременных действий бельгийских армий вошла мысль базирования полевой армии, неспособной к сопротивлению подавляющим силам Германии в поле, на стойком сопротивлении крепостей, из которых Намюр и Льеж составляли предмостные упрочнения на Маасе и стесняли продвижение германских полчищ по правому берегу Мааса, а Антверпен, включив в себя всю бельгийскую армию, при непременном условии сохранения связи с союзными армиями, составил бы, при надлежащей активной его обороне, большую опастность сообщениям и тылам германской армии, вторгнувшейся во Францию. Для известных бельгийских твердынь начиналась ужасная проверка на прочность, ожидаемая ими десятилетиями.

Мобилизация германских армий. Берлин, 1914 год

Пророческими были слова тогдашнего премьера Англии Герберта Асквита, сообщённые 4 августа в беседе с послом Соединённых Штатов Уолтером Пейджем: «На сегодня Германия нарушила нейтралитет Бельгии. Это – финиш независимости Бельгии, но Бельгией всё не кончится». Как раз в данный сутки германские армии завершили перегруппировку для нанесения первого сокрушительного удара по Льежу.