Плавает лебедушка на заводи

Он натянул же было тугой лук,

Накладыват он стрелочку каленую,

Желает стрелить белую лебедушку…

(Гилъф.стб. 51)

Испроговорила лебедушка:

—Ай Михайла Потык сын Иванович!

Не стреляй-ко ты же белой лебедушки.

Я имеется же нонь не белая лебедушка,

Имеется же я да красна женщина,

Марья лебедь белая да королевична,

Королевична да я подолянка.

(В том месте же)

Лебедь предлагает себя Михайле «во замужество»: в Киеве «примем мы с тобою по злату венцу» и станем век «коротать».

В свое время мы показывали, что в народной речи метафора «белая лебедь» свидетельствует женщину, молодую даму. Добавим, что в свадебных песнях белая лебедь — неизменное иносказание невесты. В былине свадебное иносказание и речевая метафора персонифицированы — показалась героиня, и с ней связано развитие всего сюжетного действия.

Отметим кроме этого, что и обстановка — охота на лебедь — вышла из привычного обозначения сватовства в свадебной речи. При переводе речевого иносказания в сюжетообразующий момент происходит потеря чисто ясных особенностей тропа — их место

заступают изобразительные. Было бы неточностью считать, что былинное изображение остается прошлым речевым ясным средством. Былинный сюжет не иносказание.

Троп переходит в сюжетное воздействие полностью, без остатка, но удерживает от речевого словоупотребления эмоционально-оценочный тон.

Патетика красивого, характерная тропу «лебедь белая», сохраняется в сюжете, в чёрте действующего лица и ситуации. Сказители это осознавали — не просто так лебедь в варианте сборника Кирши Данилова предстает во всем блеске свадебного костюма:

Она через перо была вся золота,

А головушка у ней увивана красным золотом

И скатным земчугом усажена.

(Кирша Данилов. С. 149)28

Былинный рассказ сочетает эмоциональную окраску тропа со особенностями сюжетности.

Второй пример перевода речевых ясных средств в сюжетообразующий момент возможно усмотрен в былине о Соловье Будимировиче. Уже в зачине рассказ о приплытии судов в Киев навеян свадебным иносказанием. Им же вдохновлен и рассказ об уплытии судов со забранной невестой.

Напомним о особенностях свадебных песен. В согласии с собственной обрядово-бытовой логикой песни сперва говорят о постройке корабля. Так поется:

Как со вечера родна матушка

Нов корабль она строила,

Как со полуночи матушка

Нов корабль она грузила,

На восхожем красном солнышке

Нов корабль спускала.

Поется, что мать остается на берегу, а дочь уплывает — и уже нет ничего, что может остановить корабля. Невеста была бы и счастлива хотя бы на время остановить бег корабля, но

Корабельщики не стоят,

Уключинки прирасходилися,

Веселышки приразмахалися29.

Образ судов — постоянный в свадебной лирике. Говорилось и о светло синий море, которое «разлилось, разлелеялось» перед невестиным домом. На судах — приданое невесты:

Унесло, улелеяло

Со двора три корабличка,

Три корабля, гружоные,

Уж как первой корабличек

С сундуками, с укладками,

А второй-то корабличек

Со периной пуховою,

Уж как третей корабличек

Со душой красной женщиной…30

Разумеется, что сюжет былины о сватовстве Соловья Будимировича к племяннице князя Владимира вобрал в себя привычную свадебную иносказательность. Былинное сватовство, его отъезд и ход невесты из Киева сопрягаются с приплытием судов: рассказывается об их снаряжении, позже о подарках при сватовстве, о получении согласия и об уплытии судов с невестой.

К приведенным свадебным песням возможно добавить весьма близкую былине по типу образности пермскую песню — величание «тысяцкому», главному распорядителю на свадьбе. Он назван «торговым гостем» и вечно богат: у него «живота» (достатка, богатства) — «судами», в сундуках «парчей, штофей — косяками, куниц, соболей — сороками»31. Былинный Соловей Будимирович — также «богатый гость» и щедр:

И подносит князю собственный дороги подарочки:

Сорок сороков тёмных соболей,

Второе сорок бурнастых лисиц;