Почему история перевода прерывиста во времени и в пространстве

ТЕОРИЯ

ПЕРЕВОДА

Допущено Министерством образования

РФ в качестве книжки

для студентов высших учебных заведений,

обучающихся по профессии Лингвистика и межкулътурпая коммуникация

ИЗДАТЕЛЬСТВО МГУ

ISBN 5-211-04802-4

УДК 800 ББК81-7 Г20

Федеральная целевая программа «Культура России»

(подпрограмма «книгоиздания России

и Поддержка полиграфии»)

Критики:

профессор филологииС.Г. Тер-Минасова,

профессор филологииЛ.В. Полубиченко,

президент Альянса переводчиков России Л, О. Гуревич

Рекомендовано Научно-методическим советом Альянса переводчиков России

Гарбовский Н.К.

Г20

М.: Изд-во Моск. ун-та,

Теория перевода: Учебник.

2004. — 544 с.

ISBN 5-21I-04802-4

Учебник посвящен вопросам неспециализированной теории перевода — научной дисциплины, изучающей приёмами и различными методами закономерности и структуру, свойственные всякому переводу независимо от сопоставляемой пары языков, от формы переводческой деятельности и условий ее протекания, от функциональной направленности и содержания переводимых текстов.

Рекомендован для студентов, изучающих теорию перевода в рамках профессии «межкультурная коммуникация и Лингвистика», для лиц, обучающихся по программе дополнительной квалификации «Переводчик в сфере опытной коммуникации», и для широкого круга читателей, желающих познакомиться с этим видом сложной и социально значимой деятельности.

УДК 800 ББК81-7

Издательство Столичного

университета, 2004 г.

— Я тороплюсь сказать Вам ответственную
новость: я только что опубликовал
моего Горация!

— Как именно? — вскрикнул
геометр, — Так как это сделали за две
тысячи лет до вас!

— Вы не осознали, я только что
опубликовал перевод этого древне
го автора. Вот уже двадцать лет,
как я перевожу.

— Не может быть, сударь! —
удивился геометр. — Дабы двад
цать лет Вы не думали? Дабы Вы
говорили за вторых, а другие думали
за Вас?..

Шарль Луи Монтескье

Что сообщить мне о тех, кто, по правде, более хороши быть названными предателями, нежели перелагателями? Так как они предают тех, кого берутся излагать, лишая их славы; обманывают они и несведущего читателя, выдавая ему белое за тёмное. А дабы прослыть учеными, они наобум переводят с таких языков, как греческий либо древнееврейский, не тая кроме того их азов.

Ж о а ш е н Дю Белле

В подлинном переводчике обязательно сочетаются полезнейшие и редчайшие человеческие качества: терпение и самоотречение, кроме того милосердие, ум и скрупулёзная честность, широкие знания, богатая и проворная память. И в случае если каких-то из качеств и этих добродетелей может и недоставать кроме того у лучших умов, то ими ни при каких обстоятельствах не бывают наделены посредственности.

Валери Ларбо

Перевод… мучительный, изнурительный, раздражающий и приводящий в отчаяние труд. Труд обогащающий, необходимый людям, требующий самоотрешенности, скрупулезности, честности, скромности… и, само собой разумеется, таланта.

Эльза Триоле

ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемая читателю книга посвящена вопросам неспециализированной теории перевода,т.е. научной дисциплине, изучающей приёмами и различными методами структуру и самые общие закономерности перевода — одной из самых древних и очень популярных на данный момент видов людской деятельности — как опытной, так и любительской.

Неспециализированная теория перевода в большинстве случаев противопоставляется так называемым частным теориям перевода,каковые, со своей стороны, кроме этого подразделяются на две громадные ветви. Первая из них разглядывает закономерные соответствия форм двух конкретных языков и регулярные методы перехода от конкретного языка А к конкретному языку 5, и напротив. Так, к примеру, возможно сказать о личной теории перевода британского и русского, французского и английского, русского и китайского и других пар языков.

Такие частные теории перевода самый тесно смыкаются с контрастивной лингвистикой.

Вторая ветвь изучает частные закономерности определенных видов переводческой деятельности, характерные как раз этим видам, но отличающие их от вторых. Так, существует теория художественного перевода, теория устного перевода и т.п. Теоретические разыскания этого направления время от времени именуют особыми теориями перевода.К этому направлению примыкают теоретические изучения изюминок перевода речевых произведений различного содержания и различных речевых жанров, к примеру, теории армейского перевода, юридического, медицинского, технического и т.п.

Неспециализированные же закономерности перевода как интеллектуальной деятельности, свойственные всякому переводу независимо от сопоставляемой пары языков, от формы переводческой деятельности и условий ее протекания, от прагматической направленности и содержания переводимых речевых произведений, изучаются обшей теорией перевода.

Как ни парадоксально, эта старейшая и сложнейшая деятельность имеет очень молодую теорию, аналогичную по возрасту с кибернетикой и генетикой.

Одна из моих задач — убедить читателя в великой цивилизаторской миссии перевода, продемонстрировав, например, как переводческая деятельность влияла на распространение религии, на совершенствование словесности, на развитие государственности в условиях двуязычия. Я постараюсь проанализировать, как формировались и изменялись в публичном мнении взоры на перевод, какие конкретно неприятности тревожили прежде всего переводчиков прошлого, какие конкретно параметры ставились во главу угла в оценке перевода. Одновременно с этим я попытаюсь продемонстрировать, какими категориями оперирует современная теория перевода, какими способами изучает она собственный объект, с какими научными дисциплинами она связана самый тесно.

Чтобы выяснить, в чем сложность переводческого какие противоречия и труда приходится разрешать переводчику, дабы максимально объективно оценить обоснованность и целесообразность переводческих действий, их преимущества и недочёты, нужно распознать сущностные показатели переводческой деятельности и изучить ее структуру. Помимо этого, направляться выяснить темперамент взаимоотношений между тремя постоянными соучастниками перевода: автором исходного речевого произведения, получателем и переводчиком речевого произведения, созданного переводчиком, и разглядеть этические нюансы переводческого труда. И наконец, принципиально важно осознать, каким «инструментарием» обладает переводчик, какие конкретно операции создаёт он над текстом, какие конкретно применяет методы и приёмы для выхода из противоречивых обстановок.

Начать изучение вопросов неспециализированной теории перевода, по всей видимости, целесообразно с анализа самого понятия перевод.

На данный момент известно много самых разнообразных определений перевода. Любой исследователь, стремящийся создать собственную теорию, в большинстве случаев, дает и собственный определение объекта изучения.

теоретик перевода и Французский переводчик Э. Кари растолковывает перипетии в определениях перевода следующим образом: «Понятие перевода, в действительности, весьма сложно, и не только вследствие того что в наши дни оно купило столь необычное многообразие, вместе с тем вследствие того что оно постоянно изменялось в течении столетий. Быть может, именно это затрудняло размышления многих авторов, каковые, соглашаясь с мнением предшественников или оспаривая их, не подмечали, что не всегда говорили об одном и том же»1.

1 Сагу Е. Comment faut-il traduire? Lille, 1986. P. 81: «La notion dc traduction est en effet tres complexe, non seulcment parce que, de notre temps, elle a acquis cctte surprenantc variete, mais aussi parce qu’elle a sans ccsse varie au long des siccles.

C’esl peut-etre cela qui a obscurci les raisonncmcnts de nombrcux autcurs qui, reprenant ou discutant !cs opinions de leurs predecesseurs, ne remarquaient pas qu’ils nc parlaient pas ton jours les uns et les autres du memc objct».

В действительности, перевод предстает как очень сложное и многостороннее явление, обрисовать все сущностные стороны которого в одном, кроме того весьма развернутом, определении очень сложно, в случае если по большому счету вероятно. В первую очередь направляться иметь в виду, что само слово перевод есть многозначным а также в пределах данной научной дисциплины соотносится как минимум с двумя разными понятиями: перевод как некая интеллектуальная деятельность, т.е. процесс, и перевод как следствие этого процесса, продукт деятельности, в противном случае говоря, речевое произведение, созданное переводчиком.

Время от времени, дабы избежать неясности, в строгих научных описаниях применяют заимствованный из английского термин «транслат», призванный обозначать продукт переводческой деятельности. Вряд ли нужно считать данный термин успешным как раз в силу его чужеродной формы. Более того, контекст научного описания, в большинстве случаев, разрешает точно выяснить, идет ли обращение о деятельности либо о продукте.

Приведем кое-какие определения перевода, находящиеся в собствености известным ученым, и посмотрим, как отражаются в них те либо иные стороны интересующего нас объекта:

А.В, Федоров:

«Перевод рассматривается в первую очередь как речевое произведение в его соотношении с оригиналом и всвязи с изюминками двух языков и с принадлежностью материала к тем либо иным жанровым категориям»1.

«Перевести — значит выразить правильно и полно средствами одного языка то, что уже выражено ранее средствами другого языка»2.

«Процесс перевода, как бы он скоро ни совершался в отдельных, очень благоприятных либо легко легких случаях, неизбежно распадается на два момента»^.

А.Д. Швейцер;

«Перевод возможно выяснен как: однонаправленный и двухфазный процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации, при котором на базе подвергнутого целенаправленному (переводческому) анализу первичного текста создается вторичный текст (метатекст), заменяющий первичный в второй языковой и культурной среде… Процесс, характеризуемый установкой на передачу коммуникативного результата первичного текста, частично модифицируемой различиями между двумя языками, двумя культурами и двумя коммуникативными обстановками»4.

1 Федоров А.В. Базы неспециализированной теории перевода. М., 1983. С. 10 (тут и
потом в приводимых определениях выделено мною. — Я. Г.).

2 В том месте же.

3 В том месте же. С. 12.

4 Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, неприятности, нюансы. М., 1988. С. 75.

М. Ледерер:

«При переводе не хватает осознать самому, необходимо, дабы осознали другие. По определению, перевод распадается на две части’, его выражение и восприятие смысла»1.

Я. И, Рецкер:

«Задача переводчика — передать средствами другого языка целостно и точносодержание подлинника,сохранив его стилистические и экспрессивные изюминки. Под целостностью перевода нужно осознавать содержания и единство формы на новой языковой базе. В случае если критерием точности перевода есть тождество информации, информируемой на различных языках, то целостным (полноценным либо адекватным) возможно признать только таковой перевод, что передает эти сведенья равноценными средствами.

В противном случае говоря, в отличие от пересказа перевод обязан передавать не только то, что выражено подлинником, но и без того,, как это выражено в нем. Это требование относится как ко всему переводу данного текста в целом, так и к отдельным его частям»2.

Ж. Мунен:

«Перевод — это контакт языков, явление билингвизма. Но данный весьма своеобразный случай билингвизма, на первый взгляд, имел возможность бы быть отброшен как скучный потому, что он отклоняется от нормы. Перевод не смотря на то, что и есть неоспоримым фактом контакта языков, будет исходя из этого описываться как конечный, статистически весьма редкий случай, в то время, когда сопротивление простым последствиям билингвизма более сознательно и более организованно.

Это случай, в то время, когда билингв сознательно борется против всякого отклонения от нормы, против всякой интерференции.

«Перевод (особенно в области театрального мастерства, кино, интерпретации), само собой разумеется, включает в себя открыто нелингвистические, экстралингвистические нюансы. Но любая переводческая деятельность, Федоров прав, имеет в собственной базе серию операций и анализов, восходящих фактически к лингвистике, ко-

1 Lederer М. Interpreter pour traduire. Paris, 1997. P. 31: «Pour traduire, comprendre
soi-meme ne suffit pas, il faut/am? comprendre. L’operation traduisante se scinde par
definition en deux parties, celle de Г apprehension du sens, et celle de son expression».

2 Рецкер Я.И. переводческая практика и Теория перевода. М., 1974. С. 7.

3 Моишп G. Les problemes meoriques de la traduction. Paris, 1963. P. 4: «La
traduction, done, est un contact de langues, не un fait de biiinguisme. Mais ce fait de
bilinguisme tres special pourrait etre, a premiere vue, rejete comme inintercssant parcc
qu’aberrant. La traduction, bien qu’etant une situation non contestable de contact de
langues, en serait dccrite comme le cas-limite: celui, statistiquement tres rare, ou la
аккумуляторная aux consequences habituelles du bilinguisme est la plus consciente ct la plus
organisee; le cas ou le locutcur bilingue luttc consciemment contre toute deviation de la
norme linguistiquc, contre toute interference — ce qui restreindra considerablement la
collecte de faits interessants de cc genre dans les textes traduits».

торые прикладная лингвистическая наука может разъяснить правильнее и лучше, нежели любой ремесленнический эмпиризм. В случае если угодно, возможно заявить, что, подобно медицине, перевод остается мастерством, но мастерством, основанным на науке»’.

B.C. Виноградов:

«Необходимо дать согласие с мыслью, что перевод — это особенный, необычный и независимый вид словесного мастерства.Это мастерство «вторичное», мастерство «перевыражения» оригинала в материале другого языка. Переводческое мастерство, на первый взгляд, похоже на исполнительское мастерство музыканта, актера, чтеца тем, что оно репродуцирует существующее художественное произведение, а не формирует что-то полностью уникальное, тем, что творческая свобода переводчика ограничена подлинником.

Но сходство на этом и кончается. В остальном перевод сильно отличается от любого вида исполнительского мастерства и образовывает особенную разновидность художественно-творческой деятельности, необычную форму вторичного художественного творчества»2.

Р.К. Миньяр-Белоручев:

«Объектом науки о переводе есть не просто коммуникация с применением двух языков, а коммуникация с применением двух языков, включающая коррелирующую между собой деятельность источника, получателя и переводчика. Центральным звеном данной коммуникации есть деятельность переводчика либо перевод в собственном смысле этого слова, что представляет собой один из сложных видов речевой деятельности»^.

«Перевод как бы удваиваеткомпоненты коммуникации,появляются два источника, любой со целями высказывания и своими мотивами, две ситуации {включая хорошую и отрицательную ситуации), два речевых произведения и два получателя. Удвоение компонентов коммуникации и есть главной отличительной чертой перевода как вида речевой деятельности. Удвоение компонентов коммуникации формирует собственные неприятности.

Двумя наиболее значимыми из них являются неприятность переводимости и неприятность инварианта в переводе»4.

1 Ibid. Р. 16: «La traduction (surtout dans les domaines du theatre, do cinema, de
1’interpretation) comporte certainemcnt des aspects francheraent non-linguistiques,
cxtra-linguistiqucs. Mais toute operation de traduction — Fedorov a raison — comporte.
a la base, une seric d’analyscs et d’operations qui relevent specifiquemcnt de la
linguistique, et que la science linguistiquc appliquee corrcctement peut cclairer plus et
micux que n’importe quel empirisme artisanal. On pcut, si Ton у ticnt, dire que, corame
la medecine. la traduction rcste un art — mais un art fonde sur une science».

2 Виноградов B.C. Лексические вопросы перевода художественной прозы.
М.. 1978. С. 8.

3 Миньяр-Белоручев Р.К. методы и Теория перевода. М., 1996. С. 25.

4 В том месте же. С. 29.

Л. С. Бархударов:

«Перевод можно считать определенным видом изменения, в частности межъязыковой трансформации»1.

Какие конкретно же сущностные показатели перевода смогут быть выведены из вышеприведенных определений? Итак, перевод — это:

— речевое произведение в его соотношении с оригиналом;

— выражение того, что было уже выражено средствами другого
языка, перевыражение;

— процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации;
коммуникация с применением двух языков, контакт язы
ков, явление билингвизма;

— вид речевой деятельности, в котором удваиваются компонен
ты коммуникации;

— двухфазный процесс, поскольку он распадается на две части, на
два момента;

— межъязыковая изменение;

— вид словесного мастерства; мастерство, основанное на науке.

Перевод как речевое произведение, т.е. как текст, занимателен для теории перевода как раз как величина относительная. Но относительный темперамент текста перевода состоит не только в том, что он обязан рассматриваться в соотношении с оригиналом. Очевидно, текст перевода — это единственная материализованная сущность, которая при сопоставлении с исходным речевым произведением разрешает немного открыть завесу над тайной переводческой деятельности, распознать ее механизмы, смоделировать ее.

Любой перевод постоянно предполагает оригинал. Из этого направляться, что отношение оригинал /перевод имеется объективная необходимость, некая постоянная, отражающая сущность данного явления. Одновременно с этим перевод представляет собой речевое произведение, оказывающееся в одном последовательности с другими речевыми произведениями, существующими и неизменно появляющимися в среде переводящего языка и переволной культуры.

Перевод постоянно соотносится с этими речевыми произведениями и оценивается часто лишь по отношению к ним, к примеру литературной критикой. Что такое перевод в этом окружении? Равноправный член «сообщества» либо чужестранец, родное дитя либо подкидыш, чистокровный ариец либо метис?

В данной двойной относительности сама сущность перевода, в ней же — главный источник противоречий, главный камень преткновения в оценке перевода, в вечных спорах о его возможностях.

Бархударов Л.С. перевод и язык. М., 1975. С. 6.

Изучая перевод как процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации, как коммуникацию с применением двух языков, как контакт языков, мы со всей очевидностью обнаруживаем межъязыковую и межкультурную асимметрию. Сейчас, пожалуй, никто не сомневается в том, что любой из современных языков способен выразить, обрисовать любой фрагмент настоящей действительности. Р. Якобсон разглядывал заявления о «непереводимости», каковые иногда провозглашаются скептиками как попытки разрубить гордиев узел множества запутанных практики перевода и проблем теории. «Целый познавательный опыт и его классификацию, — утверждал он, — возможно выразить на любом существующем языке»1.

В подтверждение этого возможно отыскать в памяти, что на сегодня Библия, воображающая собой исчерпывающую антологию обстановок, типов, сюжетов, моралей, каковые в пара поменянном виде только повторяются во всей последующей всемирный литературе, переведена более чем на 2000 языков мира.

Но никто не сомневается и в том, что языки отражают реальность по-различному, асимметрично. В то время, когда в переводе языки оказываются в контакте, в то время, когда при описании какого-либо фрагмента действительности значения одного языка с необходимостью определяются через значения другого, асимметрия проявляется самый четко. Мы обнаруживаем, что языки по-различному членят реальность, различно обрисовывают одинаковые явления и предметы, обращая внимание на различные их показатели.

Люди различных культур по-различному высказывают отчаяние и радость, ненависть и любовь, для них по-различному течет время, по-различному мир «звучит» и окрашивается в цйета. У одних имеется предметы, отсутствующие у других, одни до сих пор деятельно применяют то, что уже давно вышло из потребления у других. Но люди иных культур и иного языкового сознания способны осознать эти различия.

Исходя из этого в случае если разглядывать перевод лишь как метод описания той же самой действительности средствами иного языка, то неприятность перевода оказывается достаточно легко решаемой и вопрос о «переводимое™» не появляется.

Но перевод — это перевыражение. В случае если всякое речевое произведение представляет собой в известном смысле материальное оформление отражения фрагмента действительности сознанием индивида, то перевод есть отражением отражения. Он отражает фрагмент действительности не конкретно, а как уже осмысленный сознанием Другого, поскольку переводим мы не описание факта, а идея о факте. Как совершенно верно возможно и необходимо переда-

Якобсон Р. Избранные работы. М, 1985. С. 364.

вать мысли Другого в переводе, где предел переводческой «верности», в то время, когда, наоборот, перевод делается «предательством»?

Определения перевода разрешают обрисовать в общем и фигуру переводчика. Переводчик — это как минимум двуязычная личность, обращенная в один момент к двум культурам. Переводчика время от времени пренебрежительно именуют «слугой двух господ», но в случае если речь заходит о двух культурах, которым помогает переводчик, то обидного в таком определении ничего нет.

Ж. Мунен выяснил перевод как особенный случай билингвизма.

Особенность переводческого билингвизма, на отечественный взор, состоит, во-первых, в том, что переводческий билингвизм имеет, в большинстве случаев, асимметричный темперамент. У многих переводчиков господствует один язык, этот ему с молоком матери, и одна культура, впитанная вместе с этим языком. эта культура и Этот язык подчиняют себе другие, с которыми переводчику приходится сталкиваться в переводе.

Через призму доминирующей культуры и доминирующего языка понимаются смыслы, заключенные в речевых произведениях на втором языке, воспринимаются факты другой культуры. Во-вторых, в ходе перевода оба языка присутствуют в акте речи и функционируют в один момент. Переводчик в ходе перевода напоминает персонаж из ветхого франко-итальянского фильма «Закон имеется закон», правой ногой стоящего в одной стране, а левой — в второй.

В коммуникативном акте с переводом все значительно сложнее, чем в простой коммуникации на одном языке. Многие составляющие коммуникативного акта удваиваются. Центральная фигура этого акта коммуникации — переводчик — всегда меняет собственные роли, становясь то получателем речи, то отправителем, видоизменяется форма сообщения.

Да и само сообщение, разве оно остается неизменным? В нем обязательно что-то теряется, что-то появляется новое.

Считается, что перевод осуществляется в два этапа — его выражение и восприятие смысла. А в то время, когда же происходит преобразование смысла? Либо его не происходит вовсе, и суть исходного сообщения остается неизменным?

Но тысячелетняя практика перевода говорит о том, что это не верно. Что же остается в переводе, возможно ли установить некоторый инвариант смысла, наличие которого нужно чтобы конкретная процедура могла быть выяснена как перевод? Какими единицами оперирует переводчик, переходя от восприятия речи к ее порождению, совпадают ли они с единицами языка, либо с квантами информации, либо еще с какими бы то ни было сущностями?

Процесс перевода определяют как процесс межъязыковой изменении. Но что трансформируется в переводе? Вероятен

ли перевод без трансформирования? Что лежит в базе переводческих операций? Поддаются ли они типологическому представлению и исчислению?

Возможно ли вычислять переводом всякую передачу смысла исходного речевого произведения средствами иного языка либо же перевод — это лишь особенный вид межъязыковой речевой деятельности? Взоры на перевод варьируют: от максимально широкого, что мы находим, к примеру, у Шлегеля, заявлявшего, что «человеческий ум может лишь одно — переводить»1, до максимально узкого, различающего интерпретацию и перевод и отказывающего устному переводу в статусе «перевода».

Довольно часто мы слышим расхожие выражения «перевод — мастерство», «мастерство перевода», «искусный переводчик» и т.п. Что это, прекрасная метафора, поднимающая социальный статус переводчика, либо важное типологическое утверждение, размещающее перевод как вид людской деятельности в пределах той сферы, которую принято именовать мастерством?

Эти и многие другие вопросы появляются перед нами, в то время, когда мы желаем выяснить максимально полно и совершенно верно сущность перевода. Исходя из этого всякое определение перевода, в случае если мы желаем придать ему лаконичную форму, будет мучиться некоей односторонностью. Через чур сложно явление, через чур противоречивы его интерпретации, через чур неоднозначно отношение к нему с наслаждением потребляющего его общества.

Я постараюсь представить собственное видение основных неприятностей перевода, которое, очевидно, во многом будет совпадать с мнениями современников и предшественников, действительно вспоминавших над этими проблемами, в чем-то будет различаться от них. Но перед тем как приступить к анализу этих неприятностей, еще раз напомню высказывание французского переводчика, теоретика и писателя перевода Валери Ларбо, вынесенное в эпиграф, что не без основания утверждал, что «в подлинном переводчике обязательно сочетаются полезнейшие и редчайшие человеческие качества: терпение и самоотречение, кроме того милосердие, ум и скрупулёзная честность, широкие знания, богатая и проворная память». И в случае если каких-то из качеств и этих добродетелей может и недоставать кроме того у лучших умов, то ими ни при каких обстоятельствах не бывают наделены посредственности.

К данной только правильной оценке личности переводчика все же хочется добавить, что в случае если у человека, действительно решившего заниматься переводом, каких-либо из этих качеств до тех пор пока и недостает, они смогут быть развиты в ходе обучения переводу,

1 Цит. по: Копанев П.И, теории и Вопросы истории художественного перевода. Минск, 1972. С. 185.

так как обучение переводу не только прививает определенные навыки и профессиональные знания, развивает красноречие, о чем писали еще Цицерон и Квинтилиан, но и воздействует на человека нравственно, формирует из него сильную, психически устойчивую, этически выдержанную и разносторонне грамотного личность.

Чтобы освоить все тонкости непростого переводческого дела, стать настоящим мастером, нужно в первую очередь познакомиться с тем, что делали предшественники в течении как минимум несколько тысячелетий, т.е. того периода, о котором в истории перевода сохранились хоть какие-то свидетельства. Опыт предшественников разрешает в первую очередь заметить неразрывную сообщение переводческой деятельности со всей судьбой общества, роль и место перевода в развитии цивилизации.

Овладение этим опытом предохраняет от повторения фальшивых шагов, каковые время от времени совершали кроме того выдающиеся мастера собственного дела в отыскивании ответов тяжёлых неприятностей перевыражения смыслов, заключенных в символах другого языка, отражающих иное видение мира, другой опыт миросозерцания, другой движение суждений. Исторический опыт дает кроме этого возможность убедиться в том, что в переводе, в подходах к оценке качества перевода, верности и точности существуют мода и цикличность, что одинаковые решения в различные эры оцениваются противоположно, что переводческая практика целиком и полностью зависит от состояния словесности народа, на язык которого осуществляется перевод, от представлений общества о прекрасном и верном.

И, наконец, изучение опыта переводчиков прошлого говорит о том, что многие из современных неприятностей теории перевода поднимались много раз па протяжении всей истории данной деятельности, так и не взяв окончательного разрешения. Перевод как сложнейшая интеллектуальная деятельность является объектомизучения многих научных дисциплин. Не только лингвистика, литературная критика и литературоведение, литературы и история языка изучают перевод.

Кое-какие нюансы переводческой деятельности изучаются психологией, социологией, религиоведением, кибернетикой, информатикой и другими научными дисциплинами. Но у данной деятельности имеется собственная теория, особенная научная дисциплина, пользующаяся способами вторых наук и накопленными ими знаниями, но имеющая собственный личный предмет — установление закономерностей переводческих преобразований, обнаружение объективных обстоятельств переводческих ответов и разработка их типологий. Теорию перевода возможно выяснить как фундаментальное научное знание о подобии,о подобии вещей настоящего мира, о подобии

отражения людской сознанием настоящего мира, о подобии ясных возможностей людских языков. Подобие неизменно довольно. Степень относительности варьирует от объекта к объекту, от языка к языку, от культуры к культуре.

Переводчик отыскивает подобие в море разнообразного, подобие, которое возможно воспринято человеком другой культуры, иного языка, другой исторической эры. операции и Многочисленные приёмы, к каким прибегает переводчик для установления для того чтобы подобия, составляют в совокупности методику перевода, овладение которой нужно кроме того только гениальному человеку, тонко ощущающему все небольшие нюансы значений, смыслов, обстановок.

В случае если кроме того мы подходим к переводу как к мастерству, то это мастерство, по честному утверждению Мунена, основано на науке. Методику перевода возможно создать, ей возможно научить, как возможно научить от природы гениального композитора нотной грамоте, гениального художника — технике живописи и т.п.

==^= + Часть I * =^===

ОПЫТ (ПЕРЕВОД В ИСТОРИИ ЦИВИЛИЗАЦИИ)

ПРОЛОГ

СЛАВА ПОПУГАЮ!

Давным-давно, в то время, когда профессия переводчика была еще всеми глубокоуважаемой и почетной, в старом Карфагене, где бок о бок жили люди многих десятков национальностей, сказавшие на различных языках, существовала особенная каста «опытных переводчиков». Не клан, не гильдия, не профсоюз, в частности каста, т.е., как утверждает Словарь русского, «замкнутая публичная несколько, связанная происхождением, единством наследственной профессии и правовым положением собственных участников»1.

Переводчики Карфагена в действительности имели особенный правовой статус и пользовались необыкновенным преимуществом: они были высвобождены от исполнения всяких повинностей, очевидно, не считая перевода. По свидетельству некоторых исследователей, кроме того снаружи члены касты переводчиков отличались от вторых: они ходили с бритыми головами и носили татуировку. У тех, что переводили с нескольких языков, был вытатуирован попугай с распростертыми крыльями.

Те же, кто был способен трудиться только с одним языком, ограничивались попугаем со сложенными крыльями2. Отечественным современникам бритоголовые молодцы с татуировками, находящиеся в собствености «замкнутым публичным группам» и пользующиеся особенным правовым положением, прекрасно привычны. Действительно, на данный момент вряд ли у кого-нибудь появится идея о том, что это переводчики.

Быть может, карфагенская каста первенствовалав истории опытным объединением переводчиков.

Во внешнем виде старого переводчика удивляет сейчас не столько то, что он напоминает вид отечественных современников совсем другой касты, сколько то, что татуировки изображали попугая. Со сложенными крыльями либо с распростертыми — это, в сущности, подробности. Основное, что не орел, не сокол, кроме того не ворон, а попугай.

1 Словарь русского: В 4 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.Д. Ев-
геньевой. 2-е изд., испр. и доп. М.: Русский язык, 1981—1984. Т. 2. С. 38.

2 См.: Van Hoof H. Histoirc de la traduction en Occident. Paris; Louvain-la
Neuve, 1991. P. 9.

В языковом сознании современных людей, говорящих на различных языках, попугай — птица с прекрасным броским оперением, талантливая копировать обращение человека, — ассоциируется в основном или с броским безвкусным костюмом, или с определенным свойством; повторять не осознавая то, что сообщили другие. В противном случае говоря, главные дифференциальные семы слова, соотносимого с денотатом конкретно, преобразовываются в потенциальные, в то время, когда происходит смена денотата: птица — человек. Дифференциальная сема яркости оперения преобразовывается в потенциальную -безвкусной яркости одежды, безвкусицы; сема умения копировать обращение человека — в сему отсутствия собственного мнения, высказывания чужих мыслей, повторения чужих слов, бездумного копирования кого-либо.

Языковое сознание русских и французов мало чем различается в данной маленькой области смыслов, навеянных образом неповторимой заморской птицы. Во французском языке существует образное выражение vert perroquet, обозначающее весьма броский зеленый цвет. Яркость оперения данной птицы была отмечена человеком в далеком прошлом.

Уже в начале новой эры в латинском языке было прилагательное psittacinus, образованное от psittacus (попугай) со значением: броский, пестрый, как попугай. Человеку не характерно довольно часто наряжаться в одежду для того чтобы цвета, а вдруг такое случается, то тут же вспоминается попугай.

В устойчивом сравнении сотте ип perroquet (как попугай) выходит на первый замысел уже вторая потенциальная сема образа -«не осознавая смысла» и в сочетании с глаголом repeter (повторять) образует сравнительный оборот repeter сотте ип perroquet (повторять, как попугай), замечательно находящее аналог в русском языке. А после этого по законам развития языка появляется метафора ип perroquet — тот, кто повторяет чужие мысли.

В русском языке переносные значения слова попугай строятся на базе тех же потенциальных сем, во многом совпадая со значениями французского имени. От переносного значения образован и глагол попугайничать, т.е. повторять чужие мысли, слова, и сравнительный оборот как попугай с тем же значением.

Примечательно, что в классической для попугаев кличке Петруша угадывается французское слово perroquet как уменьшительное от Perrot, которое, со своей стороны, было уменьшительным от Pierre, а быть может, еще и от латинского Petrus, т.е. Петр.

И, наконец, как уважения и апофеоз любви к образу великой и неповторимой птицы, чуда природы появилось прекрасно всем известное высказывание попка — дурак\, к которому частенько прибегает человек в общении с попугаем, получая от птицы повторения этого перла. Добившись, человек удовлетворенно смеется, поскольку он взял подтверждение, что все-таки умнее попугая.

Необычное явление, но частенько люди, не имеющие представления об изюминках переводческой геральдики в старом Карфагене, склонны и сейчас отождествлять переводчика с попугаем. Независимо от уровня образованности они часто идут по пути стандартного, гордого, сложившегося столетиями представления о переводчике как о «слуге двух господ», призванном помогать представителям двух культур, повторяя их «великие мысли», как о человеке, которому и не требуется иметь собственных мыслей, поскольку уже все сообщили, повторяй то же самое на втором языке, и дело с финишем.

Но возвратимся к геральдике (пускай кроме того на уровне старого мастерства расписывания людской тела), правильнее к качествам, с которыми человек ассоциирует образ той либо другой птицы:

Орел — горд, несговорчив, пытается во что бы то ни стадо

победить.

Сокол — горд, храбр, но одинок.

Ворон — силен, но склонен клевать падаль.

Бедный попугай! Что же остается ему?

В действительности остается совсем много. Попугай — единственная птица, талантливая копировать обращение человека. Обращение — как проявление мысли.

Кто может с ним сравниться? Орел, сокол, ворон? Все они хороши, но лишь среди равных, среди пернатых.

А попугай?

Он же — посредник, промежуточное звено между говорливым человеком и безмолвной природой, да забудут обиду мне биологи эту вольную метафору.

Возможно отыскать в памяти и об образе попугая в фольклоре, в смешных рассказах, а ведь в том месте попугай — совсем другая фигура. В народном сознании попугай — это птица, которая живет продолжительно, а потому наделена особенной мудростью, не всегда дешёвой простому человеку. Анекдотичный попугай — это философ, выводящий афоризмы из абсурдных обстановок и, что особенно принципиально важно для нас, абсурдных

речений людей.

В характере данной птицы многие склонны усмотреть сарказм. В действительности, чего лишь не услышит птица, живущая среди людей. И чего лишь не приходится слышать бедному посреднику, снабжающему диалоги «великих представителей различных культур».

Невольно станешь философом. Возможно, как раз такое значение вкладывали в образ попугая древние переводчики Карфагена, гордо нося его изображение на своем теле? Я полагаю, что в действительности гордо, по причине того, что каста переводчиков была глубокоуважаемой и привилегированной.

Действительно, достаточно скоро обстановка коренным образом изменилась. И уже в римской Империи слово interpres (переводчик), как

отмечают кое-какие исследователи, носило пара уничижительный оттенок; interpres — это неумелый переводчик-буквалист1′. Такие переводчики (в Старой Руси их именовали толмачами) переводили на дипломатических переговорах и сопровождали войска в зарубежных походах. Петр Первый, очень поощрявший переводческую деятельность в Российской Федерации и с уважением относившийся к тем, кто переводил «нужные книги», в одном из распоряжений о подготовке к походуопределял однако место толм