Поэма «ганц кюхельгартен». первые годы в петербурге

Окончив гимназию в 1828 г., Гоголь вместе с другим выпускником Нежинской гимназии А. С. Данилевским уезжает в Санкт-Петербург. Испытывая финансовые затруднения, хлопоча о месте, надежды Гоголь практически сразу же возлагает на литературные испытания и по окончании успешной публикации стихотворения «Италия» издает весной 1829 г. поэму «Ганц Кюхельгартен. Идиллия в картинах» (как раз такое жанровое обозначение дал произведению Гоголь в подзаголовке) с пометою «писано в 1827 г.».

Как писал издатель и один из первых комментаторов Гоголя Н. С. Тихонравов, «Создатель «идиллии» положил в собственного храбреца те же грезы, надежды и стремления, которыми выполнен был сам сейчас нахождения собственного в Нежинском лицее и каковые он поверял в 1827 г., под строгою тайною, немногим из близких и своих родных»[102]. Кроме этого и В. И. Шенрок, сопоставивший в книге «Ученические годы Гоголя» письма Гоголя еще нежинского периода к Петру Косяровскому, продемонстрировал, «до каких мелочей, до буквального практически сходства» доходили отдельные совпадения с поэмой[103].

Но кроме важного автобиографического подтекста поэма обнаруживала и важный круг литературных пристрастий Гоголя, потому, что его любимые авторы взяли то либо иное отражение в «Ганце Кюхельгартене». Так, тут находились реминисценции из «Евгения Онегина», причем из тех глав, каковые Гоголь имел возможность прочесть еще в нежинскую пору (к примеру, описание могилы пастора в шестнадцатой картине поэмы носило на себе очевидное влияние пушкинских строф, в которых изображены Ленского Дмитрия и могилы Ларина).Поэма «ганц кюхельгартен». первые годы в петербурге

Мотивы пушкинских же «Цыган» (в частности, монолог Алеко, повествующий о любви Земфиры: «Как она обожала! Как ласково преклонясь ко мне Она в пустынной тишине Часы ночные проводила!») просматривались в гоголевском повествовании о любви Луизы к Ганцу («О, как она тебя обожала! С каким восхищением эмоций живым Простые речи сказала!»).

Многочисленную группу составляли в поэме, в особенности в картине «Ночных видений», реминисценции из Жуковского, например, из его баллады «Людмила» (1808). Из западных источников разумеется было действие поэмы Томаса Мура «Свет Гарема» – последней вставной поэмы из его «восточной повести» «Лалла Рук» (1817). Сцены из судьбы Старой Греции в «Ганце» обнаруживали влияние очерка Н. М. Карамзина «Афинская судьба» и т. д. Но традиционно самым ярким литературным источником «Ганца Кюхельгартена» считается идиллия германского поэта XVIII в. И. Фосса «Луиза».

Именно на последнем моменте стоит остановиться подробнее, потому, что он имеет отношение кроме этого и к последующему творчеству Гоголя. Дело в том, что, в полной мере сознательно ориентируясь на идиллический жанр, и, как уже было сообщено, дав собственной поэме жанровый подзаголовок «идиллические картины», Гоголь в один момент во многом разрушал каноны идиллии. Как писал германский эстетик, романтик Жан Поль (И.

П. Рихтер), «идиллия – это эпическое изображение полноты счастья в ограничении».

Идиллия Фосса «Луиза», послужившая жанровой моделью для «Ганца Кюхельгартена», вправду была изображением полноты счастья, предполагавшего более покой, нежели поступательное перемещение. Гоголь, создавая идиллию, вводит в нее новые, элегические мотивы, неизбежно наполняющие идиллию предчувствием финиша (кульминация данной тенденции в русской литературе выразилась в идиллии Дельвига с говорящим заглавием «Финиш золотого века», что характерно, показавшейся практически в один момент с гоголевским произведением – в 1829 г.).

И потому в «Ганце Кюхельгартене» мы видим столкновение замкнутого, «ограниченного» идиллического мира с громадным миром, откуда исходят разнообразные и чреватые непредвиденными последствиями импульсы. Так, в шестой картине поэмы жители идиллического уголка обсуждают темы, казалось бы, вовсе не идиллические: «дела войны», «и бедствия и мятежи в Мадрите» и проч. А упоминание, к примеру, Миссолунги было очень значащим для современников Гоголя: и вследствие того что тут совершил собственный подвиг греческий гарнизон, и вследствие того что тут заболел лихорадкой и скончался 19 апреля 1824 г. великий британский поэт лорд Байрон.

Так, казалось бы, очень скромное по своим художественным преимуществам гоголевское произведение заключало в себе глубокие возможности, каковые вели и к романтизму, и потом – к постромантическим художественным формам. Потому что «тема разрушения идиллии (понятой в широком смысле) делается одной из главных тем литературы в конце XVIII и в первой половине XIX века»[104]. Гоголь потом и сам это показал, сделав ход от «Ганца Кюхельгартна» к «Старосветским помещикам».

Но, обо всем этом мы можем сказать только в историко?литературной возможности. В действительности же дело обстояло в противном случае. По выходе книги, отпечатанной к тому же на личные деньги сочинителя, Гоголь послал инкогнито один экземпляр петербуржцу П. А. Плетневу, издателю «пушкинского» «Современника», а второй – москвичу М. П. Погодину, издателю журнала «Столичный вестник».

Оба писателя покинули «презент» без всякого внимания (потом, в то время, когда Гоголь лично познакомился с ними, он «ни одним словом не разрешил им понять, от кого была отправлена книжка»). В течение месяца с маленьким книга пребывала в продаже, позвав два быстро отрицательных отзыва – сначала в 12?й книжке «Столичного телеграфа», а после этого в номере булгаринской газеты «Северная пчела» (1829, № 87).

В последней писалось: «В «Ганце Кюхельгартене» так много несообразностей, картины довольно часто так ужасны, и авторская смелость в поэтических украшениях, в слоге а также в стихосложении так безотчетлива, что свет ничего бы не утратил, в то время, когда бы сия первая попытка юного таланта залежалась под спудом. Не лучше ли б было дождаться от сочинителя чего?нибудь более зрелого, обдуманного и обработанного».

Все это подтолкнуло Гоголя к решительному шагу. «Он осознал, – писал П. Кулиш, – что это не его род произведений, ринулся со своим верным слугой Якимом по книжным лавкам, отобрал у книгопродавцев все экземпляры, нанял в отеле нумер и сжег все до одного». Эта гостиница, по сведениям приятеля Гоголя Прокоповича, пребывала в Вознесенской улице, на углу, у Вознесенского моста» (строение не сохранилось). Потом Гоголь ни при каких обстоятельствах не включал поэму в издания собственных произведений.

Более того, в первый раз о принадлежности «Ганца Кюхельгартена» Гоголю печатно сказал П. А. Кулиш только в 1852 г., на базе указания все того же Н. Я. Прокоповича, жившего вместе с Гоголем первые годы в Петербурге[105].

По окончании сожжения нераспроданных экземпляров поэмы Гоголь неожиданно уезжает за границу, в Германию (Любек, Травемунде, Гамбург), а около 22 сентября 1829 г. столь же неожиданно возвращается в Санкт-Петербург. Сам он в письме к матери растолковывает собственный отъезд как бегство от нежданно овладевшего им амурного эмоции к какой?то неизвестной красивой женщине, встреча с которой заставляет его «бежать от самого себя».

Потому, что семь дней спустя он в следующем письме матери растолковывает собственный отъезд сейчас уже предписанием докторов лечиться за рубежом, обеспокоенная М. И. Гоголь, сопоставив оба письма, решает: суть болезни была встреча с плохой дамой. Как эта версия была правдоподобной, тяжело делать выводы (сам Гоголь, снова?таки в письме матери, опровергнул ее с негодованием). Но, кое-какие критики и сейчас склонны усматривать в этом полулегендарном эпизоде источник гоголевского образа падшей красивые женщины в «Невском проспекте»[106кожный покров.

По окончании возвращения в Санкт-Петербург Гоголь пережил еще одну неудачу: бесплодной появилась в октябре 1829 г. его попытка поступить на сцену в качестве драматического актера, в то время, как живший с Гоголем в Санкт-Петербурге Н. Я. Прокопович тогда же избрал театральную карьеру[107]. В конце 1829 г. Гоголь, наконец, сумел определиться на работу в департамент публичных зданий и государственного хозяйства МВД.

С апреля 1830 г. до марта 1831 г. он проходит службу в департаменте уделов: сперва писцом, после этого ассистентом столоначальника под началом известного поэта?новеллиста и идиллика В. И. Панаева. Работа в канцелярии, приведя к глубокому разочарованию Гоголя в «работе национальной», дала ему вместе с тем богатый материал для будущих произведений, в которых отразились функционирование и чиновничий быт национальной бюрократической автомобили.

Параллельно все больше времени Гоголь уделял литературной работе: в 1830 г. в издании «Отечественные записки» вышла его повесть «Бисаврюк, либо Вечер незадолго до Ивана Купала» (без подписи), в альманахе Дельвига «Северные цветы» на 1831 г. (СПб., 1830) была напечатана «Глава из исторического романа» (подписано: 0000); в пушкинской «Литературный газете» 1 января 1831 г. показался его текст «Преподаватель. Из малороссийской повести «Ужасный кабан»» (за подписью: П. Глечик). Наконец, 16 января 1831 г. в «Литературной газете» Гоголь выпустил первое собственный произведение под собственным именем – эссе «Дама».

Так, неспешно Гоголю удается войти в литературные круги. Существует версия, что первоначально он «дотянулся от кого?то рекомендательное письмо к В. А. Жуковскому, что сдал молодого человека на руки П. А. Плетневу с просьбою позаботиться о нем»[108]. До сих пор неясно, у кого имел возможность Гоголь забрать такое письмо; существует второе предположение, что ввести Гоголя в круг «Литературной газеты» имел возможность соотечественник Гоголя О. Сомов, сочувственно отозвавшийся о его «Бисаврюке».

Но по крайней мере с конца 1830 г. Гоголь уже деятельно общается с В. А. Жуковским, П. А. Плетневым, А. Дельвигом, 20 мая 1831 г. на вечере у Плетнева его воображают Пушкину. К лету 1831 г. отношения с пушкинским кружком становятся еще более тесными: живя на даче в Павловске у Лонгиновых, в доме которых он преподаёт частные уроки, Гоголь часто бывает в Царском Селе у Жуковского и Пушкина а также делает отдельные поручения по изданию «Повестей Белкина».

С марта 1831 г., по ходатайству Плетнева, Гоголь приобретает место учителя истории в Патриотическом университете. А 20 марта 1831 г. в цензуру поступает рукопись первой книжки называющиеся «Вечера на хуторе недалеко от Диканьки. Повести, изданные Пасичником Рудым Паньком», «от Студента Гоголя.

Число страниц – 36»), издание которой в осеннюю пору того же года приносит Гоголю литературную известность и совсем определяет его жизненную судьбу.

В первую «книжку» «Вечеров» вошли повести: «Сорочинская ярмарка», «Вечер незадолго до Ивана Купала» (переработанная редакция уже размещённого в «Отечественных записках» «Бисаврюка»), «Майская ночь» и «Пропавшая грамота». Не прошло и года, как за ней последовала вторая «книжка» – повести «Ночь перед Рождеством», «Ужасная месть», «Иван Федорович Шпонька и его Заколдованное» место «и тётушка». Обе книжки составили первый прозаический цикл Гоголя «Вечера на хуторе недалеко от Диканьки», авторство которого, но, было снова приписано Гоголем условному вымышленному рассказчику «пасичнику Рудому Паньку», под именем которого Гоголь и вошел в литературу.

Х ФАКТОР ЛУЧШЕЕ !!!


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: