Праобщина древнейших и древних людей

Праобщина палеоантропов

Палеоантропы, поменявшие на эволюционной лестнице предчеловеческие формы гоминидов, по большей части, сохраняли черты публичного строя, свойственные на более раннем этапе. Но появлялись и новые явления. Самыми характерными чертами стало появление речи и зачатков религиозных представлений. Зарождавшаяся совокупность речи должна была обслуживать формирующиеся публичные отношения.

Обращение должна была обслуживать все функции развившегося мышления, служила для него внешним выражением..

Многие лингвисты считают, что первым было осознание действия, и, следовательно, в языке раньше всего появилась глагольная номинация. Одновременно с этим очевидно, что не меньше, чем обозначение действия, принципиально важно обозначение объекта. Так, именная номинация, хотя бы в каких-то ограниченных пределах, должна была сосуществовать с глагольной.

Состав лексики тяжело вернуть — возможно, это были наименования съедобных растений, объектов охотничьей добычи, частей туши, орудий труда, обозначение ближайших родственных взаимоотношений, маленький комплект нужных глаголов. Пользование данной лексикой могло быть действенным только при осознании местоименных взаимоотношений и изобретении служебных слов, в первую очередь обозначавших направление действия. Так можем мы сейчасвосстановить начальные формы звуковой речи, не смотря на то, что, само собой разумеется, они восстанавливаются гипотетично, и до тех пор пока мало надежды указать для них конкретные звуковые реалии.

Опубликовано много работ с пространными рассуждениями об речи развития и этапах мышления. Но все они малоубедительны из-за отсутствия конкретных данных, и научное значение их больше в том, что они показывают на какие-то возможности изучения темы, чем в том, что они дают конкретные результаты.

Несомненно возможно утверждать, что неспешно росла лексика языка и совершенствовалась его операционная сфера, т. е. та рабочая часть языка, благодаря которой все более тонко выражаются отношения между обозначаемыми языковыми средствами понятиями. В мустьерское время появляются определенные зачатки идеологии, что не имело возможности не повести к предстоящему обогащению языка. Наконец, в соответствии с общепринятым мнением, с возникновением человека современного типа язык достиг того уровня развития, при котором он по структуре собственной стал уже в полной мере современным, отлился в те формы, каковые характерны с теми либо иными модификациями всем изученным языкам мира.

Истоки идеологических представлений. До недавнего времени существовали два быстро разных и фактически мало соприкасавшихся между собой подхода к трактовке морфологических изюминок мозга неандертальского человека. анатомы и Антропологи шепетильно фиксировали все анатомические подробности на эндокранах — слепках мозга ископаемых людей, приобретаемых посредством отливок пространства внутренней полости черепной коробки.

Накоплено достаточно большое количество объективных наблюдений над вариациями разных мозговых структур и их динамикой во времени, получено большое число полных и всесторонних описаний изюминок эндокранов разных неандертальских находок. Все это неоценимый научный материал, но трактовать его необходимо очень осторожно, поскольку макроморфология мозга, т. е. его внешняя структура, намного менее ответственна для его функционирования, чем его внутреннее строение. А внутреннее строение мозга, замечательно обрисованное нейрогистологами у современного человека, остается полностью не известным у людей ископаемых из-за в полной мере очевидного несохранения мозгового вещества в ископаемом состоянии.

Исходя из этого антропологи стараются быть очень осмотрительными в оценке различных функциональных сторон в деятельности мозга у древних людей и в случае если и разрешают себе высказать кое-какие догадки наподобие, к примеру, догадки о более не сильный, чем у современного человека, социальности поведения неандертальцев, то стараются делать это в весьма сдержанной форме. Противоположный подход больше выражен в трудах этнологов и археологов, пишущих о проблемах первобытного общества.

Достаточно вольно применяя сведения о строении мозга неандертальцев и опираясь по большей части на макрорельеф мозга (как уже говорилось, показатель второстепенный), авторы пишут о какой-то особенной примитивности мозговой их поведения и структуры неандертальцев, о их огромной неистребимой агрессивности и кровавых столкновениях в неандертальского стада. Неестественные повреждения на черепах некоторых форм обязательно трактуются в этом случае как следствие внутристадных распрей и, по мысли авторов, усиливают вывод о господстве звериных инстинктов и столкновениях, доходящих до убийства.

Сейчас уже несомненно доказанный каннибализм неандертальцев, живших в пещере Крапина в Югославии (он доказан наблюдениями над характером раздробления костей отдельных особей и бессчётными следами обгладывания этих костей), кроме этого является доказательством их полузвериного поведения. Без внимания наряду с этим остается то неоспоримое событие, что в сообществах животных нет никаких примеров аналогичного бестиального поведения, все конфликты разрешаются мирным методом. Да и как имело возможность бы неандертальское стадо существовать долгое время, в течении огромного числа поколений, если бы его изнутри всегда разрушали чреватые смертельными финалами ожесточённые конфликты!

Но в противовес данной имеется и вторая тенденция, игнорирующая неоспоримый факт морфологической примитивности неандертальского человека в сравнении с современным, -тенденция видеть в неандертальском человеке фактически практически неотличимую от современного человека форму: коллективы неандертальцев имели сложную социальную организацию, справляли сложные культы, у них были представления о душе, единобожие, развитый культ предков и т. д. В этот самый момент мы отрываемся от настоящей действительности, приписываем неандертальским коллективам то, что никак запрещено реально доказать.

Итак, изучение слепков мозга неандертальских людей дает очень ограниченные возможности для восстановления изюминок их образа и поведения судьбы. Оно, пожалуй, пригодно в этом смысле для весьма осмотрительных заключений о развитии ассоциативного мышления, реконструкции этапов развития отдельных оценки и органов чувств неспециализированного уровня развития нервной мозговой деятельности и системы.

Более основательные сведения дают в этом отношении археологические эти, но при непременности условия объективности в их интерпретации. В этом случае мы не отрываемся от следов конкретной судьбе неандертальских людей, напротив, мы в собственных реконструкциях опираемся на них прежде всего и не привносим в них никаких не вытекающих из самого материала умозаключений. Эти же археологические богаты и разнообразны.

Они взяты при раскопках сотен ашельских и мустьерских десятков и стоянок неандертальских погребений. Возможно, как раз тут направляться растолковать, из-за чего все время в этом разделе говорилось о неандертальцах -для более ранних гоминин нет никаких наблюдений, каковые свидетельствовали бы о какой-то деятельности либо каких-то представлениях идеологического порядка.

Исключение образовывает вышеупомянутая стоянка Бильценгелебен в Восточной Германии, покинутая питекантропами и давшая весьма богатый археологический и фаунистический материал. На извлеченной из культурного слоя кости животного в одном случае найдены насечки очевидно неестественного происхождения, образующие какой-то порядок. Но тщательного изучения этих насечек пока не произведено, а сам факт остается единичным, исходя из этого и сказать о каких-либо истоках идеологических представлений до тех пор пока преждевременно.

В случае если постараться классифицировать археологические свидетельства того, что мы на данный момент разглядываем, то они конечно распадаются на две группы — информация, относящаяся к погребениям, и информация, свидетельствующая о выработке каких-то форм эстетического отношения к действительности и начале мастерства. Необходимо сразу же выделить, что информацию о погребениях являются и самые полными, и самые информативными, не смотря на то, что сам факт наличия погребений у неандертальцев не был принят наукой сходу, и прошло пара десятилетий, перед тем как он начал восприниматься как неоспоримый и доказанный.

Часть сомнений в настоящем существовании неандертальских погребений была обязана своим возникновением тому событию, что погребения неандертальцев раскапывались на ранних этапах развития археологической науки, довольно часто не опытными археологами, а любителями, не имевшими достаточной подготовки для археологической фиксации погребального ритуала. Большое негативное значение имело и мысль о покрытии покойника почвой лишь в санитарно-гигиенических целях. Но накопленные сейчас правильные наблюдения над шепетильно раскопанными погребениями, и фиксация их ориентировки и сопровождающего покойника инвентаря разрешают перейти от скепсиса к утверждению о предопределенном характере действий с покойником, т. е. о настоящем существовании погребений.

Прежде всего, об этом свидетельствует положение тела погребенных, его отношение к государствам света. Большинство погребений открыты в Европе, Средней Азии и Передней, и все они ориентированы с маленькими отклонениями по линии восток — запад, а отклонения легко разъясняются удобством рытья могильной ямы , топографией пещер и т. д., т. е. чисто внешними по отношению к самому погребению событиями.

Таковой темперамент трупоположения непременно говорит об осознании перемещения солнца по собственной оси и какого-либо представления о связи перемещения светила с покойником. Погребение в пещере Тешик-Таш довольно часто употреблялось и употребляется для доказательства наличия у неандертальца солнечного культа — около погребения в определенном порядке более либо менее кругообразно были положены рога горного козла, на которого неандертальцы охотились в данной местности.

Строго говоря, с археологической точки зрения подтверждение этому выглядит достаточно слабо, но логически рассуждая, возможно высказать предположение, что сообщение положения покойника с перемещением солнца есть неслучайной и отражает формирование каких-то представлений о связи мира светил с миром мертвых, о центральном положении солнца среди светил и т. д. Каковы же были конкретные формы этих представлений, на данный момент тяжело сообщить. Но зачатки какие-то, по всей видимости, очень аморфные, культа мертвых и небесных светил не составляли изолированного явления в духовной судьбы неандертальцев.

Очень возможно, что они обладали начатками волшебства, как об этом свидетельствуют отдельные наблюдения, сделанные во французских пещерах, воображавших собою убежища неандертальцев: в них найдены какие-то напоминающие животных лепные фигуры, в каковые, наверное, кидались камни. Не следы ли это волшебных действий, направленных на овладение зверем на протяжении охоты? В свете всего вышесказанного о погребениях неандертальцев такое предположение не думается немыслимым.

В какой-то мере вследствие этого кругом предложений и наблюдений стоят археологические открытия в пещере Регурду в юго-западной части Франции и в пещерах Драхенлох и Петерсхёле в швейцарских Альпах. В альпийских пещерах найдены захоронения черепов и костей конечностей медведей — и в том, и в другом случае это не полезные части туши, и исходя из этого их скопление нельзя рассматривать как мясные запасы. В Регурду кости медведя погребены в каких-то неестественных склепах, сооруженных из камней.

За всем этим прячется какой-то непонятный нам суть, быть может, отражение одного из волшебных обрядов.