Применимость правовых норм к жизни церкви

Имеется ли у нас основания распространять показатели права (его публично-институциональный темперамент, опору на санкции), лежащий в базе его принцип справедливости, на право церковное, применимы ли правовые категории к судьбе Церкви, иными словами, появляется вопрос о самом существовании церковного права. Последовательность событий дает предлог для сомнений в применимости правовых норм к судьбе Церкви.

Не смотря на то, что с людской стороны Церковь — также один из публичных альянсов, но это альянс совсем особенного рода, природа и цель которого не замыкаются земным горизонтом. В сферу права не входят внутренние мотивы людских поступков, а разве не учил нас Господь делать выводы себя не по одним делам отечественным, но и самые безнравственные побуждения, безнравственные мысли и эмоции вменять себе наравне с делами: Каждый, кто наблюдает на даму с желанием, уже прелюбодействевал с нею в сердце собственном (Мф.

5:28). И наконец, разве в Церкви, созданной Тем, Кто Трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит (Ис. 42:3), — имеется место санкциям, принуждению?

Эти удивления и в древности, и Сейчас сектантски мыслящих богословов, от гностиков, монтанистов, павликиан, средневековых вальденсов, германских реформаторов, наподобие Агриколы, до новейших протестантских ученых: Хирша, Элерта, Альтхауза — приводили к поспешным антиномистским выводам. Антиномистской тенденции не избежал и большой православный богослов прот. Н. Афанасьев.

Антиномисты утверждают, что между понятием права и Христианской Церковью лежит внутреннее несоответствие, что право и Церковь несовместимы, что церковное право — это нонсенс, contradictio in adjecto, потому что новозаветная благодать исключает не только ветхий, но и каждый по большому счету закон.

В это же время сам Господь учил нас иному. Он сказал: Не думайте, что Я пришел совершить правонарушение либо пророков; не нарушить пришел Я, но выполнить (Мф. 5:17).

В действительности, нравственный закон, основанный на любви, есть несравненно более ответственным началом в ней, чем право, опирающееся на справедливость. И все-таки правовое начало — это также неотъемлемый элемент церковного организма. Обоюдные отношения между участниками церковного Тела регулируются не только внутренними нравственными заповедями и мотивами людей, но и общеобязательными нормами, нарушение которых влечет за собой использование санкций, как раз санкций, не смотря на то, что и совсем особенного характера, не совпадающих с санкциями, предусматриваемыми национальным правом.

Церковному праву также свойствен темперамент принудительности, но меры принуждения, используемые церковной властью, решительно отличаются от тех, каковые используются властью . Церковь не уполномочена своим Основателем принуждать физически, опираясь на материальную силу, что может позволить себе государство.

Второй ответственной изюминкой церковных санкций есть то, что кроме того самые тяжёлые из них используются не только для поддержания церковного порядка, но и, в не меньшей степени, для духовной пользы самого нарушителя церковных законов. И светское право не пренебрегает целью исправления правонарушителя; оно, но, не ставит эту цель во главу угла, исходя в первую очередь из задачи охраны публичного благополучия.

Предусматриваемая уголовными кодексами последовательности государств смертная казнь определенно говорит о том, что нравственное исправление преступника не в любых ситуациях есть целью законодательства. Евангелие же учит нас тому, что любая людская душа имеет нескончаемую сокровище: Какая польза человеку, если он купит всю землю, а душе собственной повредит? (Мф. 16:26).

Кроме того такая крайняя церковная кара, как анафема, используется не только для защиты церковного мира, но равным образом и чтобы побудить самого анафематствованного к раскаянию, дабы оказать помощь ему в познание истины прийти.

Существование в Церкви общеобязательных законов, защищенных санкциями, предусмотренными для нарушителей, не противоречит христианской свободе. Не смотря на то, что то либо иное церковное наказание, разумеется, не всегда приводит к внутреннему согласию того, кто подвергся ему, но в конечном итоге возможность применения церковных законов, среди них и карательных, опирается на необязательное согласие участников Церкви подчиняться им.

Нет и не может быть никакого принуждения к вступлению в Церковь, но коль не так долго осталось ждать человек стал участником Церкви, он тем самым взял на себя обязанность подчиняться и Божественным законам, и тем правилам и законам, каковые принадлежат к области хорошего церковного права, т.е. являются продуктом церковного законодательства, осуществляемого в силу власти, вверенной Церкви ее Основателем. Причем подчинение этим законам имеет темперамент необходимости — необходимости внешней, потому, что оно гарантировано деятельностью церковных инстанций, владеющих не смотря на то, что и духовной, но в полной мере настоящей силой, и необходимости внутренней, потому что без подчинения Божественным и церковным законам нереально улучить спасение, для которого человек и становиться участником Церкви.

Вопрос о том, совместимы либо не совместимы Церковь и право, допустим для сознания богослова-протестанта, что может позволить себе наблюдать на церковное предание как на историю отступлений от исконного Евангельского учения; для нас же, православных, предание владеет абсолютным авторитетом, а оно включает в себя и Правила Апостолов, Вселенских и Святых и Поместных Соборов Отцов. Сомневаться же в правовом, юридическом характере этих правил нет разумных оснований.