Прялки вертятся, феи бесятся

Лисл Шуртлиф

«Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене»

Уникальное наименование: Rump:The True Story of Rumpelstiltskin by Liesl Shurtliff

Лисл Шуртлиф «Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене»

Переводчики: inette, refuse, fouine

Редактор: Юлия Ерофеева

Перевод осуществлен для группы: http://vk.com/bookish_addicted

Аннотация:

В чудесном королевстве, где твое имя – твоя будущее, двенадцатилетний мальчик Румп делается объектом всевозможных шуток. Но в то время, когда он находит ветхую прялку, думается, что успех поворачивается к нему лицом. Румп выясняет, что владеет бесплатно превращать пряжу в золото.

Его лучшая подруга Красная Шапочка даёт предупреждение его, что волшебство содержит опасность. И она оказывается права. С каждым мотком пряжи он лишь больше погружается в проклятие.

Дабы уничтожить его, Румп обязан отправиться в страшное приключение, отбиваясь от фей, троллей, отравленных яблок и до безобразия глупой королевы. Все складывается против него, но имея надёжное плечо и отвагу приятеля (и вдобавок мало наглого эмоции юмора), он обязан добиться успеха.

Глава 1

Твое Имя — Твоя Будущее

Моя мама назвала меня в честь коровьего крупа. Это любимая и, быть может, единственная деревенская шутка, но это неправда. По крайней мере, мы с бабулей вычисляем это неправдой.

В действительности, моя мама выбрала мне второе имя. Оно превосходное, но его никто не слышал, а знают все лишь первую часть. Нехорошую часть.

Мама болела, в то время, когда я показался на свет. Бабуля заявила, что у нее была кашель и высокая температура. Я показался раньше, чем должен был.

Все же мама прижала меня к себе и в ухо тихо сказала мое имя.

Никто не слышал его, не считая меня.

— Его имя? — задала вопрос бабуля. — Назови мне его имя.

— Его кличут Румп… хааа-кхе-кхе-кхе…

Бабуля разрешила маме выпить что-то теплое и забрала меня из ее рук.

— Назови мне его имя, Анна. Всецело.

Но мама так и не сообщила. Она набралась воздуха, позже выдохнула и больше не сделала ни вдоха. Ни при каких обстоятельствах.

Бабушка заявила, что я позже начал плакать, но я ни при каких обстоятельствах в собственном воображении не имел возможности аналогичного представить. Все, что я слышал — тишину. Ни шороха, ни дыхания.

Не трещал пламя, а также феи затихли.

Наконец, бабуля поднимает меня и говорит:

— Румп. Его кличут Румп.

На следующее утро зазвонили колокола и по всей Горе побежали, крича, гномы: «Румп! Румп! Нового мальчика кличут Румп!».

Имя нельзя поменять, по причине того, что в Королевстве твое имя — это не то, как тебя кличут люди. Твое имя наполнено смыслом и силой. Твое имя — твоя будущее.

Моя будущее настоящий отстой.

Начнем с того, что я прекратил расти, в то время, когда мне было восемь, и был не сильный ребенком. Повивальная бабка Гертруда говорит, что я таковой, по причине того, что вместо сильной матери меня кормила молоком не сильный коза, но я знаю, что, в действительности, это из-за моего имени. Ты не можешь вырасти до конца, в то время, когда у тебя нет полного имени.

Я старался не через чур много думать о собственной судьбе, но лишь не в собственный сутки рождения. В то время, когда мне исполнилось двенадцать, я не имел возможности думать ни о чем втором, сидя в шахте и мешая глину в горшке в отыскивании золота. Нам необходимо было золото, золото, золото, но я видел лишь глину, глину, глину.

Кирки выбивали ритм, что раздавался по всей Горе, наполняя воздушное пространство шумом и стуком. Для меня это была песнь Горы. Тук, тук, тук. Стук, стук, стук.

Румп, Румп, Румп.

По крайней мере, это была хорошая рифма.

Тук, тук, тук.

Стук, стук, стук.

Румп, Румп, Румп.

— Эй ты, Зад!

Я охнул, по причине того, что, угрожающе ухмыляясь, ко мне приближались его брат и Фредерик Бруно, сыновья мельника. Практически мои ровесники, они были в два раза больше меня и некрасивы как тролли.

— С днем рождения, Зад! У нас для тебя презент, — Фредерик кинул в меня комок грязи. Я постарался неудобно закрыться руками, но он попал совершенно верно в лицо.

Меня затошнило от запаха: комок грязи был вовсе не грязью.

— Вот данный презент подходит к твоему имени! — кинул Бруно.

Остальные покатывались со хохоту.

— Покиньте его, — сообщила девочка, которую кликали Краснушка. Она смерила Фредерика и Бруно осуждающим взором, держа собственную лопату на плече, как оружие. Другие дети прекратили смеяться.

— Ого, — протянул Фредерик. — Ты влюбилась в Зада?

— Это не его имя, — зарычала Краснушка.

— В то время как его кличут? Из-за чего он нам не сообщит?

— Румп! — бездумно закричал я. — Меня кличут Румп! Все от смеха: я сделал как раз то, чего они желали.

— Но это не мое настоящее имя, — безнадежно пробормотал я.

— Да ну? — удивился Фредерик.

— Как думаешь, как его кличут по-настоящему? — задал вопрос Бруно.

Фредерик сделал вид, что глубоко задумался.

— Что-то необыкновенное… что-то особое… Румп — коровий круп.

— Румпаша, — сообщил Бруно.

Все захохотали. Фредерик и Бруно приложив все возможные усилия держались за животы, и слезы текли у них по щекам. Они катались по земле и визжали как свиньи.

На мгновенье я им позавидовал. Казалось, им так радостно кататься в пыли и смеяться. Из-за чего я не могу делать то же самое?

Из-за чего я не могу к ним присоединиться?

Позже я отыскал в памяти, над кем они смеялись.

Краснушка со всей силы воткнула собственную лопату в почву именно между головами двух мальчишек. Фредерик и Бруно прекратили смеяться.

— Уходите, — сказала она.

Бруно жадно сглотнул, косясь на лопату в дюймах от собственного носа. Фредерик встал и ухмыльнулся Краснушке.

— Само собой разумеется. Вам двоим не терпится остаться наедине.

Братья убрались, фыркая и спотыкаясь на ходу.

Я ощущал, что Краснушка наблюдает на меня, но я уставился в кастрюлю. Стряхнул презент Фредерика и Бруно, не желал наблюдать ей в глаза.

— Тебе бы лучше найти сейчас хоть мало золота, — сообщила Краснушка.

Я взглянуть на нее:

— Знаю. Не дурак.

Она немного подняла брови. Кое-какие люди думали, что я дурачок, и все из-за моего имени. А иногда я считал, что они, возможно, правы.

Возможно, в случае если у тебя лишь добрая половина имени, у тебя и мозга только добрая половина.

Я сосредоточил взор на собственной кастрюле с глиной, сохраняя надежду, что Краснушка уйдет, но она стояла рядом со мной со своей лопатой, как будто бы контролировала меня.

— Нормы ужесточаются, — сообщила Краснушка. — Король…

— Да, знаю я, Краснушка.

Она посмотрела на меня:

— Превосходно. Тогда удачи тебе.

Краснушка потопала прочь, а я почувствовал себя хуже, чем тогда, в то время, когда Фредерик с Бруно кинули какашки мне в лицо.

Краснушка не была моим втором, но она была самой близкой из тех, кого я имел возможность так назвать. Она ни при каких обстоятельствах нужно мной не смеялась. Время от времени она вступалась за меня, и я осознавал, из-за чего.

Ее имя также было не таким уж славным.

Подобно тому, как люди смеялись над таким именем, как Румп, они опасались таких имен как Краснушка. Так как Краснушка — это не имя. Это цвет, дьявольский красный цвет.

Какую судьбу он пророчит?

Я покрутил глину в кастрюле в отыскивании отблеска. Отечественная деревня стояла на золотой Горе, хоть и было его в том месте мало. Королевский сборщик налогов забирал его и отвозил королю.

Королю Барфу.

В случае если король Барф был доволен отечественным золотом, он отправлял нам лишнюю пайку продовольствия. В случае если нет, мы недоедали.

Вообще-то, короля Барфа кличут не король Барф. Его настоящее имя — Король Бартоломей Арчибальд Реджинальд Флейта. Хорошее королевское имя.

Имя с великой судьбой, конечно же. Но мне без отличия, как великолепно и могущественно это имя и как очень сильно оно воздействует на тебя. Оно не произносимо.

Исходя из этого я сократил его до короля Барфа, хоть ни при каких обстоятельствах и не произношу его вслух в таком виде.

Мне в лицо прилетела фея — пятнышко из розовых волос и полупрозрачных крыльев. Я стоял смирно, пока она не села мне на руку и не принялась за поиск. Я попытался бережно стряхнуть ее, но она только махала крылышками и продолжала обыск. Она искала золото равно как и я.

Феи одержимы золотом. Некогда они были очень нужны в шахтах, поскольку имели возможность ощущать большие артерии золота на расстоянии в милю глубоко в почве. Всегда, в то время, когда феи принимались летать около определенного места на горе, шахтеры знали в каком месте им необходимо копать.

Но на Горе золота было мало, исходя из этого феи были безобидны со собственными разноцветными волосами и яркими крылышками. Но все же их укусы были куда хуже, чем укусы пчел, белок и ядовитого плюща в один момент (а я испытал на себе их все).

Фея на моей руке, наконец, сделала вывод, что золота у меня нет, и улетела. Я собрал побольше глины из жёлоба и покрутил ее в собственной кастрюле. Золота нет.

Лишь глина, глина, глина.

Тук, тук, тук.

Стук, стук, стук.

Румп, Румп, Румп.

Золота я не отыскал. Мы трудились , пока солнце не село, а гном не побежал по шахтам, крича: Работе финиш! Работе финиш! — таким радостным и весёлым голосом, что мне захотелось его пнуть так, дабы он с Горы отправился в полет.

Но я все же набрался воздуха с облегчением.

Сейчас я могу пойти к себе и, возможно, бабуля приготовила курицу. Возможно, она поведает мне историю, которая вынудит меня не думать о моем рождении, моей судьбе и моём имени.

Я отставил собственные инструменты в сторону и в одиночестве отправился по Горе через Деревню. Краснушка также шла одна чуть спереди от меня. Остальные обитатели шагали кучками, кое-какие детишки совместно, а кое-какие — с родителями.

Кто-то нес кожаные сумки, полные золота. Те, кто отыскал приличное количество золота, приобретал дополнительный продуктовый паек.

В случае если кто-то обнаружил весьма приличное количество, имел возможность покинуть себе часть, дабы реализовать его на рынке. Я ни при каких обстоятельствах не обнаружил достаточно, для получения дополнительного пайка.

Перед лицом порхали феи и щебетали мне в уши, я отмахнулся от них. Если бы лишь феи смогли продемонстрировать мне гору золота, тогда, возможно, то, что я таковой мелкий, не имело бы значения. Если бы я отыскал большое количество золота, тогда, возможно, никто не стал бы смеяться нужно мной и моим именем.

Золото сделало бы меня более значимым.

Глава 2

Прялки Крутятся, Феи Бесятся

К себе зайду укрыться от дождя,

Тут неспешно утихает боль моя.

И нет тут дела, глуп либо умен,

Каков твой рост, твое какое из имен.

Я сам придумал данный стишок.

От рифмы мне постоянно становится лучше. Повивальная бабка Гертруда сообщила мне, что стишки — это напрасная трата мозгов, но мне нравится, как они звучат. В то время, когда ты произносишь слова, и их звучание сходится, думается, что все в мире расставлено по своим местам.

И все, что ты произносишь, обретает силу и делается правдой.

Я живу в маленьком коттедже с однобокой протекающей на протяжении дождей крышей. Но в том месте у меня бабуля, а ей все равно как меня кличут.

В то время, когда я зашел в дом, меня встретило тепло очага, запах лука и хлеб. Бабуля шила, сидя у огня, и не прекратила собственный занятие, в то время, когда я вошел. Но она встретила меня прибауткой и улыбкой: Вымой руки, сотри ноги, в щеку чмокай, садись, лопай.

— Поведай, как прошел сутки, — сообщила бабуля.

Я не стану говорить ей про презент Фредерика и Бруно. Это или расстроит ее, или рассердит, а я не обожаю видеть, как бабуля огорчается. Я решил поведать о менее страшном, что произошло за сутки.

— Я не отыскал золота. Совсем, — сообщил я.

— Хм, — сообщила бабуля. — Тут нечего стыдиться. В Горе осталось не так уж и большое количество золота. Ешь собственный ужин.

На тарелке лежало два тоненьких ломтика хлеба. Я проглотил один, укусив его два раза, и взглянуть на второй.

— Съедай, — сообщила бабуля.

— А ты?

— Я уже покушала. Набила пузо, как будто бы пугало огородное.

Я посмотрел на хрупкое, иссохшееся тело бабули. У нее были узловатые руки с светло синий венами, проступавшими через кожу. В то время, когда она пробовала вдеть нитку в иголку, ее пальцы дрожали.

Я знал, что она не доедала, что она будет недоедать, только бы мне досталось больше еды. Мне, мальчику, что с годами так и не вырос.

— Я не голоден, — сообщил я.

— Превосходно, тогда отнеси остатки курам, — сообщила она.

Я уставился на хлеб. Я был так голоден. Не так голоден, дабы воровать кусок у бабули, но достаточно голоден, дабы стащить еду у кур.

Я забрал хлеб и съел его, но не наелся.

Мне уже исполнилось двенадцать. Большая часть мальчишек в двенадцать лет становятся мужчинами и начинают трудиться в туннелях с кирками, разыскивая громадное золото. Мне же не разрешали брать в руки кроме того лопату.

Со своим половинным именем меня вычисляли за получеловека.

Иногда мне казалось, что, в случае если я напрягусь, то смогу отыскать в памяти имя, которое мама тихо сказала мне, перед тем как погибла. Время от времени я все еще слышу ее шепот. Румп…

Румпус, Румпалини, Румпалиш, Румпердинк, Румпи-думпи. Я произносил вслух много имен. Каждое щекотало мне мозг, как будто бы перышко, но мое подлинное имя, в случае если у меня таковое было по большому счету, никак на поверхность не выплывало.

— Бабуля, а что, в случае если я ни при каких обстоятельствах собственный имя так и не отыщу?

Ее шитье на мгновение замерло в воздухе:

— Не следует так много волноваться по этому поводу, дорогой.

Она неизменно так говорит, в случае если я задаю вопросы про собственный имя либо судьбу. Раньше я думал, она просто хочет, дабы я был терпелив и не переживал. Я думал, она убеждает меня, что все наладится и в один раз я отыщу собственный имя и у меня будет великая будущее.

Но сейчас я осознал, что она сказала так, по причине того, что я ни при каких обстоятельствах не отыщу собственный настоящее имя.

— Полагаю, я останусь Румпом до конца дней собственных? — сообщил я.

— Ты еще через чур молод, — сообщила бабуля. — У Румпа может оказаться в полной мере великая будущее… в итоге. — Я заметил, как она закусила губу, дабы не засмеяться.

— Это не смешно, бабуля, — сообщил я, не смотря на то, что и сам давился от хохота. Жизнь будет мрачной и безрадостной, в случае если я не смогу смеяться над собой.

— Все рождаются и умирают, — сообщила бабуля. — В случае если тебе суждено остаться Румпом до самой твоей смерти, я все равно буду обожать тебя не меньше.

— А как на счет того, что между? — сообщил я. — На счет того, что посередине, что делает человека особым. Как я могу прожить особой судьбой, не имея особого имени?

— Ты можешь начать с того, что принесешь мне мало дров, — сообщила бабуля. Это был ее метод сообщить о том, дабы я прекратил себя жалеть. Жизнь длится.

Пора возвращаться к работе.

Я вышел на задний двор отечественного дома и глубоко втянул в себя свежий воздушное пространство. Лето заканчивалось. Листья на деревьях из зеленых становились желтыми.

Молочко, отечественная коза, стояла привязанной к дереву и жевала листики с куста.

— Здравствуй, Молочко, — сообщил я. Молочко проблеяла мне в ответ.

Отечественный осел, Ничто, привязан не был, по причине того, что не стал бы двигаться, даже если бы загорелся его хвост.

— Здравствуй, Ничто, — сообщил я. Ничто ничего не ответил.

Мы не давали животным имен. Имя — это особенность, оно хранилось для человека, но я ощущал, что обязан их как-то кликать, исходя из этого козу я назвал Молочком, потому что именно его она нам и давала. А осла я назвал Ничто, по причине того, что в этом он был особенно оптимален.

Папа применял его в шахтах, но я не смог вынудить его что-либо делать. Так что он — Ничто, а от его имени, если сравнивать с моим собственным, я ощущаю себя значительно лучше.

Я собирал дрова, а цыплята мешали мнев ожидании жуков, выползающих из поленьев. Поленница уменьшалась на глазах. Я думал о грядущем скоро походе к лесорубу, в то время, когда что-то привлекло мое внимание.

Из кучи торчал необычной формы кусок дерева, ровный и изогнутый. Я отшвырнул пара поленьев в сторону и заметил спицы и веретено.

Это была прялка. Я остановился в замешательстве. На Горе прялки виделись редко.

Сам я знал, как они выглядят лишь вследствие того что у дочери мельника была прялка, и она имела возможность напрясть шерсти за дополнительную плату золотом либо продуктами.

Время от времени это было дешевле, чем пряжа и одежда, продающаяся на рынке. Но больше я ни у кого ничего аналогичного не видел. Что эта прялка делает в поленнице?

По окончании того, как я отнес дрова к очагу, я задал вопрос о прялке у бабули. Она лишь отмахнулась от меня и сосредоточилась на своем шитье.

— Это старье, мусор. Отправится на дрова.

— Откуда она? — задал вопрос я.

— Она принадлежала твоей матери.

Прялка моей матери! Осознание того, что эта вещь принадлежала ей, что она пряла на ней, приводило к чувству, что я лучше ее знаю.

— У тебя имеется что-то, что она пряла?

— Нет, — голос бабули стал непроницаем. — Она реализовывала все, что напрядет.

— Возможно я покину прялку? — задал вопрос я.

— Она через чур покорежена, дабы прясть, и принесет больше пользы, согрев нас.

— У меня не осталось ничего от мамы. Она точно желала бы, дабы у меня была какая-то ее вещь.

— Но не эта.

— Прошу вас, бабуль, разреши мне покинуть ее. Для моего дня рождения.

Наконец, бабуля подняла на меня глаза. Я ни разу не сказал о собственном дне рождения, но мне весьма хотелось покинуть прялку. Это была маленькая часть моей мамы, и если бы мы ее сожгли, от мамы совсем ничего не осталось бы.

Бабуля набралась воздуха.

— Держи ее от меня подальше, я не планирую об неё спотыкаться.

Я трудился до захода солнца и уже в темноте отправился к поленнице за прялкой; внес ее в дом и поставил рядом с кроватью. Я дотронулся руками до поцарапанной и покореженной поверхности так, как будто бы это было чистое золото. Позже крутанул колесо и удивился — оно не скрипело и шло ровно с негромким, практически музыкальным жужжанием.

Пара фей вылетели из щелей и затанцевали над ним, радостно болтая тоненькими голосками. Бабуля нахмурилась и взглянуть на прялку, как если бы на ее полу разложили кучу мусора.

— Возможно я попытаюсь? — в нетерпении задал вопрос я.

— Ты через чур мелок, — ответила бабуля. — В то время, когда мало подрастешь, тогда вероятно.

Я нахмурился. Я не рос уже четыре года.

— Я могу вытянуть ноги, видишь? И у нас есть немного шерсти…

— Нет, — быстро сообщила бабуля, позже смягчилась, — от этого ремесла большое количество грязи, дорогой. Кроме того если ты знаешь, как делать верно, я не желала бы, дабы ты поранил пальцы.

— Возможно, дочка мельника…

— Включи мало разума, дитя, — оборвала меня быстро бабуля. — Она примет решение, что ты пробуешь похитить ее дело, а мельник постарается одурачить нас, придержав отечественный паек. — У бабули аж лицо покраснело. Я отошёл мало, пока она делала глубочайший вдох, набирая побольше воздуха.

— По крайней мере, твой папа сначала желал изрубить прялку на дрова. Твоя мать не обожала прясть. Она ненавидела прясть. А пряла, по причине того, что… должна была, — бабуля прикрыла глаза и набралась воздуха, как будто бы разговор о моих родителях настойчиво попросил громадного количества энергии.

Она ни при каких обстоятельствах прежде не сказала ни о матери, ни об отце.

Отец был единственным ее ребенком; он погиб в шахтах еще перед тем, как я появился. Бабуле, возможно, было больно об этом сказать. И вдобавок она ни при каких обстоятельствах не сказала о моей маме, я думаю, по причине того, что не большое количество о ней знала.

Лишь сейчас я заподозрил, что знала она куда больше, чем сказала, но не известно почему желала скрыть от меня.

Поздно ночью, в то время, когда от огня в очаге остались только тлеющие угли, а бабуля похрапывала во сне, я вылез из кровати и сел за прялку. Положил руки на дерево. Кроме того в полумраке было видно, что оно старое, перекошенное и потертое от лет, совершённых под дождем, снегом и на жаре.

Но все же прялка была, как будто бы немногословный спутник, тянущий отведенное собственный время, дабы возможно было поболтать со мной, дабы мы имели возможность поболтать между собой.

В шкафу имеется шерсть, — сообщил тоненький внутренний голосок. — Бабуля ни при каких обстоятельствах не определит.

Голосок казался убедительным, а меня легко было убедить. Я сходил за шерстью.

Мне необходимо было прекрасно растянуться, дабы дотянуться до педальки. Нога толкнула ее пара раз, скоро колесо закрутилось в привычном ритме, как будто бы песня, которую мне пели в колыбели.

Жух, жух, жух.

Мое сердце наполнила музыка, биение и волнение прялки делало меня больше, наполняло судьбой.

Я намотал мало шерсти на колесо, но пальцы застряли, и колесо замерло, зажимая руку в спицах. Я дернул руку, чувствуя, как сдирается кожа, пока я падал на пол.

Пара фей вылетели из трещин в камине и подлетели к колесу. Я сидел смирно, прижимая больной палец. Около колеса прялки порхали феи, танцуя на спицах и веретене. А позже они направились ко мне.

Они заползли мне на шею, прогарцевали по моей голове и похихикали. Голоса фей такие высокие и пронзительные, что их смех звоном отдается в ваших ушах.

Эти скряги сводили меня с ума. Единственное, из-за чего я ценил этих фей, своим присутствием они вселяли в меня надежду, что в Горе все еще имеется золото. Но из-за чего на данный момент они приставали ко мне, в то время, когда поблизости не было ни грамма золота?

На мой шнобель, щекоча его, села фея. Я чихнул, феи завизжали и разлетелись на мгновение, но позже возвратились, переполненные скрипучей болтовней.

Фея с ярко-красными листовидными крылышками и волосами села на мои кровоточащие пальцы и покопалась собственной маленькой ножкой в моем порезе. Я почувствовал, как будто бы мне в том направлении воткнули жирную иглу. Я вскрикнул от боли, но позже прикусил язык.

Бабуля прекратила храпеть.

Феи подхватили кусочек шерсти с колеса прялки и, хихикая, вылетели в камин.

Тихонечко я скользнул обратно в кровать и сжал окровавленный палец под одеялом. Я слышал, как бабуля медлительно подошла ко мне. Я закрыл глаза и попытался дышать глубоко.

Через 60 секунд тишины, я с опаской немного открыл глаза и заметил, что она наблюдает на колесо прялки.

— Дурость какая, — сообщила она. — Более нужна эта вещь в камине.

Она взялась за колесо и потащила его по полу. Мое сердце было готово выскочить из груди. Я поразмыслил, что она и в самом деле бросит его в пламя, но она выпустила его из рук и возвратилась в кровать.

Скоро она снова начала похрапывать.

Сердце еще долго бешено колотилось. В пальце пульсировала боль. Мне казалось, что прялка укусила меня, как будто бы подавляя, по причине того, что не желает, дабы я вращал ее.

Но около меня плясали феи, словно бы они-то уж совершенно верно желали, дабы я что-нибудь спрял. Я не был уверен, к кому из них мне стоит прислушаться: к феям либо к прялке.

Глава 3

Жадный Его Дочь и Мельник

Я проснулся от звона деревенского колокола, что ознаменовал начало нового рабочего дня. Бабуля всё ещё дремала, исходя из этого я забрал мало сухарей, козьего сыра и вышел на улицу.

Ко мне, стрекоча и повизгивая, мгновенно подлетели феи. Я отшатнулся и отмахнулся от них. А позже наступил в лепешку, покинутую Ничто.

Такова уж моя будущее.

Прямо передо мной пробежал гном, чуть не сбив меня с ног. Он проскандировал:

— Сообщение для Бертрана, сообщение для Бертрана.

Опять и опять. И он не замолчит, пока не найдёт этого Бертрана.

Гномы крайне полезны в Королевстве, в особенности в Деревне, где никто не может просматривать письма. Бабуля научила меня мало, но гномы обожали распространять новости и доставлять послания. У них было в некоем роде чутье, разрешавшее им определять, где находится необходимый им человек, и они ни при каких обстоятельствах не останавливались, пока не отыскивали его.

Другие гномы кроме этого вылезали из собственных норок, хотя собрать письма и передать их верным адресатам. Норки гномов размешались по всей деревне: среди дорог, между корней деревьев и в камнях. Смотрелись они как простые кроличьи норки, отличаясь только тем, что, предположительно, все они вели к огромной подземной пещере, в которой гномы держали запасы еды.

Так все мы думали, потому гномы достаточно прожорливы, но ни при каких обстоятельствах не было возможности заметить, как кто-то из них ест на виду.

в один раз Фредерик с Бруно постарались докопаться до их запасов, но сдались, напрасно выкопав двенадцатифутовую яму.

В тот сутки работа на прииске была сущим кошмаром. Мой палец очень сильно пульсировал, но, как и моя голова. А Фредерик и Бруно забавлялись тем, что стрелялись в меня голышами любой раз, в то время, когда шли промывать грязь.

Целый сутки меня одолевали феи. Я сохранял надежду, что это верный символ того, что скоро отыщу большое количество золота, но так ничего не отыскал.

По окончании рабочего дня все отправились на мельницу. Сейчас должны были раздавать паек. Я шел за Краснушкой, чувствуя как мой пузо урчит, выкрикивая на каждом шаге — еда, еда, еда!

На мельнице было неспокойно. Ветхий Руперт угрожал кулаком в лицо мельника.

— Ты, мерзкий лгун! Ты нас обманываешь! какое количество мешков золота я добыл?!

Да я получил на порядок больше того зерна, что ты даешь мне! — Ветхий Руперт был хрупким стариком, что еле могпередвигаться, но всё ещё работалкиркой на приисках.

— При всем моём уважении, дорогой Руперт, — ответил мельник заискивающим тоном. — Я дал вам ровно столько, сколько причитается. По окончании помола зерна неизменно думается меньше.

— Бред! Я приношу большое количество золота, вы лишь посмотрите! Вы вычисляете, что это справедливо? — Руперт потряс мешком с мукой перед мельником, позже повернулся и помахал мешком перед всеми обитателями деревни.

Муки в мешке чуть хватило бы, дабы испечь две буханки хлеба.

— Времена на данный момент тяжёлые, — сообщил мельник. — Нам всем нужно бы затянуть пояса потуже. Он засмеялся, а вместе с ним засмеялся его громадный пузо. Так удачно имел возможность пошутить лишь толстый мельник с десятком пухлястых детишек!

— Ты нечистый, противный обманщик!

— Ах так, Руперт, — дающим предупреждение тоном сообщил мельник. — Такая тёмная неблагодарность тебе боком выйдет. Смею высказать предположение, что через несколько дней для тебя по большому счету не будет никакого пайка!

Руперт затих. Он поплелся прочь вниз по дороге, ругаясь так, что всем было слышно.

Следующая дама безмолвно приняла собственный скудный паек, равно как и остальные.

Бабуля постоянно говорит, что