Происхождение мира и богов 6 страница

Древние анимистические демоны представляются, в большинстве случаев, в хаотичном и дисгармоничном виде. Так именуемые тератологические мифы (от греч. ????? – «чудовище» и «чудо») повествуют о страшилищах и чудовищах, символизирующих силы почвы. Гесиод говорит о порожденных небом землёй и Ураном Геей титанах, киклопах и сторуких.

В последних чудовищность выделена особенно: у каждого из них по 100 рук и 50 голов.

Порождением тартара и земли есть стоглавый Тифон (по второй версии, его породила Гера, ударив ладонью по земле и получив от нее волшебную силу). Среди порождений почвы эринии – ужасные, седые, окровавленные старая женщина с собачьими головами и со змеями в распущенных волосах. Они берегут уставы почвы и преследуют всякого преступника против почвы и прав материнского родства.

От эхидны и Тифона рождаются собака Орф, медноголосый и пятидесятиголовый жестокий страж аида Кербер, лернейская гидра, Химера с тремя головами: львицы, змеи и козы с пламенем изо рта, Сфинкс, убивающая всех, кто не разгадал её тайных; а от эхидны и Орфа – немейский лев. Миксантропическими (т.Происхождение мира и богов 6 страница е. соединившими в себе животного и черты человека) демонами являются сирены (полуптицы-полуженщины), кентавры (не-полулюди). Всё это примеры невыделенности в первобытном людской сознании человека из природы, разглядывавшего себя как неотъемлемую её часть.

Стихийно-ужасная тератологическая мифология эры матриархата (Медуза, горгоны, Сфинкс, эхидна, Химера – чудовища женского пола) приобретает завершение и обобщение в образе Великой матери либо богини-матери. В хорошую эру Греции эти образы были оттеснены на второй план, но в глубинах догомеровской истории в эру матриархата, а после этого в эллинистическо-римский период, в то время, когда происходит восстановление архаики, тератологическая мифология (и в первую очередь культ богини-матери) имела огромное значение.

В развитом анимизме изменение демона либо всевышнего ведет к антропоморфическому, т. е. очеловеченному, их пониманию. Как раз у греков данный антропоморфизм достиг собственного наивысшего оформления и выразился в целой совокупности художественных либо пластических образов.

Но каким бы идеальным ни был антропоморфический образ всевышнего, демона либо храбреца в греческой мифологии, он постоянно содержал в себе черты более раннего, чисто фетишистского развития (ср. совиные глаза Афины, змея – постоянный её атрибут, глаза коровы у Геры). К поздним, т. н. героизированным, формам матриархальной мифологии относятся в первую очередь амазонки; их образ – явный рудимент среди нематриархальной и уже чисто смелой мифологии. Мифы о вступлении в законный брак богинь со смертными храбрецами во время героической мифологии и патриархата кроме этого звучат как рудимент и странная экзотика в далеком прошлом ушедшей эры (браки Фетиды и Пелея, Афродиты и Анхиса, Гармонии и Кадма, Одиссея Гелиоса и дочери Кирки и др.).

ОЛИМПИЙСКИЙ ПЕРИОД

Р а н н я я к л а с с и к а. В мифологии этого периода, связанного с переходом к патриархату, появляются храбрецы, каковые расправляются с страшилищами и чудовищами, некогда пугавшими воображение человека, задавленного непонятной ему и всемогущей природой. Аполлон убивает пифийского дракона и основывает на этом месте собственное святилище.

Тот же Аполлон убивает двух ужасных великанов – сыновей Посейдона Ота и Эфиальта, каковые выросли так скоро, что, чуть возмужав, уже грезили взобраться на Олимп, овладеть Храбрец и Артемидой и, возможно, царством самого Зевса. Кроме этого убивает дракона Кадм и на месте битвы основывает город Фивы, Персей убивает Медузу, Беллерофонт – Химеру, Мелеагр – калидонского вепря. Совершает собственные 12 подвигов Геракл.

Вместо демонов и мелких богов появляется один основной, главный всевышний Зевс, которому подчиняются все остальные демоны и боги. Патриархальная община водворяется сейчас на небе либо, что то же самое, на горе Олимп (из этого понятия «олимпийские всевышние», «олимпийская мифология»). Зевс сам ведёт борьбу с разнообразные чудовищами, побеждает титанов, киклопов, Тифона и гигантов и заточает их под почву, в тартар.

Появляются всевышние нового типа. Женские божества, оформившиеся из многогранного старого образа богини-матери, приобрели новые функции в эру героизма.

Гера стала покровительницей моногамной семьи и браков, Деметра – культурного земледелия, Афина Паллада – честной, открытой и организованной войны (в противоположность буйному, анархическому и безнравственному Аресу), Афродита – богиней красоты и любви (вместо прошлой дикой всепорождающей и всеуничтожающей богини), Гестия – богиней домашнего очага. Кроме того Артемида, которая сохранила древние охотничьи функции, купила прекрасный и стройный вид и превратилась в пример дружелюбного и сердечного отношения к людям.

Ремесло кроме этого получило собственного покровителя, в частности – Гефеста. В XX гомеровском гимне ему приписывается покровительство всей цивилизации. Всевышними патриархального уклада судьбы стали Афина Паллада и Аполлон, каковые славятся мудростью, красотой и художественно-конструктивной деятельностью.

Гермес из прошлого примитивного божества превратился в покровителя всякого людской предприятия, включая скотоводство, мастерство, торговлю, он водит по дорогам почвы а также сопровождает души в загробный мир. Не только герои и боги, но и вся жизнь взяла в мифах совсем новое оформление. В первую очередь преображается вся природа, которая раньше была наполнена ужасными и непонятными для человека силами.

Власть человека над природой существенно возросла, он уже умел более с уверенностью ориентироваться в ней (вместо того дабы скрываться от неё), обнаружить в ней красоту, применять природу для собственных нужд. В случае если раньше озёр океаниды и нимфы – рек либо нимфы морей – нереиды, и нимфы гор, лесов, полей и др. – это хаоса и воплощения дикости, то сейчас природа предстаёт умиротворённой и поэтизированной.

Власть над морской стихией в собственности не только суровому Посейдону, но и достаточно мудрому богу и мирному морей Нерею. Рассеянные в природе нимфы становятся предметом поэтического любования.

Всем правил Зевс, и все стихийные силы появились в его руках. Прежде он сам был и страшным громом, и ослепительной молнией, не было никакого божества, к кому возможно было бы обратиться с просьбой о помощи против него. Сейчас же молния и гром, равно как и вся воздух, стали не больше как атрибутами Зевса.

Греки стали представлять, что от разумной воли Зевса зависит, в то время, когда и для каких целей пользуется он своим перуном.

Характерно окружение Зевса на Олимпе. Около него Ника («победа») – уже не ужасный и непобедимый демон, но красивая крылатая богиня, которая есть лишь знаком мощи самого же Зевса. Фемида раньше также ничем не отличалась от почвы и была ужасным законом её стихийных и хаотичных действий.

Сейчас она воспринимается как богиня права и справедливости, богиня правопорядка, находящаяся около Зевса как знак его благоустроенного царства. Детьми Зевса и Фемиды являются горы – радостные, прелестные, благодетельные, всегда танцующие богини государственного распорядка и времён года, честнейшим образом ниспосылающие с неба осадкипутём закрывания и открывания небесных ворот.

Рядом с Зевсом кроме этого и Геба – знак вечной молодости, и мальчик-виночерпий Ганимед, некогда похищенный с почвы Зевсом-орлом. Кроме того мойры – ужасные и судьбы и неведомые богини рока, руководившие всем мирозданием, трактуются сейчас как дочери Зевса и ведут блаженную жизнь на Олимпе.

Умное, радостное и красивое окружение характерно и для Аполлона с его музами, и для Афродиты с её Эротом и другими игривыми демонами любви, с её харитами, с её вечными танцами, смехом и улыбкой, непрерывными радостями и беззаботностью. Человеческий труд кроме этого взял собственное предстоящее отражение в мифологии: по повелению богини земледелия Деметры Триптолем разъезжает по земле и учит всех законам земледелия.

Животные приручаются человеком – отголосок этого сохранился в мифе о Геракле, усмирившем диких коней Диомеда. Пан и Гермес смотрят за стадами и не дают их никому в обиду. Появляются мифические образы известных живописцев (среди них Дедал), каковые поражают мир изобретениями и своими открытиями, своим художественно-техническим творчеством.

Дедал выстроил на Крите известный лабиринт, прекрасные строения для спасшего его царя Кокала, площадку для танцев Ариадны, соорудил крылья для собственного полёта с сыном Икаром. Аполлон и Посейдон строят стены города Трои. Характерен миф об Амфионе, собственной игрой на лире заставляющем камни складываться в стены города Фивы.

Сохранились мифологические предания о таких неординарных певцах, как Мусей, Эвмолп, Фамирид, Лин и особенно Орфей, которым приписываются черты, характеризующие их как деятелей восходящей цивилизации.

Подвиги Геракла – вершина смелой деятельности. Данный сын Зевса и смертной дамы Алкмены – не только истребитель разнообразные чудовищ (немейского льва, лернейской гидры, керинейской лани, стимфалийских птиц и эриманфского вепря), не только победитель природы в мифе об авгиевых конюшнях и борец против матриархата в мифе о поясе, добытом у амазонки Ипполиты. В случае если собственными победами над марафонским быком, конями Диомеда и стадами Гериона он ещё сравним с другими храбрецами, то двумя подвигами, ставшими апофеозом людской мощи и смелого дерзания, он превзошёл всех храбрецов древности: на крайнем западе, дойдя до сада Гесперид, он овладел их яблоками, дарующими вечную юность; в глубине почвы он добрался до самого Кербера и вывел его на поверхность.

Тема победы смертного человека над природой звучит и в других греческих мифах олимпийского периода. В то время, когда Эдип разгадал тайную Сфинкс, она ринулась со скалы. В то время, когда Одиссей (либо Орфей) не поддался завораживающему пению сирен и невредимо проплыл мимо них, сирены в тот же момент погибли.

В то время, когда аргонавты благополучно проплыли среди скал Симплегад, каковые до тех пор без конца сходились и расходились, то Симплегады остановились окончательно.

В то время, когда же аргонавты прибыли в сад Гесперид, те рассыпались в пыль и лишь позже приняли собственный прошлый вид.

П о з д н и й г е р о и з м. Процесс разложения родовых взаимоотношений, формирования стран в Греции отыскал отражение в греческой мифологии, в частности в гомеровском эпосе. В нём отразилась переходная ступень между ветхим, новым и суровым героизмом, утончённым. Примеров воинской доблести у Гомера какое количество угодно, но у него же большое количество примеров религиозного равнодушия, доходящего кроме того до критики авторитетнейших из всевышних.

Храбрецы в данной мифологии заметно смелеют, их свободное обращение с всевышними растет, они осмеливаются кроме того вступать в состязание с всевышними. Лидийский царь Тантал, что был сыном Зевса и пользовался всяческим благоволением всевышних, возгордился собственной властью, дружбой и огромными богатствами с всевышними, похитил с неба амбросию и нектар и начал раздавать эту божественную пищу обычным людям. Сисиф подсмотрел амурные встречи Зевса и Эгины и разгласил эту тайну среди людей.

Царь Иксион влюбился в Геру – мужу главного всевышнего Зевса и, обнимая тучу, считал, что обнимает Геру. Диомед вступает в рукопашный бой с Аресом и Афродитой. Салмоней и вовсе заявил себя Зевсом и начал требовать божеских почестей.

Само собой разумеется, все эти неблагочестивые либо безбожные храбрецы несут то либо иное наказание.

Но это уже первые показатели того периода греческой истории, в то время, когда мифология станет предметом литературной обработки. Для данной эры разложения смелой мифологии свойственны мифы о родовом проклятии, которое ведет к смерти пара поколений подряд. Фиванский царь Лай похитил ребёнка и был за это проклят отцом этого ребёнка.

Проклятие лежало на всём роде Лая: сам он погиб от руки собственного сына Эдипа. Наложила на себя руки Иокаста – супруга сперва Лая, а позже Эдипа, выяснив, что Эдип – её сын. Вступив в единоборство, погибли оба сына Эдипа – Этеокл и Полиник, позже погибли и их сыновья. Проклятие легло и на род Пелопа – сына Тантала.

Правонарушения самого Тантала были умножены его потомством.

Пелоп одурачил возницу Миртила, дав обещание полцарства за помощь в победе над царём Эномаем, и попал под проклятие Миртила, в следствии чего сыновья Пелопа Атрей и Фиест находятся во обоюдной неприязни. Атрей по недоразумению убивает собственного сына, подосланного Фиестом; за это он угощает Фиеста зажаренным мясом детей Фиеста.

Собственную жену Аэропу, содействовавшую козням Фиеста, он также бросает в море и подсылает сына Фиеста к самому Фиесту, дабы его убить, но, осознавший козни Атрея, сын Фиеста убивает Атрея. Один из сыновей Атрея Агамемнон погибает от руки собственной жены Клитеместры и собственного двоюродного брата Эгисфа. Того же убивает Орест и сын, за что его преследуют богини-мстительницы эринии.

Характерно, что очищение от собственного правонарушения Орест приобретает не только в святилище Аполлона в Дельфах, но и в Афинах – ответом ареопага (светского суда) под руководством Афины Паллады. Так выход из тупика общинно-родовых взаимоотношений появляется уже за пределами первобытного строя, на дорогах гражданственности и афинской государственности.

Известны два мифа, по которым возможно проследить, как греческая мифология приходила к самоотрицанию. В первую очередь это был миф, который связан с Дионисом – сыном Зевса и смертной дамы Семелы, что прославился как бог и учредитель оргий неистовавших вакханок. Эта оргиастическая религия Диониса распространилась по всей Греции в 7 в. до н. э., объединила в собственном служении всевышнему все сословия и потому была глубоко демократической, направленной к тому же против аристократического Олимпа.

экзальтация и Экстаз поклонников Диониса создавали иллюзию внутреннего единения с божеством и тем самым как бы уничтожали непроходимую пропасть между людьми и богами. Исходя из этого культ Диониса, усиливая людскую самостоятельность, лишал его мифологической направленности.

Появившаяся из культа Диониса греческая катастрофа применяла мифологию лишь в качестве служебного материала, а развившаяся кроме этого из культа Диониса комедия прямо приводила к резкой критике древних всевышних и к полному их попранию. У греческих драматургов Еврипида и Аристофана всевышние сами говорят о собственной пустоте и ничтожестве; очевидно, что мифология и в жизни, и в греческой драме приходит к самоотрицанию. Второй тип мифологического самоотрицания появился в связи с образом Прометея.

Сам Прометей – божество, он или сын титана Иапета, или сам титан, т. е. он либо двоюродный брат Зевса, либо кроме того его дядя. В то время, когда Зевс побеждает титанов и наступает смелый век, Прометей за собственную помощь людям терпит от Зевса наказание – он прикован к горе в Скифии либо на Кавказе. Наказание Прометея ясно, потому, что он соперник олимпийского героизма, т. е. мифологии, которая связана с Зевсом.

Исходя из этого в течение всего смелого века Прометей прикован к горе, и у Гомера о Прометее нет ни слова. Но вот смелый век подходит к концу, незадолго до Троянской войны – последнего громадного деяния смелого века – Геракл освобождает Прометея. Между Зевсом и Прометеем происходит великое примирение, которое свидетельствует торжество Прометея, даровавшего людям зачатки и огонь цивилизации, сделавшего человечество свободным от всевышнего.

Так, Прометей, будучи сам всевышним, разрушал веру в божество по большому счету и в мифологическое восприятие мира. Недаром мифы о Дионисе и Прометее распространились на заре классового общества, во время формирования греческой полисной совокупности.

Художественная разработка древних оборотнических мифов также говорит о самоотрицании мифологии. В эллинистическо-римский период древней литературы выработался кроме того особый жанр превращений, либо метаморфоз, что отыскал воплощение в произведении Овидия «Видоизменения». В большинстве случаев имеется в виду миф, что в следствии тех или других перипетий заканчивается превращением фигурирующих в нём храбрецов в какие-нибудь предметы неодушевлённого мира, в растения либо в животных.

К примеру, Нарцисс, иссохший от любви к собственному собственному изображению в воде, преобразовывается в цветок, приобретающий такое же наименование. Гиакинф умирает, проливая собственную кровь на землю, и из данной крови вырастает цветок гиацинт. Кипарис, убивший оленя, весьма сожалел об этом и от тоски превратился в дерево кипарис.

Все явления природы одушевлялись, считались живыми существами в далёком прошлом – мифическом времени, но сейчас в данный поздний смелый век потеряли собственную мифичность, и лишь людская память поздней античности сохранила воспоминание о мифическом прошлом, находя в этом уже одну художественную красоту. Популярность этого жанра превращений в литературе эллинистическо-римского периода другой раз говорит о печали людей по поводу безвозвратного мифического времени и неосуществимости иметь древнюю наивную и нетронутую веру в буквальный реализм мифа. Эти мифы свидетельствовали о смерти наивной мифологии в эллинистическо-римский период, о замене её обычной, трезвой и реалистической поэтизацией человека и природы.

aЭСТЕТИЧЕСКИЙ Темперамент ГРЕЧЕСКОЙ МИФОЛОГИИn

Будучи одной из старейших форм освоения мира, греческая мифология имеет огромное независимое эстетическое значение. Самый отчётливо и завершенно эта эстетическая направленность греческой мифологии распознана в гомеровском эпосе и в «Теогонии» Гесиода, где мифологическая картина всего космоса, героев и богов приняла законченно-систематический вид. У Гомера красота имеется главные и божественная субстанция живописцы – всевышние, создающие мир по законам мастерства.

Недаром красота мира создаётся всевышними в ужасной борьбе, в то время, когда олимпийцы уничтожают архаических и дисгармоничных чудовищ. Действительно, эта дикая доолимпийская архаика также полна необычной красоты. Тератоморфизм совмещает в себе чудесность и чудовищность, кошмар и красоту.

Но красота архаической мифологии гибельна: сирены завлекают моряков красивыми голосами и умерщвляют их.

Красота мифологической архаики достигает настоящего совершенства в необычном безобразии причудливых форм таких чудовищ, как Тифон либо сторукие. Гесиод с упоением изображает стоголового Тифона, у которого пламенем горят змеиные глаза. Головы Тифона рычат львом, плачут яростным быком, заливаются собачьим лаем.

Ужасный сторукий Котт именуется у Гесиода «безукоризненным».

красота и Ужас царят в «Теогонии» Гесиода, где сама Афродита рождается из крови оскопленного Урана, а богиня Почва-великанша неустанно порождает ужасных детей, «отдавшись страстным объятиям Тартара». Зевс, сражаясь с титанами, также красив своим суровым видом. Он пускает в движение перуны, молнии и гром так, что дрожит сам Аид, а Почва-великанша горестно стонет.

В то время, когда титаны и олимпийцы швыряют приятель в приятеля гора и горы, жар от Зевсовых молний опаляет мир, поднимается вихрь пламени, кипит почва, море и океан. Жар охватывает хаос и тартар, солнце закрыто тучей от камней и скал, каковые мечут неприятели, плачет море, почва дрожит от топота великанов, а их дикие крики доносятся до звёздного неба. Перед нами – космическая трагедия, картина мучительной смерти мира доолимпийских владык.

В муках рождается новое царство Зевса и великих храбрецов, мудрой мыслью и оружием создающих новую красоту, ту, которая основывается не на дисгармонии и ужасе, а на строе, порядке, гармонии, которая освящена музами, харитами, горами, Аполлоном в его ярком обличье, умной Афиной, искусником Гефестом и которая как бы разливается в мире, преображая его и украшая. Гомеровская мифология – это красота смелых подвигов, исходя из этого она и выражена в сиянии и свете солнечных лучей, великолепии оружия и блеске золота.

В мире данной красоты мрачные хтонические силы заключены в тартар либо побеждены храбрецами. Чудовища выясняются смертными. Гибнут горгона Медуза, Пифон, эхидна, Химера, лернейская гидра.

Красивые олимпийские всевышние жестоко расправляются со всеми, кто покушается на гармонию установленной ими власти, той разумной упорядоченности, которая выражена в самом слове «космос» (греч. ?????? – «украшаю»).

Но побежденные древние всевышние вмешиваются в эту новую судьбу. Они дают, как Почва, коварные рекомендации Зевсу, они готовы снова возбудить силы разрушения. Да и сам смелый мир делается такими дерзким, что испытывает недостаток в обуздании.

И всевышние отправляют в данный мир красоту, воплощая её в виде дамы, несущей с собой соблазны, самоуничтожение и смерть великих храбрецов.

Так появляется созданная всевышними красивая Пандора с лживой душой. Так рождается от Зевса и богини мести Немесиды – Елена, из-за красоты которой убивают друг друга ахейские и троянские храбрецы. Красивые дамы (Даная, Семела либо Алкмена) соблазняют всевышних и изменяют им а также ненавидят их (как Коронида либо Кассандра).

Ушедший в прошлое мир матриархальной архаики мстит новому героизму, применяя женскую красоту, столь прославляемую в эру хорошего олимпийства.

Дамы вносят зависть, смерть и раздор в целые поколения славных храбрецов, заставляя всевышних наложить проклятие на собственных же потомков.

Красивое в мифе выясняется активным, неспокойным началом. Оно, воплощаясь в олимпийских всевышних, есть принципом космической судьбе. Сами всевышние смогут руководить данной красотой а также изливать её на людей, преображая их.

К примеру, умная Афина у Гомера одним прикосновением собственной чудесной палочки сделала Одиссея выше, красивее и завила ему кудри, наподобие гиацинта.

Афина преобразила Пенелопу незадолго до встречи её с супругом: сделала её выше, белее и вылила на неё амбросийную мазь, которой пользуется сама Афродита. Тут красота представляет собой некую узкую материальную субстанцию, владеющую невиданной силой. Старая фетишистская волшебство, на которой основана вся практика оборотничества, преобразована в благодетельное действие умного божества на любимого им храбреца.

Но ещё серьёзнее та внутренняя красота, которой наделяют олимпийские всевышние певцов и музыкантов. Это красота поэтического умного воодушевления. певец и Мифический поэт вдохновляется музами либо Аполлоном.

Но музы и Аполлон – дети Зевса, так что в конечном счёте красота поэтического таланта освящается отцом богов и людей. Поэт, музыкант и певец владеет пророческим бесплатно, ведая не только прошлое, но и будущее. Вся греческая мифология пронизана восхищением и преклонением перед данной внутренней вдохновенной красотой, владевшей великой колдовской силой.

Орфей заставлял собственной игрой на лире двигаться скалы и деревья и очаровал Аида с Персефоной. Играясь на лире, Амфион двигал огромные камни, складывая из них стенки Фив. Представление о красоте прошло в греческой мифологии продолжительный путь развития от губительных функций к благодетельным, от совмещения с ужасным к воплощению её в чистейшем виде, от фетишистской волшебства до милых и умных олимпийских муз. Греческая мифология в историческом развитии – неисчерпаемый источник для освоения в плане эстетическом и раскрытия её художественного действия в искусстве и литературе. a…n

ИЗ КНИГИ ЛАО-ЦЗЫДАО ДЭ ЦЗИН

aЛао-цзы – древнекитайский мыслитель, живший в VI – V столетиях до н. э. Его учение положило начало как философской школе, так и общекитайской религии – даосизму. Идеи Лао-цзы изложены в книге «Дао дэ цзин» (практически – «Книга о дао и дэ»). Эта книга в китайской традиции приписывается Лао-цзы, но в конечном итоге, возможно, была составлена его последователями.

Фрагменты из книги «Дао дэ цзин» печатаются по изданию: Древнекитайская философия. Собр. текстов в 2 т. Т. 1.– М.: Идея, 1972.– С. 115 – 138. Сокращения, сделанные при перепечатке текста, ввиду их детальности и множественности, и фрагментарного характера самого текстового материала, не помечены.n

Безымянное aдаоn имеется земли и начало неба, владеющее именем – мать всех вещей. Исходя из этого тот, кто свободен от страстей, видит прекрасную тайну [дао], а кто имеет страсти, видит его лишь в конечной форме.

Дао пусто, но в применении неисчерпаемо. О глубочайшее! Оно думается праотцем всех вещей.

Я не знаю, чье оно порождение, [я только знаю, что] оно предшествует небесному владыке.

Превращения невидимого [дао] нескончаемы. [Дао] – глубочайшие врата рождения. Глубочайшие врата рождения – земли и корень неба. [Оно] существует [вечно] подобно нескончаемой нити, и его воздействие неисчерпаемо.

Наблюдаю на него и не вижу, а исходя из этого именую его невидимым. Слушаю его и не слышу, а исходя из этого именую его неслышимым. Пробую схватить его и не достигаю, исходя из этого именую его небольшим.

Оно вечно и не может быть названо. Исходя из этого именуют его неясным и туманным.

Содержание великого дэ[53] подчиняется лишь дао. Дао бестелесно. Дао туманно и неизвестно.

Но в его туманности и неопределенности находятся образы. Оно туманно и неизвестно. Но в его неопределённости и туманности скрыты вещи.

Оно глубоко и мрачно. Но в его темноте и глубине скрыты узкие частицы. Эти узкие частицы владеют высшей достоверностью и действительностью.

Вот вещь aдаоn, в хаосе появляющаяся, прежде земли и неба появившаяся! О тихая! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Везде действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени.

Обозначая иероглифом, действующим лицом ее дао; произвольно давая имя, назову ее великое.

Великое – оно в нескончаемом перемещении. Находящееся в нескончаемом перемещении не достигает предела. Не достигая собственного предела, оно возвращается [к собственному истоку].

Вот из-за чего громадно дао, громадно небо, громадна почва, велик кроме этого и правитель.

Человек направляться [законам] почвы. Почва направляться [законам] неба. Небо направляться [законам] дао, а дао направляться самому себе.

Дао всегда и безымянно. Не смотря на то, что оно ничтожно, но никто в мире неимеетвозможности его подчинить себе. В то время, когда дао находится в мире, [все сущее вливается в него], подобно тому, как г

Мифы Египта. Передача 8. Шумерский миф о происхождении мира, богов, людей. Энлиль


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: