Происхождение мира и богов 9 страница

«Душа» Ба – сокол с людской головой – также «жизненная сила» человека: человек умирает, в то время, когда Ба покидает тело, вылетая через рот[103], и оживает по окончании возвращения Ба к мумии. Как раз исходя из этого и бальзамировали погибших: дабы сохранить тело нетленным для «души» Ба[104].

Мёртвое тело считалось священным по окончании того, как его омывали водой Нила перед бальзамированием. Омытое тело именовалось Сах, из него делали мумию и хоронили в гробнице.

aЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬn

ПОХОРОННЫЙ РИТУАЛ

Египтянин прожил продолжительную, радостную судьбу, но вот душа Ба покинула его, и он погиб. Оплакав погибшего, родственники относят его тело в «Дом золота», либо «Хороший дом» – к бальзамировщикам, каковые в течение семидесяти дней (потому, что Исида также в течение семидесяти дней собирала тело Осириса и мумифицировала его) изготовят мумию. Вначале парасхит[105] вскроет тело Сах, омытое священной нильской водой; после этого бальзамировщики извлекут внутренности и опустят их в погребальные сосуды – канопы, заполненные отварами из трав и другими снадобьями.

Канопы изготовлены в виде всевышних – сыновей Хора: Имсета, Хапи, Дуамутефа и Кебехсенуфа. Эти всевышние появились из цветка лотоса; они – участники Суда Осириса, сидят в цветочном бутоне перед троном Владыки Преисподней; и хранители сосудов с мумифицированными внутренностями покойных: Имсет – хранитель сосуда с печенью, Дуамутеф – с желудком, Кебехсенуф – с кишками и Хапи – с лёгкими.

После этого бальзамировщики приступают к самой мумификации. Бальзамировщики – это Анубис и сыновья Хора, плакальщицы – Исида и Нефтида[106]. Все материалы, применяемые бальзамировщиками, появились из слёз всевышних по убитому Осирису, с которым отождествился сейчас погибший египтянин[107].

Всевышний ткачества Хедихати изготовит белое полотно, дабы запеленать мумию. Всевышний виноделия Шесему даст Анубису и сыновьям притирания и Хора масла для бальзамирования. По окончании того, как погибший будет погребён, Шесему начнёт преследовать грабителей гробниц и защищать мумию в Дуате.

близкие и Родные усопшего должны пристально следить, дабы все обряды были надлежащим образом соблюдены. В другом случае Ка покойного будет обижен. Он не забудет обиду обиды за пренебрежение к себе со стороны живых, превратится в злого демона и будет всегда преследовать собственный род, насылая беды на головы потомков.

В случае если погибший был беден, его мумию положат в несложный древесный гроб. На стенках гроба с внутренней стороны должны быть написаны имена всевышних, каковые выполняют покойного в Дуат, а на крышке – обращение к Осирису: «О ты, Уннефер, дай этому человеку в твоём Царстве тысячу хлебов, тысячу быков, тысячу кружек пива». (Время от времени изготавливали мелкий гробик, в который вкладывали древесное подобие мумии, и закапывали поблизости от богатого погребения, чтобы Ка бедняка имел возможность питаться жертвенными дарами богача.)

Гроб богача роскошно отделают и в гробнице опустят ещё в каменный саркофаг.

Погребальная процессия, оглашая окрестности стонами и плачем, переплывёт Нил и высадится на западном берегу. Тут их встретят жрецы, облаченные в маски и одежды всевышних Дуата. Жрецы приведут процессию к гробнице, вырубленной в горе; у входа в это последнее, вечное пристанище гроб поставят на землю, и всевышние Дуата совершат над мумией обряд «отверзания уст».

Данный обряд символизирует визит Хора к Осирису и воскресение великого всевышнего по окончании того, как Хор разрешил отцу проглотить собственный глаз, оторванный Сетом и отвоёванный у него обратно, – Око Уаджет. Жрец в маске сокола – Хор – коснётся чудесным жезлом губ изображенного на древесном гробе лица – и тем самым символически даст покойному, отождествляемому с Осирисом, проглотить Око.

Это действо возвратит погибшему жизненную силу Ба, изображаемую в обряде наконечником жезла – головой барана (слова «баран» и «Ба» звучали одинаково). Погибший снова получит свойство имеется, выпивать и, основное, сказать: так как по пути в Великий Чертог Двух Истин ему нужно будет заклинать стражей Дуата – произносить вслух их имена.

Обряду «отверзания уст» предшествовал обряд поисков Ока Уаджет, где Око Уаджет выступало сходу в двух ипостасях – как Око Хора, разрубленное Сетом, и как Око Ра, в которое отлетала душа Ба по окончании смерти и пребывала в том месте всё время, покуда шла мумификация – 70 дней.

Завершив обряд, жрецы отнесут гроб в усыпальницу и установят в каменный саркофаг. У южной стенки погребальной камеры поставят канопу, изображающую Имсета, у северной – Хапи, у восточной – Дуамутефа и у западной – Кебехсенуфа. Вход в гробницу шепетильно завалят щебёнкой и глыбами и замаскируют, предварительно опечатав дверь печатью некрополя.

ПУТЕШЕСТВИЕ и ВОСКРЕСЕНИЕ ПО ДУАТУ

На сердце покойного клали талисман с изображением скарабея[108] – это снабжало воскресение. Бессчётные талисманы заматывали в пелены мумии, раскладывали в гробу и устанавливали в гробнице, в погребальной камере. Дабы погибший не задохнулся в Дуате, где нет воздуха, в гроб кроме этого клали древесные фигурки Шу.

В воскрешении погибшего учавствовали все земные всевышние, которые связаны с деторождением, aи из них в первую очередь Исидаn. Помимо этого, второму рождению содействовали талисманы Ока Уаджет.

Воскреснув, египтянин выяснялся перед первыми вратами «Дома Осириса», каковые защищал страж. Тут же был и привратник, и глашатай. Погибший должен был приблизиться к этим вратам и сообщить:

– Я пришёл к тебе, Осирис, я молюсь тебе, очищенный от всего оскверняющего. Слава тебе, Осирис, в твоей силе и мощи. Встань в могуществе, Осирис! Ты обходишь небо, плывёшь в присутствии Ра.

Слава тебе, Ра, плывущий по небу.

Проложи ему[109] путь в Громадную Равнину. Освети путь Осирису.

Ещё при жизни покойный должен был прочесть «Книгу Мёртвых» и определить из неё имена всех демонов, защищающих врата, и все заклинания. Но дабы оберечься от случайностей, кое-какие заклинания высекали на стенах погребальной камеры.

Миновав первые врата, погибший встречал две извилистые тропы, поделённые огненным озером, на берегах которого жили ужасные чудовища, и пройти по тропе мимо озера имел возможность лишь тот, кто знал священные заклинания и имена страшилищ.

Дабы уменьшить странствие погибшему, всевышние создали в Дуате ариты – пристанища, где возможно было отдохнуть и набраться сил. Но в такую ариту имел возможность войти не каждый, а только опытный имена демонов и волшебные слова, каковые стоят у входа на страже. Пройдя все врата и покинув сзади четырнадцать холмов, погибший наконец достигал Великого Чертога Двух Истин[110].

СУД ОСИРИСА И ВЕЧНОЕ Счастье НА ПОЛЯХ ИАЛУ

Перед тем как переступить порог Великого Чертога, погибший обращался к солнечному всевышнему Ра:

– Слава тебе, великий всевышний, Владыка Двух Истин! Я пришёл к тебе, о господин мой! Меня привели, чтобы я имел возможность узреть твоё совершенство.

Я знаю тебя, знаю имя твоё, знаю имена сорока двух всевышних, каковые находятся с тобой в Чертоге Двух Истин, каковые живут как стражи грешников, каковые выпивают кровь в данный сутки опробования людей в присутствии Уннефера. «Тот, чьи близнецы любимые – Два Ока[111], Владыка Двух Истин» – таково имя твоё. Я прибыл, чтобы узреть тебя, я принёс тебе Две Истины, я устранил для тебя грехи мои.

Погибшему внимала Великая Эннеада – всевышние, под предводительством Ра управлявшие Загробное Судилище, и Малая Эннеада – всевышние городов и номов. aВ Великой Эннеаде вместе с Ра были и Шу, и Тефнут, и Геб, и Нут, и Исида, и Хор.n Головы всех судей украшало перо Истины – перо Маат.

Сказав собственную обращение, погибший приступал к «Исповеди отрицания»:

– Я не совершал несправедливости против людей. Я не притеснял ближних. Я не грабил бедных.

Я не делал того, что не угодно всевышним. aЯ не убивал.

Я не приказывал убивать.n Я не подстрекал слугу против его хозяина. Я не сквернословил. Я не отравлял. aЯ не обвешивалn…

Перечислив сорок два правонарушения и клятвенно заверив всевышних, что ни в одном из них он не виновен, погибший восклицал:

– Я чист, я чист, я чист, я чист. Мне не причинят вреда в Великом Чертоге Двух Истин, потому что я знаю имена всевышних, пребывающих в том месте вместе с тобой.

aПосле первой исповедиn погибший обращался к Малой Эннеаде, именуя по имени каждого из сорока двух всевышних и опять заверяя их в собственной непричастности к правонарушениям.

После этого всевышние начинали допрос погибшего, aвыясняя, как его кличут и откуда он прибылn.

В то время, когда допрос заканчивался, перед лицо Ра и Эннеад представали богини судьбы, «ангел-хранитель» Шаи, и душа Ба покойного египтянина. Они свидетельствовали о характере погибшего и говорили всевышним, какие конкретно он совершал в жизни хорошие и плохие поступки.

Исида, Нефтида, Нут защищали покойного перед судьями. Затем всевышние приступали к взвешиванию сердца на Весах Истины: на одну чашу клали сердце, на другую – перо богини Маат. В случае если стрелка весов отклонялась, покойный считался безбожником, и Великая Эннеада выносила ему обвинительный вердикт, по окончании чего сердце отдавалось на съедение ужасной богине Амт – «Пожирательнице», чудовищу с телом гиппопотама, гривой и львиными лапами и пастью крокодила.

В случае если же чаши весов оставались в равновесии, покойный признавался оправданным[112].

Эннеада оглашала оправдательный решение суда, и всевышний Тот записывал его. Затем погибшему говорили:

– Итак, войди. Переступи порог Чертога Двух Истин, потому что ты знаешь нас.

Погибший целовал порог, именовал его (порог) по имени, произносил вслух имена стражей и наконец вступал в Великий Чертог, где на троне восседал владыка мёртвых Осирис в окружении вторых богинь и богов: Исиды, Маат, Нефтиды и сыновей Хора.

О прибытии погибшего объявлял божественный писец Тот:

– Входи, – сказал он. – Для чего ты прибыл?

– Я пришёл, чтобы возвестили обо мне, – отвечал покойный.

– В каком состоянии ты пребываешь?

– Я очищен от грехов.

– Кому я обязан возвестить о тебе?

– Возвести обо мне Тому, Чей свод из огня, Чьи стенки из змей живых и Чей пол – водный поток.

– Сообщи, кто это? – задавал вопросы Тот.

– Это Осирис.

– Воистину же, воистину ему сообщат имя твое, – восклицал Тот.

На этом Суд заканчивался, и египтянин отправлялся к месту вечного блаженства – в Поля Иалу, куда его сопровождал «ангел-хранитель» Шаи. Путь в загробный «эдем» преграждали врата, последнее препятствие на пути погибшего. Их также приходилось заклинать:

– Дайте путь мне. Я знаю вас. Я знаю имя вашего всевышнего-хранителя. Имя врат: «Владыка страха, чьи стенки высоки.

Владыки смерти, произносящие слова, каковые обуздают губителей, каковые выручают от смерти того, кто приходит». Имя вашего привратника: «Тот, кто вгоняет в страх».

В Полях Иалу, «Полях Камыша», погибшего ожидала такая же жизнь, какую он вёл и на земле, лишь она была радостнее и лучше. Покойный ни в чём не знал недочёта. Божества снабжали его пищей, делали его загробные пашни плодородными, приносящими богатый урожай, а его скот – тучным и плодовитым.

Дабы покойный имел возможность наслаждаться отдыхом и ему не было нужно бы самому обрабатывать пасти и поля скот, в гробницу клали ушебти – древесные либо глиняные фигурки людей: писцов, носильщиков, жнецов и т. д. Ушебти – «ответчик». Шестая глава «Книги Мёртвых» говорит о том, «как вынудить ушебти трудиться»: в то время, когда в Полях Иалу всевышние позовут покойного на работу, окликнув его по имени, человечек-ушебти обязан выйти вперёд и отозваться: «Тут я!», по окончании чего он безоговорочно отправится в том направлении, куда повелят всевышние, и будет делать, что прикажут.

Богатым египтянам в большинстве случаев клали в гроб 360 ушебти – по одному на ежедневно года; беднякам же ушебти заменял папирусный свиток со перечнем 360 таких работников. В Полях Иалу при помощи волшебных заклинаний человечки, поименованные в перечне, воплощались в ушебти и трудились на собственного хозяина.

СОФОКЛАНТИГОНА

aСофокл – великий древний трагик – появился ок. 496 г. до н.э., погиб в 406 г до н.э. Жил в Афинах.

Написал и поставил множество драм, много раз становясь победителем в состязаниях драматургов. Всецело сохранились лишь семь драм, среди которых три созданы на базе мифа об Эдипе: «Царь Эдип», «Эдип в Колоне» и «Антигона».

В греческой трагедии принимали участие хор и актёры. Воздействие развивалось в игре актеров. Хор (несколько поющих и танцующих исполнителей) комментировал воздействие, давал ему оценку. Предводитель хора (корифей) вступал в яркий контакт с храбрецами. Воздействие катастрофы раскрывалось вводным диалогом актеров – прологом.

За прологом следовала вступительная песнь хора – парод. Потом шли отдельные сцены – эписодии, отделяемые друг от друга песнями хора – стасимами.

Завершала катастрофу последняя песнь хора – эксод.

Песнь хора делилась на ритмически целостные части – строфы. Строфы были парными: вторая из двух строф повторяла ритмический рисунок прошлой и именовалась антистрофой. антистрофе и Строфе соответствовали повторяющееся танцевальное перемещение хора в одну сторону и обратно.

Время от времени песнь хора заканчивалась маленьким, ритмически обособленным стихом – эподом.

«Антигона» печатается по изданию: Софокл. Драмы / Пер. Ф. Ф. Зелинского.– М.: Наука, 1990.n

Действующие лица

Антигона, дочь Эдипа

Исмена, дочь Эдипа

Креонт, фиванский царь

Евридика, его супруга

Гемон, их сын

Тиресий, слепой старик-прорицатель

Страж

Вестник

Домочадец Креонта

Хор фиванских старцев

Без слов: слуги Креонта; прислужницы Евридики.

Воздействие происходит перед царским дворцом в Фивах.

ПРОЛОГ

Антигона

(вызывая из дворца Исмену)

Сестра родная, неспециализированной крови отпрыск,

Исмена, слушай. Тяжелы проклятья

Над семенем Эдипа – и при нас

Им, видно, всем свершиться суждено.

Казалось бы, и горя, и бесчестья,

И скверны, и греха всю чашу мы

До дна с тобой испили? Нет, не всю!

Ты знаешь ли, какой приказ сравнительно не так давно

Всем заявил Креонт-полководец? …

Не знаешь, вижу, – а беда угрожает

Страшная тому, кто мил обеим.

Исмена

О милых я не слышала вестей, –

Ни горького, ни весёлого слова, –

С того времени, как отечественные братья друг от друга

Смерть приняли в одинаковый сутки.

Но вот настала ночь, и рать аргивян

На родину бежала; я не знаю,

Сулит ли скорбь иль радость данный сутки.

Антигона

Я так и думала – и из дворца

Тебя приказала позвать, чтобы о деле

Поболтать с тобой наедине.

Исмена

Ты вся дрожишь… о, что произошло, молви!

Антигона

Вот что произошло. Одного только брата

Почтил Креонт, а также более чем меры;

Второй последней милости лишен.

Могиле дал прах он Этеокла

По правде праведной и по закону,

И он велик среди теней в аду.

А Полиника труп несчастный в поле

Поруганный лежит; никто не волен

Его ни перстью[113], ни слезой почтить;

Без похорон, без дани плача должно

Его покинуть, дабы жадным птицам

Шикарной снедью стала плоть его.

Так приказал хороший отечественный Креонт

Всему народу, и тебе, и мне…

О да, и мне! А кто еще не знает,

Тому он тут заявит собственный приказ.

И не безлюдным вычисляет он его:

Плащ каменный расправы всеобщей

Ослушнику угрожает. Вот весть моя.

Сейчас решай: быть добропорядочной желаешь,

Иль добропорядочных дочерью плохой?

Исмена

Несчастная, вероятно ль? Крепок узел;

Мне ни стянуть, ни развязать его.

Антигона

Согласна труд и кару поделить?

Исмена

Какую кару? В чем твое решенье?

Антигона

Собственной рукою мертвого зарыть.

Исмена

Как, – хоронить запрету вопреки?

Антигона

Да – потому что это брат и мой и твой.

Не уличат меня в измене долгу.

Исмена

О наглая! Наперекор Креонту?

Антигона

Меня моих он прав лишить неимеетвозможности.

Исмена

Сестра, сестра! Припомни, как папа отечественный

Погиб без славы, без любви народной;

Как, сам себя в злодействе уличив,

Он двух очей рукою самосудной

Себя лишил. Припомни, как страдальца

жена и Мать – два слова, плоть одна! –

В петле висячей жизнь собственную сгубила.

Еще припомни: оба отечественных брата,

Самоубийственной дыша отвагой,

Одной и той же смертью полегли.

Только мы сейчас остались. Всех позорней

Погибнем мы, в то время, когда, поправ закон,

Нарушим власть и волю мы царя.

Опомнись! В женской появились мы доле;

Не нам с мужами враждовать, сестра.

Им власть дана, мы – в подданстве; хотя бы

И горшим словом обидел нас вождь –

Согласиться нужно. Помолюсь подземным,

Чтобы мне простили попранный завет,

Но власть имущим покорюсь: бороться

Превыше силы – безрассудный подвиг.

Антигона

Уж не прошу я ни о чем тебя,

И в случае если б ты мне помощь внесла предложение,

Я б нехотя приняла ее.

Храни же ум собственный для себя, а брата

Я схороню. Красива в деле этом

И смерть. В гробу лежать я буду, брату

Любимому любимая сестра,

Пав жертвою святого правонарушения.

Дороже мне подземным угодить[114],

Чем местным: не под властью ли подземных

Всю вечность мне нужно будет провести?

Ты в противном случае решила – попирай же

В бесчестье то, что всевышний нам чтить приказал.

Исмена

Я не бесчещу заповеди божьей,

Но гражданам перечить не могу.

Антигона

При том и оставайся. – Я же брата

Любимого могилою почту.

Исмена

Несчастная! Мне страшно за тебя.

Антигона

Меня покинь, – живи собственной правдой.

Исмена

Храни же в тайне план страшный,

Не посвящай чужих! И я смолчу.

Антигона

Всем скажи! Услугою молчанья

Ты только усилишь неприязнь мою.

Исмена

Твой пламень сердца душу леденит!

Антигона

Но тем, кому помогаю я, он угоден.

Исмена

Несбыточны твои жажды, верь мне!

Антигона

Коль так – мой пыл остынет сам собой.

Исмена

И приступать к несбыточному праздно.

Антигона

Так продолжай – и ненавистна будешь

Усопшему навеки, как и мне.

Нет, пускай я буду вовсе безрассудна,

Пускай претерплю обещанный удар –

Но я не отрекусь от славной смерти.

Исмена

Прощай сестра! Мечта твоя безумна,

Но для родных ты действительно родня.

(Расходятся.)

ПАРОД

Со стороны города появляется Хор фиванских старцев.

Строфа I

Хор

Здравствуй, Солнца желанный луч!

Краше всех просиявших зорь

Над Диркейским святым руслом[115]

Ты сверкнул, золотого дня

Ясный взгляд, по окончании продолжительной мглы

Свет неся семивратным Фивам!

Ты же, жгучей шпорой вонзясь,

Вражью рать о белых щитах,

Что к нам Аргос в бой снарядил,

В бегство двинул быстрее[116].

Корифей

Встала она гордо на нашу страну,

Под грозой Полиниковых гневных речей.

Как блистали доспехи, как веял султан[117]!

Так парит над почвой могучий орел:

Белые как снег крылья колышут его,

И угрозой с небес

Его яростный крик раздается.

Антистрофа I

Хор

Над чертогом повис орел;

Лесом гибельных копий он

Обложил семивратный[118] вал.

Но вкусить не было нужно ему

Отечественной крови, и смольный огнь

Не коснулся венца твердыни.

Вспять направил гордый он лет,

За спиной услышав собственной

Гром оружий: хищник определил

Силу бранную змея[119].

Корифей

Ненавидит надменных речей похвальбу

Правосудный Зевес. Он увидел поток

Необорный[120] мужей и бряцающих лат

Золоченую спесь – и у грани самой

Огневицей перуна[121] неприятелей ниспроверг,

Уж разверзших уста

Для ликующей песни победы.

Строфа II

Хор

В гулком паденье поверженный огненосец[122]

Почву ударил. Дышал он безумной злобой:

Как будто бы смерч-лиходей,

Мнил смести он державный град.

Таковой ему жребий пал;

Смертью другой других сразил

Бурный Арес, отечественный покровитель

Благоусердный.

седмица

и Корифей вождей у ворот семерых,

Что доверилась удали в равном бою,

Собственные латы покинула Зевсу побед.

Только они, нечестивцы, что, крови одной

По отцу и по матери, копья собственные

Друг на друга направили, – смерти одной

Испытали совместную печаль.

Антистрофа II

Хор

Нам же дарует всеславный венец Победа,

Яркая гостья царицы ристаний Фивы[123],

Чтобы забвения мглой

Войн годину покрыли мы.

Пускай пляски вихрь в тьме ночной

Эйфории мзду в храмы несет;

Ты ж, Дионис, будешь нам в Фивах

Царь хороводов!

Корифей

Но я вижу владыку родимой страны,

Менекеева сына Креонта: сам всевышний

Ему царство недавним ответом вручил.

Он идет. Что за думы тревожат его?

Знать, недаром он старцам вестников разослал

И в совет их державный на площадь кличет

Принуждением царского слова!

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Креонт

(выходит со стороны поля боя)

О, мужи Фив! Божественною волей

Отечественный город снова спасен изморя бед.

И вот я вас созвал – от всех раздельно.

Посланца гласом каждого – полагая

Оплотом царского престола вас.

Так вы уж древней Лаия державе

Хранили верность; так, после этого, Эдипу;

И наконец, по смерти отца,

Вы так же правильно сыновьям помогали.

Сейчас двойная их скосила часть

В одинаковый сутки – убийцы оба,

Они ж и жертвы, юную десницу

Братоубийства скверной опорочив –

И унаследовал царей погибших

Престол, как родственник ближайший, я.

Я знаю: легкомысленно полагать,

Что осознал идея и душу человека,

Покуда власти не отведал он.

Определите же, как я собирается править.

Кто, призванный царить над всем народом,

Не принимает лучшего ответа

Кому позорный ужас уста сжимает,

Того постоянно считал негодным я.

И кто отчизны благо ценит меньше,

Чем близкого, – тот для меня ничто.

Я не таков. Да будет Зевс-всевидец

Свидетель мне! Молчать не стану я,

В то время, когда осознаю, что под личиной блага

Беда к моим соотечественникам крадется,

Не допущу подавно, дабы дружбу

Мою снискал моей отчизны неприятель.

Отчизна – вот та крепкая ладья,

Что нас выручает: только на ней, радостной,

И дружба место верное отыщет.

Таковой закон отечественный город вознесет,

И с ним согласен тот приказ, что

Я о сынах Эдипа заявил.

Гласит он так: храбреца Этеокла

За то, что пал он, за страну сражаясь,

Покрытый славой многих бранных дел, –

Почтить могилой и хорошей тризной[124]

С славнейшими мужами наравне;

Но брат его – о Полинике слово –

Кто, изгнанный, возвратился в край родной

Чтобы отчие святыни и отчий Град

Огнем пожечь дотла, чтобы кровью граждан

Насытить месть, а тех, кто сохранился,

В ярмо неволи неприятной впрячь, – о нем

Народу мой приказ: не хоронить,

Ни плачем почитать; непогребенный,

Покинут на позор и на съеденье

Он хищникам небес и алчным псам.

Вот идея моя, и ни при каких обстоятельствах злодея

Не предпочту я хорошему средь нас.

Кто ж верен отчизне, тому и в жизни

И в смерти я постоянно воздам почет.

Корифей

Ты так решил, Креонт, сын Менекея,

И о неприятеле отчизны, и о приятеле;

В твоих руках закон; и над погибшим,

И над живыми – нами, – власть твоя.

Креонт

Так бдите же над выполнением слова!

Корифей

Не молодых ли это плеч обуза?

Креонт

Само собой разумеется; к трупу стражу я приставил.

Корифей

А нам ты что приказываешь, царь?

Креонт

Ослушникам закона не мирволить.

Корифей

Кто ж в казнь влюблен? Таких безумцев нет.

Креонт

Призом казнь ослушнику, ты прав;

Но многих и на смерть влечет корысть.

Страж

(появляясь со стороны поля)

По правде не могу я, правитель,

Сообщить, чтобы от чрезмерного усердья

Я запыхавшись прибежал ко мне.

Нет: остановок на пути много

Внушала мне забота, и неоднократно

Уж восвояси я желал возвратиться.

То так, то сяк душа мне сказала:

«Дурак! Куда торопишься? Так как на расправу!

Несчастный! Что ты медлишь? Внезапно Креонт

Определит от другого, – будет хуже!»

Так идея собственную ворочал я, досужий

Ход замедляя, – а в таком раздумьи

И краткий путь способен продолжительным стать.

Но верх забрала решимость: я пришел.

Хоть и сообщить мне нечего, а все же

Сообщу: пришел ко мне не без надежды

Не испытать, чего не заслужил.

Креонт

О чем же обращение? Ты оробел, я вижу!

Страж

Определи сперва про меня: то дело

Свершил не я, а кто свершил – не знаю.

Ответ держать исходя из этого не мне.

Креонт

Что за увертки, что за оговорки!

Не мешкай: что за новость, заяви!

Страж

Тут невольно мешкать будешь: страшно!

Креонт

Так скажи – и убирайся прочь!

Страж

Ну вот, сообщу: похоронен тот труп.

Печальник скрылся. Слой песку сухого

На мертвеце и возлияний[125] след.

Креонт

Что ты сообщил? Кто имел возможность дерзнуть? Ответствуй!

Страж

Почем мне знать? Ни рытвины кругом

От заступа либо лопат

Происхождение мира и богов 9 страница

Что такое ИСТИНА

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: