Пустышка в мышку, мышка в целый выводок

В то время, когда наступил следующий сутки раздачи пайков, мы с Краснушкой возвращались с прииска совместно. Мы прижимали эти мешочки к себе, содержимое которых было обещанием свежего хлеба. Мне хотелось побольше определить у Краснушки о её бабушке и о тех странностях, каковые она мне наговорила, но я не осмеливался задать вопрос по окончании её реакции на моё замечание о том, что её бабушка была странновата.

Время от времени Краснушка теряла терпениеиз-за таких мелочей!

А что это были за мелочи — угадать нереально, вот в чем кроется опасность общения с Краснушкой: её безотносительная непредсказуемость.

Внезапно Краснушка заохала, и я заметил большого худого человека, что прислонился к дереву, с его плеча свисал огромный мешок.

— Это же уличный торговец Кесслер! — прокричал я.

Человек повернулся ко мне, стянул с головы шляпу и поклонился. Его светло-рыжие волосы торчали во все стороны. Кесслер был единственным человеком из Королевства, которого мы когда-либо видели, не считая сборщика налогов.

Он приходил на Гору, дабы реализовать товары из Королевства: цветные нитки, деревянные ложки и глиняные горшки. Время от времени он торговал золотом (вероятнее с отечественных приисков), переплавленным в кольца, браслеты либо цепочки. Комично, не так ли?

Мы добывали всё это золото, но не могли позволить себе его выкупить. Но меня не интересовало золото, в противном случае, что мне больше всего было необходимо от Кесслера, не пряталось в его ветхом заплатанном мешке.

— Детки! — заговорил Кесслер. Он огляделся, дабы убедиться, что мы были одни, после этого тихо сказал: — Не желаете ли заклинаний, магии?

Волшебство! Я было сделал ход вперед, но Краснушка схватила меня за ворот и дернула назад.

— Конечно же, нет! — фыркнула она.

— Скажи за себя! — Я высвободился. Я слышал, как Бруно и Фредерик обсуждали волшебные свойства Кесслера. Ничего общего с тем, как колдуньи превращают кого-то в жабу либо приводят к урагану.

Он имел возможность дотронуться до огня, вынудить что-то провалиться сквозь землю либо перевоплотить одну вещицу в другую.

Вот, что я желал заметить больше всего на свете: превращения.

— Всего-то за горстку зерна, — сообщил Кесслер.

Я замялся. Бабуля взбесилась бы, выяснив, что я выменял пускай кроме того маленькую часть отечественной пищи на фокус. Начнем с того, что у нас еды и без того было ничтожно мало.

Помимо этого, она не одобряла волшебство.

Я замотал головой и отошёл назад.

— Да ладно тебе, всего одна пригоршня. Из-за неё ты не погибнешь с голода. Готов поспорить, что ты уже давненько не развлекался, лишь и делаешь, что копаешь, — чуть радуясь, сообщил Кесслер.

Неожиданно я заметил в его глазах голод, встретился с ним впалые щеки, придававшие его лицу заостренный вид. Похоже, он был ещё более голоден, чем я, раз готовьсяпоказывать фокусы за горсть зерна. Так ли очень сильно я был голоден до волшебства?

— А вы имеете возможность сделать превращения?

— Само собой разумеется, само собой разумеется! — он поманил меня ближе.

— Не делай этого, Румп, — я обернулся и заметил, как Краснушка внимательно наблюдала на Кесслера, обхватив собственный паек обеими руками.

— Вреда не будет, — нахмурился Кесслер

— Кто бы сказал, — сообщила Краснушка, в её голосе внезапно проскользнуло что-то материнское. — В то время, когда вы показались в прошедший раз, то подожгли Гусу волосы!

— Ну, мало….

— А вспомните Хельгу с её бородавкой…

— Чистое совпадение! — вскрикнул Кесслер, прерывая её нервным смешком. Он полез в карманы. — Смотрите, видите? Ни огня, ни бородавок, я лишь перевоплощу данный комочек пуха в… мышь! — Он помахал этим комочком перед моим лицом.

Неужто он, в действительности, имел возможность перевоплотить его в мышь? Бабуля говорила мне истории о превращениях мышей в лошадей, а простой тыквы в золотую повозку.

Ну не здорово ли было бы заметить, как комочек пуха преобразовывается в настоящую мышь?

— Румп, не нужно, — стиснув зубы, сказала Краснушка.

Я не обращал на неё внимания. Всего-то горсточка зерна. Бабуля кроме того и не увидит, а дабы всё было честно, утром я не стану завтракать.

Я раскрыл собственный мешок и Кесслер выудил из собственного кармана оловянную чашку. Он скоро зачерпнул кучу муки и опять вложил чашку в карман. У меня свело пузо.

Мне нужно будет пропустить три завтрака, учитывая то количество муки, которое он забрал.

Краснушка фыркнула от разочарования.

— А сейчас, — сообщил Кесслер, держа в руках кусочек пуха, — я совершу превращение этого комочка в мышь!

Кесслер забрал комочек обеими руками и поднес к собственному лицу. Он неразборчиво что-то проговорил, его глаза расширились и остекленели.

Пушок задрожал и начал раздуваться. С одного финиша показался хвост, на втором финише отрасли уши и показалась маленькая мордочка, которая издавала тоненький писк. Последними, для придания формы, вылезли четыре лапки и два глаза, похожих на бусины.

Мышь! Он перевоплотил пушок в мышь!

— Ты это видела? — задал вопрос я Краснушку, говоря о мыши.

— Видела-видела, — раздраженно ответила Краснушка.

Я улыбнулся Кесслеру, а тот улыбнулся мне в ответ и положил мышь в нагрудный карман.

— В следующий раз, быть может, я перевоплощу эту мышь в кота. Ага, совершенно верно!

Мы опустили глаза и заметили, как к нам бежит ещё одна мышь. А после этого ещё одна и ещё. Да, да, да!

Шесть мышей мешали Кесслера.

— Ну-ка, посмотрите! — он дотянулся из собственного кармана мышь. — Все они пришли поприветствовать собственного нового приятеля! Ну, разве это не чудесно?!

Я закивал в согласии, как внезапно услышал необычные звуки, стук, как от дождя, и далекий писк, как словно бы нужно мной пролетала свора птиц. Звук приближался.

— Ну вот, начинается, — сообщила Краснушка.

Глаза Кесслера расширились. Он поднял мышь вверх и уставился на неё:

— О, о бо..

После этого последовал взрыв из мышей. Много мышей валили с деревьев, из нор в почве, из дверных щелей и окон. вопли и Крики проносились эхом по всей Горе.

Что-то упало в доме рядом, и оттуда, открыв дверь, выбежал человек, ноги его были усыпаны пищащими мышами. Мыши слились воедино и направились к нам.

Я вскарабкался на ближайшее дерево, обвивая его ногами.

— Ну, всё, мне пора, — Кесслер подтянул брюки, повесил мешок на плечо и побежал, гонимый мышами.

Краснушка засмеялась и помотала головой:

— Ну и дурак! Он до сих пор не осознал, что ему пора завязывать с волшебством. Ему с огнем играться да и то надёжнее.

— Но так как Кесслер показывает лишь мелкие безобидные фокусы, что в этом для того чтобы?

— Каждая волшебство несет за собой последствия, Румп, кроме того у мелких фокусов смогут быть громадные последствия.

— Так что же, если бы он перевоплотил тот пушок в белку, на данный момент на нас бы белки напали?

— Да имело возможность произойти всё, что угодно, ещё и похуже. Как, к примеру, у него имели возможность бы отрасти беличьи зубы, — Краснушка продемонстрировала зубы и подергала носом, изображая белку.

Я засмеялся. Краснушка прекратила гримасничать и снова стала важной и мрачной.

— Кесслер рискует для еды, но в один раз это ему боком выйдет. Быть может, он кроме того не успеет ничего съесть, его опередят мыши.

— Из-за чего?

— Да по причине того, что он избавился от всех мышей в Деревне!

Краснушка внимательно взглянуть на меня, после этого покачала головой и ушла.

Если бы я имел возможность творить чудеса, я бы очень многое поменял окончательно, как, к примеру, вырос бы либо перевоплотил целый пух в пищу. И в Гору положил бы побольше золота.

Эти фокусы вынудили меня хотеть ещё. Ещё магии, ещё превращений, и уж точно не посредством Кесслера. Я желал сам творить чудеса.

Весьма интересно, как разрушительными были бы тогда последствия?

Глава 6

Золото! Золото! Золото!

Той ночью я проснулся от пронзительного шума. Нужно мной завис рой фей. Одна сидела на кончике моего носа, вторая — на ухе, и вдобавок две прогуливались по моей груди.

Пара танцевали на моих руках и возбужденно щебетали.

Я замер. Мне не хотелось пережить еще одно наступление, аналогичного тому, что произошло в Лесу. Они дергали меня за пальцы и, благодаря их упрочнениям, я почувствовал желание подняться.

Было все еще мрачно. Только лунный свет лился через окно, освещая мою кровать и прялку. На втором финише помещения как в большинстве случаев похрапывала бабуля, ее не тревожили ни крики, ни стрекотание фей.

Неожиданно они были прямо рядом с моим ухом, исходя из этого их щебет и крики вонзались прямиком мне в мозг.

Они что-то говорили. Мне было нужно напрячься, чтобы выяснить их, но они кричали, перебивая друг друга. Я не знал, что феи смогут говорить.

Золото! Золото! Золото! Звучало приблизительно так. Феи теребили мои волосы, уши и одежду.

Десятки из них крутились около моих пальцев, яростно рукоплеща от упрочнения крыльями в попытке поднять меня с кровати. Они подталкивали меня к прялке.

И в тот момент мой мозг взорвала одна мысль. Как будто бы долго-долго высиживал яйцо и неожиданно оно треснуло, мысль вырвалась наружу. Она летала у меня в голове, не хотя останавливаться, щебеча и покачиваясь, пока я не выпущу ее.

Я должен был ее выпустить.

Что в случае если феи смогут ощущать золото не только в Горе? Что если они так же смогут ощущать его в человеке, в ком-то, кто обладает волшебством. Берет вещь (кусочек пуха, шерсти либо соломы) и превращает его в…

— Золото! Золото! Золото!

Я поднялся с кровати и подошел к прялке. Феи запищали и запорхали, летая в том направлении и обратно между мной и колесом. Я положил руки на него и почувствовал, как через меня прошла дрожь.

Я крутанул его рукой и прислушался к жужжанию, как будто бы оно желает сообщить мне что-то, что я обязан услышать.

Будущее. Вот о чем обращение.

У меня не было шерсти. Феи забрали все в прошедший раз. Я осмотрел целый домик. Были куриные кости, куриные перья и мало ниток.

Были одеяла, тарелки и большой безлюдный чайник в очаге.

Я взглянул вниз на собственные ноги. Будущее. Она прямо у тебя под ногами. Легко грязь и…

— Солома, — звучно сообщил я.

— Золото! Золото! Золото! — пели феи в ответ.

Я собрал с пола горсть соломы. Позже сел за прялку. Пара фей порхали около моих рук, катушки и соломы.

— Золото! Золото! Золото!

Я разложил солому на колесо.

Жух, жух, жух.

Я закрутил солому.

У меня перехватило дыхание. Я остановился не в силах поверить своим глазам. В руке у меня было мало соломы, но на катушке висели светящиеся, мерцающие нити.

Я совершил по ним, ровным и теплым, пальцами. Золото. Я только что соткал из соломы золото.

Я выдохнул и выпятил грудь. Солома! Еще больше соломы! Я притащил с пола солому, всю, что смог подобрать.

Положил на колесо. Больше золота!

Я порвал собственный матрас и извлёк солому. Кому нужен соломенный матрас, если он может дремать на золоте?

Я засмеялся и пропел стишок, пока крутил колесо:

Золотую нить пряду —

В сумку хлеба положу.

Как клубок закончу я,

Корона будет вся моя.

Жух, жух, жух.

Я нанизал солому на колесо, ритмично вытягивая и выкручивая ее. Колесо издавало самый прекрасный звук, превращая солому в золото. Это была звонкая песня, мягкая, полная жизни.

Из трещин повылетали еще феи. Они танцевали на золоте, щебеча и повизгивая:

-Золото! Золото! Золото!

Я засмеялся. Я обожал фей! Я убрал с катушки шелковистое золото, дабы высвободить место новому.

Я соткал всю солому из собственного матраса. Ткал , пока через мелкое окно не прорвалось солнечный свет и утро не вынудил золото блистать.

Я поднялся и налюбовался плодами собственного труда. У меня под ногами лежало будущее. Достаточное, дабы прокормить нас с бабулей на всю оставшуюся судьбу!

Бабуля все еще глубоко дремала, не смотря на то, что уже светало. Последнее время она дремала , пока я не уходил в шахты, но я был так взволнован, что желал разбудить ее и продемонстрировать отечественное сокровище. Вот какая будущее мне предначертана — быть богатым, толстым и радостным!

Уголком глаз я уловил призрачное перемещение. Я крутанулся и заметил фигуру, нырнувшую под окно. Я подбежал к двери и выскочил наружу.

Вниз по улице удирали двое. На фоне восходящего солнца они были всего лишь тёмными тенями, но я определил эти ужасные очертания.

Фредерик и Бруно.

Меня начало трясти. Все мое беспокойство испарилось. Меня не тревожило, для чего они ко мне пришли либо какую шутку желали со мной сыграть.

Меня тревожило только одно.

Видели ли они золото?

Глава 7

Будет Золото — Будет Еда

Я запрятал золото под одеяло. Эйфория, которую я испытывал, глядя на него, испарилась как снег на сковородке. Сейчас ее место занял тягостный ужас вины, что заставлял колотиться мое сердце.

Я не вышел на работу в срок. Вместо этого я сидел на своем золоте и обдумывал все те вещи, что имели возможность со мной случиться. Фредерик и Бруно имели возможность поразмыслить, что я его похитил; сообщи они это, и меня арестуют.

Меня смогут кинуть в темницу до конца дней либо кроме того казнить.

Необходимо было сообщить бабуле, она бы заявила, что делать. Но в то время, когда она поднялась с постели, она всем своим видом это продемонстрировала. Так как я имел возможность прясть не просто нитку либо пряжу, я превращал солому в золото, а бабуля пробовала меня оградить от этого.

Что это за волшебство такая?

Нет, бабуле сказать запрещено. Но кому-то сообщить нужно, по причине того, что мне пришлось нелегко выносить беспокойство, и я не смогу осознать, как оно беспочвенно, пока не выскажу все кому-нибудь. Единственным, кто приходил на ум, была Краснушка.

До тех пор пока бабуля не видела, я забрал катушку с прялки, завернул ее в тряпку и привязал к поясу.

Фредерика и Бруно не было видно на прииске. В каждый сутки я посчитал бы это счастьем, но сейчас это вызывало скорее тревогу.

Феи толпились около меня очень. В то время, когда я размазывал грязь по голове, они отлетали на 60 секунд либо две, но постоянно возвращались. Исходя из этого я им ползать по мне, а их узким голоскам пищать и звенеть в моих ушах: Золото, золото, золото!

— Ого! Посмотрите на него и на фей! — сообщила девочка, трудившаяся в шахте ближе всех ко мне. — Должно быть, ты отыскал целый клад.

Ни крошки не отыскал.

Солнце уже садилось, и я ожидал, в то время, когда Краснушка выйдет из туннеля. Она со злобой прошла мимо меня, смотрелась она плохо, все лицо ее было вымазано грязью. Я отправился за ней.

— Чего тебе нужно? — задала вопрос она.

— Желаю продемонстрировать тебе кое-что.

— Тогда показывай.

Я опасливо посмотрел назад.

— И мне необходимо кое-что тебе сообщить.

Она зашагала стремительнее.

— Тогда скажи.

— Лучше я сообщу в том месте, где нас никто не заметит и не услышит, — я отмахнулся от фей, каковые лезли мне в глаза. — И дабы в том месте было как возможно меньше фей.

Не останавливаясь, Краснушка со злобой посмотрела на меня. Но не так долго осталось ждать она обернулась.

— Поторапливайся, я голодна.

Я шел за Краснушкой вниз по склону и через Деревню. Проходя мимо мельницы, я почувствовал холодный укол в пояснице, как словно кто-то за мной замечал. Я прибавил ходу.

Думаю то, что Краснушка шла в Лес, не должно было меня поразить, но становилось мрачно и холодно. Я остановился за деревьями.

— Куда мы идем? — задал вопрос я.

— В том направлении, где никто не заметит и не услышит, и где нет фей, как ты и желал, разве не так? — Краснушка нетерпеливо скрестила руки.

— В том месте безопасно? — задал вопрос я.

— Если не сходить с тропы. И не задавай вопросов.

— Какой тропы? — я поглядел вниз и с большим удивлением открыл рот. Под ногами четко показывалась протоптанная дорожка, петляющая дальше в Лес. Я имел возможность бы поклясться, что раньше ее в том месте не было.

Ни при каких обстоятельствах ее не видел. — Откуда…? — начал было я, но Краснушка оборвала меня.

— Я сообщила, не задавай вопросов.

Я закрыл рот и последовал за ней.

— Ты довольно часто ко мне приходишь? — Краснушка посмотрела на меня. — Забудь обиду.

Мне не следовало задавать вопросов, но мой мозг воспроизводил лишь их.

Тропинка петляла и изгибалась. Куда она меня ведет, и как это на большом растоянии? Я прикусил себе язык, дабы промолчать. Неожиданно стал слышен какой-то звук, низкий шум, что становился все громче по мере отечественного приближения.

Тут мы завернули за угол и приблизились к огромному поваленному дереву. В нем роились пчелы. Я поежился.

Само собой разумеется, Краснушка права: феи и пчелы не переносят друг друга, так что вам точно встретится рой или одних, или вторых. Но по мне, так жало пчелы ничем не лучше укуса феи, и я остановился поодаль.

Краснушка же подошла прямо к рою и, как будто бы крадущаяся кошка, двинулась через стенке из пчел. Она опустила руку в улей и вытащила полные золотистого меда соты, а позже так же медлительно возвратилась. Пчелы облепили ее голову, руки а также лицо, но она не двигалась, и скоро они улетели обратно в улей.

Краснушка разломила соты пополам и дала мне кусок.

— Золото, которое возможно имеется, — увидела она, и мы начали имеется липкую массу.

— Ты имела возможность бы обменять его на зерно, — сообщил я. — Быть может, большое количество бы выручила.

— Я бы этого не желала, — ответила Краснушка.

— Из-за чего? — она имела возможность взять полный мешок муки за один таковой кусок медовых сот.

— По причине того, что кое-какие вещи люди предпочитают оставлять для себя. Это дерево всегда было моим, и я не желаю, дабы кто-то еще о нем знал. В случае если проболтаешься, выбью тебе зубы.

Я почувствовал себя особым, поскольку она продемонстрировала мне это место.

— Помимо этого, не пологаю, что ты сможешь ко мне дойти без меня.

— Не приду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Кроме того если бы я и осмелился зайти в Лес так на большом растоянии в одиночку, я уж точно не имел возможность дотянуться соты с медом, не взяв тысячу укусов пчел, как это сделала она.

Мы высосали целый мед и пожевали соты. Позже облизали пальцы. Было так сладко, что я практически и позабыл, для чего мы ко мне пришли, пока Краснушка не продемонстрировала на сверток, привязанный к моему поясу, и не задала вопрос:

— Что ты желал мне продемонстрировать?

Я отвязал катушку и протянул ее, дабы она взглянула. Краснушка посмотрела на нее, позже тупо уставилась на меня.

— Это принадлежало маме, — сообщил я.

Краснушка немного подняла бровь, нежданно заинтересованно:

— Она была пряхой. Из ВонТам.

Я в замешательстве взглянуть на нее:

— ВонТам?

Бабуля ни при каких обстоятельствах не сказала мне, что мама была из ВонТам. Она ни при каких обстоятельствах не сказала мне про ткачество, пока я не отыскал прялку. Меня разозлило, что Краснушка знает подобные вещи, а я нет.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что она была пряхой?

— Это известно некоторым людям, — сообщила она, не глядя на меня, и я почувствовал, что она что-то от меня скрывает.

— Каким людям?

— Некоторым, — сообщила она и раздула ноздри.

— Катушка, — сообщил я. — Я думаю, она особая.

Мне не хотелось сказать чудесная. Я знал, что Краснушка думала по этому поводу.

— Это легко катушка, — сообщила она.

— Но, возможно, она особая.

— Что в ней особого? Что она делает?

Я выбирал слова с опаской:

— Мне думается, она по-второму прядет.

— Катушки сами не прядут. Они захватывают то, что ты в них вставляешь, — а позже ее глаза распахнулись, как будто бы он неожиданной предположения. — Что ты спрял?

— Ничего, — скоро ответил я. — Я легко… Что, если бы ты имела возможность спрясть что-то, что отличается, не просто пряжу из шерсти?

— К примеру?

— К примеру… Что если ты имела возможность бы забрать мало… соломы и спряла… ум… золото?

Краснушка уставилась на меня. Я не имел возможность сообщить, о чем она задумалась.

— Нам золото нужно. Разве это не было бы великолепно?

— Возможно.

Она не поверила мне.

— В случае если корова дает молоко, курицы несут яйца, а драконы дышат огнем, так из-за чего бы и катушке не создавать золото?

— По причине того, что катушка не чудесная, — сообщила она. — А вот ты можешь быть.

— Я? Колдун? Нет, я не таковой.

Применять волшебство это одно. Быть колдуном — звучит подобно горе из проблем.

— В случае если что-то преобразуется в золото, в то время, когда ты прядешь, это идет изнутри тебя, а не катушки.

— Тебе-то откуда знать?

— Легко предположение.

— Ну, может, твоя предположение ошибочна.

Краснушка набралась воздуха.

— Вообще-то не имеет значение, откуда приходит волшебство. Принципиально важно, что это волшебство, а волшебство приносит одни неприятности. Твоя мама применяла волшебство, в то время, когда пряла, и нажила кучу неприятностей из-за них.

В то время, когда используешь волшебство, постоянно будут последствия.

— Но последствия будут хорошими, — сообщил я. — Золото.

— Да, но…

— Золото имело возможность бы решить множество неприятностей, — неприятности с желудком так совершенно верно.

— Возможно, но…

— Не то, дабы мне оно необходимо было лишь одному…

Краснушка ударила меня по голове, дабы я прекратил сказать:

— Это естественные и регулярные последствия, Румп. Но будут еще и волшебные последствия. У волшебства собственные правила.

— Откуда ты знаешь? Лишь не скажи, что это твоя предположение.

Краснушка стиснула зубы:

— Разве ты ничему не обучился, в то время, когда наблюдал, как Кесслера преследовали все мыши до последней, живущие на Горе.

— Но ничего не произошло, в то время, когда я прял! Я не загорелся, и на меня на напали мыши! Я мало золота!

Жирные мотки золота, что имели возможность прокормить всю деревню! — я захлопнул руками рот, но Краснушка не смотрелась удивленной.

— Румп, — сообщила она негромким голосом, — и вдобавок кто-нибудь знает об этом?

Я набрался воздуха.

— Фредерик с Бруно заглядывали в мое окно этим утром, прямо сходу, как я напрял золото.

Краснушка нахмурилась.

— Но, — продолжил я, дабы вынудить себя ощутить уверенность, — они, возможно, и не осознали, что заметили. Может, им показалось, что это легко моток пряжи.

Краснушка нахмурилась еще посильнее.

Лишь на данный момент я осознал, что за тревогу меня терзало. Тревожное чувство зарождалось в голове, двигалось вниз к груди и отдавалось неприятным эмоцией в животе. Фредерик и Бруно смогут быть последними дураками на деревне, но любой идиот определит золото, встретившись с ним.

Следующий сутки был днем выдачи пайка, и у мельницы выстроилась долгая очередь. Все стремились сделать запасы на зиму, поскольку холода были совсем близко. Воздушное пространство стал ледяным, каждое утро были заморозки.

Феи летали подавленные, они начали строить гнезда для зимней спячки.

Сейчас мы ожидали лишь снега.

Подошла моя очередь, и мельник вручил мне мешок с провизией больше простого. Я с большим удивлением взглянуть на него: никто больше не удостоился аналогичной щедрости.

— Будет золото — будет еда, — радостно сообщил мельник.

Я смутился. Все, что мне удалось добыть несколько дней назад, так это мало золотых обломков, а мельника не было возможности назвать щедрым.

Я открыл мешок лишь отойдя от мельницы, и густое облако пыли взметнулось вверх. Я задохнулся и закашлялся: пыль попала мне в легкие. Мельник наполнил мешок опилками и мелом. «Будет золото — будет еда».

Это было сообщение для меня.

Глава 8