Раннепервобытная родовая община. происхождение экзогамии, эволюция семейно-брачных отношений

Раннеродовая община

Наступление верхнего палеолита ознаменовано большими сдвигами в развитии производительных сил, о которых будет детально сообщено дальше. Эти сдвиги повлекли за собой не меньше большие трансформации в организации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала вероятным существование довольно постоянных хозяйственныx коллективов.

Но одновременно с этим она потребовала действенного применения, дальнейшего совершенствования и преемственности усложнившихся навыков и орудий труда. Праобщине с ее относительно аморфной неустойчивой структурой эта задача была не под силу. Исходя из этого праобщина неизбежно должна была уступить место более прочной форме публичной организации.

Что представляла собой эта организация? До недавнего времени отечественные исследователи, да и большая часть зарубежных, видели в ней открытый уже Л.Г. Морганом материнский род.

Это аргументировалось несколькими ответственными событиями. Во-первых, при весьма низком уровне развития того общества, в условиях которого начала складываться новая организация, чуть ли не единственной базой для упрочения социальных связей было осознание общности заинтересованностей в форме родства. Во-вторых, самая стабильной частью тогдашних коллективов были дамы, игравшиеся необыкновенную роль в заботе о ведении и потомстве домашнего хозяйства.Раннепервобытная родовая община. происхождение экзогамии, эволюция семейно-брачных отношений

В-третьих, как при нестабильности гаремных семей, так и при неупорядоченности полового общения, а следовательно, неопределенности отцовства отношения родства, по-видимому, должны были начать осознаваться как однолинейное родство между потомками одной матери, т. е. строиться по материнской, женской, линии. В силу всего этого той упорядоченной формой организации общества, которая в итоге поменяла праобщину, возможно, считался коллектив сородичей, связанный неспециализированным происхождением по материнской линии, т. е. материнский род.

Одновременно с этим этнологами было найдено много наименее развитых обществ, не знавших родовой организации ни в какой ее форме либо ведших счет по отцовской линии. Другие общества, находившиеся на одном уровне развития, жили кто материнско-родовым, а кто отцовско-родовым строем; пребывали и такие, каковые вели счет родства по обеим линиям. Показались разные объяснения этого феномена.

Осознание общности по родству?

Но оно имело возможность появиться как осознание общности по проживанию на одной почва. Параллельное существование материнского и отцовского счета родства либо кроме того первичность последнего? Но это могло быть позвано изюминками экологии, к примеру, преобладанием собирательского либо охотничьего хозяйства.

Тесная сообщение детей не с матерью, а с отцом?

Но так как известны представления о так именуемом социальном отцовстве, т. е. признании отцовства определенного круга мужчин.

Но этому противостоят многие фактические эти. Это в первую очередь то подмеченное уже Э. Тайлором событие, что этнологии известно множество фактов перехода от материнского счета родства к отцовскому и практически ни одного обратного перехода. Соответственно этому в подавляющем большинстве отцовско-родовых обществ засвидетельствованы пережитки материнского рода, обратная же картина ни при каких обстоятельствах не наблюдалась.

Это кроме этого постепенное обнаружение во все новых и новых отцовско-родовых обществах остатков материнско-родового строя, разрешающее считать, что в будущем такие остатки будут отысканы и у большинства из тех племен, у которых они на данный момент не зафиксированы. Это, наконец, новейшие свидетельства приматологии о матрифокальности уже в стадах высших мартышек, из чего направляться, что представления о материнском родстве должны были намного опережать представления о родстве отцовском. Однако у последовательности самые отсталых племен материнский счет родства благодаря тех либо иных конкретных обстоятельств весьма рано сменился отцовским; это особенный непростой вопрос, что не нужно смешивать с вопросом о начальной форме рода.

Происхождение на стадии перехода к верхнему палеолиту общинно-родового строя косвенно подтверждается некоторыми археологическими данными. На ориньякских стоянках бывшего СССР вскрыты остатки огромных, в пара десятков, а время от времени кроме того и сотен квадратных метров, коллективных жилищ, использование и строительство которых могло быть связано лишь с деятельностью прочно спаянных производственных коллективов.

Кое-какие из этих жилищ (Костенки-I, Костенки-IV) в подробностях напоминают узнаваемые этнологии обиталища материнских родовых коллективов, в частности так именуемые долгие дома ирокезов. К этому же времени относятся бессчётные находки, дающие узнаваемые основания сказать о зарождении материнского счета родства. Это ориньякские и солютрейские женские статуэтки с выделенными показателями пола, так именуемые верхнепалеолитические Венеры.

Многие археологи за П.П. Ефименко разглядывают их как свидетельство появления культа матерей-прародительниц. Другую трактовку дал им С.А.

Токарев, видевший в них не прародительниц, а охранительниц и хозяек домашнего очага, олицетворяющих в себе это средоточие судьбы родовой группы. Вторая точка зрения подкреплена бессчётными этнологическими параллелями и, возможно, ближе к истине. Но кто бы ни был прав, позднепалеолитические фигурки говорят об особенном месте дамы в мировоззрении и жизни общества и, быть может, вправду говорят о зарождении материнско-родового культа.

Вопрос о времени зарождения рода и его начальной форме неимеетвозможности принимать во внимание конкретно решенным. Но мы склонны придерживаться устоявшегося взора: род появился с наступлением верхнего палеолита и, в большинстве случаев, в материнской форме.

Наровне с однолинейным счетом родства вторым наиболее значимым показателем рода был обычай экзогамии, т. е. запрещение брачного общения в рода и предписание этого общения за его пределами. Происхождение этого обычая, а тем самым и конкретный механизм превращения праобщины в родовую общину все еще остается неясным.

В отличие от праобщины настоящая община была уже сформировавшимся людской обществом. В нем достигли наивысшего развития начала первобытного коллективизма, тecнoe спайка и сотрудничество общинников, причем, как об этом возможно делать выводы по этнологическим аналогиям, отношения родства осознавались как экономические отношения. а экономические отношения — как отношения родства. Тем самым признание родовых связей взяло публичное значение, стало как бы главным конституирующим показателем пришедшего на смену праобщине нового производственного коллектива.

Стадия раннепервобытной общины характеризуется несложным присваивающим хозяйством так называемыx низших охотников, собирателей и рыболовов и соответствующими ему примитивными формами публичных взаимоотношений. Но ни во временном, ни в пространственном отношении эта стадия не была единообразной. За 25-30 тыс. лет ее существования человечество прошло большой путь развития и на сейчас уже весьма широкой области собственного расселения создало разнообразные формы производственной деятельности.

В первую очередь в течении данной стадии наблюдался заметный рост производительных сил. не меньше чем и 3-4 раза расширился ассортимент орудий труда, а также особенно действенных составных орудий. Большое значение имело изобретение лука со стрелами, появление которого довольно часто вычисляют гранью между двумя этапами присваивающей деятельности: архаическим и более развитым охотничье-собирательским хозяйством, в ряде районов сочетавшимся кроме этого и с рыболовством.

Действительно, грань эта не универсальна. В Южной Америке, Океании и юго-восточной Азии известны охотничьи общества, пользовавшиеся не луком со стрелами, а вторым действенным оружием дальнего действия — духовой стрелометательной трубкой.

Все же, как показывают археологические и этнологические материалы, шире всего как усовершенствованное охотничье оружие распространился лук со стрелами, и исходя из этого в нем со сделанной оговоркой возможно видеть серьёзный предел между двумя этапами развития присваивающей экономики. Археологически эти два этапа соответствуют эрам мезолита и верхнего палеолита. Большое значение имели и другие сдвиги: приручение собаки, усовершенствование водных транспортных средств; орудий рыболовства (в частности, сети и несложные крючки) и морского зверобойного промысла (гарпуны).

Прогрессировали субъективные производительные силы — производственные навыки человека. Расширились знания о природной среде, накопился производственный опыт, улучшилась организация коллективного труда. Труд был несложной кооперацией, т. е. сотрудничеством, не знавшим продвинутых форм публичного разделения труда.

Он заключался в совместных трудовых затратах для исполнения более либо менее однородных работ и мог принимать разные конкретные формы.

Так, при загонной охоте объединялись трудовые упрочнения отдельных индивидов по отношению к одному и тому же предмету труда, а при охоте на небольшую дичь и собирательстве эти упрочнения параллельно использовались к разным, но однородным объектам. Само собой разумеется, кроме того такую несложную кооперацию не нужно осознавать упрощенно. Полной однообразности трудовых операций ни при каких обстоятельствах не было.

При той же загонной охоте выделялись умелые организаторы, загонщики, новички, помогавшие разделывать и нести добычу, и т. д. Постепенное усложнение производственных навыков чем дальше, тем больше потребовало хозяйственной специализации. Исходя из этого существовавшее уже в на данный момент естественное разделeние труда по полу и возрасту взяло сейчас предстоящее развитие.

Мужчина стал в основном охотником, а позднее в большинстве случаев и рыболовом, дама сосредоточилась на собирательстве, на домашнем хозяйстве, стала хранительницей очага. старики и Дети помогали трудоспособным участникам общины. Старики, помимо этого, в большинстве случаев являлись хранителями коллективного опыта и деятельно принимали участие в изготовлении орудий труда.

Подобное разделение функций вело к росту производительности труда всего коллектива.

Большой стала кроме этого пространственная вариативность в производственной деятельности. Так как в первобытности человек в несравненно большей степени, чем позднее, зависел от природных условий. Отметим лишь самые разительные различия, которые связаны с изюминками природной среды.

У общин, живших в умеренных, а тем более в северных широтах, собирательство, по всей видимости, игралось меньшую роль, чем у общин субтропических и тропических широт. У первых ассортимент каменных орудий в большинстве случаев был шире, у вторых — ограниченнее, поскольку наровне с камнем активно использовались бамбук и дерево. Первые создали долгосрочные неестественные коллективные жилища, вторые чаще обходились без них.

Стадия раннепервобытной общины — время существования человека современного вида, и для ее исторической реконструкции обширно используют наровне с археологическими материалами этнологические аналоги. Это — коренные жители Австралии и Тасмании, аэта Филиппин, семанги и часть сеноев Малакки, лесные андаманцы и ведды Шри-Ланки, бушмены пустыни Калахари, часть эскимосов, огнеземельцы и другие племена Южной Америки.

Действительно, все это, в большинстве случаев, — племена мезолитического вида, но в культуре многих из них сохранились и верхнепалеолитические традиции. Это во многих случаях разрешает применять сведения по ним для исторической реконструкции стадии в целом.

С возникновением человека эры верхнего человека связано появление новой техники обработки камня, и изготовление орудий из вторых материалов – кости, дерева, рога. Показались и составные орудия. Все это быстро усилило убойную силу орудий и добычливость охоты.

Для верхнепалеолитического времени обычны долгосрочные стойбища, употреблявшиеся, по-видимому, по нескольку десятилетий: такие стойбища открыты во Франции, Чехии, на территории европейской части бывшего СССР. Лишь их применением в течении многих лет и возможно растолковать огромные скопления в их культурном слое тысяч и остатков сотен больших животных -лошадей, бизонов а также мамонтов.

Ясно, что охота была облавной, в другом случае нереально было бы растолковать ее эффективность, но по отношению к ее конкретным формам, к сожалению, приходится повторить то же, что было сообщено выше о загонной охоте ранне- и среднепалеолитического времени: мы ничего не знаем об этих конкретных формах, можем предполагать лишь, что при загоне употреблялся пламя, быть может, какие-то шумовые эффекты, дабы напугать животных, каковые жались к каким-то обрывам либо оврагам, возможно, намерено вырытым ловчим ямам либо открытым пространствам с врытыми в них заостренными кольями. Так или иначе обилие добычи и продуктивность охоты снабжали верхнепалеолитического человека всем нужным для поддержания судьбы в условиях перехода от мягкого и теплого климата последней межледниковой эры к жёстким условиям эры последнего оледенения, на которую падает завершение верхнего палеолита: пищей, шкурами для изготовления одежды и покрытия жилищ.

В горных местностях с развитым карстом верхнепалеолитические люди использовалипод жилища пещеры, сейчас уже не только навесы, но и достаточно глубокие пещеры с разветвленными внутренними ходами. В Испании, Франции, Швейцарии, Австрии, на Балканах, в Крыму, на Кавказе и в Средней Азии открыты бессчётные стоянки пещерного типа.

Но в открытых местностях создавались жилища, время от времени достаточно широкие и исходя из этого очевидно коллективные, с несколькими очагами и достигавшие длины в 35 и ширины в 15 м. Каркасом им помогали кости больших животных, покрытием -шкуры и ветви. Вырывались и поверхностные землянки, время от времени достигавшие громадных размеров -до 200 м2.

В полной мере разумеется, что потолок в таких больших землянках должен был укрепляться чтобы не было обвала долгими жердями, изготовление которых свидетельствует еще об одной стороне производственной деятельности верхнепалеолитических людей. Разумеется и второе — подобное жилище должно было иметь отверстие в крыше для выхода дыма и свободной циркуляции воздуха.

В общем, человек эры верхнего палеолита обучился прекрасно защищать себя от непогоды и перешел к определенной оседлости, поскольку конструирование жилища не имело возможности не потребовать громадных затрат труда и исходя из этого употреблялось долгосрочно. Но и покидая жилище, человек был, по-видимому, уже защищен от холода и дождя. Обилие в каменном инвентаре верхнепалеолитических иголок и стоянок шильев, среди них и иголок с ушками, говорит об изобретении шитья.

Шитье это было, само собой разумеется, неотёсанным, в качестве ниток употреблялись намерено приготовленные сухожилия либо растительные волокна, но так или иначе все это позволяет предполагать наличие у верхнепалеолитического человека несложной одежды из шкур животных. Пищу жарили либо пекли, но уже умели и подогревать воду, бросая в раковинные сосуды раскаленные камни. Это было так именуемое камневарение — самый примитивный метод варки.

Социально-экономические отношения. Историческая реконструкция социально-экономических взаимоотношений в раннепервобытной общине, как, но, и всех других качеств характерных для нее публичных взаимоотношений, воображает громадные трудности. какое количество-нибудь с уверенностью делать выводы об публичных отношениях возможно лишь согласно данным этнологии.

Этнология же, как уже говорилось, располагает сведениями в основном только о раннепервобытных общинах мезолитического вида.

В это же время на большой части ойкумены к эре мезолита изменилась природная среда, население стало более подвижным, и это не имело возможности не отразиться на самых разных сторонах его жизни. Вследствие этого для исторической реконструкции стадии в целом приходится прибегать к проекции данных мезолитического времени на верхнепалеолитическое время и пользоваться способом не только аналогов, но и пережитков. Приобретаемая картина во многом предположительна и неодинакова у различных ученых.

Но имеющиеся разногласия — это, в большинстве случаев, разногласия по относительно частным вопросам. Они не затрагивают главного: понимания публичных и в первую очередь производственных взаимоотношений в раннепервобытной общине как взаимоотношений коллективистических.

в течении всей стадии раннепервобытной общины уровень производительных сил был таков, что, во-первых, выжить возможно было лишь при условии тесной кооперации трудовых упрочнений и, во-вторых, кроме того при этих условиях публичного продукта добывалось не больше либо немногим больше, чем было нужно для физического существования людей.

Добыча таких больших животных, как мамонт либо шерстистый ноcopoг, в позднем палеолите приледниковых областей Евразии, загонная охота на лошадей, быков, оленей и других стадных животных, везде практиковавшаяся в верхнем палеолите и не потерявшая собственного значения в мезолите, ловля рыбы посредством разных ловушек, сооружение лодок и жилищ — все это неизменно либо достаточно довольно часто потребовало общих усилий общины. Но дело не сводилось к необходимости коллективных действий.

Результаты присваивающего хозяйства далеко не всегда предсказуемы: в любом из его промыслов может повезти и не повезти. Исходя из этого кроме того при личной охоте, рыболовстве, собирательстве неудачу одних приходилось возмещать успехом вторых.

Это было тем более нужно, что совокупной добычи общины во всех областях се присваивающей деятельности и в течении года в целом в большинстве случаев чуть хватало для обеспечения жизненных потребностей. Само собой разумеется, были сезоны, в то время, когда создавался избыток пищи, и имелись районы, где таковой избыток образовывался довольно чаще.

Но в целом простое присваивающее хозяйство низших охотников, собирателей и рыболовов разрешало приобретать, в большинстве случаев, только жизнеобеспечивающий и лишь как исключение избыточный продукт. Тем самым для раннепервобытной общины становились нужны коллективная собственность и уравнительное, либо равнообеспечивающее, распределение.

В коллективной собственности, по-видимому, пребывало, прежде всeгo, основное средство производства -почва, в этом случае промысловая территория со всеми имевшимися в ее пределах объектами охоты , собирательства и рыболовства, сырьем для производства орудий, утвари и т. п. Таковой порядок засвидетельствован, например, у аборигенов Австралии, яганов и большинства вторых, сходных с ними по уровню развития этнологических групп. Одновременно с этим у некоторых таких групп (алакалуфы, часть эскимосов, хадза Восточной Африки) собственности на промысловую территорию по большому счету не было, и на этом основании часть ученых уверены в том, что на стадии раннепервобытной общины собственность на угодья не фиксировалась.

Это чуть ли правильно: отношение к почва как к «ничейной» виделось в основном только в том месте, где экстремальные природные условия вынуждали соседние группы взаимно пользоваться наиболее значимыми угодьями. Обширно засвидетельствована кроме этого коллективная собственность на рыболовные запруды и охотничьи загоны, лодки, огонь и жилища.

Сложнее вопрос о том, как осознавать принадлежность отдельным лицам личных и притом довольно часто изготовленных ими самими орудий труда -топоров, копий, луков со стрелами и т. п., равно как и разной бытовой утвари, украшений и одежды. В этнологических описаниях они в большинстве случаев характеризуются как личная собственность, и косвенно это подтверждается тем, что со смертью обладателя они или погребались вместе с ним, или наследовались родными.

Такие погребения известны и на археологическом материале, к примеру, на верхнепалеолитической стоянке Сунгирь в Сибири. Наконец, в пользу этого понимания принадлежности личных орудий и бытовыx предметов говорят кое-какие неспециализированные мысли: ясно, что их самоё эффективное применение было вероятно только в том случае, если они соответствовали личным изюминкам обладателя.

Коллективной была и собственность на пищу либо другую добычу. Независимо от того, как — коллективно либо лично – она была добыта, распределение ее было уравнительным, либо равнообеспечивающим. По-видимому, старейшим принципом дележа добычи, отмеченным у последовательности низших охотников, собирателей и рыболовов, а в пережитках — и у более развитых групп первобытного человечества, был ее раздел между находившимися или всеми по большому счету участниками общины.

Наряду с этим кроме того самый удачливый добытчик приобретал не больше вторых. Во многих общинах аборигенов Австралии человек, убивший кенгуру, не имел на него никаких особенных прав, и при разделе ему доставалась чуть ли не нехорошая часть мяса. У бушменов, по сообщению очевидца XVIII в., все члены группы были в праве на долю в охотничьей добыче каждого.

Таковой коллективизм в распределении был не просто автоматическим следствием коллективного производства, а нужным условием выживания в условиях примитивного присваивающего хозяйства с его низкой частой нехваткой и производительностью труда пищи. Коллектив, приобретавший только жизнеобеспечивающий продукт, должен был регулировать потребление в интересах всех собственных участников и не допускать положения, при котором одни благоденствовали, а другие недоедали.

Но вместе с тем распределение было не просто уравнительным, а учитывающим различия в потребностях по полу и возрасту, и исходя из этого кое-какие эксперты уверены в том, что его правильнее именовать равнообеспечивающим. В определенных случаях учитывались и высшие интересы коллектива в целом. В тяжелой борьбе с природой, которую неизменно вели раннепервобытные общины, их будущее часто зависела от запаса сил у трудоспособных охотников и рыболовов.

Вот из-за чего в случаях необходимости, при чрезвычайных событиях трудоспособные имели возможность приобретать последние куски пищи, а их иждивенцы оставаться голодными. Больше того, бывало, как, к примеру, у некоторых групп аборигенов Австралии либо эскимосов, что в экстремальных обстановках практиковались инфантицид, в особенности по отношению к девочкам, и геронтицид.

Иное положение складывалось в том месте, где уже на стадии раннепервобытной общины коллектив начинал приобретать не только жизнеобеспечивающий, но и избыточный продукт. В этих обстоятельствах наровне с уравнительным, либо равнообеспечивающим, распределением появлялось кроме этого и трудовое распределение, т. е. получение продукта в соответствии с затраченным трудом. Вместе с трудовым распределением и избыточным продуктом зародился обмен.

Обмен появился в межобщинной форме, при которой разные коллективы снабжали друг друга своеобразными достатками их природной среды, к примеру, полезными сортами дерева и камня, охрой и раковинами, янтарем и т. п. О межобщинном обмене уже в позднем палеолите свидетельствуют археологические находки кавказского обсидиана в Сибири, прибалтийского янтаря на Русской равнине, морских раковин во внутренних районах Восточной и Западной Европы. По крайней мере с мезолита появился и обмен изделиями, о чем возможно делать выводы на основании существовавшей у аборигенов Австралии специализации общин на выделке разных видов орудий труда, оружия, утвари, украшений.

Каких-либо обменных эквивалентов еще не было: происходил обмен дарами, либо, как его чаще именуют в этнологии, дарообмен. Обмениваться сырьем либо продуктами труда имели возможность как целые общины, так и отдельные лица. И в том и в другом случае расширялись и упрочивались социальные связи, что закреплялось кроме этого и ритуализацией обменных операций: сопровождавшими их пирами и празднествами.

Но обмен, в особенности начальный либо между отдаленными друг от друга общинами, мог быть и так называемым немым. Одна сторона оставляла определенное количество предметов, вторая забирала и оставляла то, что имела возможность дать вместо. В случае если первая сторона вычисляла себя неудовлетворенной, то не брала покинутое, и тогда вторая сторона додавала еще.

его воспроизводство и Народонаселение. Простое присваивающее хозяйство и характерные ему примитивные публичные отношения, тяжелый повседневный труд и полная опасностей жизнь быстро ограничивали численность населения на стадии раннепервобытной общины. Дабы низшие охотники, собиратели и рыболовы имели возможность прокормиться на собственной промысловой территории, размеры общин должны были соответствовать ее ресурсам, не превышая определенной плотности населения.

Но наровне с этим действовали и другие факторы, определявшие нижний и верхний пределы численности групп. В частности, в общине должно было быть достаточно большое количество взрослых мужчин — охотников и защитников коллектива и одновременно с этим не через чур много, поскольку в этом случае примитивная публичная организация не имела возможность обеспечить его обычное функционирование. Преобладает вывод, что средняя численность раннепервобытной общины составляла 25-30 человек.

Согласно данным, самый полно обобщенным В.А. Шнирельманом, малые размеры общин поддерживались как методом стихийного действия природных факторов, так и при посредстве определенных социально-культурных механизмов. В первом случае долгие голодовки увеличивали смертность, в особенности среди дам, детей и стариков, и снижали рождаемость.

Во втором случае действовала целая несколько событий.

Это ранние браки девочек, часто приводившие к бесплодию и физическим травмам, тяжелый труд дам, уменьшавший их репродуктивный период, диспропорция полов из-за умерщвления части новорожденных высокой смертности и девочек рожениц, безбрачие части молодых мужчин из-за многоженства стариков. Понижению рождаемости содействовали и разные религиозные представления, в особенности обширно распространенный запрет на половыe отношения на протяжении разных больших хозяйственные фирм, некоторых обрядов и в послеродовой период, часто достаточно долгий. Считалось, что нарушение этого запрета принесет неудачу охотникам, повредит ребенку и т. п.

По-видимому, было известно и сознательное ограничение рождаемости посредством несложных контрацептивных средств, других способов и абортов. Распространенность контрацепции, но, остается спорной, поскольку эти этнологии австралийцев оставляют открытым вопрос, осознавал ли человек того времени связь между зачатием и половым актом.

Но при всех событиях без сомнений, что люди раннепервобытной общины в собственном рвении регулировать рождаемость преследовали не экономико-демографические, как мы назвали бы их сейчас, цели. Их заботили яркие бытовые потребности. Дама, имевшая двух либо более мелких детей, становилась неполноценным работником, не имела возможности нести их на себе при очередных передвижениях группы, не могла вскормить их своим молоком.

Исходя из этого все низшие охотники, собиратели и рыболовы, как это известно по этнологическим данным, старались, дабы промежуток между рождениями составлял как минимум несколько лет. Особенно довольно часто умерщвляли одного из близнецов: это был обычай, сложившийся в раннепервобытной общине на чисто практической базе, но во многих сообществах удержавшийся и позднее уже по религиозным мотивам. Судьбу таких детей решала несколько в целом, поскольку вся несколько была заинтересована в устранении хозяйственные и бытовых помех.

Половозрастная организация. Естественное разделение труда по полу и возрасту и связанная с ним хозяйственная специализация наложили глубочайший отпечаток на всю публичную судьбу раннепервобытной общины. На их базе складывались особенные половозрастные группы (классы, категории, ступени и т. п.), принадлежность к каким порождала связи, переплетавшиеся с общинными и родовыми.

В одних случаях, как, к примеру, у аборигенов Австралии, такие группы были более либо менее формализованы , в других, как, скажем, у эскимосов, имели неформальный темперамент. Но везде выделялись группы детей, взрослых женщин и взрослых мужчин, различавшиеся предписанными им правами и обязанностями, публичным положением и т. п. В обществах с более либо менее формализованными половозрастными группами громадное значение придавалось пределу перехода из категории подростков в категорию взрослых людей.

Данный переход сопровождался определенными опробованиями и праздничными тайными обрядами, известными называющиеся инициаций. В различных обществах инициации проходили неодинаково, но, по существу, они постоянно заключались в приобщении подростков — в большинстве случаев каждого пола в отдельности — к хозяйственной, публичной и идеологической жизни полноправных участников общины. Не выдержавшего инициаций ожидали позор и в лучшем случае повторные опробования.

По случаю успешного завершения инициаций устраивалось празднество с разными церемониями, плясками и песнями. Девушку, в большинстве случаев, не подвергали сложным опробованиям. Ее только заставляли выполнять кое-какие пищевые запреты, растолковывали ей, как она должна вести себя по вступлении и брак, учили мифам и песням, совершали над ней разные религиозные церемонии.

По большому счету, женские инициации приобретали значительно меньшее развитие, чем мужские. Независимо от публичного положения полов от мужчины постоянно требовалось больше выдержки и смелости, и исходя из этого как раз мужским инициациям придавалось первостепенное значение. В противном случае говоря, кульминационный пункт социализации детей и подростков — инициации -у мужчин был более сложным и важным, чем у дам.

Одной из составных частей инициации была подготовка к брачной судьбе. Для этого посвящаемым не только информировали связанные с этим обычаи, но и создавали над их половыми органами разные операции -подрезание и обрезание парней, обрезание и неестественную дефлорацию девушек. Особенно громадное распространение имело мужское обрезание, воспоминание о котором удержалось до отечественного времени в предписаниях ислама и иудаизма.

Обстоятельства, позвавшие к судьбе данный обычай, неясны. По одной из версий таким методом инициируемых заставляли временно воздерживаться от половой жизни. Совершались и другие операции либо манипуляции: к примеру, практиковавшееся у аборигенов Австралии натирание девичьей груди охрой и жиром.

Считалось, что это должно было содействовать росту груди.

Более либо менее четким было кроме этого разделение на группы взрослых женщин и мужчин, подчас приводившее к их необычному обособлению. В некоторых раннепервобытных общинах те и другие размешались на стоянках порознь, готовили различную пищу, имели собственные тайные праздничные дни, верования и обряды, а время от времени кроме того собственные тайные «языки». Существовали своеобразны мужские и привилегии и женские обязанности.

Мужские орудия труда считались собственностью мужчин, женские -собственностью дам, и бывало, что как тем, так и вторым не разрешалось дотрагиваться до чужих орудий.

Существовавшая в раннепервобытной общине половозрастная организация не создавала в ней взаимоотношений неравенства между женщинами и взрослыми мужчинами. Те и другие специализировались в различных, нo в равной степени публично нужных, сферах трудовой деятельности. Исходя из этого не могло быть подчинения и отношений господства в положении полов.

Несхожие социально-бытовые статусы женщин и мужчин, появившиеся на базе их необычного обособления, кроме этого не вели к какой-либо иерархии.

Более непрост вопрос о наличии среди взрослых участников раннепервобытной общины главенствующей возрастной категории. Эти по аборигенам Австралии, у которых четко выделялась влиятельная прослойка стариков -начальников общины, и некоторым сходным обществам разрешают считать, что уже на данной стадии существовала так называемая геронтократия. Но возможно спорить, приложимы ли такие факты к настоящей первобытности.

Многие раннепервобытные общины жили в другой, несравненно более жёсткой природной среде, и, как показывают эти палеодемографии, их члены нечасто доживали до сорока — пятидесяти лет. К тому же без сомнений, что уже тогда действовали сохранившиеся потом у самых разных племен обычаи геронтицида. От потерявших трудоспособность стариков избавлялись так же, как часто избавлялись от больных, ослабевших от голода, от мелких детей, которых не было возможности прокормить.

Раннепервобытная община была общиной равных, но в условиях ожесточённой борьбы за существование этими равными были только полноценные члены производственного коллектива.

семья и Брак. С происхождением родовой организации и характерной ей дуальной экзогамии в первобытном обществе появился брак, т. е. особенный университет, регулирующий отношения между полами. В один момент, а по второй мнению пара позднее, появился институт брака, регулирующий отношения как между супругами, так и между детьми и родителями.

Вопрос о начальной форме брака до тех пор пока еще не разрешиться в полной мере конкретно.

Исторические реконструкции согласно данным этнологии и частично археологии допускают две его главные трактовки. Первая: исходной формой был групповой брак, только позднее сменившийся разными формами индивидуальной семьи и индивидуального брака. И вторая: сначала существовали индивидуальная семья и индивидуальный брак, каковые в собственном развитии принимали различные формы.

Начало первому ответу было положено Л.Г. Морганом. Он наметил пять последовательно сменявших друг друга форм семьи: кровнородственная (брачная общность между всеми лицами одного поколения), пуналуальная (такая же общность с исключением из нее сиблингов), парная (непрочное и лишенное экономической базы соединение двух супругов), промежуточная патриархальная (семья с выраженной властью мужа) и моногамная (прочное соединение супругов с властью мужа как частного хозяина).

Две первые формы были основаны на групповом браке, остальные — на личном. Уже скоро были взяты несомненные свидетельства против существования как кровнородственной, так и пуналуальной семьи. Но одно дело частные реконструкции, второе — неспециализированная концепция группового брака.

Часть ученых придерживаютсяданной концепции, основываясь на анализе, во-первых, самые архаичных совокупностей родства и, во-вторых, последовательности сохранившихся брачно-домашних порядков.

Подтверждение группового брака усматривается в некоторых чертах брачной общности, этнологически фиксируемым на стадии раннепервобытной общины. В частности, они найдены у аборигенов Австралии с их совокупностью так называемых брачных классов. Так, у австралийцев Западной Виктории племя поделено на две половины — Белого и Тёмного какаду.

Мужчины каждой из этих половин с самого рождения считаются мужьями дам второй половины, так же обстоит дело и с дамами.

Подобная либо же, чаще, более сложная совокупность четырех либо восьми брачных классов имеется и у других австралийцев. Совокупность брачных классов не свидетельствует, что женщины и мужчины соответствующих классов пребывают в фактическом групповом браке. Но они берут из предназначенного им класса мужа либо жену и в определенных случаях (к примеру, на кое-какие праздничные дни либо пребывав далеко от дома) вправе вступать в половую сообщение со собственными потенциальными женами либо мужьями.

Какие конкретно же правила регулировали такую брачную совокупность? Существовала экзогамия в форме так именуемого необходимого двустороннего перекрестно-двоюродного, либо кросскузенного, брака. Мужчины женились на дочерях братьев собственных матерей либо, что в этом случае то же самое,
на дочерях сестер собственных отцов, т. е. на собственных двоюродных сестрах. Обозначения родства, очевидно, групповые, так что практически в брак вступали не только двоюродные, но и троюродные, четвероюродные и т. д. сестры и братья. Экзогамия наряду с этим не нарушалась.

Так как при унилинейном счете женщины и родства мужчины этих двух взаимобрачных групп по большому счету не считались сородичами.

Такие браки были весьма эргономичны, поскольку разрешали взаимобрачным группам сбалансированно обмениваться собственными участниками — братьями либо сестрами. Их практиковали, например, аборигены Австралии, но в весьма необычной форме, при которой
брачнорегулирующую роль наровне с фратриями игрались брачные классы.

В некоторых обществах появились иные разновидности кросскузенных браков — односторонние, при которых пара групп как бы по кольцу поставляли брачных партнеров друг другу. Это расширяло социальные связи каждой из групп. Такие браки бытовали в ряде обществ Юго-Восточной Азии, Южной Америки и др.

Одновременно с этим существовали механизмы для предотвращения половых, а тем более брачных связей между людьми, не принадлежавшими к кругу потенциальных жён и мужей. Наиболее значимым из них был обычай избегания между такими лицами: з

Первобытная социальная организация (рус.) История мировых цивилизаций


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: