Русская баня во французских окопах

Франция, столь популярная в Российской Федерации в течении XIX века, к началу Первой Мировой стала пристанищем громадного количества русских эмигрантов. Многие из них сочли недопустимым оставаться в стороне с началом военных действий. Достаточно несложным методом реализовать желание сражаться стал известный Зарубежный легион, но в его рядах русских добровольцев ожидали многие подводные камни.

Среди примеров армейского сотрудничества России и Франции в годы Первой Мировой в большинстве случаев выделяют сюжеты, которые связаны с так называемым «Русским экспедиционным корпусом». Не смотря на то, что это наименование официально и не употреблялось в документах того времени, оно прижилось в научной и популярной литературе. Это были четыре бригады, две из которых сражались на Западном фронте во Франции, а две вторых были на балканском Салоникском фронте.

Прекрасно известны как боевые подвиги этих подразделений, так и их ужасная история в 1917, в то время, когда одни русские бойцы были зачинщиками бунта в армейском лагере Ля Куртин, а другие подавили это восстание. Последовавшие за этим мытарства и бунтовавших, и подавлявших достаточно полно были освещены в мемуарной литературе, а начиная с 1920-х гг. истории русских бригад было кроме этого посвящено много громадных и малых научных работ.

Но в Первую мировую русские сражались вместе c французами задолго до прибытия русских бригад. Совместно русские, французы, британцы, итальянцы, греки, представители и испанцы многих вторых населений украины оказались в рядах Французского Зарубежного легиона (Legion etrangere) во второй половине 1914 года. Эмигранты и случайно появлявшиеся во Франции граждане из других государств Антанты либо из нейтральных государств пошли тогда в призывные пункты, основной из которых размещался в Доме калек в Париже.

Русская баня во французских окопах
Воины 4-го сводного полка Зарубежного легиона, Мезьер, департамент Сомма, север Франции

Среди русских подданных, захотевших пойти на французскую военную службу, был, например, друг Максима Неприятного Зиновий Пешков (Свердлов), кроме этого различными дорогами в легион попали коммунисты братья Герасимовы. Пешков и один из братьев, Пётр, за войну произвели в легионе воистину головокружительные карьеры и окончательно связали собственную жизнь с армией Франции.

Подробных сведений на русском о добровольцах Зарубежного легиона из России, их жизни в тылу и боевых приключениях не так уж и большое количество. Это, во-первых, тексты (различного характера и времени ветеранов) легиона и создания бойцов Виктора Финка, Владимира Лебедева, Михаила Герасимова, Федота Онипко, к данной же группе условно возможно причислить воспоминания жены одного из русских легионеров Лидии Крестовской. Во вторую группу попадают Бориса Ильи и статьи Эренбурга Савинкова, каковые сами во французской армии не помогали, но бывали на передовой в качестве журналистов русских газет.

Французская республика по окончании объявления войны остро нуждалась в живой силе, потому, что боевые утраты сначала были весьма громадны. Энтузиазм тех чужестранцев, каковые обосновались во Франции и захотели вступить в армию для немедленной борьбы с немцами, был как запрещено кстати. Для таких добровольцев был открыт комплект в Зарубежный легион, части которого спешно перебрасывались с мест постоянного базирования в Северной Африке.

Масса людей парижан, просматривающая афиши с объявлением о мобилизации, 1914 год

Два маршевых полка, собранных наполовину из ветеранов североафриканских кампаний и наполовину из добровольцев, были расквартированы и проходили спешную тренировку в сентябре-октябре 1914 года в лагере под городом Майи?-ле-Кан (Mailly-le-Camp). К ним чуть позднее присоединился третий маршевый полк, в котором было большое количество русских, разместившийся в казармах парижского предместья Рёйи (Reuilly), а после этого и четвёртый, практически целый собранный из итальянцев, в южных городах Ним (Nimes) и Монтелимар (Montelimar). На конец года среди добровольцев русских насчитывалось 3393 человека – очевидно, под этим этнонимом прятались представители различных народов России, к примеру, украинцы либо иудеи.

Мотивация у русских, отправившихся добровольцами в легион, была разной. Илья Эренбург так представил одного русского политического эмигранта, отправившегося добровольцем в 1914 году в легион:

«Степан Иванович – политический эмигрант; говорят, по серьёзному делу. Но как тяжело представить себе, что данный мелкий кроткий человечек имел возможность устраивать террористические покушения. Застенчивый, прячет руки, глаза близорукие нежно и виновато оглядывают всех».

С началом войны в эмигрантской среде было большое количество споров об участии в войне и, например, о вступлении во французскую армию – об этом писали, в числе других, эсер Владимир большевик и Лебедев Михаил Герасимов. Понятное дело, что многим путь в войска России был заказан. Кончилось всё тем, что многие, кто записался, образовали целые русскоязычные подразделения в легиона (аналогичного французские армейские старались избегать ещё с 1830-х гг., но в годы войны данный принцип не было возможности строго соблюсти).

Появлявшись винтиками военной машины, добровольцы были вынуждены всеми силами приспосабливаться к её непривычным условиям и работе судьбы, питания, тщетным подчас распоряжениям руководства, и давлению со стороны ветеранов, каковые вычисляли добровольцев тунеядцами и лодырями, недостойными звания легионера: «Пришли ко мне отечественный хлеб кушать!» И в случае если у одних (Михаил Герасимов) остались достаточно хорошие воспоминания о муштре и семь дней, совершённых в тренировочном лагере (по очень мере, так возможно поразмыслить по окончании чтения его рассказов), то у других (Федот Онипко) от военного работы осталось весьма тягостное чувство.

«Визит к доктору», французская почтовая открытка 1914 года

Бывший депутат первой Госдумы Федот Михайлович Онипко, бежав из сибирской ссылки, был во Франции и до 1914 года трудился в Париже сапожником. Попав в Зарубежный легион, Онипко совместно со многими вторыми русскими в итоге был переведён из Парижа в лагерь Серкот (Cercottes) под Орлеаном.

В собственных заметках Онипко подмечает позднее, что «было нужно ощутить, что мы вышли из сферы энтузиазма и вступили в сферу испытаний и прозы, каковые нужно было во что бы то ни начало пережить, дабы выйти на дорогу, идущую к полю битвы». Так, сказывалось некое пренебрежение руководства, которое вовсе не спешило обеспечить русских всем нужным. В частности, добровольцы жаловались, что выданная «обмундировка, вероятнее, воображала собою остатки от всех депо», т.е. тренировочных лагерей, а в первые семь дней нахождения в лагере было нужно ещё за личный счёт брать еду.

Тяжело давалась дисциплина и муштра: «Вечные беседы в строю положительно мешали руководить. Никто не желал понять собственную неточность, сделанную на протяжении выполнения армейских упражнений, сворачивая её на собственного соседа. Происходили объяснения в строю».

С французскими офицерами, не привыкшими к таковой публике, дело сначала также не ладилось.

Армейские инструкторы противоречили сами себе, потребовали немыслимых упрочнений, не считались с возможностями добровольцев. Многим из воинов был нужен отдых. На фоне постоянного переутомления развивались заболевании.

Онипко отмечал, что было нужно кроме того организовать особенную больничную кассу для закупки лекарств сверх нужного.

По окончании прихода «настоящих» легионеров ситуация в лагере ещё ухудшилась, потому, что ветераны были собраны из преступников всех мастей. В лагере развилось воровство, которое французские офицеры предпочитали не подмечать. Местное население опасалось и не обожало легионеров, впредь до того, что отказывалось реализовывать им что-либо, в особенности вино.

Совсем полк, в которой находятся Онипко и Лебедев, был организован по окончании перевода легионеров-новобранцев в уже упоминавшийся лагерь Майи, в котором начались учения в условиях, приближенных к боевым. Действительно, в случае если к муштре и продолжительным марш-броскам добровольцы неспешно привыкли, то вот со стрельбой не ладилось. «Два взвода попали в один силуэт [мишени] лишь одной пулею, да и то рикошетом», – пишет Онипко.

Руководство кроме этого не торопилось расположить к себе добровольцев, не подмечая, что это лишь озлобляет последних. В частности, показателен случай с «баней»: добровольцы отказались мыться в неподготовленном помещении и холодном.

Сбор грузовых автомобилей у населения перед Домом калек в Париже, 5 августа 1914 года

Но такая пессимистическая и, во многом, пристрастная оценка, эта Федотом Онипко, однако сглаживается впечатлениями Владимира Лебедева, что стал в легионе сперва унтер-офицером, а после этого лейтенантом, и потому владел большей, если сравнивать с остальными русскими добровольцами, свободой. Он, вместе с «когда-то проштрафившимся русским офицером», а сейчас легионным сержантом по прозвищу Коко, был во главе взвода, в котором добрая половина воинов была русскими. Лебедев высоко аттестовал Онипко как «примерного подчинённого», но сожалел, что бывшему депутату не удалось из-за важного ранения в первом же бою продолжить собственный путь вместе с легионом.

Лебедев подчёркивал, что «из неспециализированного состава русские эмигранты выделяются как своим безукоризненным поведением, так и храбростью. Они вызываются неизменно в патрули, в охотники, и нет никакого сомнения, что в грядущем перемещении вперёд (речь заходит о начале 1915 года – прим.авт.) их идейный порыв и добрая воля, кинувший их в передовые последовательности французских армий, ещё рельефнее подчеркнут те качества, каковые выгодно отличают от остальных воинов Зарубежного легиона. Французское руководство обычно с удивлением наблюдает на собственных подчинённых и признаётся, что от таких «космополитов» оно ничего аналогичного не ожидало».

Нужно признать, что на боевых позициях руководство вело себя по отношению к русским отлично. С одной стороны, как свидетельствует Лебедев, разношёрстная масса людей эмигрантов вправду превратилась в грозную силу, талантливую к решительным действиям на поле боя, а с другой, злить солдат, каковые с оружием в руках защищали страну, никто не рисковал.

Записи Лебедева и, частично, Герасимова свидетельствуют, что неспешно между русскими французскими офицерами и солдатами (особенно младшими) показалось то, что обыкновенно именуется боевым братством. В окопах все были равны, и тёртые судьбой ветераны легиона уже не третировали добровольцев, а помогали и заботились о них.

В противовес «холодной бане» Онипко, в рассказах о фронтовой жизни Лебедева приводится пример строительства настоящей, горячей, русской бани прямо в окопах. Отыскав в памяти собственный маньчжурский опыт борьбы со вшами на протяжении русско-японской войны, бывший русский офицер, а сейчас французский лейтенант применил его на просторах Пикардии. «Идея устроить паровую русскую баню на самой передовой линии, под носом у немцев, привела [капитана] Тортеля и моего сотрудника, лейтенанта Лессера, прямо-таки в неистовый восхищение, – пишет Лебедев. – Особенно им радовалась идея утереть шнобель одной из частей, устроившей у себя душ».

Воины Зарубежного легиона, октябрь 1914 года, Байонна, юго-западная Франция

Любопытно, что «печниками вызвались быть трое: анархист Ростовцев, марксист Юрш и народник Волжин. Такое милое единение партий давало слово очень многое…» В первую очередь, Лебедеву и печникам было нужно выполнить, как он пишет, «целое тактическое задание», потому, что нужно было отыскать не только место, где были бы вода, укрытие и топливо на случай тревоги, но и которое не подвергалось бы интенсивному обстрелу со стороны германских окопов. Найдя подходящую закинутую каменную ригу, «гранжу», как на французский манер именует её Лебедев, печники приступили к сооружению бани. Стоит процитировать полностью описание того, как в экстремальной обстановке окопной войны устроители бани решали кое-какие инженерные задачи:

«Сперва вывели гранитный остов, причём работа упростилась благодаря ветхой печи в углу, так, что обе стенки являлись одновременно с этим стенками печи, и отечественным печникам оставалось возвести две остальные стены. В одной из них покинуто было отверстие для дров. В то время, когда стыки достигли аршина с маленьким, на них, упирая в выдолбленные в стенках гранжи отверстия, положили металлические полосы.

На полосы навалили булыжник, куски гранита, безлюдные шрапнельные чашки, каждый чугунный лом, набили В том же направлении с сотню безлюдных бутылок, потому что, как растолковал Ростовцев, «битое стекло пар держит». После этого в земляном полу прорыли канавки, радиусами сходящиеся к вырытой посредине гранжи яме, покрыли целый пол досками и валяющимися в изобилии среди развалин домов жалюзями, проделали дверь в соседнее помещение, устлали его соломой, покрыли откуда-то добытым полотном, и в довершение роскоши притащили из разбитого наоборот дома ванну».

Последовавшие мытьё, стирка и обмундирования и чистка белья сплотили полностью всех в подразделении, а из соседних рот как русские, так и остальные легионеры стали приходить намерено, дабы взглянуть и воспользоваться баней.

К сожалению, подобное доброе отношение французского руководства к русским эмигрантам было временным. Претерпев множество опробований, показав чудеса героизма (к примеру, под Аррасом при «атаке возвышенности 140», на протяжении которой был ранен упоминавшийся выше Зиновий Пешков), русские эмигранты, по всей видимости, всё равняется остались для руководства странным элементом.

Лидия Крестовская пара эмоционально и сбивчиво пишет о какой-то чёрной истории, произошедшей в середине 1915 года с 40 воинами из т.н. русской «Республиканской группы», появившейся при записи в легион, которых неожиданно вернули с фронта в Орлеан. В том месте их предали армейскому суду, приговорившему добровольцев к срокам в Марокко и Алжире. Только посредством участия офицеров из русской военной миссии и прессы удалось пересмотреть решение суда и распределить этих людей по вторым полкам французской армии, но не в легион.

Пулемётная команда Зарубежного легиона со станковым пулемётом Гочкисса

В другом случае случился бунт, в котором было замешано 11 человек. Беспокойства в июне 1915 года случились из-за конфликта между солдатами-сержантом французом и-эмигрантами. Пара избитых добровольцев отказались идти в окопы и настойчиво попросили перевода в другие части, не отказываясь совсем от военной работы.

Наверное, французские офицеры, очень сильно опасавшиеся любого беспокойства в армиях, решили функционировать скоро, и пострадавшие воины, равно как и поддержавшие их товарищи, были срочно преданы армейскому суду. Пара человек были приговорены к расстрелу, а другие попали на каторгу в Африку, откуда позднее их удалось вернуть. Для выполнения решения суда, по словам Крестовской, было нужно применять чернокожих воинов из колониальных армий, потому, что французские воины стрелять отказались.

Оба этих случая стали причиной тому, что к русским воинам на фронт приехал представитель русской военной миссии полковник Ознобишин, ассистент армейского атташе Игнатьева. В течение второй половины 1915 года все русские легионеры (их число, конечно, уменьшилось, но правильных информации о утратах уже нереально определить) были раскассированы по вторым полкам. Лидия Крестовская пишет, что до конца войны она следила, как имела возможность, за судьбой русских воинов во французских полках, и «ни одной жалобы ни от одного воина» не слыхала.

«Они вошли, как собственные, во французскую семью. С нею жили, и с нею умирали».

Литература:

  1. Reynaud Jean-Pierre. Les etrangers dans l’armee francaise au cours de la Grande Guerre // Bulletin de l’Academie des sciences et lettres de Montpellier, 2009. Tome 40. (http://www.ac-sciences-lettres-montpellier.fr)
  2. Герасимов М. П. Цветы под огнём – М.: Издательство писателей «Кузница», 1923
  3. Крестовская Л. Из истории русского волонтёрского перемещения во Франции – Paris: Рус. книгоизд-во Jacques Povolozky, 1921
  4. Лебедев В. И. Из последовательностей французской армии: Русские добровольцы во Франции: Очерки тыла и французского фронта: В Македонии / под ред. Н. Сперанского – М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1916
  5. Онипко Ф. Записки добровольца // Ежемесячный издание, 1916, № 1, с. 241–256, и № 2, с. 275–294
  6. Савинков Б. Во Франции на протяжении войны. Сентябрь 1914 – июнь 1915: в 2 частях – М.: Национальная публичная историческая библиотека России, 2008
  7. Финк В. Г. Зарубежный легион. Роман в 13 новеллах – М.: Коммунистический автор, 1935
  8. Эренбург И. Лик войны. Воспоминания с фронта, 1919, 1922–1924. статьи и Газетные корреспонденции, 1915–1917 / Илья Эренбург; подгот. изд. Б. Я. Фрезинского – СПб.: Издательство Европейского университета в Петербурге, 2014

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: