Зощенко. «Сентиментальные повести» вобрали в себя материал рассказов Зощенко и сформулировали его этическую программу. Эта программа сопровождалась заявлениями писателя о разрыве с «высоким» хорошим мастерством. Отрицая вечные темы планетарного масштаба, Зощенко подчеркивал интерес к теме «мелкого человека».
Любая «сентиментальная» повесть – книга судьбы: в ней имеется и жизнеописание храбреца, и роковые события. Роковые события создаются безвыходностью взаимоотношений храбреца со средой. Вот какова эта среда в рассказе «Коза»: «Домишко какой-нибудь за городом. Забор.
Неинтересный таковой.
Коровенка стоит неинтересная такая до слез. Баба в сером трикотажном платке такая сидит. Ох, до чего скучно это видеть!»
Храбрецы «Сентиментальных повестей» живут в одиночестве и скуке. Но одиночество это различное. В «Козе» — это тоска по человечности, позванная простой вежливостью прохожего, в «Ужасной ночи» — разобщенность человечества, а в повести «Мудрость» оно выведено за пределы судьбы и метит судьбу храбреца по окончании смерти.
Но любое одиночество – неизменно мета непохожести храбреца.
Обратимся к рассказу «Коза». Коза в доме, где решил арендовать комнату Забежкин, делается, как шинель у гоголевского Акакия Акакиевича, не только знаком прочной судьбе, а такжеединственным живым существом в его мире.
Уже тогда, в то время, когда храбрец утратил надежды стать ее хозяином, оставляя от собственного скудного обеда корку, Забежкин шел к козе и сказал; «в наше время был суп с луком и турнепс на второе» Но сочувствуя храбрецу, Зощенко осуждает его рвение к козе, как знаку материального, вещного.
Предстоящее развитие темы – в повести «Люди». В ней Зощенко подчеркивает неприспособленность храбреца к судьбе, либеральные фразы, знание испанского и латыни – эфемерные сокровища в мещанском мире. Иван Иванович Белокопытов решает жить по его законам – в лавке крадёт, вещи получает и неспешно делается «хозяином и весьма расчетливым человеком».
По сути это вариант развития судьбы Забежкина, смерть человека как человека. Зощенко показывает, как скоро происходит эта смерть. Она началась не тогда, в то время, когда он был зачислен на работу в потребительский кооператив, а также не тогда, в то время, когда он первым прибегал на работу и продолжительно стоял у двери, а тогда, в то время, когда создал собственную «философскую совокупность» о необходимости приспособляться.
Середина 1920-х годов – это период наивысшей тревоги Зощенко о судьбе «мелкого человека». Особенное место занимает повесть «Ужасная ночь». Зощенко сходу начинает эпически сказать о жизни храбреца: «Жил Борис Иванович не в самом городе, а в предместье, так сообщить на лоне природы».
Сходу появляется контраст от несоответствия обрисованных автором канав, скамей, усыпанных высоким слогом и шелухой.
Нагнетание подробностей – это не интерес автора к ним, а подчеркивание стабильности, косности быта, в котором «ничего не приводило к, а основное, ничего не казалось случайным». Однако Зощенко выделяет, что в Котофееве показалось сомнение. Это сомнение вырастает в косноязычный вопрос о смысле существования: «Почему-то я, Луша, играюсь на треугольнике.
И по большому счету… В случае если игру скинуть с жизни, как же жить тогда?»
Если бы Зощенко лишь сострадал храбрецу, он бы остался в рамках гоголевских традиций. Но у Зощенко появляется бунт храбреца. Котофеев в 60 секунд прозрения звонит в колокол, дабы разбудить человечество.
Но люди лишь молчали и рассматривали его, и это обратило Котофеева в бегство. Сцена преследования заканчивается свистком милиционера.
Принципиально важно! Зощенко нигде не высказывает собственные мысли открыто, но противопоставлением «отверженных» миру утверждает его несостоятельность.
Булгаков. По окончании нескольких авторских чтений повесть «Собачье сердце» была запрещена. В ней – картины постреволюционной России, неустроенность и разруха нового быта. Кроме того пес Шарик, жалуется.
Выбор главного храбреца – пса – неслучаен.
Булгаков не забывал слова Неприятного, что революционный опыт обречён на провал, поскольку выпустит наружу «звериный русский быт».
Тема опыта – сквозная. О нем пишется посредством гротеска и фантастики, но, в этом Булгаков не был новатором, идет за Салтыковым-Щедриным. Но цель доктора наук Преображенского – не только опыт на уровне тела.
Об этом говорит его фамилия. Ему серьёзнее душа. Булгакову, учитывая исторический фон повести, кроме этого серьёзнее душа.
В моде — «чистопородные» пролетарии. Исходя из этого бывшие господа подлежат «уплотнению». Но доктор наук Преображенский защищён собственной известностью.
Это храбрец-резонёр, поскольку может открыто осуждать коммунистов. Осуждает формулу «кто был ничем, тот станет всем». Согласно его точке зрения, это нереально.
Это подтверждает уже упомянутая разруха на улицах. Но в действительности «разруха не в клозетах, а в головах».
Оппонент Преображенского – некоторый Швондер. Его позиция – забрать и поделить. Для сравнения Преображенский достиг благополучия усердием и умом. Но, создатель иронизирует и над ним.
Преображенский постоянно отвергал революцию, не смотря на то, что сам ее совершил: создал из ветхого «людской материала» новую личность. Но революция не удалась, потому что доктор наук просчитался с исходным материалом. Его Шариков «беспартийный», но «сочувствующий».
Он скоро привык к сложившимся условиям и, более того, начал угрожать Преображенскому и людям, требуя часть имущества. И Преображенский сворачивает революцию. На уровне повествования всё окончилось благополучно, поскольку Шариков снова делается псом.
Но на уровне судьбы имеется ещё много Шариковых, Швондеров, организаций наподобие Совета Народного Хозяйства… В этом неприятная сатира Булгакова.
Платонов. Одно из первых сатирических произведений – повесть «Город Градов».
Она начинается описанием города – ветхого, заросшего лопухами и растрепанного преступниками. В данный город приезжает Иван Шмаков, дабы «освежить его здравым смыслом». По Шмакову, любой обитатель города обязан утратить индивидуальность, а природа – неприятель порядка, по причине того, что не поддается никаким циркулярам.
Пишет последовательность трудов и умирает от истощения на последнем громадном труде «Правила обезличивания человека с целью перерождения его в полного гражданина».
Шмаков делает двойную функцию: с одной стороны, воинствующий бюрократ, с другой – разоблачитель бюрократии. Шмаков сомневается, в его голове рождается «преступная идея»: «Не есть ли закон – нарушение живого тела вселенной?» Ему же Платонов доверяет сказать разоблачающую обращение о бюрократах, помощниках пролетариев, соответственно – суррогатах. Второй храбрец Бормотов, бюрократ с громадным стажем, заявляет, что бюрократия в принципе неуничтожима, потому, что бюрократы – надежная опора власти.
Поэзия П. Васильева.
Павел Васильев – коммунистический поэт, по определению Клычкова, родоначальник новой эры в литературе – «эры побеждающего в душе коммунизма».
Появился в 1910 году в Казахстане в семье прачки и пильщика. Два первых ребёнка, погибли в младенчестве. Васильевы опасались за судьбу третьего, но довольно часто переезжали по местам работы отца.
В одиннадцать лет по просьбе преподавателя литературы написал первое стих к годовщине смерти Ленина.
По окончании школы уехал во Владивосток, получал образование Дальневосточном университете. Принимал участие в литературном обществе под управлением Рюрика Ивнева. Издавался в газете «Красный молодняк».
По направлению Альянса писателей переехал в Москву, поступил на литературное отделение Рабфака искусств им. Луначарского (не окончил).
Путешествовал по Дальнему Востоку и Сибири вместе с поэтом Титовым, был культмассовиком, матросом, охотником, старателем на приисках (об этом – в книгах очерков «В золотой разведке» и «Люди в тайге»). По возвращении в Хабаровск вели богемный образ судьбы, чем привели к осуждению в прессе.
В первой половине 30-ых годов двадцатого века арестован вместе с Забелиным, Марковым, Мартыновым и другими сибирскими писателями, по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке писателей (дело т. н. «Сибирской бригады»). Но осуждён не был.
В 1934 г. – статья Неприятного «О литературных забавах», которая положила начало травле Васильева. Его обвиняли в пьянстве, хулиганстве, защите и белогвардейщине кулачества. Был исключен из Альянса писателей, осуждён второй раз за «злостное хулиганство», сидел в Рязанской колонии.
Высвобожден весной 1936 г. Но в данный же год вышел фильм «Партбилет», в котором Васильев стал примером главного храбреца — «шпиона».
В 1937 г. арестован в третий раз и приговорен к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на кладбище Донского монастыря в Москве. Во второй половине 50-ых годов двадцатого века посмертно реабилитирован.
Поэта достойно защищал Залыгин.
Особенности поэзии:
— поэтический мир ярок и метафоричен. В нем жизнь природы во всем многообразии: «светло синий стрелы щук», падающие листья «рыбой плывут», дым падает «подбитым коршуном». В нашем мире у автора имеется и любимые, не смотря на то, что и традиционно поэтические образы: клен, тополь, петух.
В нашем мире, где гусь ныряет «за золотой серьгой», имеется и человек. Но под стать миру и он необыкновенен. Человек – «ржи и детёныш пшеницы».
— в случае если в ранних стихах преобладает описательность, статичность, рыхлость композиции, то в стихах, написанных в Москве заметна мускулатура каждого образа. Это сходу оценил Михаил Зенкевич, завотделом поэзии издания «Новый мир», и скоро, в первой половине 30-ых годов двадцатого века вышла «Ярмарка в Куяндах». Ничего аналогичного до Васильева в русской поэзии не было.
С ним в поэзию пришла Азия с ее конями, станишниками, киргизами, урожаями, новостройками, радостная, броская, звонкая, ожесточённая.
— в первую пятилетку индустриализации, поэзия пришла на помощь рабочему классу. Многие пошли по пути прозаизации полного отказа и стиха от образности. Пример – поэма Сельвинского «Электрозаводская газета», где в стихах – процесс изготовления лампочки.
Васильев не поддался моде, отправился по пути усиления образности (то, к чему призывал Неприятный!) Отбрасывал очевидные мистические эпитеты и эпитеты романтиков символистов, каковые. Небо у него не светло синий, а «чернее банных окон».
— Амурную лирику поэта упрекали в натуралистичности, отсутствии духовного начала. Пример — «Стихи в честь Натальи», где имеется портрет любимой дамы: «Я обожаю телесный твой избыток, От бровей широких и сердитых До ступни, до ноготков обожаю». Но у него духовное именно в материальном.
— Васильев писал не только о любви и природе. Он передавал остроту столкновения двух политических сил. Сразу же сделал вывод, что он с революционным народом: «И нет для поэта иных дорог, не считая уникальной, данной».
В «Песни о смерти казачьего войска» — негативные характеристики белоказаков: они едут «тёмным косяком» под «тёмными флагами».
— Более того, во имя революционной идеи он готов на самоотречение: «И в случае если нужно, погибнем за Республику мы. И это нам лучшая будет приз». Поэт чувствует себя одним из коллектива единомышленников и в духе времени заменяет «я» на «мы»: «Мы ни при каких обстоятельствах не состаримся, ни при каких обстоятельствах.
Мы молоды, как один».
Поэзия Дм. Кедрина.
Юмор и сатира
Предстоящее развитие темы – в повести «Люди». В ней Зощенко подчеркивает неприспособленность храбреца к судьбе, либеральные фразы, знание испанского и латыни – эфемерные сокровища в мещанском мире. Иван Иванович Белокопытов решает жить по его законам – в лавке крадёт, вещи получает и неспешно делается «хозяином и весьма расчетливым человеком».
По сути это вариант развития судьбы Забежкина, смерть человека как человека. Зощенко показывает, как скоро происходит эта смерть. Она началась не тогда, в то время, когда он был зачислен на работу в потребительский кооператив, а также не тогда, в то время, когда он первым прибегал на работу и продолжительно стоял у двери, а тогда, в то время, когда создал собственную «философскую совокупность» о необходимости приспособляться.
Середина 1920-х годов – это период наивысшей тревоги Зощенко о судьбе «мелкого человека». Особенное место занимает повесть «Ужасная ночь». Зощенко сходу начинает эпически сказать о жизни храбреца: «Жил Борис Иванович не в самом городе, а в предместье, так сообщить на лоне природы».
Сходу появляется контраст от несоответствия обрисованных автором канав, скамей, усыпанных высоким слогом и шелухой.
Нагнетание подробностей – это не интерес автора к ним, а подчеркивание стабильности, косности быта, в котором «ничего не приводило к, а основное, ничего не казалось случайным». Однако Зощенко выделяет, что в Котофееве показалось сомнение. Это сомнение вырастает в косноязычный вопрос о смысле существования: «Почему-то я, Луша, играюсь на треугольнике.
И по большому счету… В случае если игру скинуть с жизни, как же жить тогда?»
Если бы Зощенко лишь сострадал храбрецу, он бы остался в рамках гоголевских традиций. Но у Зощенко появляется бунт храбреца. Котофеев в 60 секунд прозрения звонит в колокол, дабы разбудить человечество.
Но люди лишь молчали и рассматривали его, и это обратило Котофеева в бегство. Сцена преследования заканчивается свистком милиционера.
Принципиально важно! Зощенко нигде не высказывает собственные мысли открыто, но противопоставлением «отверженных» миру утверждает его несостоятельность.
Булгаков. По окончании нескольких авторских чтений повесть «Собачье сердце» была запрещена. В ней – картины постреволюционной России, неустроенность и разруха нового быта. Кроме того пес Шарик, жалуется.
Выбор главного храбреца – пса – неслучаен.
Булгаков не забывал слова Неприятного, что революционный опыт обречён на провал, поскольку выпустит наружу «звериный русский быт».
Тема опыта – сквозная. О нем пишется посредством гротеска и фантастики, но, в этом Булгаков не был новатором, идет за Салтыковым-Щедриным. Но цель доктора наук Преображенского – не только опыт на уровне тела.
Об этом говорит его фамилия. Ему серьёзнее душа. Булгакову, учитывая исторический фон повести, кроме этого серьёзнее душа.
В моде — «чистопородные» пролетарии. Исходя из этого бывшие господа подлежат «уплотнению». Но доктор наук Преображенский защищён собственной известностью.
Это храбрец-резонёр, поскольку может открыто осуждать коммунистов. Осуждает формулу «кто был ничем, тот станет всем». Согласно его точке зрения, это нереально.
Это подтверждает уже упомянутая разруха на улицах. Но в действительности «разруха не в клозетах, а в головах».
Оппонент Преображенского – некоторый Швондер. Его позиция – забрать и поделить. Для сравнения Преображенский достиг благополучия усердием и умом. Но, создатель иронизирует и над ним.
Преображенский постоянно отвергал революцию, не смотря на то, что сам ее совершил: создал из ветхого «людской материала» новую личность. Но революция не удалась, потому что доктор наук просчитался с исходным материалом. Его Шариков «беспартийный», но «сочувствующий».
Он скоро привык к сложившимся условиям и, более того, начал угрожать Преображенскому и людям, требуя часть имущества. И Преображенский сворачивает революцию. На уровне повествования всё окончилось благополучно, поскольку Шариков снова делается псом.
Но на уровне судьбы имеется ещё много Шариковых, Швондеров, организаций наподобие Совета Народного Хозяйства… В этом неприятная сатира Булгакова.
Платонов. Одно из первых сатирических произведений – повесть «Город Градов».
Она начинается описанием города – ветхого, заросшего лопухами и растрепанного преступниками. В данный город приезжает Иван Шмаков, дабы «освежить его здравым смыслом». По Шмакову, любой обитатель города обязан утратить индивидуальность, а природа – неприятель порядка, по причине того, что не поддается никаким циркулярам.
Пишет последовательность трудов и умирает от истощения на последнем громадном труде «Правила обезличивания человека с целью перерождения его в полного гражданина».
Шмаков делает двойную функцию: с одной стороны, воинствующий бюрократ, с другой – разоблачитель бюрократии. Шмаков сомневается, в его голове рождается «преступная идея»: «Не есть ли закон – нарушение живого тела вселенной?» Ему же Платонов доверяет сказать разоблачающую обращение о бюрократах, помощниках пролетариев, соответственно – суррогатах. Второй храбрец Бормотов, бюрократ с громадным стажем, заявляет, что бюрократия в принципе неуничтожима, потому, что бюрократы – надежная опора власти.
Поэзия П. Васильева.
Павел Васильев – коммунистический поэт, по определению Клычкова, родоначальник новой эры в литературе – «эры побеждающего в душе коммунизма».
Появился в 1910 году в Казахстане в семье прачки и пильщика. Два первых ребёнка, погибли в младенчестве. Васильевы опасались за судьбу третьего, но довольно часто переезжали по местам работы отца.
В одиннадцать лет по просьбе преподавателя литературы написал первое стих к годовщине смерти Ленина.
По окончании школы уехал во Владивосток, получал образование Дальневосточном университете. Принимал участие в литературном обществе под управлением Рюрика Ивнева. Издавался в газете «Красный молодняк».
По направлению Альянса писателей переехал в Москву, поступил на литературное отделение Рабфака искусств им. Луначарского (не окончил).
Путешествовал по Дальнему Востоку и Сибири вместе с поэтом Титовым, был культмассовиком, матросом, охотником, старателем на приисках (об этом – в книгах очерков «В золотой разведке» и «Люди в тайге»). По возвращении в Хабаровск вели богемный образ судьбы, чем привели к осуждению в прессе.
В первой половине 30-ых годов двадцатого века арестован вместе с Забелиным, Марковым, Мартыновым и другими сибирскими писателями, по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке писателей (дело т. н. «Сибирской бригады»). Но осуждён не был.
В 1934 г. – статья Неприятного «О литературных забавах», которая положила начало травле Васильева. Его обвиняли в пьянстве, хулиганстве, защите и белогвардейщине кулачества. Был исключен из Альянса писателей, осуждён второй раз за «злостное хулиганство», сидел в Рязанской колонии.
Высвобожден весной 1936 г. Но в данный же год вышел фильм «Партбилет», в котором Васильев стал примером главного храбреца — «шпиона».
В 1937 г. арестован в третий раз и приговорен к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на кладбище Донского монастыря в Москве. Во второй половине 50-ых годов двадцатого века посмертно реабилитирован.
Поэта достойно защищал Залыгин.
Особенности поэзии:
— поэтический мир ярок и метафоричен. В нем жизнь природы во всем многообразии: «светло синий стрелы щук», падающие листья «рыбой плывут», дым падает «подбитым коршуном». В нашем мире у автора имеется и любимые, не смотря на то, что и традиционно поэтические образы: клен, тополь, петух.
В нашем мире, где гусь ныряет «за золотой серьгой», имеется и человек. Но под стать миру и он необыкновенен. Человек – «ржи и детёныш пшеницы».
— в случае если в ранних стихах преобладает описательность, статичность, рыхлость композиции, то в стихах, написанных в Москве заметна мускулатура каждого образа. Это сходу оценил Михаил Зенкевич, завотделом поэзии издания «Новый мир», и скоро, в первой половине 30-ых годов двадцатого века вышла «Ярмарка в Куяндах». Ничего аналогичного до Васильева в русской поэзии не было.
С ним в поэзию пришла Азия с ее конями, станишниками, киргизами, урожаями, новостройками, радостная, броская, звонкая, ожесточённая.
— в первую пятилетку индустриализации, поэзия пришла на помощь рабочему классу. Многие пошли по пути прозаизации полного отказа и стиха от образности. Пример – поэма Сельвинского «Электрозаводская газета», где в стихах – процесс изготовления лампочки.
Васильев не поддался моде, отправился по пути усиления образности (то, к чему призывал Неприятный!) Отбрасывал очевидные мистические эпитеты и эпитеты романтиков символистов, каковые. Небо у него не светло синий, а «чернее банных окон».
— Амурную лирику поэта упрекали в натуралистичности, отсутствии духовного начала. Пример — «Стихи в честь Натальи», где имеется портрет любимой дамы: «Я обожаю телесный твой избыток, От бровей широких и сердитых До ступни, до ноготков обожаю». Но у него духовное именно в материальном.
— Васильев писал не только о любви и природе. Он передавал остроту столкновения двух политических сил. Сразу же сделал вывод, что он с революционным народом: «И нет для поэта иных дорог, не считая уникальной, данной».
В «Песни о смерти казачьего войска» — негативные характеристики белоказаков: они едут «тёмным косяком» под «тёмными флагами».
— Более того, во имя революционной идеи он готов на самоотречение: «И в случае если нужно, погибнем за Республику мы. И это нам лучшая будет приз». Поэт чувствует себя одним из коллектива единомышленников и в духе времени заменяет «я» на «мы»: «Мы ни при каких обстоятельствах не состаримся, ни при каких обстоятельствах.
Мы молоды, как один».
Поэзия Дм. Кедрина.
Юмор и сатира
Удивительные статьи:
- Справочник наблюдателя за земными существами. thylacinus cynocephalus
- Древнерусский и современный русский языки
- Тема 2. псковская судная грамота
Похожие статьи, которые вам понравятся:
-
Исторические поэмы (л. мартынов, д. кедрин)
Кедрин Дмитрий Борисович (4.02.1907-18.09.1945), русский поэт, переводчик. Рано осиротев, Кедрин воспитывался прекрасно грамотным бабушкой-дворянкой,…
-
самом деле устроены этот мир и жизнь? в каком направлении нахо- дится подлинный север? С данной точки зрения, эта книга — вовсе не духовная. Она кроме…
-
Iii. а может, стану я огнем 8 страница
– Поцелуй меня. Я так обожаю твои губы. Твои зубы. И позднее, в то время, когда он повернулся к открытому входу в палатку, она звучно шепчет, но лишь…
-
К бою готова? красная армия после репрессий 1937 года
В прошлой статье было сформулировано пять вопросов, ответы на каковые смогут прояснить влияние репрессий 1937 года на готовность РККА ко Второй мировой….
