Шаманизм у якутов и долганов

У якутов и долганов шаманский сеанс в большинстве случаев происходит в четыре этапа: 1) вызов духов-ассистентов; 2) открытие суть болезни, значительно чаще злого духа, похитившего душу больного либо вошедшего в его тело; 3) изгнание злого духа угрозами, шумом и т. п. и, наконец, 4) вознесение шамана на Небо.[721]Самой громадной проблемой есть выяснение суть болезни, распознавание духа, что терзает больного, определение его происхождения, могущества и иерархического положения. Церемония исходя из этого всегда складывается из двух частей: сперва вызываются с неба духи-покровители, их просят оказать помощь определить обстоятельства несчастья, а после этого уже начинается борьба с враждебным духом, либо уором. По окончании всего этого в обязательном порядке совершается путешествие на Небо.[722]

Борьба со злыми духами страшна, и неспешно она истощает шамана. Нам всем суждено попасть во власть духов, — сказал шаман Тюспют Серошевскому, — духи ненавидят нас, по причине того, что мы защищаем людей….[723]Действительно, частенько шаман, дабы изгнать из больного злых духов, должен принимать их в собственный тело; воплощая их в себя, он борется и страдает еще больше, чем сам больной.[724]

Вот хорошее, приведенное Серошевским, описание сеанса у якутов. Сеанс проводится вечером в юрте, к участию в нем приглашаются соседи. Время от времени хозяин дома подготавливает две петли из крепких ремней: шаман привязывает их себе к плечам, а присутствующие держат их финиши, дабы задержать его в том случае, если духи постараются его похитить.[725]Шаман внимательно всматривается в пламя очага: он зевает, спазматически икает, иногда его сотрясает нервная дрожь.

Он надевает собственный костюм и начинает курить. Тихо ударяет в бубен. Скоро его лицо бледнеет, голова спадает на грудь, глаза закрываются.

Среди юрты раскладывается шкура белой лошади.

Шаман набирает в рот холодную воду и, становясь на колени, лицом поочередно к четырем сторонам света, брызгает водой то направо, то налево. В юрте царит тишина. Ассистент шамана бросает пара конских волос в пламя, что он после этого всецело засыпает пеплом.

Делается совсем мрачно. Шаман садится на лошадиную шкуру лицом к югу и засыпает. Все затаивают дыхание.

Внезапно неизвестно откуда раздается ужасный прерывистый крик, пронзительный, как скрежет стали, и все опять погружается в тишину. После этого новый крик; то внизу, то вверху, то в первых рядах, то сзади шамана слышен загадочный шум: нервные пугающие зевки, истерические икания; жалобные крики чибиса сменяются прерывистым посвистыванием и соколиным визгом бекаса; это кричит шаман, меняя голос.

Неожиданно он умолкает; воцаряется тишина, слышен лишь не сильный писк, похожий на комариный. Шаман начинает бить в бубен. Он еле слышно напевает какую-то песню.

Песня, звуки бубна становятся все посильнее.

Наконец, шаман начинает мычать. Слышны крики орлов, каковые смешиваются со стонами чаек, пронзительными криками бекасов и рефреном кукушки. Музыка улучшается до пароксизма, после этого внезапно быстро обрывается, и слышен лишь писк комаров. тишина и Птичьи крики пара раз сменяют друг друга. Наконец шаман меняет ритм бубна и поет собственный гимн:

Могучий бык почвы, степной конь,

Могучий бык зарычал!

Степной конь заржал!

Я выше вас всех, я человек!

Я человек, наделенный всем!

Я человек, сотворенный Господином Бесконечности!

Прибудь же, о степной конь, и научи!

Выйди же, прекрасный бык Вселенной, и ответь!

О могучий Господин, приказывай!;

и т. д., и т. д.

О Госпожа моя Мать, укажи мне пути и

мои ошибки, которыми я обязан идти!

Полети передо мною по широкой дороге;

Подготовь мою тропу!

О Духи Солнца, пребывающие на юге, на семи лесистых горах,

о яркие Матери, вы, опытные ревность, умоляю вас:

пускай ваши три тени остаются высоко, весьма высоко!

И ты, на западе, на собственной горе, о Господин мой Предок,

владеющий ужасной силой, с могучей шеей, будь со мной!

и т. д.

Возобновляется музыка и опять доходит до пароксизма. Шаман молит о помощи у эмегета (духа покровителя) и собственных привычных духов; они не сходу слушаются: шаман умоляет их, они увиливают. Время от времени они влетают в юрту так быстро, что шаман падает навзничь. Тогда зрители звенят над ним железом, приговаривая: Крепкое железо звенит — необычные тучи кружатся, как много туч вознеслось!

С прибытием эмегета шаман принимается прыгать; у него стремительные и резкие перемещения. Наконец он садится среди юрты; зажигается свет. Шаман опять начинает бить в бубен и танцевать.

Высота прыжков время от времени достигает четырех футов.[726]Шаман кричит в замозабвении. Новая остановка, и вот уже он запевает глубоким низким голосом праздничный гимн.

Начинается легкий танец, и сейчас он поет скорее с насмешкой либо, напротив, ругается: все зависит от существ, голоса которых он наследует. Наконец, он подходит к больному и приказывает суть болезни отойти; либо же хватает болезнь, выносит его на середину юрты и, постоянно злословя , прогоняет его, оплевывает, бьет ногами, толкает руками, дует.[727]

В этот самый момент начинается экстатическое путешествие шамана, что обязан проводить на Небо душу жертвенного животного. Снаружи юрты устанавливается три очищенных от веток дерева, причем посредине должна быть береза, на вершине которой привязан мертвый зимородок. К востоку от березы устанавливается кол с насаженной на него лошадиной головой. Три дерева соединены между собой веревкой из конского волоса.

Между юртой и деревьями ставится маленькой столик, а на нем — бутыль с водкой.

Шаман начинает делать перемещения, имитирующие полет птицы. Неспешно он поднимается на Небо. По дороге он совершает девять остановок, и на каждой приносит жертву местному духу. Возвращаясь из экстатического путешествия, шаман требует «очищения» огнем — горящими углями, каковые прикладывают к какой-либо части его тела (стопам и др.).[728]

Само собой разумеется, якутский сеанс имеет большое количество вариантов. Вот как Серошевский обрисовывает небесное путешествие: После этого старательно устанавливаются в ряд мелкие ели, отобранные заблаговременно; к ним привязываются гирлянды, сплетенные из белого конского волоса (другого шаманы не применяют); устанавливаются в ряд три столба с изображениями птиц на вершинах: на первом находится двуглавый оксокью; на втором — громадная гагара (коугос) либо ворон; на третьем — кукушка (кого). К последнему столбу привязывается животное, приносимое в жертву. Привязанная вверху веревка воображает дорогу в Небо, которой полетят птицы и побежит животное.[729]

На каждой остановке (олох) шаман присаживается отдохнуть; в то время, когда он поднимается, это является сигналом, что путешествие возобновляется. Он изображает это путешествие жестами и танцевальными движениями, наследующими птичий полет: Танец постоянно представляет путешествие в пространстве в обществе духов; танцем сопровождается и жертвенное животное. По легенде, еще сравнительно не так давно существовали шаманы, вправду возносившиеся в Небо, а зрители видели животное, плывущее в тучах, за ним плыл шаманский бубен; сам шаман, целый одетый в железо, завершал процессию. Бубен — это отечественный конь — говорят шаманы[730](см. выше).

Шкура, копыта и рога жертвенного животного выставляются на засохшем дереве. Серошевский частенько обнаружил остатки таких жертвоприношений в пустынных местах. Весьма близко, время от времени на том же дереве, возможно отыскать кроме этого кочай, долгую древесную стрелу, вонзенную в сухой ствол.

Она делает ту же роль, что и волосяная веревка в прошлой церемонии, — показывает ту часть Неба, в которую обязана направиться жертва.[731]Согласно тому же автору, когда-то шаман собственной рукой вырывал сердце жертвенного животного и поднимал его к Небу. После этого он смазывал кровью собственный наряд и лицо, изображение собственного эмегета и мелкие древесные фигурки духов.[732]

В других регионах устанавливается девять деревьев, а неподалеку от них кол с птицей на вершине. кол и Деревья связаны между собой восходящей веревкой — символ восхождения на Небо.[733]У долганов мы кроме этого находим девять деревьев с древесной птицей на вершине каждого, с тем же значением: это души и дорога шамана жертвенного животного на Небо. Вправду, у долганов шаманы кроме этого взбираются на девять Небес на протяжении сеанса исцеления. Они утверждают, что перед каждым новым Небом находятся духи-хранители, чья задача — смотреть за путешествием шамана и не допускать одновременного проникновения злых духов.[734]

В этом долгом и впечатляющем шаманском сеансе один пункт остается неясным: в случае если душа больного захвачена злыми духами, то из-за чего шаман в обязательном порядке обязан отправляться на Небо? Васильев внес предложение следующее объяснение: шаман уносит душу больного на Небо, дабы очистить ее от осквернения злыми духами.[735]Со собственной стороны, Трощанский подтвердил, что среди известных ему шаманов ни один не предпринимал путешествия в Преисподняя: все они по поводу лечения отправлялись лишь на Небо.[736]Это говорит о разнообразии шаманских ненадёжности и техник отечественной информации; очень возможно, что нисхождение в Преисподняя, более страшное и загадочное, было менее доступно для европейских наблюдателей.

Но не подлежит сомнению, что путешествия в Преисподнюю кроме этого были дешёвы якутским шаманам, по крайней мере некоторым, потому, что на их костюме изображен знак Отверстия Почвы, именуемый как раз Отверстие Духов (абасы ойбоно); через это отверстие шаманы имели возможность попадать в нижние государства. Помимо этого, якутского шамана в экстатических путешествиях сопровождает водная птица (чайка), очевидно символизирующая погружение в море, другими словами нисхождение в Преисподнюю. Наконец, технический лексикон якутских шаманов применяет для определения направлений мистического путешествия два различных термина: аллара кырар (к нижним духам) и усэ кырар (к верхним духам).[737]Наконец, Васильев кроме этого увидел, что у якутов и долганов шаман, что ищет душу больного, похищенную демонами, ведет себя так, как если бы он нырял, а тунгусы, чукчи и лапландцы говорят о шаманском трансе как о погружении.[738]То же поведение и технику мы замечаем и у эскимосских шаманов, потому, что многие народы, живущие у воды, считают, что потусторонний мир находится в морских глубинах.[739]

Чтобы выяснить необходимость небесного путешествия якутских шаманов в связи с исцелением, направляться учесть две вещи: с одной стороны, сложное а также смешанное состояние их религиозных и мифологических концепций, с другой же — признание, которым пользуется шаманское вознесение во Средней Азии и всей Сибири. Как мы видели, этим признанием разъясняется то, что алтайский шаман в итоге позаимствовал кое-какие характерные черты техники вознесения для собственного экстатического нисхождения в Преисподняя (кроме этого с целью освобождения души больного из-под власти Эрлик Хана).

Исходя из этого при якутов мы можем представить себе обстановку примерно так: потому, что животные жертвовались Божественным Существам, а вещественными знаками (стрелами, древесными птицами, восходящей веревкой и т. п.) указывалось направление, куда отправлялась душа жертвы, то шаман употреблялся как проводник данной души в небесном путешествии; а потому, что он сопровождал душу жертвенного животного в связи с исцелением, то возможно было вычислять, что основной целью каждого вознесения было «очищение» души больного. По крайней мере, ритуал шаманского лечения в собственной сегодняшней форме есть гибридом — чувствуется, что он сформировался под влиянием двух разных техник: 1) поиска заблудшей души либо изгнания злых вознесения и 2) духов.

Но направляться учитывать и второй факт: за редкими исключениями адской специализации (необыкновенного нисхождения лишь в Преисподнюю), сибирские шаманы способны как возноситься на Небо, так и спускаться в нижние государства. Мы видели, что эта двойная техника в некотором роде связана с самим их посвящением: инициационные сны шаманов включают как нисхождения (= ритуальные страдания и ритуальную смерть), так и восхождения (= воскрешение). В этом контексте легко понять, что по окончании борьбы со злыми духами либо нисхождения в Преисподняя с целью нахождения души больного якутский шаман ощущает необходимость возобновления собственного духовного равновесия, повторяя вознесение в Небо.

Увидим тут еще, что авторитет и сила шамана зависят только от его экстатических свойств. Он занял место жреца в церемониях жертвоприношений в честь Небесного Существа, но у него, как и у алтайского шамана, эта замена стала причиной трансформации самой структуры обряда: жертвоприношение превратилось в психофорию, другими словами в драматическую церемонию, основанную на экстатическом переживании. Как раз своим психологическим свойствам шаман неизменно обязан умением обнаруживать злых духов и бороться с ними, если они завладели душой больного: шаман не удовлетворяется их изгнанием посредством заклинаний, но принимает их в собственное тело, «завладевает» ими, мучит их и изгоняет: все это вероятно вследствие того что он владеет их природой, другими словами может оставлять собственный тело, перемещаться на большие расстояния, нисходить в Преисподняя, возноситься на Небо и т. д. подвижность «духовная» и Эта свобода, поддерживающая экстатические переживания шамана, одновременно с этим предопределяет его уязвимость, и часто в следствии борьбы со злыми духами шаман попадает, в итоге, в их власть, другими словами делается вправду «одержимым».

Есть ли душа у животного? (Часть 1)

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: