Социокультурная ситуация рубежа xviii—xix вв

Лекция

Теории исторического процесса в десятнадцатом веке:

позитивизм и Историзм — противостояние либо сотрудничество

Замысел

1. Социокультурная обстановка предела XVIII—XIX вв.

2. Философская история Георга Вильгельма Фридриха Гегеля

3. Оппозиция: Гегель — Конт.

4. Историософия марксизма.

Литература

Гегель Г.-В.-Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. 479 с.

Маркс К., Энгельс Ф. Германская идеология. М., 1988. Гл. 1.

Маркс К. Экономическо-философские исходники 1844 года//Маркс К. Социология. М., 2000. С. 177-324.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг: Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. М., 1973. 483 с.

Вильчек Вс. Прощание с Марксом: (Методы истории). М., 1993. 222 с.

Маркс К. К критике гегелевской философии права: Введение//Маркс К. Социология. М., 2000. С. 157-176. Фромм Э. Из плена иллюзий: Как я столкнулся с Фрейдом и Марксом//

Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 299-374.

Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса/Дам же. С. 375-414. Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху//Маркс К., Энгельс Ф. Соч.

Т. 37. С. 394-396.

Дополнительная

Рассел Б. История западной философии. М., 1993. Т. II. Гл. XX. Кант. С. 217— 233. Гл. XXII. Гегель.Социокультурная ситуация рубежа xviii—xix вв С. 245-260. Гл. XXVII. Карл Маркс. С. 297-305.

Сартр Ж.-П. Неприятности способа: Пер. с фр. М.,1994. Гл. 1. экзистенциализм и Марксизм. С. 3-42.

Тош Дж. Рвение к истине: Как овладеть мастерством историка: Пер. с англ. М., 2000. Гл.

8. социальная теория и История. С. 185-218.

Трельч Э. его проблемы и Историзм: Логическая неприятность философии истории. М., 1994. Гл. III.

Понятие исторического развития и универсальная история.

С. 193-598.

Вопросы:

  1. Как и из-за чего изменилось представление о задачах научного исторического знания на рубеже XVIII—XIX вв.?
  2. Как изменяется взор на социальную сущность человека на рубеже XVIII-XIX вв.?
  3. Как вы осознаёте сгедо историзма?
  4. В чем Г.-В.-Ф. Гегель видит задачу исторического знания?
  5. Чем, согласно точки зрения Гегеля, его подход к историческому познанию отличается от подходов «германских докторов наук»? Что такое «философская история»?
  6. Каковы взоры Гегеля на человека как субъекта историчес кого процесса?
  7. Как соотносятся история и социология в позитивизме?
  8. Из-за чего историческая теория Маркса—Энгельса именуется «исторический материализм»?

Задания

  1. Сопоставьте взоры Канта, Руссо, Маркса и Гегеля на социальную сущность человека.
  2. Опровергните критиков философии истории Гегеля либо дайте собственную обоснованную критику его концепции.
  3. Сопоставьте отношение позитивистов и Гегеля к историческому факту.
  4. Сопоставьте исходную аксиоматику исторических Маркса и теорий Канта.
  5. Обрисуйте преимущества и недочёты исторической теории Маркса—Энгельса.

О том, какое влияние оказала на умы Великая французская революция

О том, за что осуждали Гегеля

О том,что позитивизм — это вовсе не то, что в большинстве случаев им именуют, и о том, была ли историческая наука позитивистской

И предпринимается попытка осознать, в чем и из-за чего совершил ошибку Карл Маркс

Главное положение:XIX век — век позитивизма и противостояния историзма; приверженцев «чистой науки», незамутненной сиюминутными задачами, и адептов хорошего знания, обязанного иметь использование на практике.

Социокультурная обстановка предела XVIII—XIX вв.

Финиш XVIII — начало XIX в. прошли под знаком последствий Великой французской революции и наполеоновских войн.

В этих условиях формируются новые подходы к осмыслению задач научного исторического знания.

Изюминкой XIX в. есть формирование других, оппонирующих друг другу подходов в понимании способов и целей историописания. Формируется оппозиция позитивизма и историзма.

Первым четко сформулировал личные задачи исторической науки, конечно оспорив утверждения собственных предшественников, Леопольд фон Ранке:

«Я же утверждаю: любая эра стоит в ярком отношении к Всевышнему, и ее сокровище основана вовсе не на том, что из нее выйдет, а на ее существовании, на ее собственном я. Именно поэтому рассмотрение истории, и как раз личной жизни в истории, приобретает совсем особенную привлекательность: любая эра должна быть разглядываема как что-то, имеющее цену само по себе, и есть в высшей степени хорошей рассмотрения».1.

Стезю историзма уже в начале XX в. сформулировал Н. И. Кареев: «Нужно различать науки чистые и науки прикладные. Одни основаны на строго теоретическом отношении к знанию… в то время как другие стоят к знанию в утилитарном отношении, т.е. занимаются применением чистого знания к ответу различных задач, ставимых судьбой…

Фактически говоря, настоящая наука имеется одна наука чистая, а все другое — уже лишь мастерство, не в художественном, а в техническом смысле, либо, кратко говоря, техника… Задача истории не в том, дабы открывать какие-либо законы (на другими словами социология) либо давать практические наставления (это — дело политики), а в том, дабы изучать конкретное прошлоебез какого именно бы то ни было поползновения предвещать будущее… В случае если данными и выводами истории воспользуются социолог, политик, публицист, тем лучше, но главный мотив интереса к прошлому в истории, осознаваемой только в качестве чистой науки, имеет совсем независимый темперамент: его источник в том, что мы именуем любознательностью, на различных ее ступенях — от несложного и довольно часто поверхностного любопытства до настоящей и весьма глубокой жажды знания»3.

Кареев Н. И. Историка (Теория исторического знания). Пг., 1916. С. 28—29.

Позиция «чистого» историзма ясна и психологически легко объяснима. Она является результатомразочарования в ярких совершенствах XVIII в., потери веры в возможность переустроить мир на базах Разума. И тут нельзя переоценить действие на умы Великой французской революции, а вернее ее последствий.

Вместо «Свободы, Равенства иБратства» — якобинский террор, наполеоновские войны и наполеоновская диктатура. Но последствия Великой французской революции порождают и иное направление размышлений.

В начале XIX в. формируются два полюса:

с одной стороны, историки, последовательно придерживающиеся принципа историзма, отказывающиеся от выводов и оценок.

С другой — приверженцы философских подходов — от гегельянства до позитивизма, утверждающие, что история нужна для понимания настоящего как база активного социального действия.

Самый взвешенную позицию в данной скрытой, но упорной полемике занимают в XIX в. историки права, находящиеся в собствености к сформировавшейся на рубеже ХVШ-ХIХ вв. «исторической школе» права.

Правила «исторической школы» права были сформулированы германским юристом Фридрихом Карлом Савиньи, утверждавшим, что право не может быть выстроено на чисто рациональных основаниях, оно есть продуктом развития «народного духа».

«Историческая школа» права взяла распространение и в Российской Федерации. В частности, М. Ф. Владимирский-Буданов, отмечая кризис господствовавшей в XVIII в. теории «естественного права», пишет: «По окончании переворота XVIII в. и разочарования, постигшего европейское общество в первой четверти XIX в., запрещено уже было признать подлинным выражением права ни законы действующие, ни право философски выстроенное; оставалось признать таким право исторически данное, т.е. выразившееся в целой истории какого-нибудь народа»5.

Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Пг.; Киев, 1915. c.5.

Итак, в начале XIX в. совсем оформилась еще одна функция научного исторического знания — являться основой принятия и законотворчества политических ответов.

С данной функцией самым тесным образом связана еще одна — формирование социальной идентичности.

В XIX в. обращение обязана идти в первую очередь о национально-национальной идентичности. Конечно, в случае если развитие и законотворчество права рассматриваются как один из главных факторов исторического развития, то нужно консолидировать тот социум, что подвергается правовому регулированию.

Эту особенность историографии XIX в. весьма совершенно верно подметил известный британский историкXX в. Арнольд Тойнби. Выделяя национализм и индустриализм как две господствующие тенденции в историографии XIX — первой половины XX в., Тойнби пишет, что до 1875 г. они действовали однонаправленно и поэтому всецело определяли мышление опытных историков:

«…глубинное побуждение охватить и осознать целостность Судьбы имманентно свойственно мышлению историков, исходя из этого разделение труда, характерное для индустриальной совокупности, действовало столь раздражающе, что они восстали бы против его тирании, если бы не существование в современной западной судьбе второго главного университета, что был в состоянии совместить целостность взора на историю с индустриализацией исторического мышления. Таким вторым университетом выяснилось суверенное государство, которое в отечественный демократический век вдохновляется духом национального единства»7.

7 Тойнби А. Постижение истории: Пер. с англ. М., 1991. С. 17.

XIX в. — век многотомных национальных историй: Маколей — в Англии, Мишле — во Франции, фон Роттек — в Германии. Но особенно любопытна обстановка в огромной многонациональной России и во все еще раздробленной Германии.

в течении XIX — начала XX вв. в Российской Федерации последовательно появляются «История государства Российского» Н. М. Карамзина, «История России» С. М. Соловьева, «Курс русской истории» В. О. Ключевского, «Очерки по истории русской культуры» П. Н. Милюкова.

Уже по заглавиям мы можем проследить изменение объекта изучения, расширение его границ. В трудах С. О. Шмидта сейчас распознан особый характер и грандиозный масштаб социокультурного действия «Истории государства Российского» Карамзина на русское общество, на формирование социальной памяти, лежащей в базе национальной идентичности8.

Любопытно, что в те же годы, в то время, когда Карамзин том за томом публикует собственный труд, начинается собирание германских земель, и начинается оно с осмысления общности истории германского народа, чему призвано содействовать фундаментальное издание источников «Monumenta germaniae historica», первый выпуск которых вышел в 1826 г.9

Не просто так, что в XIX в. среди опытных историков побеждал лозунг «история пишется по источникам».

Нельзя не отметить еще одно изменение, случившееся в умах на рубеже XVIII — XIX вв. Постепенное разочарование в рационалистическом идеале эры Просвещения (начавшееся задолго до Великой французской революции, которая в значительной мере ускорила данный процесс) вынудило по-новому посмотреть на людскую индивидуальность.

В конце 60-х годов XVIII в. в «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо была заявлена идея:

«Я предпринимаю дело беспримерное, которое не отыщет подражателя. Я желаю продемонстрировать своим собратьям одного человека во всей правде его природы, — и этим человеком буду я. Я один. Я знаю собственный сердце и знаю людей.

Я создан в противном случае, чем кто-либо из виденных мною; осмеливаюсь думать, что я не похож ни на кого на свете.В случае если я не лучше вторых, то, по крайней мере, не таковой, как они. Прекрасно либо дурно сделала природа, разбив форму, в которую она меня отлила, об этом возможно делать выводы, лишь прочтя мою исповедь». 11 Руссо Ж.-Ж.

Исповедь//Руссо Ж.-Ж. Избранное.

М., 1996. С. 7.

Новый взор на человека нельзя относить к завоеваниям только философской мысли. Достаточно отыскать в памяти, что именно на рубеже XVIII—XIX вв. в литературе на смену классицизму приходят романтизм и сентиментализм с их особенным вниманием к страстям и человеческим эмоциям.

И сам Руссо кроме этого есть автором романа в письмах «Юлия, либо Новая Элоиза» (1761), написанном в стиле сентиментализма. А младший современник Руссо Иоганн Вольфганг Гете примерно в те же годы пишет роман «Страдания юного Вертера» (1774), в котором утверждается сокровище личной судьбе ничем не примечательного храбреца. Кстати, ужасная развязка этого романа — суицид храбреца — очень примечательна.

Отыщем в памяти моральные муки Гамлета, что не имел возможности решиться на суицид.

Французская революция. Годы света (1989 г.)


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: