Дело под иканом

Поздней в осеннюю пору 1864 года войска России подготовились захватить Чимкент. Осознавая, как страшна для него утрата этого города, правитель Коканда Алимкул готовил ответную операцию и планировал нежданно ударить на Туркестан, уже занятый русским гарнизоном. Разведка, произведённая казачьей сотней есаула Серова, сорвала эти замыслы, но казаки заплатили непомерно большую цену, чего определённо возможно было бы избежать: душевные метания начальника Туркестанского гарнизона стоили судьбе десяткам оренбургских казаков.

Захват Чимкента

В первой половине 60-ых годов девятнадцатого века, в то время, когда русские подготовились захватить Чимкент, о чём мы говорили ранее, в самом Чимкенте разворачивалась борьба между приверженцами укрепления и сторонниками Коканда связей с Россией. На протяжении данной борьбы шестеро самые видных представителей прорусской партии были зарезаны.

Но в решающий момент правитель Коканда Алимкул получив новость о том, что эмир Бухарский наступает на Ферганскую равнину. Алимкул в тот же час отправился в Ташкент с большей частью собственных армий, а в Чимкенте покинул большой гарнизон. Об этом событии шпион в тот же час донёс генералу Черняеву.

Не согласовывая собственных действий ни с Петербургом, ни с Омском, 3 сентября 1864 года Черняев приказал полковнику Лерхе двигаться из Аулие-Аты на Чимкент.

Сам он выступил из Туркестана.

19 сентября русские снова показались под стенками Чимкента. На этот раз у Черняева было десять пехотных рот и две с половиной много казаков при 19 пушках. Помимо этого, в походе принимала участие примерно тысяча казахов.

В ночь на 20 сентября начался обстрел Чимкента. К стенкам повели траншею. Кокандцы выкопали перед стенками контрминную траншею, в которой расположились пушки и пехота для обстрела ходов сообщения передовой русской батареи.

Цитадель Чимкента. Рисунок с натуры

Утром 22 сентября четыре роты во главе с полковником Лерхе нападали кокандцев, засевших в данной траншее, опрокинули соперника штыковым ударом и ворвались в муниципальные ворота. Черняев захватил внутреннюю цитадель, и Чимкент пал.

Сейчас предстояло разъясняться с Петербургом. Черняев направил в Основной штаб письмо, где показывал, что «…овладение Чимкентом до наступления зимы не только полезно, но кроме того нужно для самообладания края». Помимо этого, писал он, страшно недооценивать силы Коканда:

«У них начальники не хуже отечественных, артиллерия значительно лучше, доказательством чего помогают нарезные орудия; пехота вооружена штыками, а средств значительно больше, чем у нас. В случае если мы их сейчас не доконаем, то через пара лет будет второй Кавказ».

Министр обороны Милютин сказал, что опасаеться:

«Кто поручится, что за Чимкентом Черняев не признает нужным забрать Ташкент, а в том месте – Коканд, и финиша этому не будет?»

Очевидно, всё обстояло как раз так, как и провидел Милютин: Черняев вправду нацеливался на Ташкент.

Цель – Ташкент

Черняев кроме того не стал дожидаться ответа из Санкт-Петербурга на собственные сентября и 27 письма с отрядом в 1500 человек с 12 пушками двинулся к Ташкенту. Глава артиллерии Новококандской линии Качалов вычислял поход сущей авантюрой:

«Самая безумнейшая идея – с отрядом в тысячу человек овладеть Ташкентом, городом с сотней тысяч обитателей, раскинутым на пятьдесят вёрст в окружности!»

Следовало бы ещё припомнить, что Ташкент окружала стенки протяжённостью более 25 километров с 12 воротами. В юго-западной части города пребывала цитадель. На аргументы собственного начальника артиллерии Черняев отвечал «успокоительно»:

«Мы подойдём к Ташкенту, обитатели вышлют консульство, это консульство я в тот же час пошлю в Санкт-Петербург и, простояв день-два под Ташкентом, возвращусь назад. После этого буду ожидать распоряжения, как поступить».

Но вышло в противном случае: рассчитывать на приверженцев России среди обитателей Ташкента Черняев не имел возможности, потому, что в городе был громадной кокандский гарнизон. Четыре человека, отправленные в город (раньше они торговали с ташкентскими торговцами и собирались с ними переговорить), были перехвачены кокандским разъездом.

Однако, 2 октября Черняев начал обстрел Ташкента. В стенке удалось пробить брешь, к которой ринулись две роты во главе с полковниками Лерхе и Обухом. Они ворвались в ров перед стеной, но не смогли встать по его крутому склону и попали под пламя соперника.

Помимо этого, кокандцы бросали в ров ручные бомбы.

Ранены были Лерхе, Обух, оба командир роты. Штурм захлебнулся, и Черняев приказал открыть по крепости массированный огонь артиллерии, дабы под его прикрытием воины имели возможность отойти. «Ташкентцы до того были рады, что многие сели верхом между зубцами и, страшно ругаясь, отправляли вдогонку нам пули», – говорил участник событий. 7 октября отряд возвратился в Чимкент, утратив 16 человек убитыми и 42 ранеными.

Оренбургские казаки с верблюдами

Через 14 дней по окончании окончания похода Черняев решился наконец написать донесение министру обороны. Если судить по этому посланию, Черняев вовсе не планировал занимать Ташкент, но всегда получал сведения о том, что в городе «…население мирное, промышленное, живущее в основном торговлей с Россией, и очень сильно тяготится настоящими армейскими действиями… большая часть обитателей [желает] русского подданства»… В противном случае говоря, Черняев снова представил собственную эскападу как очередную рекогносцировку, которая «случайно» превратилась в штурм.

«Черняев отнюдь не ставил перед собою цели овладеть Ташкентом», – пробовал выгородить приятеля важный сотрудник Главного штаба В. А. Полторацкий, которому Черняев систематично отправлял «полуофициальные» письма. На это Милютин в удивлении вскрикнул: «Для чего же в противном случае было ходить в том направлении?»

Практически министр обороны проговорился: официально – «нет», но если бы оказалось – тогда, конечно, – «да». Александр II величественно начертал на донесении о неудачном штурме Ташкента: «Сожалею очень, что [Черняев] решился на ненужный штурм, стоивший нам стольких нужных людей».

И, однако, наглая набег сошла Черняеву с рук. Министр обороны Д. А. Милютин в мемуарах растолковывал данный факт следующим образом:

«Ужас ответственности за всякое уклонение от руководств может убивать предприимчивость и энергию. Бывают случаи, в то время, когда глава обязан брать на собственную ответственность предприятие, которое в заблаговременно разработанной программе не могло быть предусмотрено».

Схватка в степи

Поздней в осеннюю пору 1864 года из форта Перовский вышла в Туркестан казачья сотня 2-го Уральского полка под руководством есаула Василия Родионовича Серова. В первоначальный сутки декабря Серов вступил в Туркестан.

Именно сейчас в Чимкент из Туркестана снаряжался громадной транспорт. Отправлять его просто так, без разведки, сочли неблагоразумным. Ходил слух, словно бы правитель Коканда Алимкул покинул Ташкент и направился к себе – усмирять какое-то беспокойство.

В действительности слух распустил сам хитроумный Алимкул – в конечном итоге он собрал все силы, какие конкретно отыскал в Ташкенте, и двинулся, минуя Чимкент, прямо на Туркестан.

Покуда считалось, что Алимкул идёт на юг, тот продвигался на север. 4 декабря отряды Алимкула дошли до селения называющиеся Икан. От него до Туркестана было всего 20 либо 25 верст, так что 5 декабря, вероятнее, Алимкул неожиданно показался бы под стенками Туркестана.

Но его замысел был сорван.

Василий Родионович Серов (1829–1901), на фото уже полковник Уральского казачьего войска

«Мирные кокандцы» из Икана, ранее принявшие русское подданство, сказали начальнику Туркестана о том, что показались «громадные шайки» немирных кокандцев. Казакам Серова было поручено разведать местность и при встречи с неприятелем (численность которого оценивалась от ста до четырёхсот человек) вступить с ним в бой.

В отряде Серова насчитывалось 98 казаков, два обер-офицера, пять урядников, четыре артиллериста, фельдшер, фурштат и трое киргизов – погонщиков верблюдов. Всей артиллерии у много имелся один горный единорог и к нему 42 заряда.

Сотня двигалась с опаской, высылая вперёд разъезды. Не так долго осталось ждать казакам начали видеться кочевники, каковые в один голос твердили о том, что где-то за Иканом имеется неприятель. какое количество? «Как камыша в озере», – звучал неизвестный ответ.

Было уже около 4 часов вечера 4 декабря, начинало темнеть. Казаки доходили к Икану, лежащему на высоком месте. Оттуда раскрывался хороший вид на степь, и появление казачьей много, очевидно, в далеком прошлом уже было увидено неприятелем.

Кишлак Икан. Фото из «Туркестанского альбома» (1871—1872)

Увидев огни около Икана, казаки остановились и заняли позицию около маленькой канавки. Они спешились, развьючили верблюдов и оградили себя завалом из мешков с провиантом.

Кокандцы на конях двинулись от Икана – вначале «негромким молчанием», а после этого с громкими криками, паля из ружей и размахивая саблями. Их встретили картечь единорога и ружейный огонь. Отпор был убедительным, и неприятель сперва отошёл, но после этого снова нахлынул.

По окончании нескольких атак кокандцы «угомонились» и отошли на ночь, разведя костры.

Ясно было, что передышка ненадолго, и казаки решили молить о помощи из Туркестана.

Ночь была бессонной: кокандцы обстреляли отряд Серова из фальконетов, забросали гранатами (погибло пара лошадей), после этого постарались пробраться в лагерь казаков под покровом темноты и кого-нибудь зарезать, но бдительный «служивый народ» перехватывал «разбойников», так что тайные набеги не удались.

Картина В. Верещагина «Нападают неожиданно», 1871 год. Картина не является иллюстрацией какого-либо конкретного боя — живописец положил в неё собственное видение некого обобщённого сражения в Туркестане

Наступило утро, и кокандцы осознали, наконец, что противостоит им всего сотня человек. Казаки стреляли экономно: лишь по смельчакам, каковые, красуясь, приближались к неприятелю, по орудийной прислуге и по «руководству» – расшитым халатам, чалмам, богатому убору. У соперника, как сейчас выяснилось, было три орудия, а у русских – всего один единорог, и тот перестал работать.

По окончании восьмого выстрела колесо орудия сломалось, и к нему, как сумели, приладили колёса от орудийного передка.

Сейчас приходилось перетаскивать единорог с места на место вручную – правильнее, на поясницах.

Часть людей Алимкула, обойдя отряд Серова, двинулась к Туркестану.

Спасти есаула Серова

Начальник Туркестана полковник Жемчужников слышал выстрелы. После этого прибыл нарочный и сказал о многочисленном отряде неприятеля, с которым столкнулась сотня Серова. В тот же час собрали отряд «охотников»-добровольцев: 152 человека из лучших стрелков.

Начальником этого отряда прописали подпоручика Сукорко.

Отряд взял два единорога и спешно выступил из крепости – выручать товарищей.

Тем временем полковника Жемчужникова «обуревали тяжёлые думы». В крепости осталось 300 солдат, а слухи ходят, словно бы правитель Коканда собирается объединиться с эмиром Бухарским и совместно атаковать Чимкент и Туркестан. Внезапно неприятели определят, что лучших воинов Жемчужников из крепости послал, – и нападут прямо на данный момент?

Что делать-то?

Пометавшись какое-то время, Жемчужников не отыскал ничего лучше, как излить собственные эмоции в записке к Сукорко: «П. Л. [Петр Логинович], нежели заметите огромные силы, то, не выручая много, возвращайтесь назад, чтобы дать средства местному гарнизону». Нарочный догнал отряд Сукорко и вручил начальнику послание от руководства.

Сукорко прочёл и сунул записку в карман.

Уже была видна цепь песчаников, в следствии которых доносились выстрелы. Неожиданно из-за холмов высыпались кокандцы и мгновенно окружили отряд Сукорко, пугая выстрелами. После этого, обойдя русский отряд, кокандцы двинулись по дороге на Туркестан.

Сукорко сделал логичный вывод: крепость Туркестан подвергается громадной опасности, неприятель бессчётен, приказание от руководства – не ввязываться в бой, нежели встретятся «полчища», – в кармане.

И подпоручик отдал приказ отходить к Туркестану.

В отряде началось недовольство: до казачьей много, попавшей в беду, оставалось немного: возможно, верста (показывают и три версты, и одну, а также «пара сажен»). Но Сукорко настаивал на отходе, и отряд отправился назад, к Туркестану, неизменно подвергаясь опасностям: то воинов обстреливали из каких-то руин, то выскакивала засада. К 6 часам вечера утомившийся отряд Сукорко был уже около Туркестана.

Тогда же поблизости показался и неприятель.

Картина В. Верещагина «По окончании удачи», 1868 год

Около девяти часов вечера в Туркестан прискакали трое нарочных из отряда Серова: информировали, что сотня ещё держится, но положение тяжёлое, и Серов весьма молит о помощи. Встала суета, снаряжали новый отряд, искали телеги, дабы везти раненых, «приискивали хомуты» – лошади, как выяснилось, были посланы «за капустой»… Лишь в час дня 6 декабря из Туркестана выступил новый отряд – чуть более 200 человек с двумя орудиями. К утру того же дня кокандцы отошли от Туркестана к Икану.

Тем временем Серов, потянув время за переговорами с Алимкулом (каковые, конечно, ни к чему не привели), решил прорываться. В 7 часов утра 6 декабря начался последний бой. Заклепав орудие, переломав ненужные винтовки, казаки с криком выскочили из-за собственных завалов. Прорывались с громадной кровью, утратили у Икана 37 человек из сотни.

Пострадавшие старались идти – всех отставших кокандцы в тот же час рубили на части. За три часа казаки прошли всего восемь верст.

Становилось ясно, что до Туркестана им не добраться. В то время, когда казалось, что всё кончено, сотня Серова соединилась с отрядом, вышедшим на выручку.

Казаки много Серова на фото, сделанном через четверть века по окончании Иканского боя. В центре В. Р. Серов

Последним погибшим стал сотник Павел Абрамичев: раненный сперва в голову, позже в бок, он всё шёл , и лишь в то время, когда ему перебило ноги, упал. Проходившие мимо казаки прощались с ним как с мучеником, кланяясь: «Забудь обиду нас, Христа для». Абрамичев был человеком молодым и весьма сильным физически: «подломить» его не получалось, он всё пробовал подняться, и кокандцы зарубили его на глазах у товарищей – те успели отойти всего шагов на пятнадцать.

В то время, когда подсчитали утраты, оказалось, что сотня Серова утратила более чем половины личного состава убитыми и фактически все были ранены. В крепость их доставили к 11 часам вечера – затем ещё 11 человек умерли в лазарете.

Казачья сотня есаула Серова, нашедшая отряд соперника, спутала все его замыслы. Кокандцы нашли себя, утратили время и с утратами вынуждены были уйти.

Продолжение направляться