Стилистический аспект порядка слов

Занимательный пример преобразования порядка слов возможно встретить в переводе фрагмента романа «Мастер и Маргарита» на сербский язык.

Луна в вечернем чистом небе висела полная, известный через ветви клена.

На чистом вечерьем небу cujao je пун месяц и пробщао се кроз кленово гране.

В русском тексте мы сталкиваемся с порядком слов, отражающим авторское видение действительности. Порядок слов в тексте Булгакова очень необычен. В нем возможно выделить пара тема-рематических комбинаций.

Начало высказывания строится по привычному для поэтики Булгакова порядку, имитирующему устное сообщение: на первом месте выясняется рема, то основное, что обязан «заметить» читатель в вечернем небе, т.е. луна. Небо формирует нужный фон для этого главного объекта, завлекающего взор. Небо с его чертями помещается в более не сильный, безударную позицию: Луна (Р) // в вечернем чистом небе (Т)…

После этого направляться связка, объединяющая первую тема-рематическую комбинацию со второй, — висела. Связующий глагол делает функцию темы второй тема-рематической комбинации: висела (Т) // по’лная, ви’д-ная (Р) через ветви клена.

Переводчик направляться принципу логичности высказывания. Он перемещает на первое место тему, создающую фон, пространственную рамку: На чистом вечерньем небу (Т), после этого направляться связочный глагол, достаточно вяло передающий сочную чёрта булгаковской луны, и фактически рема: cujao je пун месяц (Р). Глагол, следующий по окончании альянса и, делает роль связки со вторым тема-рематическим блоком, в котором он делает функцию темы: пробщао (Т) се кроз кленово граьье (Р).

Так, в переводе мы видим логически верное развертывание высказывания о референтной ситуации, обрисованной в тексте оригинала. Но поэтика булгаковского текста предстает в пара искаженном виде. Уникальный, характерный Булгакову синтаксис преобразовывается в нормативную «неспециализированную» структуру в тексте перевода.

Переводчик не подмечает и еще одной особенности поэтики Булгакова, знаком которой есть «синтаксическая неточность» автора. В то время, когда на компьютере набираешь эту булгаковскую фразу, умная и нормативно грамотный машина отмечает неточность. «В большинстве случаев качественное прилагательное предшествует относительному», — информирует она и предлагает поменять их местами. Переводчик направляться логике и изменяет порядок следования прилагательных, т.е. применяет прием пермутации для сохранения нормативности переводного текста:

«Синтаксическая неточность» автора заставляет задуматься над обстоятельством, и поэтика булгаковской фразы делается более ясной, сильнее проявляется ее ритмический рисунок, заключаю-

щийся в очевидном параллелизме фрагментов фразы в сочетании со сломом этого параллелизма. Попытаемся устранить из фразы «неправильно» расположенное относительное прилагательное (чистое). По окончании слова луна, притягивающего главное внимание читателя, фраза строится в этом случае в виде последовательности симметричных фрагментов:

Луна //

в вечернем небе

висела полная

известный через

ветви клена

Очевидный параллелизм формирует монотонность, и Булгаков нарушает эту монотонность, поместив качественное прилагательное чистом по окончании относительного, что не соответствует норме, т.е. нарушает привычный, ожидаемый порядок.

В переводе на сербский язык глагол висела заменяется глаголом cujao, прилагательное известный — глаголом npoбujao, а слово ветви семантическим эквивалентом гране. Создать подобный авторскому ритмический параллелизм выясняется неосуществимым. Исходя из этого выбор, сделанный переводчиком в пользу нормативной и логически верной синтаксической организации высказывания, оправдан.

Рассмотренная фраза булгаковского текста и ее перевод на сербский язык позволякя обратить внимание еще на один нюанс смысловой организации высказывания, высказываемой синтаксическим строем фразы, в частности антропоцентризм, присутствие человека в высказывании. В русской фразе читатель может отождествить себя с рассказчиком либо с персонажем, что будет функционировать в референтной обстановке. Именно он видит луну и оценивает ее свойства.

Русская фраза, тяготеющая к такому антропоцентризму, более субъективна. В переводе луна предстает не через восприятие человека, а как независимый предмет, т.е. более объективно.

Совсем в противном случае выглядит эта фраза в переводе на французский:

«Луна // в вечернем чистом небе II висела // полная, // известный // через ветви клена».

«A travers les branches d’un erable, // la pleine // lune // se decoupait // dans le ciel pur du soir».

Ее внешняя форма совсем не соответствует русскому оригиналу. Но французскому переводчику удается сохранить антропо-центричность уникального высказывания. Форма a travers — через, с которой начинается французская фраза, сходу отправляет

читателя в область восприятия. Читатель обязан что-либо заметить, и он видит луну, основной предмет высказывания, выясняющийся в достаточно сильной позиции. Но логика французской антропо-центричной фразы не та, что в русском тексте.

Француз сперва видит ближайший к нему предмет (les branches d’un erable — ветви клена), после этого то, что привлекло его внимание (la pleine lune — полная луна), и, наконец, самое отдаленное — фон (le ciel pur du soir — чистое вечернее небо). Таковой порядок, на первый взгляд, не соответствует представлению о французском синтаксисе, которое мы встречали у Вине и Дарбельне, сравнивавших французскую фразу с британской.

Но приводившаяся ими как пример фраза // a regarde (1) dans le jardin (2) par la porte ouverte (3) выстроена как определенно-личная, в ней уже выведен субъект восприятия. В переводе булгаковской фразы по окончании вынесенного на первый замысел ближайшего замечаемого предмета с наречием a travers, восстанавливающего антропоцентризм, сходу направляться цель — основной предмет, а после этого уже выводится фон, окружение этого предмета. Так, подтверждается справедливость увлекательного наблюдения канадских исследователей об асимметрии французской и британской логик синтаксической организации высказывания.

Итак, синтаксический нюанс перевода, синтаксические преобразования — очень многосторонняя неприятность. Она не сводится, как может показаться на первый взгляд, к фиксиро-ванности разных элементов высказывания, в основном глагола и субъекта, в большей либо в меньшей степени обусловленной строем того либо иного языка. Не сводится она и к коммуникативному порядку размещения элементов высказывания в речевой цепи и тема-рематическому членению высказывания.

Неприятность выясняется существенно шире к уводит нас в область представления тем либо иным языком динамической картины мира, как раз динамической, поскольку речь заходит о том, как тот либо другой язык показывает последовательное развитие события во времени и в пространстве.

Глава 10

ДЕФОРМАЦИИ