География, история и уклад жизни

В первой главе мы разглядим классическую культуру островитян, относящуюся к периоду до христианизации. Глубинное познание данной ранней культуры нужно чтобы оценить внутреннюю логику их — событий 1938 последствий и христианизации года.

Мы разглядим историю появления племен на Реннелле и Беллоне; архаичные хозяйственные практики; кланово-память и родовую структуру, рационализирующую постоянные межродовые конфликты на Беллоне; гендерные роли и институт брака. После этого будет обрисована мифологическая и религиозная совокупность реннелльцев-беллонцев.

В последующих главах мы заметим, как кое-какие из перечисленных качеств культуры туземцев были уничтожены либо видоизменены в ходе и благодаря “сумасшествия» 1938 года. Это сложная и трудновыполнимая задача, но в отечественном распоряжении подробный материал, кропотливо собранный антропологами через два десятилетия по окончании христианизации. Обзор, представленный в настоящей главе, есть скорее результатом историографического анализа, нежели независимого изучения.

Начнем с появления полинезийцев на двух островах. Для Океании это нередкое явление, в то время, когда представители одного ареала (по большей части это относится полинезийцев) со схожими элементами в языке, религии и культуре, находятся на территории другого. В английской научной литературе полинезийские острова на территории Меланезии либо Микронезии принято именовать полинезийскими аутлаерами (outlier – остров-останец).

Так, Хаддон во второй половине 30-ых годов XX века насчитывает до пятнадцати Полинезийских аутлаеров в пределах Меланезии[12]. Касательно Реннелла и Беллоны – антропологи дискутируют по поводу локализации “отчизны” островитян и времени их прибытия. Кай Биркет-Смит в собственной книге “An Ethnological Sketch of Rennell Island” отводит целую главу вопросам происхождения Полинезийских аутлаеров и миграций обитателей Реннелла, в частности[13].

В том месте же он охарактеризовывает кое-какие культурные элементы реннелльцев как прото-полинезийские. В главе о религиях в “Polynesian Outliers: The State of the Art” Фейнберг, Макдональд и Лохманн пишут, что “классические религии аутлаеров зародились на островах Западной Полинезии и в течении долгого периода времени развивались, распадались и смешивались, в то время, когда их обитатели виделись либо отделялись друг от друга”[14].

В соответствии с общепринятому сказанию, предки островитян во главе с вождем Каитуу более двадцати поколений назад прибыли на Реннелл и Беллону из далекой почвы называющиеся Убеанганго (букв. Западная Убеа), на которую, со своей стороны они приплыли из Убеаматанги (Восточная Убеа)[15]. Элберт и Монберг, основываясь на сказании, предполагают, что такое путешествие имело возможность иметь место, и что Западная Убеа – это остров Увеа, входящий в состав островов Луайоте около Новой Каледонии, а Восточная – это Увеа островов Уоллис и Футуна[16].

Обзор дискуссии на тему датировки прибытия плавателей с Убеи на Реннелл и Беллону коротко представлен в монографии Рольфа Кушеля “ Vengeance is Their Reply”. Главная сложность, с которой тут исследователям приходиться иметь дело – это расхождение устной традиции и научного подхода. На обоих островах всем как мы знаем, что в то время, когда их предки 24 поколения назад приплыли на нынешнюю отчизну, они встретили так называемых хити – коренных в то время (ок.

600 лет назад) жителей атоллов. В рассказах о народе хити[17] достаточно четко обозначена отличие между ними и переселившимися на острова новыми племенами. Хити, в соответствии с сказаниям, были маленького роста и с долгими волосами, жили в пещерах и лесах и довольно часто прибегали к различным хитростям для причинения вреда либо принесения пользы людям.

Между хити и переселенцами назрел конфликт, и последние истребили аборигенов, не смотря на то, что мы и видим, что на мифологическом уровне истории о редких случаях встречи с ними однако присутствуют[18]. Но археологические раскопки на островах не смогли подтвердить либо опровергнуть существование некого иного народа, кроме сейчас существующего.

Более того, радиоуглеродный анализ продемонстрировал, что человеческое присутствие на Беллоне прослеживается более, чем на два тысячелетия назад, а одно из наиболее значимых захоронений беллонцев датируется 120 годом н.э. В собственной книге, Кушель разглядывает пара точек зрения о ситуации , каковые нам нет необходимости тут представлять[19]. Принципиально важно подчернуть, что антропологи предпочитают относить хити скорее к сверхъестественным, мифическим персонажам, чем к историческому населению.

Итак, появлявшись большое количество столетий тому назад на Реннелле и Беллоне, переселенцы прочно укоренились на новом месте. Известно много примеров, в то время, когда географические изюминки местности прямо воздействуют на социальную организацию, образ и культуру судьбы ее жителей. хороший пример приводит антрополог Ричард Фейнберг, сравнивая социально-пространственный символизм двух вторых Полинезийских аутлаеров – Ануты и Нукуману[20].
Относительно поздняя христианизация Реннелла и Беллоны обуславливается не только культурной, но и географической изоляцией. Ближайший населенный пункт на Соломоновых островах находится в 160 километрах. Береговая линия обоих островов очень сильно возвышена и образует что-то напоминающее форму каноэ (“From Two Canoes”): полностью они окружены высокими известняковыми горами.

На Реннелле скалы достигают ста двадцати метров, и лишь два пляжа снабжают выход к морю.

К тому же островитяне были уверенны, что немногочисленные пляжи населяли танцующие духи предков – это частенько не давало им нормально выходить на берег. Ужас перед меланезийцами-каннибалами лишь усиливал их изоляционизм. В итоге, обработка почвы очень сильно опередила рыболовство по популярности среди Реннельцев и Беллонцев.

Более того, на Реннелле находится одно из наибольших озер островной Океании, которое снабжало население острова рыбой, и делало его в определенной степени свободным от даров моря[21]. Всё это уменьшало возможности островитян на культурный обмен и контакты с внешним миром.

Скажем пара слов о сотрудничестве обитателей островов с их экосферой. Как уже было сообщено, организация пропитания складывалась из рыболовства и огородничества; реже – собирания и охоты диких фруктов и корешков. К моменту сбора информации антропологами, такое положение не очень сильно изменилось.

Каждое поселение было самодостаточным, и потребности в родовой специализации не было. Огороды сажали кустами около домохозяйств, для неоднократной культивации земли использовался подсечно-огневой способ. Главные земледельческие культуры – это ямс, таро и пара вторых видов клубней, орехи и бананы (бетель, к примеру).

Клубневые растения пеклись в особых обычных для Полинезии земляных печах: вырывалась яма, в которую клали раскаленные коралловые камни, а на них ставили клубни[22]. Из-за мякоти и молока весьма ценились кокосы. Из них кроме этого делали емкости, а листья кокосовых деревьев применяли для производства матов и корзин.
На протяжении нечастых выходов в море, в основном островитяне ловили летучих акул и рыб. Последние весьма ценились, и поймавший много акул заслуживал уважение и почёт обществе. У Реннельцев всегда был доступ к озеру, в котором обитало много живности, включая угря, бычков, и телапий и проч.

самый подробный рассказ о фауне и флоре Беллоны, и о методах обеспечения жизнедеятельности и добычи пропитания возможно отыскать в объемном изучении Софуса Кристиансена “Subsistence on Bellona Island” 1975 года. В том месте же датский географ разглядывает трансформации в методах обеспечения пропитания по окончании христианизации 1938 года[23].

Монберг, Элберт и Кушель прекрасно и говорят о социальной организации и материальной культуре островитян, не смотря на то, что, такое описание присутствует у них скорее в качестве введения к главным темам их английских монографий (религия, междоусобицы и тд). Еще одна трудность пребывает в том, что на Беллоне, христианизация которой происходила значительно медленнее, общество было подробнее изучено, чем на Реннелле.

С одной стороны, антропологи объединяют оба острова в целостное культурное поле, но и рекомендует предотвратить о вероятных различиях[24]. Такие различия, по-видимому, имели возможность появляться в сфере родства, в локальных религиозных практиках и без того потом.

Всё общество подразделялось на три перетекающие одна в другую части. Первая – это население островов в целом, в частности потомки первых переселенцев. Считается, что, переселенцами были восемь пар, каковые образовали на Реннелле и Беллоне восемь семей в одного клана. Так они себя и именовали – “саа Каитуу” (sa’a Kaitu’u) – другими словами клан Каитуу.

Но в западной части Беллоны жило некое количество семей, объединенных под клановым именем другого иммигранта – Таупонги.

Существование двух кланов на острове стало причиной случаям и множественным ссорам кровавой неприязни.
Потом общество сегментируется на более небольшие субкланы – какаи ‘анга (kakai ‘anga) – группы семей, связанные именем неспециализированного предка – одного из потомков первых мигрантов. Все члены какаи ‘анга обитали в границах одного земельного округа (дистрикта). Третий уровень разделения – громадные семьи, либо линиджи, именуемые хонохано (honohano) либо манаха (manaha).

Члены одного линиджа возводили собственный происхождение к неспециализированному предку по мужской линии, что когда-то отделился от поселения собственных родственников и основал собственное, не смотря на то, что, в большинстве случаев, и на наделе земли, наследуемой от отца. Монберг и Элберт акцентируют внимание на внутреннем различии между хонохано и манаха. В то время, как хонохано было термином, определяющим только родословные отношения, манаха относилась к более широкому кругу социальных понятий.

Манаха обозначала не только родовую группу, но и, к примеру, огород, кокосовую рощу либо любую территорию, в которой обитает нуклеарная семья. В целом, антропологи предпочитают переводить его как поселение. Такое деление отсылает нас к “грязи и гипотезе крови”, которую в первой половине 70-ых годов двадцатого века Мартин Сильверман ввел в антропологию Океании[25].

В целом, мысль ставила под сомнение классическое познание генеалогических линий, потому, что во многих племенах были обнаружены такие группы, каковые, не обращая внимания на экономическое единство, не были связаны прямым родством. Исследователи обществ Полинезийских аутлаеров выявляют схожие правила у изучаемых ими островитян.

На острове Анута, к примеру, приемные дети либо иммигранты с вторых островов могли быть условно включены в генеалогическое древо, что достигалось при особенном поведении, высказываемом терминами любви, симпатии, сострадания и без того потом. А на Капингамаранги, для получения какого-либо родового статуса, чужаку достаточно направляться предписаниям и определённым обязанностям, связанных в основном с почвой. Антропологи уверены в том, что в совокупности родства вышеупомянутых аутлаеров и обитателей Реннелла и Беллона имеется схожие по этому принципу механизмы[26]

Так, деление длилось, и к году христианизации на Беллоне с населением в 430 человек пребывало 20 линиджей. Это были экзогамные патрилинейные и патрилокальные группы: супругами имели возможность становиться члены одного какаи ‘анга, но не одного хонохано. Правда история говорит о множественных прецедентах брака в рода в следствии, к примеру, сильного повышения численности одного из субкланов.

В “Vengeance is their reply” (1988) Кушель детально исследует зафиксированные в истории случаи кровавой неприязни (blood feud) в обществе Беллоны, ее логику и структуру. Нередкие ссоры, перепалки а также убийства имели системный темперамент, верное устроение атак занимало определенное время. В этом смысле, деление на подгруппы и группы довольно часто имело решающий темперамент.

В зависимости от событий, враждовать между собой имели возможность как субкланы, так и линиджи в одно субклана, и чем больше родственников атакующая сторона собирала на помощь, тем больше у нее было шансов на успех[27].

В итоге, родовые группы имели возможность делиться на пара домохозяйств – самый небольшой вид поселения, в котором жил свободный взрослый мужчина со своей семьей (нуклеарная семья)[28]. Значительно чаще домохозяйство до христианизации представлялось маленьким, окруженным кокосовой рощей наделом земли с единственным жилым домом (hut) по центру. В доме любой дремал в положенной ему части, вещи, в особенности связанные с ритуалами, кроме этого пребывали на собственных местах.

Мужчина с женой (либо женами), детьми и время от времени вторыми родственниками жили в одном доме совместно, что давало им больше шансов для защиты от вероятных нападений соперников. Это пара упрощенная модель, поскольку случалось, что мужчина мог иметь пара домохозяйств в различных местах, либо, в случае если у хозяйственника было пара жен, любая из них имела возможность иметь личный дом[29]. Перед домом пребывала ритуальная площадка, на которой выполнялись обряды, посвященные высшим всевышним.

В доме кроме этого проходили ритуалы, предназначенные менее сильным, местным божествам. О ритуальном его символике и пространстве будет сообщено мало позднее. За хатой стоял кухонный домик, куда доступ был открыт лишь для дам.

На противоположной от дома стороне в два последовательности пребывали женские и мужские могилы родственников и предков[30].

Во главе линиджа либо семьи стоял вождь – взрослый и влиятельный член рода, что руководил собственной почвой, разрешал разногласия и споры, распределял пищу среди собственного хозяйства, и руководил религиозными обрядами. хороший пример для того чтобы вождя – Таупонги, устроивший фестиваль на Реннелле, за которым последовало исследуемое нами “сумасшествие”. Управление хозяйством переходило от отца к старшему сыну либо, реже, к одному из младших сыновей, в случае если первый не казался ему хорошим.

Монберг избегает слова “вождь”, потому, что управление ограничивалось одним либо несколькими домохозяйствами, тогда как во многих вторых Полинезийских обществах вождь руководил громадными территориями, если не целым островом[31]. По большому счету университет вождества, дифференцирующий правителя и подчиненных, как и социальное деление у реннельцев-беллонев был не очень сильно развит, в отличие от многих обществ, населявший Полинезийский треугольник. В этом смысле Реннелл и Беллона принято сближать с некоторыми Полинезийскими аутлаерами, к примеру, Таумако либо Тикопия на которых социальная стратификация была кроме этого слабо выражена[32].

Поворотный момент в ходе христианизации Реннелла, как мы заметим, частично коснулся университета брака, временно уничтожив его. Чтобы выяснить, фактически, что могло быть подвергнуто трансформациям, мы взглянуть на кое-какие особенности брака у островитян. Как уже было упомянуто ранее, экзогамное табу не разрешало участникам одного рода вступать в брак между собой.

Островитяне одного матрилинейного либо патрилинейного линиджа и одного поколения классифицировались как сестры и братья, и половые связи между ними считались инцестуальными. Не смотря на то, что подобные отношения были строго запрещены, информанты не смогли отыскать в памяти случаев наказания со стороны общества на данной земле. Монберг и Элберт это связывают с высоким уровнем сексуальной свободы в целом.

Так, к примеру, незаконнорождённые половые контакты были осуждаемы, но являлись чуть ли не неспециализированным местом.

Выделяют две обстоятельства, по которым реннельцы-беллонцы имели возможность вступать в брак: установление рода альянса и продолжение мужа двух родов. Брак неизменно, за исключением пары случаев, был патрилокальным: супруга переходила в поселение мужа.

Бракосочетание происходило, по окончании того как супруг умыкал будущую невесту из дома ее отца, но через некое время возвращался с подарками.
Разделение труда в семье было четко распределено. Супруга готовила еду, убирала на участке и в доме, очищала почву для урожая, собирала рифовых морских жителей (напр. моллюсков), фрукты, дрова и корешки. Кроме этого жены смотрели за детьми и заботились за солдатами между сражениями.

Из изделий они плели половые и декоративные ковры, корзины и сумки. Мужья занимались более физически непростой работой: строили дома, вырезали каноэ и бессчётные виды охотничьего и боевого оружия, охотились, рыбачили и расставляли рыбацкие сети. Мужчины делали всю непростую работу в огородах.

Сражения и главные ритуалы были кроме этого прерогативой мужа,[33].