Русские большевики в иностранном легионе

В истории Первой Мировой имеется много страниц, каковые фактически не завлекают внимание не только широкой аудитории, но и опытных исследователей. Так, обширно как мы знаем, что по соглашению между союзниками в 1916 году войска России были посланы за границу и сражались вместе c французскими и английскими частями на Западном фронте, и на балканском полуострове. Но это были не первые русские воины на этих театрах военных действий.

В августе 1914 года многие россияне, неизменно либо временно жившие во сопредельных странах и Франции, решили внести собственный вклад в борьбу против Германии. Для кого-то из них путь в русскую армию был закрыт, другие просто не хотели проходить службу в царской армии по политическим соображениям. Чуть ли не единственным выходом для таких людей оставалась запись добровольцами во французский Зарубежный легион.

Подобным образом поступили, но, не только русские эмигранты, но и в полной мере легально жившие во Франции граждане нейтральных в то время Греции, Италии, США, Испании и Швейцарии.

Французский пехотный полк прибыл на Салоникский фронт

Нужно подметить, что до Первой мировой русский контингент в легионе был, мягко говоря, немногочисленным. Так, философ Николай Лосский, которого по юности будущее занесла в Алжир, во второй половине 80-ых годов девятнадцатого века записался в Зарубежный легион и встретил в гарнизонном городе среди бельгийцев, французов и немцев лишь одного соотечественника. Им был некоторый «юный человек, открывший по секрету, что его настоящее имя князь Голицын, но что помогает он под другим, вымышленным, именем».

В 1914 году, на волне общего энтузиазма, в легион устремились тысячи мужчин-эмигрантов из России, и к Январю в частях легиона выяснилось 3393 россиянина самого различного возраста, этнического происхождения и вероисповедания. Среди них были и достаточно заметные, из-за собственных связей в кругах интеллигенции, фигуры наподобие Зиновия Пешкова, старшего крестника Якова Максима и брата Свердлова Неприятного.

К сожалению, не так много осталось опубликованных письменных свидетельств (дневников, воспоминаний, художественных произведений), принадлежащих перу тех, кто был тогда в Зарубежном легионе. В отличие от солдат четырёх бригад т.н. Русского экспедиционного корпуса 1916 года и образованного на его базе в 1917 Русского легиона чести, легионеры-добровольцы 1914 года были фактически забыты.

В Советском Альянсе самым популярным и довольно часто переиздававшимся текстом о приключениях русского легионера-добровольца был «Зарубежный легион: роман в 13 новеллах» Виктора Григорьевича Финка. Написанный в середине 1930-х гг. текст живописал, в полной мере в духе того времени, жестокость империалистической войны, рост революционного самосознания воинов и борьбу одного из главных действующих лиц против военной совокупности. Не обращая внимания на такие идеологические реверансы, Финк, проходивший службу в легионе в годы Первой Мировой и отобразивший во многом личный опыт, сумел весьма быстро и с юмором передать подробности судьбы воинов на фронте.

Передовая в Галлиполи. Французские армии в 1915 году

Документальными свидетельствами о добровольцах стали статьи эсера Владимира Лебедева, проходившего службу в легионе и отправлявшего оттуда журналистские очерки в российские газеты, а в 1916 году издавшего эти материалы отдельной книгой «Из последовательностей французской армии: Русские добровольцы во Франции. Очерки тыла и французского фронта. В Македонии».

Помимо этого, супруга одного из добровольцев, Лидия Крестовская, в 1919 году сочинила достаточно сумбурную, но полезную из-за свидетельств современников книгу «Из истории русского волонтёрского перемещения во Франции». Упоминаются русские легионеры и в газетных заметках, каковые отправляли из Франции Борис Савинков и Илья Эренбург.

К этим книгам возможно прибавить ещё одну публикацию, об авторе которой и отправится обращение. Это книга «Цветы под огнём: рассказы 1915 года», создателем которой есть человек с увлекательной судьбой – доброволец Зарубежного легиона, поэт-коммунист, уроженец Самарской губернии Михаил Прокофьевич Герасимов.

Михаил Герасимов появился во второй половине 80-ых годов девятнадцатого века в семье ЖД рабочего, взял образование в сельскохозяйственной школе и начал учёбу в ЖД училище в Самаре. Будучи ещё весьма молодым человеком, он окунулся в революционную борьбу, примкнув к коммунистической партии. В 1907 году из-за участия в незаконной политической деятельности Михаил Герасимов был должен бежать из России. Позднее, в «Автобиографическом письме» 1925 года, он так обрисовывал собственную эмигрантскую судьбу:

«Во Франции – город Нанси, поступил на доменные печи, разгружал руду марганцевую и магнитного железняка, красные куски, похожие на мясо. Позже перебрался в Бельгию, в шахты около Льежа (Соренг), катал вагонетки, долбил забойщиком больше года.

Тут же трудился на паровозостроительном и пушечном заводе (Джон Кокриль)… Трудился шахтером около Монса, кроме этого на рельсопрокатном и котельном заводе, где видел сгоревшего рабочего… Обучась осознавать по-французски, с тёмной работы перешёл на слесарную. В Париже сперва мыл окна в ресторанах, после этого трудился на автомобильном заводе у Рено слесарем. Трудился электромонтёром по инсталляции и починке электрического освещения в магазинах и квартирах (Мэзон Фай и Репар). Париж был красивой академией; его ночи и дни, фабрики и Лувр, притоны Монмартра и центральных рынков, Люксембургский музей – всё это накладывало глубокую печать на меня…»

Герасимову не сиделось на одном месте, и он совершил множество рейсов на пароходах «в качестве кочегара, масленщика, угольщика», и пешком прошёл множество государств-членов Евросоюза. Не во всех ему получалось ладить с законом: «не считая России, сидел в колониях, недолго – во Франции, в Бельгии, в Италии…».

«…В первую очередь европейской войны являлся волонтёром во французской армии, во 2-м зарубежном легионе. Принимал участие в битвах на Марне, в Шампани, Аргонне. Получил сильную контузию около Реймса (форт Сент-Тьери).

В осеннюю пору 1915 года вместе с другими добровольцами был выслан в Россию за неподчинение влияниям и пропаганду против войны. Весной 1916 года арестовали: сидел на гауптвахте в Самаре, а позже дан под надзор в 4-й запасный сапёрный батальон. С 1917 года занимал последовательность важных постов: главы совета армейских парламентариев, зампредгубисполкома, губвоенкома, командующего фронтом, участника ВЦИК 1-го созыва от межрайонцев, председателя самарского пролеткульта и др.»

В первую очередь 1920-х гг. все силы Герасимова занимает литература. Он был одним из основателей объединения пролетарских поэтов и писателей «Кузница», просуществовавшего до 1932 года. Сам Герасимов занималсятворческой деятельностью впредь до собственного ареста во второй половине 30-ых годов XX века, сразу после которого его, по всей видимости, и расстреляли (не смотря на то, что существуют сведения, что он погиб от заболевания на протяжении заключения во второй половине 30-ых годов двадцатого века).

Рассказы сборника «Цветы под огнём» составляют солидную часть прозаического наследия поэта. Все они, за исключением одного рассказа из второго издания сборника, посвящены армейскому опыту Герасимова.

Слева Михаил Прокофьевич Герасимов, фото из следственного дела 1937 года.

В центре Пётр Прокофьевич Герасимов — фото 1910-х гг. из архива Самарского литературного музея. Справа Марк Волохов в 1939–1940 гг.

Но в заглавии сообщено о братьях Герасимовых. Вправду, как мы знаем, что брат Михаила, Пётр, также был коммунистом, также нелегально эмигрировал из России и также принимал участие в Первой мировой. Если судить по официальным донесениям, Пётр, как и его брат, продемонстрировал себя достаточно деятельным борцом с режимом, деятельно принимал участие в экспроприациях по заданию партийного комитета и совершил наглый побег из-под конвоя прямо перед началом суда.

Петра и Сестра Михаила, Елена Колесникова, вспоминала через полстолетия по окончании 1914–1918 гг., что «…в первую империалистическую войну Михаил и Пётр добровольно вступили во французскую армию и вели агитацию против империалистической войны, против тех, кто наживался на нищете и горе миллионов безработных. За активную революционную пропаганду в 1915 г. Михаил был выслан из зарубежа на Родину – в Самару. А Петру не суждено было возвратиться… в одном из битв он пал смертью храбрых».

Видно, что Колесникова, по сути, пересказывает автобиографические сведения Михаила, прибавляя только данные о смерти Петра на фронте.

Казалось бы, ясно: Михаил покинул по окончании себя рассказы, из которых возможно почерпнуть сведения о его работе в Зарубежном легионе, а события судьбы Петра, прекрасно освещённой до его отъезда за границу милицейскими воспоминаниями и рапортами родственников, на фронте во Франции останутся окончательно непрояснёнными. Но в дело вмешался случай, что довольно часто оказывает помощь историку.

В ежедневнике одного из русских эмигрантов во Франции неожиданно обнаружилось походя кинутое упоминание о том, что брат поэта Герасимова жил в Париже по фальшивым документам на имя Марка Волохова. Подтверждение этому нашлось и в одном из самарских архивов, в письме Петра Герасимова своим родителям в Россию, но исследователи ни при каких обстоятельствах прежде на эти сведения не обращали внимания.

Вид на город Краон в августе 1915 года. Где-то в окопах рядом был Михаил Герасимов

Итак, два брата появились в одно да и то же время на французской военной работе, в Зарубежном легионе. Но их пути в легион и карьера на фронте отличались друг от друга. Михаил, как и многие другие эмигранты, прошёл официальный отбор военной рабочей группе.

В одном из рассказов он вспоминает, как «толпы добровольцев разных национальностей, впредь до тёмных абиссинцев, стекались на широкий двор Дворца Калек», в котором расположилась отборочная рабочая группа.

Наряду с этим Михаил показал необычное нежелание объединиться с теми из эмигрантов, кто хотел образовать сплочённую русскую группу в легиона. В рассказе это отразилось следующим образом:

«Подходит ко мне один товарищ и задаёт вопросы строго:

– Необычно, но из-за чего вы не записались в отечественную русскую, волонтёрско-республиканскую группу?

– У вас в том месте… снова идеи, цели, дисциплина внутренняя, а я желаю пойти вольно… – сражаться и погибнуть так легко, без всего, как миллионы тех крестьян и рабочих.

Как скотина на бойне, хотелось добавить. Не армейский дух, легко порыв… Да не считая всего другого… хочется заметить войну, в противном случае изъездил и видел целый свет, испытал очень многое, а войну не видал ни при каких обстоятельствах. А это должно быть весьма интересно.

Очень любопытно, в то время, когда оптом убивают людей, давят, как в огромной давильне виноград».

По окончании хорошего ответа рабочей группы Михаил в звании рядового был направлен в Руан, а после этого в Тулузу, где прошёл курс интенсивной военной подготовки. Пара недель подряд новобранцы «…навьючивали на себя шинели, одеяла, ранцы, сумки, винтовки; обливаясь позже под южным солнцем, совершали сорокакилометровые переходы, выбивая о кремни шоссе искры окованными башмаками. Время от времени брали приступом взгорья, хутора и селения.

Топот, крики, холостые выстрелы нарушали молчание полей… За мельчайшую оплошность… легионское руководство заставляло… бежать без отдыха целый километр, в наказание».

Вид на Реймсский собор в августе 1915 года — таким его имел возможность замечать Михаил Герасимов

По окончании Тулузы Герасимов попал в лагерь Майи в Шампани, и оттуда, в составе 2-го маршевого полка (2e Regiment de Marche du 2e Etranger), на передовую. Ещё в лагере он заметил свидетельства прошедших битв: «Поля испорчены гранатами; покинутые окопы тут и в том месте – глубокие морщины страдальческого лица. На вершине бугра… простенький крест, под которым торчит нога в красной штанине, должно быть, вымытая осенним дождём».

К сожалению, от Петра не осталось для того чтобы подробного отчёта о том, что сподвигло его вступить на французскую работу. Наверное, в фальшивых документах на имя Марка Юльевича Волохова, каковые он применял, было указано, что он есть прапорщиком запаса, не смотря на то, что в действительности ни Пётр, ни его брат ни при каких обстоятельствах в армии не помогали и военной подготовки не проходили.

Но эти документы разрешили Петру, либо Марку, как его сейчас кликали, подать прошение на вступление в легион, куда он и был зачислен в чине су-лейтенанта (sous-lieutenant – младший лейтенант). Прошение это, Наверное, привело к определённым подозрениям у французов, по причине того, что в ноябре 1914 года ассистент русского армейского атташе во Франции А. А. Игнатьева, полковник Д. И. Ознобишин, написал письмо по поводу Герасимова-Волохова во французский Генштаб.

Ознобишин намерено удостоверил, что Марк Волохов вправду служил впехотном полку, но не указал в каком. Если судить по тому, что генерал Игнатьев пишет в собственных известных мемуарах «Пятьдесят лет в строю» об Ознобишине, это был то ли через чур наивный, то ли рассеянный, то ли корыстный человек, что имел возможность по различным обстоятельствам поклясться в чём угодно. Как бы то ни было, в декабре 1914 года вышел приказ о зачислении Марка Волохова в 3-й маршевый полк Зарубежного легиона (3e Regiment de Marche du 1er Etranger).

Предстоящая карьера братьев зависела от того, в каких частях они были. Полк Михаила Герасимова дислоцировался на Западном фронте и сражался недалеко от Реймса, о чём в рассказах осталось множество свидетельств.

Клоуны на представлении, устроенном в феврале 1916 года 1-м маршевым африканским полком на Салоникском фронте

Работа проходила в тяжёлых условиях. На Рождество «воинам не сиделось в сырых пещерах землянок, где в горько-дымном воздухе звенели капли, копались крысы, а осклизлые стенки были покрыты лишаями и зеленоватым мхом, совершенно верно лягушиными шкурками». А устроенный воинами пикник в лесочке «лишь начал разгораться, как прибежал часовой из секрета и тревожно сказал, что в овраге, справа за перелеском, пробирается вражеский патруль».

Воины срочно «покинули нарядную ёлку и сходу пошли за ним в мёртвое пространство, где любой кустик на серебряном пепле пугал ужасным силуэтом».

В собственных зарисовках Михаил Герасимов, не обращая внимания на цветистый стиль и экспрессию, оставался достаточно правильным в подробностях. Заглавия городков, позиций, речек легко разрешают вернуть путь его части. Так, указание в рассказе «Тосканская царевна» на город Краон, Понтийскую (от заглавия речки Понтуа) Понтийские окопы и мельницу показывают, что он вместе с товарищами оборонял позиции около известной Шмен-де-Дам (практически «Дорога дам»), каковые стоили французам большое количество крови.

Сделанные Герасимовым описания свидетельствуют, что в том месте вправду было жарко.

«Гудение, рёв и клёкот орудий сливался в целые раскаты огненного урагана. Всю землю – громокипящий кубок. Лица воинов то и дело освещались маленькими, нервными вспышками ракет и выстрелов; вереницы этих лиц шевелились в тёмных линиях траншей, и они казались змеями.

Отечественный взвод занял Понтийские окопы.

Мельница чернела справа громадной распухшей головой, а яркое лезвие речушки поблескивало острым жалом.

Легионеры на смотре в Нанси в ноябре 1918 года

Воины жадно курили, приспособляя к поясу ручные гранаты, в ожидании сигнала горниста «в наступление!» В то время, когда тёмные колонны, очень тихо пройдя собственные заграждения, проходили к вражеским заставам, заиграли клероны [рожки – прим. авт.], и на отечественных подступающих линиях вспыхнуло пара прожекторов. Они оторвали из мрака ночи порванные хищные спины и стальные сети валов. Пулемёты разбрызнули веера тёплого металла, пули хлестали огненными бичами по отечественным натянутым нервам».

По собственному настроению рассказы Герасимова напоминают военную прозу британцев наподобие воспоминаний Эдмунда Бландена либо Роберта Грейвза. Война в рассказах «Цветы под огнём» предстаёт прежде всего как акт какого-либо немыслимого эстетического переживания, не поддающийся никакой этической оценке. Наряду с этим Герасимов нигде не сбивается на политическую риторику и не осуждает войну, как это было во многих произведениях отечественных либо зарубежных авторов.

Кроме того антивоенная пропаганда среди воинов легиона, упомянутая в воспоминаниях Михаила сестры и автобиографии Герасимова, никак в рассказах не отражена. Это заставляет думать, что обстоятельства отъезда Михаила Герасимова на родину были какими-то иными. Быть может, что по окончании переформирования нескольких отбытия и полков множества чужестранцев в армии собственных государств он также решил последовать их примеру.

Тут имели возможность, действительно, сыграть соображения и свою роль политического толка.

Место действия его последнего рассказа – уже Российская Федерация. И вправду, на рубеже 1915–1916 гг. Михаил Герасимов выясняется в Самаре.

По окончании Февраля 1917 года он делается деятельным участником революции, потом его ожидала работа на фронтах Гражданской войны.

офицеры и Солдаты на празднестве, устроенном 1-м маршевым африканским полком на Салоникском фронте

Пётр Герасимов, он же Марк Волохов, остался на фронте и, Наверное, от собственного прошлого в Российской Федерации. На протяжении расформирования и перегруппировки маршевых полков Зарубежного легиона летом 1915 года су-лейтенант Волохов был переведён в колониальные армии, 1-й маршевый африканский полк (1er Regiment de Marche d’Afrique).

В составе этого полка Волохов принимал участие в операции союзников на полуострове Галлиполи, а также в битвах на Салоникском фронте. Именно на последнем его в первый раз отметили в приказе по армии 24 ноября 1915 года как офицера, подавшего «пример энергии, отваги и храбрости». И не смотря на то, что обстоятельство не указана, Наверное, имеются в виду действия на протяжении т.н. «боя за одинокую возвышенность» («Combat du Massif Isole») 16 ноября, как он назван в полковой истории, в то время, когда Волохов заменил собственного погибшего начальника и принял руководство ротой, отразив атаку болгарских подразделений.

Предстоящие удачи Волохова возможно проследить по распоряжениям. В августе 1916 года он получил звание лейтенанта, а в феврале 1918 года снова присоединился к главным силам Зарубежного легиона на Западном фронте.

Приказ по армии от 20 июля 1918 года аттестовал его как «красивого офицера, показавшего выдающуюся удаль» на протяжении боя, в котором Волохов спас двух авиаторов, чей самолёт упал в страшной близости от окопов соперника рядом от города Домьер, «несмотря на пламя германских пулемётов с расстояния в 100 метров», и «раненный, исполнялсобственные распоряжения. Офицер весьма энергичный, настоящий начальник». За данный подвиг лейтенант Волохов стал кавалером ордена Почётного легиона.

Уже по окончании Великой войны Марк Волохов был удостоен Военного креста зарубежных театров боевых действий с пальмовой ветвью, а в 1925 году стал офицером ордена Почётного легиона. В приказе о награждении отмечаются его «выдающиеся заслуги» – 11 лет работы, девять кампаний, одно ранение, четыре упоминания в распоряжениях. По окончании Первой Мировой он, как и Зиновий Пешков, не покинул последовательности французской армии и служилуже лётчиком в Марокко в чине капитана, пройдя соответствующую переподготовку.

На его долю в Северной Африке выпало сражаться против восставших берберских племён в Рифской войне 1921–1926 гг. На протяжении этого конфликта Волохов был два раза ранен, а также пулемётным огнём при операции по деблокированию населённого пункта Айн-Маатуф, и удостоился похвалы за бомбардировку с бреющего полёта города Эль-Бибан.

Французские воины на Салоникском фронте, ноябрь 1916 года

Ещё в первой половине 20-ых годов XX века Волохов взял французское гражданство, а в первой половине 30-ых годов двадцатого века вышел в отставку. Но во второй половине 30-ых годов двадцатого века, с началом Второй мировой войны, опять был призван в армию для подготовки лётчиков и упоминается в первой половине 40-ых годов двадцатого века уже в чине майора среди пленных офицеров, каковые были репатриированы обратно во Францию по обстоятельству ранения либо болезни. Как мы знаем, что Волохов принимал участие в Сопротивлении, был арестован в первой половине 40-ых годов двадцатого века, но сумел выжить и нормально прожил до 1979 года.

Для братьев Герасимовых война не закончилась ни Брестским миром для Михаила, ни Компьенским перемирием для Петра. Самым пронзительным и необычным в истории двух братьев выясняется то, что ни Михаил, ни Пётр никак не упоминают друг друга в каких-либо бумагах. Михаил Герасимов в «Цветах под огнём» и «Автобиографическом письме» обходит молчанием тот факт, что жил во Франции вместе с братом.

Сестра Елена с уверенностью заявляет о смерти Петра.

А Пётр Герасимов, либо, как его уже привычнее именовать, Марк Волохов, информируя в официальной анкете сведения чтобы получить французское гражданство, показывает Самару как место проживания собственных родственников и показывает правильно только одно имя – собственной сестры Елены Колесниковой. Наверное, в 1920-х гг. иметь брата-коммуниста для офицера французской армии было очень нежелательно, равно как для семьи Герасимовых числить среди собственной родни бравого легионера, прошедшего окопы Первой мировой и летавшего в небе над Марокко.

Эта домашняя история, содержит ещё много недомолвок и загадок, является прекрасным примером того, как воздействуют революции и войны на людскую память и как легко храбрецы войны по обе стороны границы отказываются от своих родственников и собственного прошлого. Чем больше таких историй будет открыто, тем менее «забытой» окажется для нас Великая война 1914–1918 гг.

При написании данного очерка были использованы сведения, любезно предоставленные русскими и работниками архивов и британскими исследователями. Создатель сердечно благодарит за них Ричарда Дэвиса, Владимира Гениса и Михаила Перепёлкина.

источники и Литература:

Воспоминания Елены Колесниковой, хранящиеся в архиве Самарского литературного музея им. Максима Неприятного.
Journal officiel de la Republique francaise. Lois et decrets. 1914–1940.
Historique du 1er regiment de marche d’Afrique: bataillons C. et E. du 4e zouaves, bataillon du 3e zouaves, bataillon de marche d’Orient des 1er et 2e regiments etrangers, Editeur: Imprimerie francaise (Bizerte), 1919.
Герасимов М. П. Цветы под огнём: рассказы 1915 года. 2-е изд. – М.: Издательство писателей «Кузница», 1923.
Крестовская Л. Из истории русского волонтёрского перемещения во Франции – Paris: Рус. книгоизд-во Jacques Povolozky, 1921.
Reynaud Jean-Pierre. Les etrangers dans l’armee francaise au cours de la Grande Guerre // Bulletin de l’Academie des sciences et lettres de Montpellier. 2009. Tome 40. P. 9. (http://www.ac-sciences-lettres-montpellier.fr)
Windrow M. French Foreign Legion, 1914–45. L.: Osprey, 1999.

Русские большевики в иностранном легионе

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: