Человек, попрощавшийся с прошлым

В 1895 году в семье, в которой к британским и германским корням добавлялось ещё и замечательное ирландское древо, показался на свет Роберт Грейвз, ставший потом поэтом и знаменитым писателем. Из его бессчётных произведений русскому читателю, пожалуй, более всего известны два романа о римском императоре Клавдии («Я, Божественный» Клавдий «и Клавдий»), и трактат «Белая Богиня», в котором анализируется роль Луны в мифологических совокупностях мира.

Но прежде них он стал известен английскому миру как создатель одного из самых занимательных произведений о Первой мировой – автобиографического романа «Со всем этим покончено» (Good-bye to All That), само наименование которого стало в английском крылатым выражением. На русский наименование кроме этого переводят как «Забудь обиду-прощай всему тому» либо «Простимся со всем этим». Чем же примечательна будущее Грейвза и его книга?

Обычный юный джентльмен

Мать Грейвза была родом из Германии и происходила из семейства Ранке, известным представителей которого был историк Леопольд фон Ранке. Наличие бессчётной германской родни осложняло жизнь юного Грейвза в школе, где однокашники не через чур симпатизировали немцам – как на грех, его полное имя ещё и записывалось как Роберт фон Ранке Грейвз (Robert von Ranke Graves). Эти родственные связи так мешали Грейвзу-школьнику, что он упорно представлялся ирландцем.

У него, в общем, было на это право: семейство отца числило своим предком одного из «круглоголовых» Кромвеля, осевшего в Ирландии и породнившегося с местными роялистами.

Роберт фон Ранке Грейвз, 1895–1985

Но детство Грейвза прошло не на «зелёном острове», а в его пригородах и Лондоне, где папа поэта трудился школьным инспектором. Последний, хотя, дабы сын стал настоящим джентльменом, выяснил Роберта в закрытую личную школу. Но молодому Грейвзу было нужно пара раз поменять место учёбы, пока он не был в школе Чартерхаус, которую окончил прямо перед Первой мировой войной и откуда, фактически, попал прямо в окопы Западного фронта.

Как же складывалась военная карьера Грейвза? Ещё в Чартерхаусе юный поэт прошёл курс начальной военной подготовки. В начале войны он покинул (с облегчением, как сам признаётся) попытки поступить в университет и записался добровольцем в армию.

Ему повезло: он оказался в Королевском уэльском фузилерном полку – другими словами, в одном из старейших и лучшем, согласно точки зрения самого Грейвза, полку английской армии.

Кроме того орфография написания заглавия полка была древней – Royal Welch Fusiliers, «Welch» вместо современного «Welsh». В учебном лагере полка парень совершил несколько недель и был послан во Францию.

Рекруты Королевского уэльского фузилёрного полка, зима 1914–1915 гг. (фото из коллекции Royal Welch Fusiliers Museum)

Тут успех его покинула, потому, что неожиданно при распределении он попал не в один из батальонов Королевского уэльского фузилёрного, а в собранный с миру по нитке Уэльский полк (Welsh Regiment), в котором Грейвз совершил пара месяцев на фронте. После этого он однако был во втором батальоне Королевского уэльского, а в ноябре 1915 года его перевели в первоначальный батальон, в котором он познакомился с известным уже тогда поэтом Зигфридом Сэссуном (Siegfried Loraine Sassoon).

Как раз с первым батальоном Грейвз принимал участие в наступлении на Сомме в июне 1916 года, на протяжении которого взял тяжёлое ранение, чудесным образом выжил и был послан в Англию. Оправившись от раны, в ноябре того же года он возвратился в полк, но скоро из-за неприятностей со здоровьем (ранение лёгкого давало о себе знать) его опять послали обратно через пролив. По окончании медицинского освидетельствования Грейвза признали годным лишь для гарнизонной работы, и остаток войны он совершил в лагерях в Ирландии и Британии, обучая новобранцев.

Спокойная судьба в тылу дала поэту возможность наладить личную судьбу, и в начале 1918 года он женился. демобилизация и Конец войны ознаменовались для Грейвза не только глубокой осознанием и душевной травмой дорогой цены победы (многие родные ему люди погибли на фронте), но и заболеванием физической. В 1919 году он чуть не погиб на протяжении известной эпидемии «испанки» и продолжительно восстанавливался.

Слева Роберт Грейвз в 1914 году, справа он со своей женой Нэнси Николсон, 1918 год (фото из личной коллекции Уильяма Грейвза с сайта The First World War Poetry Digital Archive)

Призов за войну (в отличие от того же Сэссуна) у него не было. Грейвз подмечает без особенной обиды, что в Королевском уэльском фузилёрном полку ордена и медали офицерам из добровольцев раздавали весьма скупо. Считалось, что они – дополнительный стимул для специалистов, делающих карьеру.

Грейвз честно признаёт, что неимеетвозможности назвать ни одного случая за всё время работы во Франции, что разрешил бы ему претендовать на приз.

Сочинительство на продажу

Мысль написать автобиографическую книгу о войне показалась у Грейвза лишь через десятилетие по окончании окончания Первой мировой. Она была продиктована скорее внешними событиями, нежели какой-то необходимостью рефлексии армейского опыта, как это было у большинства его современников по всей Европе. Его брак, продлившийся девять лет, развалился, долги росли, с приятелями он рассорился, а писательская карьера не складывалась.

Нужно заявить, что роман Роберта Грейвза отличается по собственному настроению от произведений, созданных Зигфридом Сэссуном и Эдмундом Бланденом (Edmund Charles Blunden). Не похож роман Грейвза и на творение Ричарда Олдингтона (Richard Aldington), поведавшего миру о «Смерти храбреца».

Воины Королевского уэльского фузилёрного полка с неизменным полковым талисманом — козлом по прозвищу Билли

Сэссун воссоздаёт подробное, не смотря на то, что и не лишённое выдумки, жизнеописание юного джентльмена, весело укатившего на велосипеде на войну в 1914 году, а Бланден пробует отыскать собственную утерянную пастушескую аркадию среди щелчков выстрелов и раскатов пушек, причём оба жаждут разобраться, что же такое случилось с ними, переварить опыт войны. Роберт Грейвз, в отличи от них, сознательно и достаточно эффектно конструирует армейский роман, что заблаговременно обязан понравиться публике и завоевать её симпатии.

Нужно признать, писателю это удалось. Платы были столь высоки, что разрешили Грейвзу наконец-то решить собственные денежные и брачные дела и покинуть Англию – во второй половине 20-ых годов XX века он поселился на острове Майорка и с 1946 года его фактически не покидал. На этом испанском острове и прошла жизнь писателя, покинувшего по окончании себя солидное литературное наследство.

Скончался Грейвз в преклонном возрасте в 1985 году. Что же захотел Роберт Грейвз поведать миру о Первой мировой?

Известное фото, которое довольно часто атрибутируют как сделанное на протяжении известного «рождественского перемирия» 1914 года. В действительности, уникальная подпись выглядит следующим образом: «Officers and men of 26th Divisional Ammunition Train (Army Service Corps) playing football in Salonika, Christmas 1915». Другими словами, это рождество, но 1915 года, Салоникский фронт, и никаких немцев на снимке нет.

По словам литературоведа и историка Пола Фассела, роман Грейвза – «это сатира, выстроенная на смешных рассказах, обработанных в технике комедийной режиссуры». Грейвз вправду умело перемежает ужасные эпизоды с комическими, создавая непередаваемый эффект иронии, воспаряя над происходящим и придавая ему лёгкий оттенок вздора.

Иначе, война однако предстаёт в его тексте во всём собственном великолепии современной бойни, планомерного индустриального уничтожения людей посредством техники. Так, начальные дни окопной войны, по словам Грейвза, были весьма несложны и похожи на войны прошлого, но позже настала эра «миномётов Стокса и пулемётов Льюиса, металлических шлемов, оптических прицелов, снарядов с газом, ДОТов, танков, изощрённых окопных рейдов» и т.п.

Автобиографический роман Грейвза выстроен как череда зарисовок, многие из которых воображают храбрецов или как подлецов, или как дураков. Действительно, над воинами он скорее добродушно посмеивается, в то время как кое-какие офицеры (особенно кадровые, каковые открыто издевались над ним и другими добровольцами) вызывают у него острую неприязнь.

Воины Королевского уэльского фузилёрного Чеширского полка и полка в Монсе, Бельгия, 1914 год (фото из коллекции Royal Welch Fusiliers Museum)

Эпизоды с рядовыми выполнены в фарсовой манере. Так, к примеру, нереально испытывать злость по отношению к двум рядовым, каковые столько претерпели от собственного взводного сержанта, что решили расправиться с ним. Но же их замысел провалился, и они добровольно пришли в штаб, дабы поведать, что только что пристрелили ротного сержанта.

«Адъютант сообщил:

– Господи, воля твоя, как же так?

– Оно случайно вышло, господин.

– Что вы этим желаете сообщить, идиоты? Вы что, приняли его за шпиона?

– Нет, господин, мы приняли его за отечественного взводного сержанта!»

Возможно кроме этого отыскать в памяти воина из особого военного резерва, что отказался записываться добровольцем для отправки на фронт за море, а принудить его к этому по закону никто не имел возможности. На вопрос полковника, из-за чего рядовой так поступил, последовал ответ: «Я не опасаюсь, полковник, господин. Но я не желаю, дабы меня пристрелили.

У меня дома свиньи и жена». Полковнику нечего было возразить, и он в воспитательных целях назначил воина на кухню, запретив поменять ветхую форму (красный синие брюки и китель) на новую, военного времени. Солдат, но, не унывая, ходил в плохо замызганном виде, осыпаемый презрительными замечаниями и насмешками добровольцев.

В недалеком будущем он был комиссован по состоянию организма – его, фактически как известного Швейка, признали «не хватает умственно развитым», и возвратился к собственной жене и свиньям. Многие же из насмешников, как саркастически подмечает Грейвз, «не пережили атаку в мае 1915 года у Фестюбера, а выжившие в данной заварушке погибли позже в сентябре под Лосом».

Воины Королевского уэльского фузилёрного полка на отдыхе по пути из окопов. Пикардия, июнь 1916 года (фото из коллекции Английского Имперского военного музея)

А вот многие зарисовки деяний старших офицеров отдают бессердечной сатирой. И на протяжении затишья, и на протяжении битвы начальники предстают как достаточно ограниченные и очень мелочные люди. Так, полковник собирает офицеров лишь чтобы поведать о распознанной им небрежности: рядовой обращался к капралу по имени!

Это так возмутило полковника, что капрал был разжалован, а на рядового наложено т.н. «полевое взыскание».

На протяжении битвы данный полковник в тыл с лёгким ранением руки.

Действительно, нужно подчернуть, что офицерский состав первого и второго батальонов (это были постоянные, кадровые батальоны, помимо этого, был ещё особый резерв) обновился за первые же месяцы войны. Тяжёлые битвы выкосили многих ветхих офицеров и низший комсостав. Помимо этого, были созданы батальоны в рамках «новой армии» министра обороны Китченера (Horatio Herbert Kitchener), каковые уже никакой связи с историей полка не имели, не смотря на то, что попавшие в том направлении добровольцы и старались по возможности придерживаться ветхих армейских и полковых традиций.

фарс и Трагедия, правда и фронтовые байки

В описании битв фарс перемешивается с катастрофой, вздор преследует автора на каждом шагу. Так, первая большая атака, в которой принимал участие Грейвз, заканчивается тем, что газ, намерено выпущенный англичанами, наполняет английские же окопы, вынуждая солдат бессмысленно метаться в удушливых тучах под огнём германской артиллерии.

На протяжении наступления на Сомме, как было упомянуто, Грейвз взял тяжёлое ранение и был унесён до начала атаки. Позже полковник, приняв его за мёртвого, успел написать письмо с соболезнованиями родственникам. Довольно продолжительное время длилась эта путаница, которая, но, Грейвза кроме того забавляла. Эпизод нахождения в военного госпиталь у Грейвза открыто наполнен гротеском и чем-то напоминает «Алису в Стране Чудес» Кэрролла:

«Я развлекался, замечая за пузырьками крови, каковые оказались на ране при выдохе: они были похожи на красные мыльные пузыри. Ко мне подошел доктор. Смотрелся он плохо, как словно бы не дремал уже пара дней, и мне стало жаль его.

Я задал вопрос его:

– Возможно мне попить?

– Чаю желаете?

Я тихо сказал:

– Лишь без порошкового молока.

Он сообщил, как будто бы прося прощения:

– Опасаюсь, что свежего нет.

Я был раздосадован до слез, неужто все так не хорошо кроме того в прифронтовом госпитале?»

В то время, когда сосед по палате говорит, что видел, как нападал Королевский уэльский полк, – в чётком боевом порядке, рота за ротой, как на параде, – и подмечает, что в полку, «должно быть, красивые ротные офицеры», Грейвз в ответ иронизирует, что «одна рота – моя – шла в бой по большому счету без офицеров».

Необходимо подчеркнуть, что Грейвз по большому счету умело сгущает краски, дабы поразить читателя. Так, к примеру, как мы знаем, что местное население в прифронтовой полосе жило под постоянной угрозой бомбардировок и обстрелов. В одном из эпизодов романа Грейвз обрисовывает, как он, квартировавший в мелком городе у французской четы, вызвался оказать помощь дочери хозяев с домашним заданием.

В то время, когда девочка принесла собственную тетрадь, Грейвз обратил внимание, что текст целый полон непонятных недописанных слов и сокращений.

На вопрос об их происхождении девочка растолковала, что часть их школы занимает английское подразделение, и потому по школе довольно часто бьёт германская артиллерия. Это вынуждает школьников укрываться в подвале, а в следствии на верную запись в тетради просто не остаётся времени. Очевидно, читатель срочно начинает сочувствовать судьбе французских школьников и шлёт проклятия «бошам», не смотря на то, что ясно, что пара массированных обстрелов бы школу с лица почвы, и школьникам не помог бы никакой подвал.

Фото из остатков Дельвильского леса, недалеко от которого Грейвз был ранен в июле 1916 года (фото из коллекции Английского Имперского военного музея)

Второй пример таковой игры с читателем в «правду войны»: воины-пулемётчики стреляют по германским окопам, дабы нагреть воду в кожухе и применять её для заварки чая. Лишь вот выпивать его будет необходимо вместе с машинным маслом!

Так же скептически стоит принимать утверждение Грейвза, что «…на протяжении поверок отечественные и германские пулемётчики всегда обменивались любезностями: вытащив часть патронов из пулемётной ленты, возможно было выстучать ритм общеизвестной зазывной фразы девушек легкого поведения: «Буду ожидать тебя на Пик-ка-дил-ли», на что немцы отвечали, в пара более медленном темпе, потому, что отечественные пулемёты были скорострельнее: «Да, и панталончики сниму!» По этому поводу Пол Фассел резонно подмечает, что анекдот неправдоподобен, потому, что «…в случае если извлечь из ленты часть патронов, пулемёт». И примеры подобного рода возможно приводить вечно.

В этом смысле книга Грейвза полезна именно тем, что не есть истиной. Она – слепок эры, взор на войну со стороны человека высокой культуры, что осознаёт, что «воспоминания человека, прошедшего через тяжелейшие опробования окопной войны, не смогут принимать во внимание правдивыми, если не содержат громадного количества лжи». Как бы он не смеялся над войной, не пробовал уйти от неё, она имела на Грейвза огромное влияние. Он, в этом случае в полной мере честно, признавался: «…у меня сохранилась военный привычка присваивать все с виду бесхозные вещи; помимо этого, мне пришлось тяжело сказать правду…»

Литература:

Фассел П. современная память и Великая война / пер. с англ. Н. Глебовской – СПб.: Издательство Европейского университета в Петербурге, 2015
Грейвз Р. Со всем этим покончено. Глава из книги / Пер. с англ. Елены Ивановой, вступление Ларисы Васильевой – «Зарубежная литература», 2014, № 8, с. 75–91.
Graves R. Good-bye to All That – L.: Penguin Books, 2011
Kersnowski Frank L. The Early Poetry of Robert Graves: The Goddess Beckons – Austin: University of Texas Press, 2002