Есть желание, но нет возможности

Я решил не отправляться сходу в путь. Преодолеет почти год, перед тем как ребенок родится, возможно и подождать. Летняя жара дремала, листья начали желтеть, а мои тетки уехали торговать.

Они обменивали собственную пряжу, ткани и гобелены на зерно, картофель, лук и морковь.

Ида возвратилась с горшком мёда и бушелем яблок, что было расточительством, согласно точки зрения Хэйдел, но кроме того она не имела возможности скрыть собственного восхищения от яблочных пирогов и тёплых булочек с медом.

Я облизывал губы при виде всей данной снеди, заготовленной к зиме, думая, что у меня достаточно времени, дабы перезимовать тут.

в один раз утром, с первыми заморозками, Хейдел попросила меня оказать помощь ей с работой. Она по большому счету редко сказала со мной, так что это уже показалось мне необычным, но ее просьба была еще более необычной.

— Самое время передвинуть гнезда фей.

— Гнезда фей? Передвинуть?

— Необходимо выдворить фей перед тем, как они уснут на зиму, в то время, когда им будет уже лень возвращаться.

— Из-за чего бы просто не передвинуть их, пока они дремлют?

— Ты когда-нибудь будил фею от зимней спячки? Несусветная глупость. Мы передвигаем их, в то время, когда они устали, но еще не дремлют.

Я замечал, как Хэйдел, прихрамывая, подобрала что-то на первый взгляд похожее на простое гнилое полено. В то время, когда она поднесла его ближе, я посмотрел вовнутрь и заметил, как минимум, сотню роящихся фей. Они зевали, обнимали друг друга либо укутывались страницами, клочками и перьями шерсти.

Казалось, они не подмечают, что их уносят, либо им все равно.

Если бы я знал об этом раньше, то имел возможность бы убрать фей подальше от дома и прииска. Весна на Горе имела возможность стать кроме того приятным временем года.

— Подержи-ка, — приказала Хэйдел, — я соберу остальные, и мы совместно отнесем их на новое место.

Она с опаской передала мне гнездо и отошла за вторыми. Подобрав пучок травы, она протянула руку среди веток и извлекла спутанный клубок, похожий на птичье гнездо, но утепленный шерстью и в форме верного шара. Еще одно гнездо из веток и листьев свисало с дерева, как корзина.

Она завернула его в передник.

Я взглянуть на полено в собственных руках. Одна фея сонно выпорхнула из отверстия, она щебетала и принюхивалась как белка в отыскивании пищи и приземлилась на мою руку. О, нет. Вылетела еще одна фея и еще, пока добрая половина гнезда не пришла в сознание от сонного оцепенения и не стала ползать по лицу и моим рукам, щебеча и повизгивая.

Очередная фея сползла мне на шнобель, обвила руками ноздри и посмотрела вовнутрь.

Ее крылья защекотали мне шнобель, и я чихнул, остальные тут же взвились в атмосферу. Но скоро они снова приземлились на меня и исследовали .

Хэйдел обошла дерево и замерла, глядя на меня.

— Думаю, было бы лучше дождаться, пока они совсем заснут, — сообщил я.

— Не двигайся! — прошипела она.

— Не двигаюсь.

— Не шевелись.

— Не шевелюсь.

— Не болтай!

Я закрыл рот.

Одной рукой Хэйдел развязала передник и аккуратно поставила гнездо на землю. После этого она собрала полное ведро грязи и медлительно подошла ко мне.

— Я планирую вылить все это на тебя, но ты не должен двигаться, пока я не сообщу, осознал? Не отвечай. Не двигайся, кроме того не моргай.

Но я же не имел возможности не моргать. Глаза горели, а шнобель начал чесаться, опять захотелось чихнуть. Мои глаза наполнились слезами, а Хэйдел приближалась медлительно, мучительно медлительно.

Слезы потекли по щекам, феи роились около лица. Шнобель плохо чесался, я желал сдержаться, но не смог:

— Аап-чхи!

Хэйдел ринулась ко мне и перевернула ведро над моей головой. Грязь стекала по лицу, рукам и волосам.

Феи завизжали и ринулись по отдельности. Хэйдел забрала гнездо, вытащила листья и клочки шерсти и пробила для них путь вовнутрь полого полена. Феи медлительно успокаивались, собирали собственные постельные принадлежности и возвращались обратно в гнездо.

Когда они устроились в том месте, Хэйдел заковыляла ко мне, ее глаза сверлили меня.

— Такое уже случалось?

Само собой разумеется, это случалось раньше. Феи неизменно не давали мне прохода. Но Хэйдел уже подозревала, что со мной что-то не так, и я не планировал давать ей еще один предлог так думать.

— Нет, ответил я, — феи в большинстве случаев меня ненавидят.

— Разве? — казалось, она поражена. — Тут всегда было большое количество фей: им нравятся прекрасные вещи, блестящие штучки, но с твоим приходом их наподобие стало кроме того больше. Как словно бы они чуют то, что вправду обожают, — золото.

— Золото? — переспросил я, как если бы слышал об этом в первый раз.

— Да, золото. Они чуют его издали, кроме того глубоко под почвой. Они чуют его, как волки чуют кровь, Роберт, — ее единственный глаз был на одном уровне с моими.

Сердце в груди билось так очень сильно, что звон отдавался эхом в ушах.

— Меня кличут не Роберт, — негромко сообщил я. — Моя мама так и не сказала имя всецело перед смертью, так что полностью его никто ни при каких обстоятельствах не слышал. Она лишь сообщила «Румп…», — я жадно захохотал, но Хэйдел молчала, лишь ее единственный глаз открылся еще шире. Она знала, каким должно быть имя.

Слезы навернулись мне на глаза. Я не имел возможности начать плакать, лишь не на данный момент, наоборот Хэйдел, исходя из этого затаил дыхание, пока не успокоился.

— Так ты прял, не так ли? — задала вопрос Хэйдел, ее голос мало смягчился.

Я кивнул.

— Спрял себе проблему?

— Ве… Бабушка моего приятеля заявила, что имеется возможность решить проблему, заявила, что мне нужен штильцхен.

— Штильцхен, — задумчиво сказала Хэйдел. — Да, я слышала об этом. Весьма редкая, таинственная волшебство, ни при каких обстоятельствах не встречала ее. Но да… вероятно.

Но кроме того в случае если у тебя будет штильцхен, это будет сложно.

— А нет вторых вариантов?

Хэйдел положила собственную узловатую руку мне на плечо и сжала:

— Лишь одно о прядении я знаю точно.

В ожидании все мое тело наполнилось надеждой.

— В случае если твоя шерсть спуталась, распутать ее сможешь лишь ты сам.

Сообщив это, она опять завернула в передник гнездо с феями и заковыляла прочь. Не попросив оказать помощь.

— Что-то не так, Роберт? Ты выглядишь бледным, — Ида потрогала мои щеки. — Ты ничего не ешь. Ты заболел?

— Легко устал.

— Через чур устал, дабы имеется?

Хэйдел посмотрела на меня, но не сказала ни слова. Она не поведала Иде и Батильде о моем имени, но это почему-то заставляло ощущать себя еще более безнадежно, как словно бы не было необходимости растолковывать, по причине того, что они все равно ничего не могли сделать.

Ида рано послала меня в постель, но я никак не имел возможности уснуть, ожидал, пока заснут домашние. Услышав их храп и ровное дыхание, я прокрался в прядильню с пучком соломы. Прялка поблескивала в лунном свете.

Я сел за нее, простое дерево. Обычная солома в моих руках. золото и Солома, ничем не примечательные, полностью не чудесные.

Я силился почувствовать волшебство в воздухе.

Закрыв руками глаза, представил, как выталкиваю волшебство. Обратно в почву либо к солнцу, либо откуда она показалась.

В руках моих солома

Ей золотом не стать

Так как золото имеется золото

Соломе — не блистать!

Я надавил ногой на педаль и начал прясть. Солома имеется солома. А золото…

Золото. Солома превратилась в золото. Я оборвал золотую нить и намотал ее на палец. Попытаемся еще раз.

Солома, солома, солома.

Золото. Я выругался и скатал нить в мелкий шарик. Не разрешу румпелю победить нужно мной.

У моих ног стояла корзина Хэйдел полная шерсти, я забрал оттуда горсть. Может, солома и постоянно превращается в золото, но могу же я прясть без волшебства.

Ветхую шерсть,

Тусклую шерсть

Блистать не вынудит никто

Золотом броским,

Золотом ярким.

Каким бы не было твое мастерство.

Я крутил колесо с свирепой скоростью. Быть может, в случае если я буду достаточно стремителен, волшебство не успеет сработать. Сердце екнуло.

Трансформаций не было! Но внезапно тусклый серый посветлел и замерцал и прямо на моих глазах превратился в толстую сверкающую нить, туго натянутую над колесом.

Золото.

В горле словно бы камень застрял. Я скоро оборвал нить и отпрыгнул от прялки, словно бы имел возможность заразить ее своим проклятием.

После этого я возвратился в кровать с золотыми нитями, намотанными на палец, он покраснел и начал неметь. Думал я о собственной маме, как она держала меня при рождении и негромко шептала мое имя. Румпель…

Одураченный. Запутавшийся. Пойманный в ловушку. Из-за чего?

Для чего любящей матери награждать собственного ребенка таковой долей?

Мне бы хотелось, дабы было еще что-то, второе объяснение, но чем больше я думал об этом, тем больше ощущал себя одураченным и запутавшимся и осознавал, что ничего больше не было. Только ожесточённое эхо моего имени. Румпель, Румпель, Румпель.

Глава 25

Предостережения Краснушки

семь дней спустя землю покрыл первый снег. Мои тетки ютились в прядильне, трудясь около очага. Мне в том месте быть не хотелось, и я отправился прогуляться до деревни.

Гномы топтались с высунутыми языками, пробуя поймать снежинки. Эта картина мучительно напомнила мне о Краснушке. Я поймал гнома с пухлым носом и косами.

— Сообщение для Краснушки с Горы.

— Сообщение для Краснушки с Горы! — заверещал тот.

Я не взял ни одного сообщения от нее с того времени, как пришел в лес к теткам, и мало волновался. Все ли у нее в порядке? Хотелось так много ей сообщить, но на данный момент, удерживая гнома в руках, я осознал, что не могу вымолвить ни слова.

«Дорогая Краснушка.

Я живу у собственных теток, трех колдуний. Мое настоящее имя Румпель, и это значит, что волшебство держит меня в ловушке окончательно, и никто мне не окажет помощь. У Опаль не так долго осталось ждать будет ребенок, и мне необходимо будет его забрать».

Чуть ли такое послание позовёт у нее желание ответить. А отправить ей сообщение хотелось в основном для того, чтобы получить ответ.

«Дорогая Краснушка.

на данный момент я в ВонТам. Тут мало прохладно, и предугадай что? У меня имеется три тети! И предугадай еще что?

Я вырос, может, я сейчас выше, чем ты не забываешь.

Тут все кличут меня Роберт, лучше будет, в случае если и ты будешь кликать меня так.

Твой приятель,

Роберт».

Гном унесся вниз по дороге, пока не стал маленьким пятнышком на снежном фоне.

С того времени я ежедневно приходил в деревню, не смотря на то, что осознавал, что пройдет минимум семь дней, перед тем как гном возвратится с ответом.

Сообщение пришло через шестнадцать дней. Гном так замерз, что было нужно тащить его в дом и отогревать у огня, перед тем как он смог сообщить мне что-либо. Сначала я сиял, но сообщение Краснушки не было таким уж весёлым.

«Дорогой Роберт.

Господин жадный-толстый-мельник-Освальд удерживает все больше пайков, по причине того, что мы находим меньше золота. Думаю, король раскусил Опаль. Не переживай, я никому не сообщу сам-знаешь-о-чем. Ясно, что Опаль неимеетвозможности перевоплотить солому в золото, но король неимеетвозможности убить ее… сам знаешь из-за чего… исходя из этого король обрушил собственный бешенство на Гору, требуя больше золота.

А золота нет.

Исходя из этого все голодные и злые.

Краснушка.

P.S. Кроме того если ты выше меня, я все равно смогу тебя побить».

Итак, король наказывает обитателей Горы через «господина» Освальда. Как он, должно быть, бушевал, в то время, когда понял, что Опаль неимеетвозможности прясть золото из соломы! Возможно, она поведала королю про меня, дабы сберечь себя.

Может, воины уже ищут меня везде. Нет.

Не может быть. Прошло через чур много времени. его дочь и Мельник побоялись бы поведать королю, что они одурачили его.

Они должны были придумать объяснение, из-за чего она больше неимеетвозможности превращать солому в золото, к примеру, ожидание ребенка забирает всю волшебную силу. Да, это возможнее. Но я не был уверен, додумается ли до этого Опаль.

Бедная Краснушка! Послание было таким несчастным. Мне хотелось подбодрить ее рифмой, но гном, что принес сообщение, сбежал так скоро, что я и глазом моргнуть опоздал.

Кроме того у гномов имеется предел. Я отыскал другого в деревне и отправил Краснушке стихи:

«Наместника отыскал король:

Он жаден, глуп и толст,

Вид крысы, воняет как будто бы тролль

И тот еще прохвост.

Золото он утаит ото всех,

Крадется не хуже кота,

Но в один раз, очистив тот грех,

Упадет на него Гора!

Шлеп!»

Подождав семь дней, я каждый день отправлялся в деревню на поиски гнома от Краснушки. Шестнадцать дней. Семнадцать.

Восемнадцать. Я сказал себе, что это из-за льда и снега.

Может, гномы отказались доставлять послания на такое громадное расстояние.

Двадцать дней.

Двадцать пять дней.

Тридцать четыре дня! Ответ шел тридцать четыре дня, и он был еще более грустным, чем прошлый. Она ничего не сообщила о моих стихах.

«Дорогой Роберт.

Мельник задавал вопросы меня о тебе. Задавал вопросы, не знаю ли я где ты, и не приобретаю ли вестей. Мне захотелось двинуть кулаком в его интересный шнобель, но мне запрещено, исходя из этого я двинула позже Фредерику, за дело.

Он Фредерик, а этого уже даже больше чем нужно.

Не отправляй гнома обратно. Думаю, мельник постарается разнюхать что-нибудь своим огромным носом.

Твой приятель,

Краснушка.

P.S. Бабушка передает как постоянно: гляди под ноги».

Мельник интересовался мной. Я постарался проглотить неожиданно показавшийся комок в горле. Он не сможет отыскать меня тут, либо сможет?

Я был на большом растоянии в ВонТам, скрывался в мелком лесу с тремя колдуньями, моими тетками.

Я был в безопасности. Разве нет?

А что, в случае если мельник меня отыщет? Не хотелось верить, что это быть может, но в случае если это произойдёт, может случиться страшное. Он может создать неприятности моим родственницам либо применять их так же, как применял меня.

С моей стороны было эгоистично оставаться у них так на долгое время, я имел возможность навлечь на них беду, а они этого не заслуживали.

Может, мне стоит уйти прямо на данный момент.

Глава 26

Зов судьбы

Я не был в безопасности, так же как и те, кто обо мне беспокоился. Я пробовал гнать от себя тревогу, в особенности сидя за ужином с тетками в тепле либо замечая волшебство их прядения, ткачества и вязания, но это было безтолку. Чем больше я уговаривал себя не тревожиться, тем больше переживал и осознавал, что пора уходить.

Ушел я холодным утром, ни с кем не простившись. Не было возможности рисковать, говоря им, куда направляюсь, помимо этого, я не имел возможность вынести выражения их лиц, в особенности Иды. По ней я буду особенно скучать.

И по отечественным рифмам. Перед уходом я написал прощальные стихи:

Дом — где тепло,

Дом — где еда.

Моих трех тетушек заботу

Я не забуду ни при каких обстоятельствах.

Прощайте, милые приятели!

По лесу я шел, пока было еще мрачно. Сумка давила на плечо, еда, которую я похитил у тетушек, оттягивала руки, а в животе было тяжелое чувство вины.

Наст хрустел под ногами. Я решил идти в горы за ЗаПределами: это было самое удаленное от Королевства место, о котором я знал. Стану жить в горной пещере подальше от людей, пасти коз, питаться их молоком и всем, чем обеспечит меня почва.

Я думал о возвращении к троллям, они точно смогут обезопасисть меня от собственной волшебства, но мысль питаться тиной до самой смерти меня не воодушевляла. При данной мысли пузо скрутило.

И позже, они находятся через чур близко к Королевству, приобретали же они новости о свадьбе и детях. Риск был через чур велик.

Перед самым восходом солнца я вышел из леса на дорогу. Воздушное пространство был холодным, и я плотнее закутался в теплый плащ, что сшили для меня тетушки. Скоро деревня останется сзади.

Через некое время послышались приглушенные голоса. Было еще мрачно, и я имел возможность рассмотреть лишь чёрные силуэты дальше по дороге. Я свернул в лес.

Это мог быть фермер, направляющийся в деревню с шерстью, либо коробейник, торгующий различными вещами, но мне не хотелось никому показываться на глаза. По мере их приближения, голоса слышались все отчетливей.

— Не пологаю, что мы идем верно, — данный мальчишеский голос показался раздражающе привычным.

— Дама заявила, что он отправился в эту сторону, — еще один привычный голос.

— Но она не видела гнома! Мы должны были идти за гномом! Если бы ты его не утратил…

— Нереально плестись за гномом, идиот! Хорошо, не имеет значение. Мы идем по его следам.

В то время, когда я отыщу эту Задницу, я поколочу его так, что он фей заметит!

— Ты дерешься, как девчонка, Фредерик.

— Заткнись! В случае если мы его не отыщем, то папа отправит нас обратно на Гору трудиться на прииске. Тебе оно нужно?

— Нет.

Холод, пробежавший по моей коже, не имел ничего общего с морозным воздухом. Сердце бешено заколотилось в груди. Фредерик и Бруно находились в шаге от меня.

Я двинулся в сторону, и сухая ветка хрустнула под сапогом.

— Тсс! Ты слышал?

— Может, заяц.

Я замер на месте. Фредерик двинулся в моем направлении, если он подойдет ближе, мне нужно будет бежать. Я отошёл назад, сдерживая себя.

Тут я бы желал пожаловаться на расплывчатые формулировки Лесных колдуний. Видите ли, в то время, когда даешь кому-нибудь совет, принципиально важно быть конкретным. «Смотри под ноги» — это вовсе не конкретно. Мы делаем столько шагов ежедневно, прекрасно было бы знать, в то время, когда как раз стоит быть осмотрительным!

Смотри под ноги, в то время, когда рядом какашки, либо западня. Смотри под ноги, в то время, когда ты в башне рядом с окном.

Либо около гнезда фей!

Я наступил на гнездо фей.

Думаю, совет тетушки Хэйдел также был неполным. Разбудить фею от зимней спячки — несусветная глупость. Разбудить гнездо фей — смертный решение суда.

Пронзительный крик раздался у меня под ногами и разнесся, возможно, на милю около. Феи вылетали и кидались на меня как будто бы тысячи тоненьких стрел, розовых, голубых, красных, оранжевых огоньков, воинственно обнажив зубы. Я завопил, как горный лев, упал на землю и покатился в пыли, размазывая грязь по всему телу.

Но эти мелкие создания кусали меня везде: шнобель, щеки, уши, все десять пальцев. Они пробрались в штанины и кусали меня именно за то место, которым меня дразнили.

Наконец, феи скрылись среди деревьев, то ли удовлетворенные тем, что наказали меня достаточно, то ли устав от грязи. Все части тела начали мгновенно опухать, среди них и та, на которой я сидел. Ноги напоминали толстые бревна, бесконтрольно качающиеся на воде, лицо вздулось, кожа натянулась.

И не смотря на то, что глаза уже опухли так, что практически закрывались, я все же рассмотрел стоящих передо мной Фредерика и Бруно в солдатской униформе, оба направляли мне в лицо громадные охотничьи ножи.

— Приветик, Зад! — сообщил Фредерик. — Желаешь прогуляться?

— Нет, благодарю, я мало занят, — желал сообщить я, вышло же мало второе, больше похожее на: — Нет, хпаиба, я неого санят, — опухшие губы не могли удержать слюну.

Фредерик засмеялся.

— Не пологаю, что возможно смотреться некрасивее. Свяжи его.

Бруно опустился на колени и схватил меня за руки, дабы связать запястья. Ему было нужно повозиться, они так опухли, что их практически нереально начало соединить. Наконец, он связал мне локти, пожалуй, единственное место, куда не добрались феи.

— Мы так скучали по тебе, Зад, — Фредерик похлопал меня по опухшим щекам. Я поморщился.

Бруно засмеялся.

— Как и отечественный папа, и отечественная сестра-королева.

Внезапно на данный момент они сообщат, что Опаль родила ребенка! Но этого не случилось, и я выдохнул. До тех пор пока она не родила, ну, либо до тех пор пока я не слышал об этом, был метод покончить со всем этим.

Мельник, точно желает, дабы я прял для него, но я не обязан это делать.

Да я ни за что не стану!

Мы вышли из леса и двинулись вниз по дороге, в том направлении, откуда я пришел, и возвращаться куда не желал совсем. Я осознавал, что происходит что-то страшное: Фредерик и Бруно похищают меня, угрожая ножом, мне должно быть страшно. Вместо этого я кипел от злобы, вспоминая расплывчатые советы и рой фей бабушки Краснушки.

Ко всему другому мои пальцы напоминали сосиски, я чуть имел возможность видеть, изо рта текли слюни, а зад наполовину опух, так что ходить было затруднительно.

До тех пор пока я ковылял вниз по дороге, мое сердце наполнялось печалью. Казалось бы, что для того чтобы случилось, необходимо согласиться и разрешить событиям запутыватьсяв клубок около меня. Что с того, что Фредерик и Бруно поймали меня?

Что с того, что они тащат меня к мельнику, что грезит вынудить меня всю жизнь прясть для него золото? Но в глубине души мне было не все равно. Я не хотел быть загнанным в ловушку.

Я желал расти, желал вырваться на свободу.

На закате мы разбили лагерь и меня привязали к дереву неподалеку от дороги. В действительности, я был кроме того признателен, за то, что сидел на снегу, лёд и холод приносили облегчение. Еще я был плохо голоден, но было нужно замечать, как Фредерик и Бруно вытряхнули портфель и съели все мои запасы.

Они бросили мне только кусок хлеба, что я, как собака, должен был подобрать с почвы и съесть.

Фредерик приказал Бруно защищать меня. В то время, когда он был рядом, Бруно безоговорочно его слушался, но сам по себе он был более ожесточённым. Быть может, эта жестокость была направлена на меня, по причине того, что остальные заставляли его ощущать себя мелким, а ему так хотелось быть значимым.

Неожиданно мне стало, очень, жаль Бруно, и Фредерика, что должен был ощущать себя таким мелким рядом с мельником, а тот, со своей стороны, ощущал себя кроме этого рядом с кем-то, к примеру, с королем Барфом. Но мне было не через чур их жаль. Ощущай Бруно себя кроме того менее значимым, чем я, не пологаю, что в нем поубавилось бы жестокости.

Так как жестокость не будущее, а отечественный выбор.

Сначала мы в тишине, но Бруно стало скучно, и он ткнул меня прямо в опухшее лицо.

— Они из тебя знатную отбивную сделали, смотри-ка! — он смеялся до тех пор, пока не упал в снег и не зашипел от холода.

Ночью стало весьма холодно. Дрожа, я прислонился к дереву, пока Фредерик укутывался в толстое шерстяное одеяло. Бруно желал было сделать то же самое, но Фредерик оторвал одеяло из его рук.

— Продолжай смотреть за Задом, — приказал он.

— Он и без того прочно привязан, — пробубнил в ответ Бруно.

— Я сообщил, смотри за ним!

Бруно развернулся и со злобой посмотрел на меня, но когда Фредерик заснул, он укутался в собственный одеяло и свернулся кольцом около огня.

— Приятных снов, Зад! — звучно тихо сказал он, и скоро они уже храпели вдвоем.

А позже произошло чудо. Возможно, благодаря холодному воздуху мои отеки начали спадать, а вместе с этим путы ослабли, не смотря на то, что и не хватает чтобы освободиться.

Я неспешно сдувался, как будто бы шарик, и выворачивался, пока Фредерик и Бруно храпели . Лишь в то время, когда небо начало светлеть, запястья и мои руки практически возвратились в прошлое состояние и выскользнули из канатов.

Да здравствуют феи! Я был бы готов к лишней сотне укусов, да и стать таким же толстым, как мельник. Прекраснейшие, прекрасные создания!

Страно, как кое-какие события, казавшиеся страшными, оборачиваются совсем второй стороной. Сейчас я был в восхищении от своих отекших рук, пальцев, а особенно от наполовину опухшего зада!

В кустах что-то хрустнуло, быть может, белка либо заяц. Бруно прекратил храпеть. Он причмокнул губами и натянул посильнее одеяло на себя.

Я двигался так скоро и очень тихо, когда имел возможность. Со свободными руками я смог освободиться от остальных канатов. Но когда я перекинул через голову последнюю, опять раздался шорох, и из кустов показался нетерпеливо подпрыгивающий гном.

— Вести из Королевства! Король Барто-хью Арчибальди Реджинальди королева и Флейта Опаль рады сказать о рождении собственного первого сына, наследника престола Королевства, именуемого…

Я зажал гному рот, но было уже поздно — я уже услышал то, чего не желал слышать, а Фредерик и Бруно проснулись, переводя сонные глаза с гнома на меня.

Я быстро встал на ноги, опрокинул гнома и ринулся бежать. Действительно, бежал я в сторону противоположную той, куда желал. Хоть я и освободился от канатов, которыми меня связали Фредерик и Бруно, но настоящие путы, каковые пребывали в меня, затягивались на данный момент узлом, они тянули меня как будто бы упрямого осла в направлении Королевства.

Наступило время нехороших сделок в моей жизни.

Глава 27

Торговец и Мельник

Это весьма необычное чувство, в то время, когда твой мозг думает об одном, а тело делает совсем второе. Как будто бы какое-то необычное существо захватило меня и тащит в плен.

Скоро Фредерик с Бруно догнали меня и целый остаток пути они вели меня на веревке, как будто бы корову, но я не обращал на это внимания. Румпель значительно крепче любой веревки, его запрещено ни разрезать, ни ослабить. Ноги несли меня через мост, вверх по бугру к стенкам замка.

Они бы пронесли меня и через сами стенки, пламя, копья прямиком к Опаль, так беззащитен я был по отношению к волшебству. Но с Фредериком и Бруно все было значительно несложнее. В то время, когда мы достигли замка, стража поприветствовала их и открыла ворота.

Мы прошли через сад, вошли в двери замка, в наше время позолоченные, встали по громадной золотой лестнице, позже пошли по долгому коридору и уперлись в золотую дверь с золотым ручками. Фредерик постучал и мы вошли.

Помещение была меньше, чем я ожидал. В центре стояла колыбель, закрытая так, дабы ребенка не было возможности забрать.

Колыбель заныла и Опаль полезла вовнутрь, дотянулась малыша и прижала его к груди. Она содрогнулась, ее глаза наполнились слезами, в то время, когда она заметила, что я замечаю:

— Пожалуйста…

Я открыл было рот, дабы заявить, что ее ребенок мне не нужен. Я убраться из этого и ни при каких обстоятельствах больше в собственной жизни не давать обещаний. Но не смог.

Язык к небу. Я не имел возможности вымолвить ни слова против заключенной сделки.

— Так, так, так, — сказал второй голос. — Отечественный юный приятель возвратился, чтобы получить обещанное, — это был мельник Освальд и был он толще, чем в большинстве случаев. Его тело было покрыто красным бархатом с отделкой из золотых нитей. Он смотрелся, как будто бы громадный помидор, созревший до таковой степени, что вот-вот лопнет.

— А сейчас, дочка, дай этому молодому человеку то, что давала слово, — сообщил он маслянистым голосом.

Опаль прочно сжала челюсть и застыла, очевидно сопротивляясь команде отца. Но что-то мешало ей: волшебство. То же самое, что руководит мной.

Она боролась равно как и я, с этими невидимыми путами, каковые тянули меня к крохе. В то время, когда я прял ей золото, Опаль смеялась над самой идеей дать мне собственного первенца. Она не восприняла это обещание действительно либо, быть может, она не осознавала в тот момент, что означает быть матерью, что означает обожать собственный дитя.

Она разглядывала это обещание в качестве хорошей шутки. Я и представить не имел возможности, что она даст такое глупое обещание. Мы оба были дураками.

Мне не нужен был ее ребенок, а она не желала его мне отдавать. Какой суть торговаться, в случае если никому эта сделка не нужна? Но волшебство надвигалась на каждого из нас.

У нас сейчас не было выбора.

— Я знал, что ты отправишься за ней, — сообщил мельник, — по окончании того, как король забрал ее. И не волновался, по причине того, что знал, что ты будешь прясть золото, и Опаль даст тебе что-нибудь вместо. Что-нибудь, и золото будет ее, — он засмеялся, его тело заколыхалось. — Ох, но ее нерожденное дитя! Ее нерожденное дитя!

Ну, я полагаю, это ее научит не давать опрометчивых обещаний.

А на данный момент, дочка, дай ему то, что давала слово. Дай ему ребенка.

Я нечайно сделал ход вперед, а Опаль задрожала, пробуя отойти от меня, но не смогла. Мы находились друг от друга недалеко. Опаль еще крепче прижала к себе ребенка.

— Не доходи ко мне либо я закричу! Я закричу, они взломают дверь! Тебя кинут в подземелье, закуют в кандалы либо повесят!

Мельник засмеялся.

— Не неси чепухи, глупая девчонка. Что сообщит король, в то время, когда определит, что ты ни при каких обстоятельствах не умела прясть золото, но променяла ребенка, дабы дать его этому… существу? Этому мелкому демону?

Демон? Меня по-различному именовали, но демон? Это было пара резковато.

— Ты и без того уже попала к нему в немилость, — продолжил Освальд, — но дай этого ребенка и мы сможем все исправить. Он будет снисходителен к твоей легкомысленности, в случае если у него будет золото. Он предпочел бы иметь золото, а не ребенка.

Неужто, правда? Люди довольно часто говорили, что король обожает золото больше всего, но, конечно же, не больше собственного сына, собственного наследника.

— Нет! Нет, это не верно. Он обожает отечественного сына! — запротестовала Опаль.

Я видел, что мельник понимает суть волшебства. Как будто бы он имел возможность видеть невидимые канаты, что опутывали меня. Он знал (может, знал неизменно), что я обязан забрать младенца, что я не могу это осуществлять контроль. Но что-то еще было в его глазах, злобное наслаждение, как будто бы он наслаждался страданиями.

А это было лишь начало.

Он желал, дабы я забрал ребенка, чтобы причинить еще громадную боль.

Мельник сцепил руки на животе.

— Итак, давайте-ка продолжим. У нас ест