Бывшие случаи злодейского изуверства евреев 2 страница

125) По тому же делу обнаружилось такое: же убийство жидами двух девочек, нищих, в 1819 году в Семичевокой корчме около Велижа. И тут отвратительные подробности, во всем согласные с событиями и с другими сведениями о аналогичных делах, не оставляют никакого сомнения в истине происшествия. Многие жиды, оговоренные по сему делу, изобличены были в совсем дерзкой лжи и ложных показаниях; так, кстати, они уверяли, что вовсе не знали и ни при каких обстоятельствах не видали Терентьевой, в то время как доказано было, что они знали ее весьма кратко и уже много лет, по причине того, что она являлась работницей у жидов в том же месте.

126) По тому же делу обнаружилось убийство в Брусовановской корчме еще четырех детей. Это произошло кроме этого перед Пасхой, в 1821 либо 1822 году, в голодное время, в то время, когда дети ходили по миру, и жиды, зазвав их в корчму, закрыли порознь, а по окончании поодиночке же умертвили, в присутствии множества вторых жидов, обычным мученическим образом.

Соучастницы жидов, Терентьева и Максимова, назвали поименно солидную часть виновных, обрисовав во всей подробности, как правонарушение было совершено, кто где стоял, что сказал и делал. Один жид доведен был уликами до того, что, мешаясь и теряясь, зарыдав, сообщил в присутвствии комиссии: “В случае если кто из семьи моей согласится, либо кто второй сообщит все это, — тогда и я соглашусь”. Другие жиды либо настойчиво молчали, либо теряли терпениеи неистово кричали и угрожали свидетелям.

Ко всему этому присоединилось еще особенное дело о поругании иудеями Св. Тайн, взятых под купом, и антиминса, похищенного специально для этого из церкви.

Розыскание продемонстрировало справедливость этого доноса, раскрыв все подробности его; не меньше того жиды не сочли за необходимое сознаться и вправду отделались бездоказательным, упорным запирательством. Жиды при допросах в присутствии теряли терпение , кричали и бранились до того, что их выводили вон, и рабочая группа не имела возможности продолжать допросов. Об этом деле, но, упоминается тут лишь по связи его с прошлыми.

127) Во второй половине 20-ых годов девятнадцатого века, перед Пасхой, Виленской губернии в Тельшевском уезде, деревни помещика, Дамми, пропал без вести семилетний ребенок Пиотрович. Пастух Жуковский сказал, что видел сам, как жиды поймали ребенка в поле и увезли;

труп отыскан потом искаженный совершенно верно так, как во всех аналогичных случаях; жиды путались при допросах, делали фальшивые показания, опять их отменяли и наконец изобличены в злодеянии этом столько, сколько возможно уличить людей, не имеющих в оправдание собственный ничего, не считая бездоказательного запирательства. Не обращая внимания на то, что в этом случае был кроме того один посторонний свидетель, помянутый пастух, жиды были покинуты лишь в подозрении.

И это, само собой разумеется, уже обосновывает, что все улики, не считая сознания, были налицо, потому что во всех других современных нам случаях, помещенных выше и ниже, иудеи всегда были оправдываемы. К этому должно еще присовокупить, что два жида, кои начали было признаваться, отысканы мертвыми: один убитым, под мостом, второй отравленным. Тут будет кстати упомянуть, что по случаю аналогичного производства, которое сейчас не могло быть найдено, рассказать о правонарушении иудей был отыскан повещенным в школе еврейской, при замкнутых дверях; несморя на это, показание жидов, что он сам удавился, было принято.

128) Во второй половине 20-ых годов девятнадцатого века ребенок пропал в Варшаве за два дня до Пасхи; разумеется, подозрение пало на жидов, следы были открыты, и ребенок, вопреки уверениям и отрицательству хозяина дома жида, найден у него в сундуке. Не обращая внимания на многие события, обличавшие возмутительным образом виновных в том, что они собираются были принести ребенка простым образом в жертву собственному исступленному фанатизму, жиды отделались уверением, что они сделали это для шутки. (Киарини, тл. II).

129) В книге Путешествие по Турции британца Валыиа, 1828 года, говорится следующее:

“Константинопольские христиане утверждают, что жиды, похищая детей, приносят их в жертву Пасхе, вместо пасхального агнца. Я был свидетелем громадного беспокойства между обитателями. У греческого торговца пропал ребенок, и пологали, что он похищен и реализован в рабство.

Но скоро тело его нашли в Босфоре; руки и ноги были у него связаны, а знаки и особенные раны на теле показывали, что он был умерщвлен неординарным образом, с каким-то особенным необъяснимым намерением. Гласные обвинения пали на жидов, по причине того, что это произошло перед Пасхой; но ничего не было открыто”.

130) В первой половине 30-ых годов XIX века Минской губернии Борисовского уезда живший в деревне Плитчанах иудей Орко заманил к себе ушедшую от помещика крестьянку Феклу Селезневу и бывшую с нею девочку 12 лет Ефросинью и, по показанию первой, уговорил ее, давав слово за это 30 целковых[40], дать согласие на убийство последней чтобы добыть из неё кровь. Труп был отыскан, а на нем, не считая показателей удушения, рана на виске, откуда, по показанию Феклы, Орко выпустил кровь в бутылку.

Он сказал ей, что кровь эта нужна ему для какой-то беременной родственницы, при родах коей нужна христианская кровь, для помазания глаз ребенка.Убеждая Феклу, Орко сообщил: “Хоть бы от мизинца дотянуться крови, весьма необходимо, и без этого никак нельзя обойтись”. В доме жида и частью кроме того на дочери и женя его отыскано снятое с убитой платье; Фекла, по окончании противоречия и запирательства, поведала все подробности этого убийства и как именно Орко нацедил крови в бутылочку.

Потом жиды были уличены в подкупе подсудимой Феклы, дабы она приняла все одна на себя, а жидов не выдавала. Орко уговаривал кроме этого мать убитой, дабы она не искала дочери собственной, которая живет на хорошем месте; он же дракою и силою не допускал к обыску сарая, где, по указанию Феклы, отыскан был труп. дочь и Жена Орки и сам он путались постоянно в фальшивых показаниях.

Благодаря всего этого Орко был обвинен в убийстве; но, на основании Высочайшего повеления 1817 года, коим не разрещаеться подозрение в потреблении иудеями христианской крови, вопрос данный устранен.

131) Волынской губернии в Заславском уезде произошло в первой половине 30-ых годов XIX века следующее:

Крестьянин графа Грохольского Прокоп Казан явился 20-го марта в экономическое Правление и заявил символами, что на пути в деревню Волковцы напали на него три жида и отрезали ему язык. В то время, когда рана поджила, то он поведал следующее:

“Я был настигнут иудеями, в то время, когда перешел лес, на перекрестке между сёлами Городищем и Серединцами. Поровнявшись со мною, сперва подошел ко мне один жид и, говоря, шел рядом; позже присоединился к нам второй, а, наконец и третий. Ничего не подозревая, я легкомысленно отвечал на вопросы их, как внезапно один, отстав мало, схватил меня позади и повалил; другие ринулись и начали давить мне грудь и душить за горло, так очень сильно, что я пришел в беспамятство и, возможно, высунул язык.

Придя от боли в эмоцию, я заметил себя поставленным на колени с наклоненною головой; один иудей поддерживал мою голову, а второй подставлял под рот чашку, в которую кровь очень сильно лилась. В таком положении, постоянно подталкивая меня в затылок и бока, возможно, для усиления кровотечения, держали они меня , пока чашка не наполнилась кровью больше, чем до половины. Тогда, забрав миску с кровью и забрав у меня 12 рублей серебром, найденнные мною на ярмарке, сели они в собственную бричку и уехали.

Это произошло около 12 часов дня. От истечения крови я снова обмер, а в то время, когда пришел в себя, то солнце было уже низко. Иудеи уехали в бричке, запруженной тремя гнедыми и одной белой лошадьми”.

Заславский городничий собрал срочно всех тамошних иудеев-фурманов, поставил их в два последовательности и, призвав Казана, приказал ему выяснять между ними преступников. Казан, три раза прошел по последовательностям и, не могши еще сказать, продемонстрировал символами, что тут их нет. Проверив наличных иудеев по перечню, городничий отыскал, что в числе их недостает трех, как раз: Ицка Малаха, Шая Щопника и Шлема Калия.

Их призвали, поставили в ряды и опять позвали отпущенного уже Казана. Чуть он подошел, как в тот же час же указал на Ицку Малаха, стараясь всячески дать знать, что это тот самый, что отрезал ему язык; в Шопнике определил он того, что его держал; в Калии отыскал сходство с третьим участником правонарушения, не утверждая, но же, положительно, что это он. Казан твердо стоял в собственном показании, кроме того по окончании духовного увещания.

Иудеи запирались. Малах уверял, что он уже десять дней, как не выезжал из города; Шопник, что он ездил и воротился как раз 20-го числа, но с иудеем Резником, и на одной лошади; Калий, что кроме этого был сейчас в городе. Любой представил свидетелей.

Показание Калия, по-видимому, подтвердилось; слова Щопника частично кроме этого, но с некоторым разноречием довольно времени; из свидетелей же, представленных Малахом, двое иудеев, и а также хозяин его Гирштель, вовсе от свидетельства отказались; а подтвердили показание его лишь один иудей, одна еврейка, отец и дворник его, рядовой инвалидной команды, человек, наказанный за плохое поведение шпицрутеном и переведенный в калеки и, сверх того, пребывавший караульным при Малахе.

В это же время были расспрашиваемы обитатели селений, соседних с местом, где произошло происшествие. Из них многие продемонстрировали, что видели в данный сутки трех евреев[41], но куда они ехали, не увидели, равняется не помнят ни масти, ни числа их лошадей; Третьи продемонстрировали, что вправду проезжали иудеи на аналогичных лошадях, но не увидели, сколько человек, и куда отправились; один сказал, что он видел как раз трех иудеев, проезжавших через село Городище на трех гнедых и одной белой лошади; а заславский полицейский положительно удостоверял, что лишь иудей Малах выезжал из города на трех гнедых и одной белой лошадях, и что сейчас ни брички, ни лошадей таких ни у кого другого из заславских иудеев не было. Он не имел возможности лишь сообщить положительно, ездил ли Малах куда-нибудь в самый сутки происшествия.

Врачебная управа, свидетельствовавшая Казана, отыскала, что язык отрезан вправду острым орудием, но дабы это сделано было насильственно, управа признала неосуществимым; во-первых, по неосуществимости трем человекам совершить подобное принуждение, а во-вторых, вследствие того что у Казана ни на. теле, ни на платье, не считая нижнего, о которое, но словам его, он вытерся, придя в эмоцию, крови нигде не выяснилось, чего при насилии избежать было бы нереально.

Новоградволынский магистр решил: иудеев покинуть в сильном подозрении.

Уголовная палата постановила: покинуть их свободными.

Губернатор дал вывод, что он вычисляет иудея Малаха уличенным и думает сослать его в Сибирь; Шопника покинуть в подозрении и перевесть на жительство в второй город; Калия подвергнуть милицейскому надзору на месте жительства.

Правительствующий сенат, основываясь: 1) на заключении врачебной управы; 2) на доказательствах иудеев о бытности их на протяжении происшествия постоянно в городе, не считая Шопника, доказавшего, что он ездил с Резником; 3) на неспециализированном одобрении поведения иудеев; 4) на том, что Казан а) не заявил срочно о отысканных им 12-ти рублях, б) бывал в корчмах и выпивал, в) одурачил брата, скрыв настоящую обстоятельство собственного ухода из дому, и потому, не обращая внимания на одобрение посторонних, с плохой стороны выказал собственный поведение, — постановил: 1) жидов признать к делу неприкосновенными, 2) Казана, за фальшивый оговор их, наказать плетьми двадцатью ударами и покинуть под надзором полиции, в подозрении, что он сам покалечил себя из преступных видов.

Тут нереально удержаться от некоторых замечаний. И, во-первых, управа либо сама, по простоте собственной, была одурачена, либо же, что значительно возможнее, одурачила вторых. Свидетельство ее по крайней мере, фальшивое, неосновательное.

В случае если три человека повалят одного и будут душить его за горло, придавив грудь, до беспамятства, то у него не только рот откроется, но кроме того и язык высунется, стоит лишь придавить кадык либо гортань.

не меньше светло, отчего у Казана не было крови на одежде: он пришёл в сознание от первого обморока, стоя на коленях, с наклоненною вперед, над посудой, головою, и три [42] жида держали его; скоро он снова обмер и лежал, утратив большое количество крови, от полудня до вечера. Итак, сперва кровь бежала в подставленную вплоть ко рту чашку, позже, на все время обморока, остановилась, запеклась на языке, и в то время, когда он вторично пришел в себя, то уже кровотечения не было, а потому и платье не было окровавлено.

132) В первой половине 40-ых годов девятнадцатого века, на протяжении Пасхи, католический священник папа Фома, живший в Дамаске, отправился со служителем своим в иудейский квартал, и оба пропали без вести. Обвинения пали на жидов; все христианское население Дамаска встало, и негодование воспламенило кроме того мусульман.

Французский консул, в полной мере уверенный в том, что злодеяние совершено было иудеями, разыскивал сам, побуждал всеми средствами турецкое правительство к действию и настаивал на обвинении и казни жидов; австрийский консул, к ведомству коего жиды от части принадлежали, противодействовал и отстаивал жидов. Страшные пытки вынуждали из сих последних сознание во всех подробностях злодейства; пара человек кроме того не могли пережить безжалостных мучений, а потому сейчас в Европе утверждают, что сознание их было вынужденное и фальшивое [43].

Но сознание это во всех подробностях собственных одинаково, в допросах нескольких жидов, а притом останки изрубленного на служителя и куски мастера его отысканы в различных местах, по указанию сих жидов, и, кстати, отыскана в том месте же часть шапки либо берета погибшего, и все знавшие его признали срочно его лоскутья. Иудейские консульства с подарками, из Лондона и Парижа в Александрию, прекратили дело, и жиды, оставшиеся в живых, были высвобождены [44].

133) В текущем 1844 году высшее судилище Порты сказало ответ по обвинению жидов, живущих на острове Мармаре, в мученическом убиении христианского младенца, что отыскан был истерзанным, как во всех аналогичных случаях. Жалоба принесена была греческим патриархом, но по настоятельному предстательству британского посланника, как как раз сообщено было в газетах [45], Порта не приняла жидов виновными, а приговорила еще патриарха к уплате проторей.

134) В апреле 1843 года, кроме этого перед Пасхой, был у нас в Российской Федерации снова превосходный случай в этом роде, не смотря на то, что не столько злодейский, по причине того, что обошелся без убийства. В Витебской губернии, в городе Луцке два иудея, братья Бepко и Шмария Клепачи, схватив пятнадцатилетнюю девушку Щербинскую, сделали ей насильственное кровопускание, собрав кровь в стакан. Не обращая внимания на все улики, Берко и Шмария от всего отпирались и не могли быть ни уличены, по причине того, что свидетелей не было, ни доведены до сознания.

Генерал-губернатop старался собрать посему предлогу тайные сведения на месте и отыскал, что не смотря на то, что сведения сии недостаточны для хорошего заключения, но что они подкрепляют с покон веков существующее поверье о потреблении жидами христианской крови для каких-то изуверных обрядов.

Примечания:

[22] “Поносною смертию” нет.

[23] Гейм.

[24] Тьер.

[25] Eisenmenger. Т. II, р. 221; Munster’s Cosmographia, р. 342; Hoffmann, Schwer zu bekehrendes Judenthum, p. 115. Tentzel, Monatliche Unterredungen.

[26] Iониу

[27] “Во Франкфурте” нет.

[28] Наконец.

[29] Вст: “Hoffmann, Schwer zu bekehrendes Judenthum, p. 115, Tentzel. Monatliche IJnterredungen”

[30] Вст.: “младенцев”.

[31] Нет этого §.

[32] Вст.: “Не зарывают”.

[33] Eisenm. Т. II, р. 233. Tentzel, Monatl. Unterredungen,. luli 1693; Papebroch. Т. II, Aprill.

[34] Целы.

[35] Умертвили.

[36] “Пятеро… повешены”, нет.

[37] Дело Державина.

[38] Нет этого §.

[39] Дабы.

[40] предательства Иуды.

[41] Вст.: “ехавших по тому направлению, другие, что лишь видели иудеев”.

[42] “И три жида… обмер” нет

[43] “И фальшивое” нет.

[44] Der neue Pitaval, Leipzig, 1812, Т. I.

[45] Gazette des Eribunaux, 1844, le 13 mai.

ДЕЛО ВЕЛИЖСКОЕ

Оканчивая сим последовательность выбранных из различных книг и дел примеров, служащих доказательством существования между иудеями для того чтобы обряда, что часто ведет к убийству христиан, и в особенности младенцев, должно еще принять в рассуждение, что приведенные примеры, не смотря на то, что их и много, само собой разумеется, составляют маленькую лишь часть вправду бывших случаев, по причине того, что не все они обнаружились, не все сохранились в письменных монументах, и, наконец, не все могли быть собраны: все подобные дела, оконченные производством в низших и средних местах, не могли быть включены, по причине того, что об них не имелось тут сведений; равняется и те случаи, по коим вовсе ничего не открыто, а все сведения об них ограничиваются показанием в ведомостях[46] о происшествиях, что там-то ребенок пропал без вести. Но для хорошего удостоверения, что обвинение это не есть клевета либо вымысел, и что не одна пытка средних столетий шантажировала из жидов это страшное сознание, остается разобрать пара ближе одно из новейших дел этого рода, к примеру, дело Велижское, начавшееся 24-го апреля.

1823 года в велижской муниципальный полиции и конченное 18-го января 1835 года, через двенадцать лет, в общем собрании Госсовета. Дело это превосходно громадными подробностями собственными, многократно возобновленными розысканиями и ясностью всех улик, не кроме кроме того, и собственного сознания некоторых, не смотря на то, что и не в полной мере выговоренного.

Но что бы имело возможность вынудить иудеев сознаться в подобном правонарушении, составляющем религиозную, фанатическую тайну, а притом чего бы имели возможность преступники ожидать от этого? Наоборот, упорное, наглое, бездоказательное запирательстпво выручало их неизменно практически, и спасло кроме этого в этом случае.

22-го апреля 1823 года солдатский сын Федор Емельянов, 3,5 годов, пропал в Велиже без вести. Это было в самый сутки Яркого Христова Воскресения. Труп мальчика обнаруженФоминой семь дней за городом, в лесу, в таком виде, что уже никто, из обитателей не имел возможности сомневаться в истине появившегося подозрения и распространившихся, через какую-то ворожею, глухих слухов, в частности, что мальчик был зверски замучен жидами.

По всему телу были накожные ссадины, словно бы кожу очень сильно чем-нибудь терли; ногти были острижены впредь до тела; по всему телу множество маленьких ран, словно бы проткнутых гвоздем; светло синий, затекшие кровью ноги обосновывали, что под коленами положена была крепкая повязка; губы и нос приплюснуты, кроме этого от бывшей повязки, которая покинула кроме того багряный символ на затылке, от узла; а, наконец, над мальчиком произведено было иудейское обрезание. Все это обосновывало неоспоримо, как отозвался под присягою доктор, что ребенок замучен с умыслом, рассудителыно; из состояния же внутренностей видно было, что он находился пара дней без пищи.

Злодеяние совершено было сверх того на обнаженном ребенке, а тело потом обмыто и одето; потому что на платье и бельё не было никакого, показателя крови. По колеям и следам около того места, где труп лежал, было видно, что парная повозка либо бричка подъезжала с дороги к этому месту, а труп отнесен оттуда к болоту пешком. Подозрение заявлено было другими людьми и родителями на жидов, и второй обстоятельства мученической смерти невинного младенца никто не имел возможности придумать.

В это же время обнаружилось, что солдатка Марья Терентьева еще прежде, чем труп был отыскан, ворожила и заявила матери, словно бы сын ее еще жив, сидит в погребе у иудеев Берлиных и ночью будет замучен; то же предсказала двенадцатилетняя девочка Анна Еремеева, больная, которая обмирала и славилась в Народе тем, что предугадывает. У Берлиных сделан был в доме обыск, но ничего странного не отыскано; хозяин сказал, что погреба у него в доме нет; но их нашлось два, не смотря на то, что находка эта и ничему не послужила; осмотр же делали один квартальный надзиратель с ратманом, во-первых, иудеем, а, во-вторых, родным родственником Берлиных, у которого в доме мальчик был скрыт на время обыска.

Шмерка Берлин был торговец, человек очень зажиточный, почетный между иудеями и жил прекрасно; свекровь его Мирка кроме этого слыла богатою, и дом данный составлял громадное, зажиточное семейство. Берлины обладали кроме того населенным имением крепостными и Красным людьми, приобретёнными на имя уездного казначея Сушки. Ближайшие родственники Берлиных были Аронсоновы и Цетлины, а после этого еще множество вторых семей в Велиже, Витебске и других соседних городах.

Семь дам продемонстрировали под присягой, что рано утром в тот же сутки, в то время, когда обнаружено тело, видели парную еврейскую бричку, проскакавшую изо всех сил по той дороге, где труп обнаружен, и возвратившуюся скоро снова в город; а одна свидетельница утверждала положительно, что в бричке сидел Иосель, приказчик Берлина, с другим жидом. Берлины, приказчик их и кучер утверждали, что никуда не ездил и и что у них кроме того кованной брички нет; а обнаружилось, что Иосель совершенно верно приезжал сейчас сам к Берлину в кованной бричке, которая и стояла у последнего на дворе. Но два ратмана, иудеи, и среди них и сам Цетлин, стараясь отвести подозрение, с огромною толпою жидов проникли на двор, где пристал приезжий ксендз, стали обмерять ширину хода колес и утверждали, что он переехал мальчика, в это же время как другие жиды и Орлик распространяли слух, что ребенка совершенно верно переехали, либо убили невзначай из ружья дробью, отчего и раночки по всему телу, а позже кинули, дабы, навести подозрение на жидов.

Следователи ничего более не открыли, не обратили внимания на событие очень ответственное; на предварительное объявление двух дам, Еремеевой и Терентьевой, что мальчик в руках у иудеев а также как раз у Берлиных и что он скоро погибнет. Одна из них, Терентьева, была в самом, Велиже, вторая, Еремеева, в Сентюрах, в двенадцати верстах от города. Это загадочное предсказание неминуемо должно было дать ключ для всех розысканий, по причине того, что оно очевидно и без сомнений обосновывало прикосновенность поименованных двух лиц к самому происшествию. Дело передано было в велижский поветовый суд, что 1824 года июня 16 заключил: “по недочёту улик иудеев высвободить от обвинения в убийстве мальчика; но Ханну Цетлин и Иоселя покинуть в подозрении, а Шмерку Берлина с товарищами обвинить в распространении фальшивых слухов о смерти мальчика, что, возможно, погублен иудеями!”

Основной суд 22-го ноября согласился с ответом этим, присовокупив, но же, что как ребенок очевидно умерщвлен умышленно, то стараться раскрыть виновных. Губернатор утвердил ответ, и дело закончено.

Но в 1825 году, на протяжении проезда блаженной памяти Правителя Императора Александра 1-го[47] через Велиж, солдатка Терентьева подала его величеству просьбу, в коей именовала мальчика Федора Емельянова сыном своим и жаловалась, что он погублен жидами. По сему предлогу дело было возобновлено, следствие поручено сперва особенному госслужащему, под наблюдением губернатора; позже отправлен по высочайшему повелению флигель-адъютант, по окончании генерал Шкурин, составлена целая комиссия , под конец отправлен еще от сената обер-прокурор и поведено внести дело прямо в Правительствующий Сенат.

Будучи уже само по себе обширно и очень запутано, оно сделалось еще более сложным, в то время, когда раскрылись при сем случае шесть либо семь вторых аналогичных дел: о похищении антиминса; о поругании жидами над ним и над Св. Тайнами; о обращении трех христиан в иудейскую веру и о умерщвлении еще нескольких младенцев. Покрывало было сдернуто с многих страшнейших правонарушений, исчадий последствий и неслыханного изуверства гибельной безнаказанности.

Но тут предполагается проследить лишь одно из них, основное, о солдатском сыне Емельянове.

У Берлиных была работница Прасковья Пиленкова (потом по мужу Козловская); у Цетлиных Авдотья Максимова, у Аронсоновых Марья Ковалева, все три христианки, но обжившиеся с жидами и привыкшие к быту их, обрядам и обычаям. Козловская была еще весьма молода на протяжении происшествия и скоро позже стала женой шляхтича; Ковалева была с детства безответная крепостная Аронсоновых, которая, как продемонстрировала потом, не смела кроме того заявить о очень основательном подозрении собственном, что господа ее умертвили родного ее брата.

Максимова была решительная и верный слуга и развратная баба жидам за деньги и за вино. Марья Терентьева, крестьянка либо солдатка, распутного поведения, кроме этого служила в Велиже, тут и в том месте, у жидов, а частью лишь прислуживала по временам и, готовая на все, как Максимова, за деньги и за водку, с покон веков была основной их помощницей при всех мерзких и злодейских делах.

Терентьева при новом следствии сперва продемонстрировала, что видела, как Ханна Цетлин в Яркое Христово Воскресение привела ребенка с улицы к себе, что отправилась следом за Ханной, которая напоила ее вином; что вечером приказали ей отнести ребенка вместе с Максимовой к Берлиным, где Мирка посадила его в погреб; в четверг на Святой она видела мальчика уже. мертвым, а кровь его стояла в новом корыте; жиды обмыли и одели труп, a Ханна поручила ей, Терентьевой, в Фомин понедельник отнести мальчика, вместе с Максимовой, ночью в лес, что и было ими выполнено. Ее передопрашивали неоднократно в продолжение нескольких месяцев, уговаривали, увещевали, и она вначале согласилась, что сама была у Берлиных, вместе с Максимовой и Козловской, в то время, когда мучили и замучили ребенка; позже, что сама привела его, по неотступной просьбе жидов, к Цетлиным; что по окончании перенесли его к Берлиным, и в том месте в понедельник замучили; его подели, посадили в бочку, катали, положили на стол, остригли ногти, сделали обрезание, перевязали ремнями ноги под коленями; положили в корытце[48]; все жиды кололи мальчика гвоздем, выпустили кровь и передали его Максимовой и Терентьевой, дабы закинуть его в лес; но, как страдалец дышал еще, то ему завязали нос и рот, а в то время, когда вынесли, то, сняв платок, увидали, что ребенок уже погиб и положили его в том месте, где он отыскан.

Позже Терентьева, как прошло уже три года со времени происшествия, и притом она довольно часто пьянствовала, заявила, что совершила ошибку в некоторых подробностях, а сейчас припомнила, что ногти остриг ребенку не иудей Поселенный, что сделал обрезание [49], а Шифра Берлин; что она сама вынимала мальчика из бочки и по